Николай Леонов
Миллион в лохмотьях

Глава 2

– Послушайте, милейший! Нельзя же так с людьми обращаться! Я простоял здесь добрых пять часов, а очередь до меня все не дошла. Должны же быть какие-то рамки, приоритеты, в конце концов!

Возмущенная тирада принадлежала господину Динору, и направлена она была на человека в форме и при погонах. Просунув голову в дверной проем, профессор старался не смотреть по сторонам и дышать как можно реже. Запах, который он на пару с Императором уловил на улице, в квартире усилился десятикратно и буквально душил, но бездействовать далее не было сил.

– Я вам не милейший, гражданин Дюпон, – раздраженно бросил мужчина в форме.

– Динор, с вашего позволения, – поправил его профессор.

– Я – представитель правопорядка, и приоритеты у меня соответствующие, – проигнорировал замечание профессора представитель правопорядка и начал сыпать профессиональными терминами: – Есть определенный порядок, согласно ему я и действую. Вы хоть что-то знаете о комплексе первоначальных следственных и розыскных действий? Определение места совершения убийства, установление изменений на месте происшествия, установление личности жертвы, времени наступления смерти, выяснение механизма действий преступника, учитывая возможность инсценировки, а также установление лиц, находившихся или могущих находиться на месте убийства или поблизости. Выяснение целей и мотивов убийства. Все это первостепенные задачи, решаемые оперативной группой на выезде. Допрос свидетелей также входит в перечень оперативно-розыскных мероприятий, а вы, гражданин Дюпон, являетесь главным свидетелем, пока не будет доказано обратное. Так что отойдите в сторону и не мешайте следствию!

– Ваши заботы я прекрасно понимаю. – На этот раз профессор не стал указывать следователю на неточность произнесения своей фамилии, поток специфических фраз особого впечатления на него не произвел, а лишь раздосадовал. – Но и вы поймите меня! Я вышел из дома на тридцать минут выгулять собаку. Моя супруга с ума сходит от беспокойства, и одному Богу известно, что ждет меня по возвращении. Вы просто не знаете Зинаиды Трифоновны, у нее тонкая душевная организация, и малейшее волнение ей противопоказано. Категорически противопоказано, понимаете?

– Прикажете мне бросить труп и заняться Зинаидой Трифоновной?

Фраза прозвучала двусмысленно, и господин Динор отступил, не видя смысла в продолжении дискуссии. Сейчас он уже жалел о своей опрометчивости. Зачем только он полез в это дело? Ведь мог же не звонить в полицию, мог спокойно уйти. Забыть о запахе, наплевать на условности. Сейчас бы сидел под боком у Зинаиды Трифоновны, жевал сдобные булки и изучал очередной выпуск журнала «Инновации в психиатрии» или смотрел передачи по ютуб-каналу. А труп? По большому счету, его это не касается.

Но он не ушел. Он набрал номер и теперь расплачивается за собственную глупость. Сперва его долго мурыжила на трубке некая особа, принявшая вызов. Кто звонит, с какой целью, уверен ли он в своих словах. Затем особа перевела его в дежурную часть ближайшего отдела полиции, где за него взялся полицейский чин. Здесь вопросы пошли более конкретные: фамилия, инициалы, место работы, контактный телефон, точный адрес местонахождения. Затем полицейский чин приказал оставаться на месте до прибытия оперативной группы во главе со следователем Маркушиным. Господин Динор убрал телефон и принялся ждать. Ожидание затянулось минут на сорок, если не больше. Когда прибыла оперативная группа, для профессора началось новое испытание. Его объявили главным свидетелем и понятым в одном лице и потащили в подъезд, где методом нюха определили точное место источника запаха.

Позвонили в соседние квартиры, расположенные на первом этаже. Соседей дома не оказалось. Пошли по этажам. На третьем вытащили из постели полупьяного соседа и принялись расспрашивать о жильце из квартиры номер три. Полупьяный сосед ничего вразумительного сказать не смог, понятым же его, по вполне понятным причинам, следователь Маркушин задействовать не имел права. Пришлось отправить пьянчужку отсыпаться. Тогда Маркушин послал одного из оперативников на улицу, ловить прохожих. Только спустя двадцать минут заполучили второго понятого, неказистого старичка, проживающего в соседнем подъезде. Возраст старичка приближался к восьмидесяти, но выглядел он довольно бодро.

Далее дело пошло быстрее. Вскрыли дверь квартиры, из которой исходил запах, проникли внутрь и затащили следом за собой профессора и старичка. Оказавшись в эпицентре мерзопакостного запаха, господин Динор почувствовал дурноту. Он попытался ретироваться на лестничную площадку, но не тут-то было. Следователь Маркушин дал ему категорический отказ, заявив, что тот может блевать в пакет сколько душе угодно, но на осмотре присутствовать обязан, и сунул ему в руку грязный пакет из супермаркета.

Блевать в присутствии такого количества людей профессор не стал. Кое-как справившись с дурнотой, он битых два часа простоял в дверном проеме между кухней и коридором, откуда просматривалась и комната. В центре комнаты на кроваво-красном паласе лежало тело мужчины. Состояние трупа оставляло желать лучшего. Даже неискушенному в следственных делах господину Динору с первого взгляда было ясно, что пролежал он здесь достаточно долго. Труп, что называется, успел «потечь», гнилостные пятна присутствовали и на лице, и на открытых частях тела.

Как ни старался профессор не смотреть на труп, глаза сами к нему возвращались. Одежда мужчины говорила о том, что в квартире он оказался не случайно: укороченные брюки домашнего формата, то ли пижамные, то ли из категории «доносить и выбросить», белая футболка с коротким рукавом и надписью «Я люблю Россию» через всю грудь, стоптанные тапочки на босу ногу. Так мужчина может одеваться лишь в собственном доме или в доме, который считает своим.

Поза мужчины казалась естественной, будто он прилег ненадолго на палас просто отдохнуть. Руки откинуты наверх, ноги вытянуты вперед, выражение лица – безмятежно-расслабленное. Ни дать, ни взять, курортник на пляже, если бы не два кровавых следа, растекшихся по груди, и не дыра в подбородке, которые явственно свидетельствовали о насильственной смерти. Парни из оперативной группы и эксперт-криминалист медленно перемещались по комнате, отыскивая улики, способные «рассказать» следователю, что же здесь произошло. Судебный медик корпел над трупом, собирая одному ему видимые частицы пороха, фиксируя характер входных и выходных отверстий. Судебный фотограф без устали щелкал аппаратом, расставляя возле улик пронумерованные таблички.

Все были заняты делом, и только следователь Маркушин переходить к своим прямым обязанностям не спешил. Он то безучастно смотрел в окно, барабаня пальцами по подоконнику, то доставал мобильный телефон и, тыча пальцем в экран, просматривал новостные ленты, а то и вовсе начинал беззастенчиво зевать, даже не прикрывая рот ладонью. Время от времени кто-то из оперативной группы обращался к нему с вопросом, он нехотя отвечал и снова становился безучастным, будто все происходящее его не касалось.

В начале осмотра к господину Динору и старичку-понятому еще обращались с формальными заявлениями типа: «обратите внимание, дверь помещения заперта английским замком, следы взлома отсутствуют», или «прошу запомнить, поза трупа зафиксирована на цифровом носителе, до начала осмотра поза не изменялась», но постепенно обращения сошли на «нет», и члены группы делали свою работу молча. Устав от монотонной деятельности криминалистов и экспертов, за которой были вынуждены наблюдать понятые, профессор решил обратиться к следователю с вопросом: когда же он получит возможность уйти?

Маркушин сухо отбрил его, заявив, что пробыть в квартире придется столько, сколько потребуется. Когда криминалисты сообщили, что с осмотром закончили, понятым было велено поставить под протоколом осмотра подписи, и старичка благополучно отпустили. Профессору же снова было велено ждать. Из квартиры его выставили, но разрешения идти домой он так и не получил.

Господин Динор выждал еще какое-то время и снова подступил к следователю. Почему он не может уйти, старичка ведь отпустили? И тут выяснилось, что показания с него еще никто не снимал, а без этого дорога домой ему заказана. Профессор задал резонный вопрос: кто и когда будет его опрашивать и почему этого не может сделать следователь, он ведь ничем в данный момент не занят. Вопрос он задал одному из оперативников, когда тот вышел в подъезд покурить, и ответ оперативника его озадачил. Оказалось, снимать показания с него будет именно следователь, а уж по какой причине тот тянет, оперативнику неизвестно.

Вот тогда господин Динор и сунулся за разъяснениями в квартиру, за что получил пошловатую фразу от следователя Маркушина. После этого ему пришлось прождать еще с час, прежде чем Маркушин соизволил снизойти до опроса «главного свидетеля». Профессор так и не понял, чему он стал свидетелем, но выяснять это ни сил, ни желания у него уже не осталось. Сам опрос занял, от силы, десять минут, после чего его заставили подписать целую кучу бумаг, затем сообщили, что он свободен, не забыв упомянуть о том, что его в любой момент могут вызвать в полицию для уточнения деталей.

Спустя двое суток господин Динор стоял у двери кабинета следователя Маркушина, прижимая к груди пропуск, печальным взором смотрел вдаль и размышлял о том, как нецелесообразно быть законопослушным гражданином. Вереница картин и образов двухдневной давности проносилась перед его мысленным взором, заставляя сожалеть о злополучном звонке все больше и больше. Сколько времени потеряно, сколько сил и нервов истрачено впустую! А что пришлось ему вытерпеть от Зинаиды Трифоновны, даже вспоминать жутко. По возвращении домой его ждал трагикомический спектакль, в котором в главной роли выступала его супруга. Едва профессор переступил порог, как Зинаида Трифоновна налетела на него, словно коршун на цыпленка. Да, да, именно так он себя и чувствовал. Сперва она надавала господину Динор пощечин, затем вырвала из рук профессора пса, прижала того к необъятной груди и громко разрыдалась. Несмотря на то что по дороге домой профессор готовился к бурной реакции супруги, такого он никак не ожидал. Какое-то время стоял и ошарашенно наблюдал за истерикой супруги, затем все же взял себя в руки и принялся успокаивать жену.

Успокаиваться Зинаида Трифоновна никак не хотела. Она рыдала все громче и громче, ее тело сотрясалось все сильнее, руки ослабли, и в итоге она чуть не выронила Императора, господин Динор едва успел подхватить упитанное тельце. Даже пес оказался совершенно не готов к всплеску эмоций хозяйки. Попав в руки господина Динора, он заскулил и начал проситься на пол. Профессор выпустил пса, и тот помчался без оглядки в соседнюю комнату. Так как руки у господина Динора освободились, он крепко обнял жену и начал баюкать ее, как дитя. Так они простояли с полчаса, прежде чем истерика супруги перешла в чуть слышные всхлипывания.

Профессор понял, что гроза миновала, отвел жену в спальню, уложил в постель и поплелся на кухню за успокоительным. Напоив ее настойкой валерианы и пустырника, он получил возможность рассказать о причине столь долгого отсутствия. Услышав об убийстве, Зинаида Трифоновна чуть было снова не впала в истерику, но на этот раз господин Динор был начеку и сделал все, чтобы не допустить новой истерики. И вот новое испытание. Сколько он ждет, когда следователь Маркушин пригласит его в кабинет, – полчаса, час? Возможно, и дольше, а ведь ему назначено на конкретное время. Зачем тогда обозначать сроки, если знаешь, что они все равно будут проигнорированы? И чем так сильно может быть занят следователь, что не укладывается в им же самим определенные временны́е рамки? Профессор подозревал, что следователь снова попросту тянет время, но поделать с этим ничего не мог.

В коридоре, где он томился в ожидании, появился мужчина в штатском. Похоже, в отделение он попал впервые: шел медленно, вертел головой по сторонам, вероятно, отыскивая нужную надпись на двери. Профессор не ошибся. Дойдя до двери, возле которой он стоял, мужчина внимательно изучил табличку и перевел взгляд на профессора.

– Вы к следователю Маркушину? – спросил господин Динор.

– По всей видимости, да, – ответил мужчина и взялся за дверную ручку, намереваясь войти.

– Вам назначено? – Вопрос профессора задержал мужчину. – Если нет, не советую туда соваться.

– Интересно, почему? – Брови мужчины удивленно поползли вверх.

– Потому что он вас все равно не примет, так хоть избежите нудной отповеди, – пояснил профессор. – Он тех, кто по записи, и то принять не в состоянии. Мой вам совет: идите к дежурному, запишитесь как положено и приходите в назначенный день.

– А если у меня безотлагательное дело? Если я важный свидетель? – не сдавался мужчина.

– Без разницы. Я тоже вроде как важный свидетель, причем, по утверждению самого следователя, а вот смотрите, стою тут больше часа и жду очереди.

– По какому делу, если не секрет?

– Убийство, – коротко бросил профессор. – Нашел труп и имел неосторожность сообщить об этом властям. Результат – два дня потерянного времени, куча истрепанных нервов и жена с нервным срывом.

– Как же вас угораздило труп найти?

– Случайно, разумеется. Собственно, я нашел не сам труп, а лишь предположил его наличие по запаху. Так сказать, имел неосторожность выгуливать пса возле неблагополучных бараков. Ну а дальше все так закрутилось…

– Возле бараков? – нахмурился мужчина. – Интересно. Как ваша фамилия?

– Динор, – на автомате ответил профессор.

Он собрался в знак взаимной вежливости вернуть вопрос собеседнику, но не успел, мужчина потянул дверь на себя и решительно вошел в кабинет. Не прошло и полминуты, как он выглянул из кабинета следователя и уверенно произнес:

– Гражданин Динор, заходите!

Профессор сорвался с места, даже не поинтересовавшись, почему это пришлый человек так лихо отдает команды. Главное, что больше ждать не нужно, а остальное второстепенно.

Следователь Маркушин сидел в кресле спиной к окну, лицо выражало смесь раздражения и испуга. На господина Динора он даже не взглянул. Пришлый мужчина жестом предложил профессору занять свободный стул возле стола следователя, после чего представился:

– Полковник Гуров, Лев Иванович, старший оперуполномоченный по особо важным делам, Московский уголовный розыск. – Обращался он к профессору, но тому почему-то показалось, что слова его в большей степени были адресованы следователю. – Полагаю, своим вызовом вы обязаны моему приезду, в связи с чем от лица товарища следователя и от своего лица приношу вам извинения за задержку. Думаю, товарищ следователь меня поддержит.

– В принципе, никакой задержки не случилось, гражданину Дюпону было назначено ориентировочное время.

– Моя фамилия Динор, – осмелев, поправил профессор.

– Это не столь существенно, – начал Маркушин, но под строгим взглядом Гурова осекся. – Впрочем, к извинениям присоединяюсь, гражданин Динор.

– Как ваше имя-отчество? – спросил Гуров.

– Давид Моисеевич, – представился господин Динор.

– Отлично. Раз с формальностями закончили, перейдем к делу. У вас к гражданину Динору есть вопросы, верно? – Гуров снова обратился к следователю. – Можете приступать.

– Наверное, сначала лучше ввести вас в курс дела, – начал Маркушин, – чтобы вы сразу ориентировались в ситуации.

– Это подождет, – коротко бросил Лев и, сдвинув стул поближе к стене, сел так, чтобы не мешать следователю общаться со свидетелем.

Он понимал, что Маркушину не понравилось то, как началось их знакомство, и полагал, что впоследствии ему это обязательно аукнется, но сейчас его это мало волновало. Войдя в кабинет, он увидел картину, возмутившую его до глубины души, поэтому и реакция оказалась соответствующей. Да и как не возмутиться? Все планы Гурова пошли прахом, свидетель мается в коридоре в ожидании приема, а следователь Маркушин сидит в кабинете и играет в тетрис. Хорошее дело, ничего не скажешь. Ждет, когда приедет дядя с Петровки и разгребет за него всю грязь!

На какое-то время в кабинете повисла тишина, следователь явно не знал, с чего начать в сложившейся ситуации. Молчал и господин Динор, так как представления не имел, зачем вновь мог понадобиться следователю. Полковник же молчал, полагая, что достаточно покомандовал в чужом кабинете.

Маркушин побарабанил пальцами по столу, переложил папки с одного края стола на другой, пару раз щелкнул мышью, наведя ее на пустой экран, затем откашлялся и, видимо, придя к какому-то решению, произнес:

– Гражданин Динор, нам необходимо уточнить некоторые детали, а именно, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело.

– Позвольте, но ведь тело обнаружил вовсе не я, – возразил профессор.

– Это детали, – оборвал его следователь. – Позвольте мне продолжить. Итак, двенадцатого февраля в шесть тридцать утра вы находились на улице Северной возле дома номер тридцать семь, когда почувствовали в воздухе сладковатый запах, идентифицированный вами как запах трупного разложения. Пока все верно?

– Точного времени, когда я почувствовал запах, сказать не могу, как-то не было необходимости его засекать. Я ведь просто гулял с собакой, собственно, мой пес учуял запах раньше меня. Если это принципиально, конечно.

– Не имеет значения, – снова оборвал профессора следователь. – Сколько времени прошло с того момента, как вы почувствовали запах и до звонка в органы?

– Послушайте, я вообще не смотрел на часы, – раздраженно бросил господин Динор. – Я гулял с собакой. Вышел из дома около шести, до бараков идти минут двадцать, если не спеша и с остановками, необходимыми псу, то и все тридцать. Возможно, к бараку мы подошли и в шесть тридцать. Император, так зовут моего пса, заволновался сразу, ему не понравилось, как пахнет во дворе. Сколько времени мне понадобилось на то, чтобы понять, что является источником раздражающего запаха, я никак определить не смогу. Император бегал по газону, потом я пытался его увести, потом из окна второго этажа выглянул жилец дома. Какое-то время мы потратили на беседу, и только после этого я вызвал полицию.

– Почему затянули со звонком?

– Да потому, что мне не каждый день приходиться нюхать трупы, чтобы я вот так, с ходу, смог определить, чем пахнет воздух, – вспылил профессор.

– Но запах разлагающейся плоти вам все же знаком, верно?

– Да, верно. Какое-то время, в период студенческой практики, я проходил обучение в городском морге.

– Отлично, так и отметим в протоколе. Следующий вопрос: вы заявили, что некоторое время общались с жильцом дома номер тридцать семь по улице Северной. О чем именно шла речь?

– Он возмутился тем, что мой пес громко лает и мешает спать, – после короткой паузы ответил профессор.

– И это все?

– Нет, я попытался увести Императора с газона, но он уходить категорически отказался. Из-за запаха. Тогда я спросил мужчину, не мешает ли ему запах и не считает ли он, что требуется вмешательство полиции. Вызывать полицию он отказался, после чего скрылся в квартире. Дальше мне пришлось действовать самостоятельно.

– Это все, гражданин Динор, – внезапно заявил Маркушин. – Подождите в коридоре. Возможно, у полковника к вам возникнут вопросы, после того как он будет введен в курс дела.

Полковник и профессор в недоумении воззрились на следователя, затем на короткий миг их взгляды встретились и снова перешли на следователя. «Вот стервец, – мысленно выругался Гуров. – Сумел-таки на меня стрелки перевести». Господин Динор лишь обреченно вздохнул и поплелся в коридор.

Когда он ретировался, следователь Маркушин приступил к освещению текущей ситуации. Картина складывалась следующая: труп, обнаруженный в квартире, по предварительным следственным данным, принадлежал гражданину Кудряшову Евгению Григорьевичу, тридцати шести лет. Это следовало из обнаруженных в квартире документов. Паспорт на имя Кудряшова был найден в прикроватной тумбочке. Идентификация по фото с документа была произведена спустя сутки, а официального документа, подтверждающего факт принадлежности удостоверения личности трупу, следователь все еще не получил.

Согласно предварительным данным смерть наступила в результате огнестрельного ранения в грудь. Всего ранений было три: два выстрела в грудь, один – в подбородок. Выстрелы произведены с близкого расстояния, одна из пуль прошла через сердце. Ориентировочно, с момента наступления смерти прошло не менее трех недель. Орудие убийства на месте преступления не обнаружено, стреляных гильз тоже. Пули, извлеченные из трупа, идентифицированы как используемые для стрельбы из оружия системы «Макаров».

Следов взлома на входной двери и замке не обнаружено, также не обнаружены следы борьбы в помещении. Осмотр квартиры показал, что находится она в жилом состоянии, хотя опрос соседей дал несколько иные результаты. С погибшим в доме не был знаком ни один из опрошенных жильцов. Следствие начало работу над установлением возможного места работы погибшего и наличием родственников. На момент приезда Гурова оба эти вопроса оставались без ответа. В базе данных МВД Кудряшов не числился, по базам ГИБДД, как владелец автотранспорта, не проходил.

В сущности, это были все данные, которыми располагало следствие. Сказать, что работа проведена из рук вон плохо, значит ничего не сказать, так рассуждал Гуров, слушая апатичный доклад Маркушина. Поквартирный опрос проведен спустя рукава, осмотр квартиры поверхностный, отчего непродуктивный, работа оперативников по установлению связей жертвы и того хуже. За что зацепиться, непонятно. Ясно одно – заниматься раскрытием преступления, совершенного в неблагополучном районе, где контингент проживающих состоит сплошь из безработных и лиц, находящихся в трудных социальных обстоятельствах, как принято сейчас обозначать всех алкашей и тунеядцев, органы Одинцовского района не собирались. Если бы не шумиха прессы, то огнестрел ушел бы в архив под ярлыком «глухарь» быстрее, чем тело несчастного Кудряшова увидело бы землю.

Но в данной ситуации начальник Одинцовского отдела полиции просто не может себе этого позволить. С десяток крупных изданий следят за развитием событий, а дело поставлено на особый контроль самим мэром столицы и теперь курируется представителем аппарата мэрии Москвы. Причем отчет представители власти и прессы будут требовать не с начальника Одинцовского отдела полиции, а с него, с полковника Гурова. Перспектива не из приятных.

Лев собрал копии всех протоколов, отчетов и докладов, контактные данные по лицам, ранее привлеченным к осмотру места происшествия и последующему расследованию, и отправился собирать собственные данные, факты и улики.