Николай Дронт
В ту же реку. Начало пути
Назавтра приехала комиссия из райпотребсоюза. Видать, проинформировали о случившемся. Главным – Ваграм Ашотович. Еще Ник Ник, фотограф, с которым снимали свадьбу, и трое полузнакомых товарищей решили на месте разобраться с ситуацией. Что вы мне ни говорите, а южный темперамент, помноженный на северную закалку, дает ошеломительный эффект. Народ мимо кабинета начальника пробегал, как под пулями, пригнувшись. Я прожил долгую жизнь, много чего слышал, но такого мата не доводилось. Прям хоть конспектируй для памяти.
Влезли куда не надо. Очень неправильно. Следующий раз создай комиссию и проводи инспекцию. Еще, понимаешь, аморалка. Поругать и простить, с кем не бывает. Сейчас терпи, пока пропесочат как следует. Но растрата трехсот рублей в первую же неделю работы уже перебор и несколько болезненно воспринимается руководством. А Ольга Петровна, наш главбух, бумаги с этим фактом первым делом подсунула приехавшим контролёрам. Другие женщины рассказали о других недостатках.
Развал работы, аморальное поведение, кумовство, растрата – страшные слова. Результатом проверки стал строгий выговор с занесением в личное дело ему, а ей простой без занесения. Если бы был конкурс на скоростное пожирание начальства, наш женский оппозиционный триумвират с огромным отрывом занял бы первое место.
Ганна Кондратьевна, красная, со слезами на глазах, слушала комментарии Ник Ника о способах ее работы. Он не желает обслуживать кроме своего еще и наш поселок. Приехавший Слоник, которому фотографии были нужны срочно, подробно описал свои хождения по мукам. Вячеслав Чеславович покорно написал просьбу о переводе в Медвежку. А скромно потупившая глазки Зинаида Петровна согласилась занять вакантный пост руководителя.
Из приятного – дядя Вася из рейса вернулся. Перетянул остатки ГАЗ-69. В Ягодное года три назад экспериментальный почтовый пригнали, вроде как для испытаний в районе Крайнего Севера. Понятно, он там никому не нужен, но кто-то очень мудёр был, пробил такое решение. Сначала контейнер с машиной по морю привезли к нам в поселок. Затем дождались зимника и санями на тракторе дотащили на место назначения. Автомобилю там и летом-то ездить некуда, а зимой и подавно. Однако интересно людям, решили посмотреть, что такое им привалило. Достали газон, поездили по гаражу. Здорово! Жаль, покататься по улице нельзя. Забыли до весны. Летом вспомнили, но двигатель был уже напрочь убитый. Что, кто и почему, выяснять не стали, просто запихнули назад в контейнер, списали и забыли. Теперь вот обратно привезли.
Василий чего доволен? Газик как новый. Коленвал стуканул, двигатель, похоже, на выброс, но остальное практически новяк. Я получаю закрытый корпус почтового фургона. На минуточку, утеплённого и с автономной печкой. У моего на дверях замков нет, а в городе без них нельзя. У моего задняя дверца откидная, у почтового двойная распашная. Что удобнее? Недостатки тоже имеются. Основной – грузоподъемность падает килограммов на двести. Для пассажирского варианта нормально, но как грузовик газик только пятьсот кило вытянет. Окон в корпусе нет. На переднем сиденье без разницы, но в салоне темновато. Конечно, можно прорезать отверстия и стекла подыскать, однако зимой холоднее будет. Хотя лампочка в потолке предусмотрена, ею можно обойтись. Словом, мне решать. А он отдохнет, отогреется и может начать с орлами козлика делать. Рубликов двести-триста, однако, придется заплатить.
27–30.11.1972
Зинаида Петровна в первый же день своего правления предложила без потери в деньгах, а наоборот, с прибытком покинуть должности учеников слесаря и охотника. Взамен дает полную ставку художника и… Тут вдруг случился интересный финт ушами… И советует взять по полставки художника в клубе и в кинотеатре. В клубе ставка всего шестьдесят рублей, половина – тридцать. Работы немного. Я ей не сказал, но в курсе, что больше, чем у нас в конторе. Афиши, объявления, те же стенгазеты. Кинотеатр платит художнику сто двадцать, соответственно, мне предлагается шестьдесят. Раз или два в неделю надо написать афишу про фильмы, идущие по будням и в выходные. Ерунда? Размер афиши метр на полтора. Материал – грубый холст. Его грунтуют белилами, затем наносят название фильма и сеансы. Не так сложно. Следующий вопрос – где брать новые холсты? Правильный ответ – отмывать старые. Напоминаю – Север. В декабре сумерки почти весь день. Холод. Часто бывает пурга. Мыть холсты на улице удовольствие ниже среднего, сильно ниже. Придется носить кипяток, поливать холст, скоблить старую краску. Грязно опять же. Желающих заняться маловато. Раньше холстами развлекался директор кинотеатра, сейчас он ушел директором в клуб. Пока еще моет. Из-за денег, но без удовольствия.
Несколько неожиданно для новой начальницы отказываюсь от такой чести. Вежливо. Говорю, учеба в школе, тренировки по стрельбе, просто не хватит времени. То, что вместо рабочего стану служащим, не упоминаю. Хотя оно значительно хуже для анкеты. Не хочу выглядеть слишком умным. Обнажается доселе скрытый кинжал. Тогда деньги художника вместе со студией придется отдать. Легко соглашаюсь. Кинжал выбит из рук. Разоружил, но минус сорок рублей за художника. Осталось шестьдесят за ученика слесаря и тридцать пять за ученика охотника. Думаю, сейчас будет дальше мне зарплату снижать. Нет! Ошибся. Оказалось, в районе не довольны снижением моих доходов. Они в курсе потери полставки фотографа. Ваграму Ашотовичу велели изыскать возможность помочь «нашему чемпиону» и цифру озвучили – не меньше двухсот. Вот Зинаида Петровна и решила платить мне за чужой счет.
– Ты понимаешь, я ставку фотографа уже обещала! Что бы нам придумать?
Виду не показываю, но в душе всё кипит от обиды. Кризько чужой был, а тут вроде хорошая знакомая. Пожимаю плечами.
– Не знаю. В принципе, могу перевестись в другое место. В гараж к дяде Васе, например. Он не откажет, – наивно предлагаю я.
Никто райкому и райисполкому не откажет, но выводы про руководство кооператива сделают. Пусть сама думает, раз начальница.
Переводом народ уходит на другую работу, чтобы не терять надбавку за выслугу лет. У меня она лишь десять процентов, но увольняться и начинать с нуля не хочется.
– Может, тебе разряд присвоить? Уже давно пора. И оформим на участок ремонта тары.
Оказывается, готов запасной вариант? Уверен, Ашотович его сразу предложил, а Петровна решила сэкономить.
Чтобы было понятно, по большей части нам привозят товар в деревянных ящиках. На материке тара возвратная, у нас нет. Если везти пустые ящики обратно в Питер, они по цене золотыми станут. Так что их не чинят. Для невеликих потребностей поселка выбирают покрепче, остальные идут на дрова.
По результату разговора у меня теперь должность слесаря-инструментальщика 3-го разряда. Синекура. Оклада нет, сдельщина. Закрывать обещает двести рублей в месяц без учета надбавок. Северные сто шестьдесят и двадцать за выслугу. Всего триста восемьдесят, очень прилично. Однако осадок от разговора остался, да и студии лишился. Зато на работу могу не ходить.
С одной стороны, могу не ходить, с другой – дядя Витя учит. Обустроился у него в мастерской, он сам предложил. Стал инструмент раскладывать и вдруг вижу на верстаке рецепт. Не на обычной желтоватой бумаге, а красивый, белый, весь в тонких узорах, как на денежных купюрах, и тоже с водяными знаками. Я раньше похожий только раз видел, и то случайно. На таких бланках в Союзе выписывали рецепты на наркотики. Дядя Витя заметил мой взгляд и хмыкнул:
– Умный ты, всё-то знаешь. Вот и про лекарство сразу понял. А что Витя Калина спекся, даже не догадывался.
Тут-то он и рассказал, что освободили его не по УДО, а по актировке, как хронически тяжелобольного. Думали, он на операцию пойдет, однако после нее редко больше полугода живут. Больной под нож не полез и живет уже четыре года. Несколько времени назад начались боли, значит, конец уже близок. Пока ходит, но врач обещает не больше двух-трех месяцев. Железный мужик! Так держаться перед смертью мало кто может. Рак и в XXI веке не победили, а сейчас только самое начало войны с ним. Главное, ведь сказать-то нечего. Сочувствия ему точно не нужно. А иного ни я, ни кто другой предложить не может. Здоровье не купишь. Спросил для приличия:
– Может, могу чем помочь?
– Можешь, – ответил старик. – Не пыли. Всё едино никто ничего не сделает. Скоро уходить придется.
И ведь возразить нечего. Расстроился я просто жуть как. Так представляете? Меня Калина успокаивать начал. Другой сам от расстройства в запой бы ушел, а этот… Уважаю человека. Он настоящий боец.
Новым фотографом стал муж начальницы. Неожиданный поворот. Хотя он сразу попросился на стажировку к Ник Нику, значит, мужик нормальный и работу потянет.
Художником на трех работах стал парень, приехавший летом на рыбозавод. Заработать толком не смог, загулял на Тайване, потому решил остаться до следующего сезона. Максимка уже работает ночным сторожем летних цехов рыбозавода и бросать не собирается. А что? Сиди себе в сторожке, никому заметённые цеха не нужны. Пришел, печку истопил, чайку заварил и дрыхни до утра, только дровишки подкидывай. В теории, за ночь надо бы пару обходов сделать, но зачем? Кому надо?
Экзамен на сдачу разряда назначили на следующий день. Комиссия сначала погоняла по теории и технике безопасности, но без души, чисто формально. Затем заставили заточить фрезу, разобрать и починить ручную дрель, причем для нее пришлось выточить на токарном станке шайбу. Целый день, однако, провозились со мной уважаемые люди, но экзамен приняли и даже похвалили. Вечером устроил банкет в столовке.
– Вроде не того… – нерешительно попытался отказаться председатель и по совместительству один из архаровцев дяди Васи.
– Не того до подписания результатов экзамена, – пояснил я. – А раз подписано, после трудового дня принять по пятьдесят грамм никто запретить не может.
– По сто, – строго поправил Фёдор Тимофеевич. Выпил он, однако, никак не меньше трёхсот и с банкета домой ушел на своих ногах.
Кроме экзаменаторов и дяди Вити праздновал почти весь состав конторы. Банкет влетел мне в копеечку, зато официально прописался в рабочем классе. Опять же, наш коллектив меня и так за своего считал, а теперь, после официальной прописки, совсем родным стал. Хотя Зинаида Петровна в мою сторону нехорошо и многообещающе поглядывала. И с чего она на меня взъелась?
У Фёдора Тимофеевича гитарка есть, понятно, принес в столовку. Поиграл чуток, отложил. Тут я попросил побренчать. Так что-то на меня накатило. И Петра Петровича жалко, и дядю Витю, и вообще… Запел песню из фильма, неоднократно дописанную и переработанную, но душевную и жизненную:
Жили два приятеля, два блатных романтика,
Всё на свете семечки, друзья.
Но судьба крутая ожидала мальчиков,
Корешок мой Сенечка и я.
Вроде народ насторожился, весь в непонятках – чего такое тут звучит, но я продолжаю петь.
В очередь носили мы шкары и подштанники,
Всё на свете семечки, друзья.
Были мы домушники, были мы карманники,
Корешок мой Сенечка и я.
Немного ошалевшие Фёдор Тимофеевич с дядей Витей переглянулись. Калина подмигнул, и оба вышли из-за стола.
Знала вся милиция наши с Сеней тельники,
Всё на свете семечки, друзья.
Были мы товарищи, стали мы подельники,
Корешок мой Сенечка и я.
Под настроение меня несло. Этой песни в первой жизни я знал вариантов пять, могу выдать куплетов тридцать, не меньше. Почти весь коллектив кооператива собрался у нас на банкете, слушают. Дядя Витя с Фёдором Тимофеевичем танцуют на пару. Да так ловко, так слаженно. Точно не в первый раз выдают такое. У каждого в левой руке горящая папироска. Тут тебе и чечётка, тут тебе и присядка. То сойдутся, то повернутся и подошвами стукнутся. Артисты!
Бутылочка ходит по рукам зрителей, а у танцоров в правой руке появилось по полной стопочке. Они еще и чокаются в танце.
Непривычные пальцы сбиты в кровь, мало играл на гитаре в этой жизни. Однако заканчиваю.
Все статьи узнали в Уголовном кодексе,
Повидали дальние края.
Жизнь промчалась наша, будто в скором поезде,
Корешок мой Сенечка и я.
– Ну ты выдал, пацан! Как будто не меньше пятерочки отмотал на зоне, – хлопает по плечу Фёдор Тимофеевич.
– Артист! – соглашается Ольга Петровна, наш главный бухгалтер.
– Наш парень, – подтверждает Михалыч, парторг. – Рюмочку примешь? Сейчас тебе можно, твой первый рабочий разряд обмываем.
– Не! Спасибо. Сердечник я, нельзя мне. Не обижайтесь.
– Ну коли так, тогда не надо, какие тут могут быть обиды.
– Давно не играл, струны кровью перемазал. Простите, Фёдор Тимофеевич.
– Ничего, ототрем.
Декабрь
Разговоры
– Моня Химик! Соломон Янович Кроншвейн! Девять лет во всесоюзном розыске! Жил у нас под боком, а никто даже не почесался! Простой школьник и то сообразил, что если кто-то семь лет не выезжает из поселка, значит, дело нечисто!
– Может, ошибка?
– Отпечатки пальцев покойника совпали с отпечатками из розыскного дела. Все представленные им документы и справки, хранящиеся в личном деле, поддельные. Фронтовые и семейные фотографии смонтированы. В период с 1958-го по 1962 год Химик состоял в шайке грабителей коллекционеров антиквариата. После ареста одного из подельников отравил главаря и скрылся. Отравил, кстати, тоже цианидом. Приговорен другими членами банды к смерти, но они не успели его достать, так как были арестованы. Сейчас двое уже отбыли срок и освобождены из мест заключения. Вот и повод, вот и исполнители.
* * *
– Остаток пришлют до двадцатых чисел января. Там не так много, тысяч двадцать. Еще вчера Султан прилетел, привез чемоданы. Не обманул малой, не открывал. Все контрольки целы.
– Молодец паря. Взяли чисто?
– Да ничего сложного! Адрес постоянной прописки нашли в личном деле матери. Девятый, последний этаж. Крыша и та плоская. С нее по веревке на балкон, дверь открыли и вошли. Вещи действительно стояли под кроватью. Аккуратно вытянули на крышу, балконную дверь закрыли и ушли.
– Там всё?
– Архив весь, а вот деньги надо считать. Крутил Марк, крутил.
– Ладно, поздно уже. Не спросишь с него. Ты говорил, у Алёшки день рождения? Пошли от меня подарочек. Котлеточку! Хе-хе! И потом… подмогни ему, если что. За могилку. Да, еще! Лекарство немецкое?
– Швейцарское.
– Разницы нет. Та же немчура. Думаешь, поможет?
* * *
– Группа расформировывается. Прикомандированные возвращаются по месту службы и новогодние праздники справляют с семьями. Дело продолжит вести облуправление. Следующая неделя на оформление документов и передачу дел. Наградные листы не забудьте. Затем по домам. Еще вопросы остались?
– Костров…
– А! Ваш вундеркинд! Помесь Ната Пинкертона и Кожаного Чулка! Смотрел соображения по его использованию. Полная чушь. Например, вариант «Наследник». В шестнадцать лет вести дела по золотодобыче ему никто не позволит, авторитета нет. «Подвод к уголовным лидерам» показывает незнание автором реалий криминальной среды. Его учитель из «ссученных». Какой подвод? Ему бы выжить на зоне. Любой «законник» парня зарежет, только чтобы показать себя блюстителем чистоты воровского мира. «Партаппаратчик» лучше, но тоже не ахти. Без имени, без связей он не поднимется выше уровня райкома. Наш интерес минимален, разве что смежники могут заинтересоваться.
* * *
– Жанка! Лёшка с Катькой совсем разбежались?
– Ага. И это он еще не знает, что она другого нашла.
– А тебе самой Костёр нравится?
– Ну… так… Он хороший парень, можно было бы погулять, но после школы мы по-любому разбежимся. Он к себе в Москву, я в Новосиб, в Академгородок. Тогда зачем зазря себе голову морочить?
– Если тебе он не нужен, может, меня с ним сведешь?
– Могу. Только ты же летом уедешь?
– Уеду. В Москве поступать буду, а Лёша через год приедет. Без друзей, без знакомых. А тут появляюсь я, такая красивая и умная. И мы с ним уже чуть-чуть гуляли. Смекаешь?
– Ну Надька! Ну ты хитрованка! Ты уже всё рассчитала!
– А как же! Думаешь, так просто хорошего парня подцепить? Сведи меня с ним, должна буду.
01–05.12.1972
Первого декабря добровольно-принудительно мобилизовали лучших охотников-промысловиков района. Волки. Самая страшная напасть для оленьего стада. В этот год их расплодилось особенно много, пастухи перестали справляться, и, чтобы не сорвать ежегодный забой оленей, весь следующий год кормящий район мясом, число хищников решили кардинально сократить.
Анатолий Гордеевич, егерь, с которым летом ходили на охоту, похлопотал, и меня, как победителя областных, окружных и районных стрелковых соревнований, снайпера и просто хорошего пацана, взяли в одну из команд. Получил патроны, меховую полость, чтобы не замерзнуть на морозе, затем тепло одетым сел в вертолет с еще одним охотником из Медвежки и полетел.
Это была не охота, а убийство. Обнаружив стаю, вертолет завис, и мы начали стрелять. У напарника трехлинейка, я взял свой СКС. Вибрация, холод и непривычный угол сильно сказывались на меткости, но скорострельность и прекрасный обзор компенсировали недостатки. Я бил по разбегающимся хищникам, партнер добивал подранков. Рассеяв стаю, мы вернулись на базу, поели, отогрелись и опять вылетели в поиск. А на место сшибки, сразу по нашему прибытию, вездеходом поехала группа наземных охотников – найти выживших, добить недобитых и просто сосчитать число тушек.
Сколько денег стоило устройство этой бойни районным организациям, боюсь даже подумать. Вертолетов только на нашей базе было задействовано три машины со сменными экипажами. Техников, горючку и что там еще требуется для вылетов, просто не считаем, без них вертаки не взлетят. Отдельно проводилась загонная охота по обнаруженным волкам. Думаю, всего было задействовано стволов под сотню.
В обычное время за уничтоженного волка платили тридцать рублей, сейчас из-за количества привлечённых людей трудно было бы сказать, кто сколько убил, да и помощникам охотников стало бы обидно. Мы три дня работали за идею, еду и бесплатные патроны. Народ понимал, что оленеводам помогать надо. Сильно позже совхоз прислал мне официальное благодарственное письмо, да еще мужики из наземных команд подарили шкуру седого матерого волка, вот и весь прибыток. Хотя нет, я оставшиеся патроны заначил. Целый невскрытый цинк и два подсумка с носимым комплектом. Кто знает, в подсумке тридцать патронов, ровно три обоймы. Правда, не убойных полуоболочечных охотничьих, а обычных боевых армейских.
Еще прихватил чуток дармовых патронов для мосинки, штук тридцать надыбал. Больше не получилось, боеприпас для трехлинейки ходовой. Это не мой СКС, экзотика среди промысловиков.
Причем теперь понятно почему. Симоновский карабин – оружие на среднего зверя. Ни на медведя, ни на лося с ним лучше не ходить. На волка его вполне хватает, нерпу тоже бил, думаю, и на северного оленя сгодится. А вот с росомахой я бы не стал рисковать. Зверь серьезный и живучий.
Кстати, напарник обещал свести с умельцем, который доведет СКС до идеала. Смутно намекал на покупку полной переделки карабина, с которым случилось резкое сокращение длины и появление оптического прицела. Ну, не знаю, как говорится, «будем посмотреть». Купить-то легко, как на материке с ним быть? Очень не хочется отвечать за левый ствол, у которого к тому же весьма сомнительная полезность.
Вернулся домой замерзший, усталый, но довольный причислением к когорте профессиональных охотников, отсыпался до самого обеда, потом сходил в баню погреться и смыть пот. Затем прилег на пару минут и продрых до прихода родителей с работы.
Вечером Ким Коля зашел, мой бывший одноклассник, сосланный отцом в оленеводы, но прибывший на забой. Совсем коряком стал. Не только по одежде, но и по изменившемуся мировоззрению. Колян похвастал, что получил взрослое имя, теперь он Кавав. Вместе с именем у него завелась и жена. В сельсовете еще не записались, но уже спят вместе. В общем стаде у него теперь есть собственные олени. Пока десяток, но какие его годы! Обрастает понемногу имуществом. Даже ярангу подарил отец жены. Для полного счастья нужно бы собственное ружье заполучить, но в стойбище лишнего нет, а в охотмаге ему не продают из-за прошлых неприятностей с законом.
Намек понял. Достал ИЖ-5, одностволку Чалдона с новым прикладом, и вручил Коляну. Заодно подстраховался, поди найди ружье в тундре. Приятель отдарился парой шкурок горностая.
Газета
К пятому числу, ко Дню Конституции, стенгазеты в конторе не висело. У газеты, висящей с 7 ноября, стоял профорг и, покачиваясь с мысков на пятки начищенных сапог, внимательно и вдумчиво вслух читал заголовок. Причем с выражением и уже третий раз. Парторг внимательно слушал. Исполняющая обязанности директора стояла рядом с покаянным видом.
– Зин, я чо-то не понял, – профорг на словах «Великая Октябрьская социалистическая» вдруг переключился на женщину, – это старая газета, чо ли?
– Понимаешь, Максимка не успел…
– А! Я-то, дурак, читаю и никак не пойму! Вроде Конституция уже, а написано про революцию. И где висит газета про всенародный праздник принятия нашей родной Конституции 1936 года?
– Максимка не успел, – чуть громче произнесла Зинаида Петровна.
– Михалыч, ты у нас парторг. Кто такой Максимка, знаешь? Я нет. Лёху знаю. Он у нас ко всякому празднику газету вывешивал. Хороший пацан. Как думаешь, он могёт к завтрему газету повесить? А то как-то не по-партейному получается.
– Семёныч, его Зинка съела. Всё денег ей жалко. Алика наняла, а тот, понимаешь, запил.
– Водяру всякий жрать могёт. Чо с газетой-то будет?
– Лёха пацан нормальный. Я схожу, сам его попрошу придумать что-нибудь. Он комсомолец, не откажет в таком деле.
– Оно да… Дело такое… Не за рупь-целковый радеть надо. Придут к нам и спросят: «Что ж вы всенародный праздник не отмечаете?» И чо мы скажем?
– Так прошлый год тоже…
– Зин, ты лучше помолчи. Ругаться матерно не хочется. Михалыч попросит, Лёха не откажет. А вот твоих Максимок народ видеть в кооперативе боле не желает.
В конце дня у газеты стояло то же трио. На ватманском листе алела красная книга с золотой надписью: «Конституция СССР». Герб, флаг и три лозунга были в наличии, как и переписанная чертежным шрифтом статья из газеты.
– Главное, Лёха только-только приехал с волчьей облавы. А газету сразу выдал. Видать, не верил в Максимку, заранее сделал. И денег, сказал, не надо. Говорит, считаю своим долгом, как комсомолец и всё такое. Газеты на любые праздники за мной, сказал, будут. Одно слово – трудяга. Наш человек.
– Я тут чо думаю. Я, может, чо не понимаю, но ты, Зинка, ему комнату взад возвертай. А то взяла, понимаешь, моду сесть на шею и ножки свесить! Народ такого не любит!
– Семёныч, давай, однако, премию ему дадим. И грамоту за волков.
– А то ж!
04.12.1972
В понедельник школа, на первом уроке линейка в честь Дня Конституции, а после последнего мой доклад про то, как бил волков с вертолета. Пацаны обзавидовались, тоже хотели бы пострелять.
Попик сидит с Нинкой, втюрился и ходит за ней хвостиком. Той такое положение нравится, но время от времени она фыркает и гоняет Кольку.
Лена со Степаном сидят вместе, строят друг другу глазки и вместе делают уроки. Оба были троечниками, но отставали по разным предметам. Объединившись, стали тянуть друг друга и вдруг, к собственному удивлению, по результатам первой четверти попали в твёрдые хорошисты, что очень понравилось их родителям.
Семя сильно разочаровался в Ване. Что главное в девушке? Особенно соседке по парте? Чтобы она всегда делала домашние задания и давала их списать. Тут же случилось сплошное разочарование – списать она давала, вот только задания не делала, ленилась. Девчонки парням перекатать еще давали. Типа, чего уж тут поделаешь, пацаны, они такие. Но между собой такое не одобрялось. Так что Юрка искал, у кого можно взять домашку, ныл, умолял и договаривался, а после, уже у него, сдувала Лиу. Кому такое понравится? В прошлой жизни она жила получше, я по дружбе решал ей задания, и её успеваемость была значительно выше.
Юрка попытался было пересесть за парту к Юне, раз Лиана освободила место. Машка его не приняла, а Вана жутко обиделась, договорилась с классной и сама отсела от него на свободную парту. К ней, повинуясь мимолетом брошенному взгляду, перебрался Серёга. Он твердый хорошист, хотя и раздолбай по жизни. На его место пересел Юрок. Надя, его новая соседка, была отличницей и давно неровно дышала по Семе. Видимо, для повышения успеваемости, Мария Ивановна утвердила рокировки, но обещала посмотреть на четвертные оценки.
У Лётчика жизнь вроде наладилась. Мать обещала мужу подать на развод, если тот еще раз поднимет на нее или на сына руку. Ванькин отец проникся, пить почти перестал, хотя временами с мужиками принимает, а затем дома начинает качать права, однако руки распускать боится. Не знаю, долго ли он продержится. Иван пытается вновь прибиться ко мне, но я былого доверия не выказываю и с поручениями не посылаю. Однажды отказался быть моим адъютантом, другой раз не позову.
На работе только зашел в контору, как парторг нарисовался. Прямо не говорит, но очень прозрачно намекает на стенгазету к празднику. Просить не просит, ведь меня из художников разжаловали, однако нынешний в запой ушел, а за отсутствие наглядной агитации парторгу же и влетит. Ну, дело понятное, обещаю принести потребное. Легкий намек на оплату отметаю с ходу. Типа, я комсомолец или где? Пока работаю, все стенгазеты к любым праздникам за мной будут. И деньги не предлагайте, общественным поручением считаю. Порадовал человека. Про то, что непонятно за какие такие дела бабло получаю, народ пока не вспомнил. Лучше пусть и не вспоминает.
Зинаида Петровна зашла, вместо «спасибо» вернула изостудию. Сколько я в ней не был? Неделю? Вроде ничего не изменилось. Ну да я теперь ученый, возвращать газеты не собираюсь. Дома сохранней будут.
Дядя Витя к себе позвал. Показывает очередной набор инструментов, теперь ювелира. Говорит, в ящике лежит минимум необходимого. Хотя на первый взгляд инструментов много, от надфилей и маленькой киянки до штангенциркуля и лабораторных весов. Горелка для плавки, форсунка для пайки, всякие тигли, изложницы. Отдельно завернуты вальцы, которыми мы Юне бронзу вытягивали. Чуток химии. Припои всякие, модельный воск, цинк, медь и другие реагенты. Даже ртути немного есть. Завершает комплект маленький немецкий токарно-фрезерный станок в коробке, по внешнему виду и весу напоминающий старую швейную машинку системы «Зингер». Отдельно была выдана книга, обёрнутая древней газетой.
– Сам понимаешь, оно мне уже ни к чему, – поясняет Калина. – Я по этой книжке учился. Ты тоже попробуй. Дело не шибко хитрое. Часовщиком сложнее быть.
– Может… – начинаю отнекиваться и замолкаю. Действительно, чего там говорить. Человеку больше ничего уже не надо.
Книга называется «Из старателей в золотых дел мастера», издана на обёрточной бумаге в далеком 1923 году типографией Томского союза кооператоров. Листаю. Уже в предисловии сказано, что она выпущена для ранее забитых и стенавших под гнетом царского режима старателей. Ее цель, согласно новой экономической политике, решениям РКП(б) и указаниям лично товарища Троцкого, – воспитать революционных золотых дел мастеров, которые в преддверии мировой революции должны заменить буржуазных ювелиров и прочих прихвостней старого режима. Такое вступление заняло первые десять страниц. Дальше пошли конкретные описания методов обогащения золотого песка до золота ювелирных кондиций. Следующие главы рассказывали, как сделать революционные коммунистические украшения. Судя по фамилии автора, товарищ Кантор сам был из ювелиров и замаливал грехи перед новой властью, не бросая основной профессии. Без идеологического предисловия книга весьма полезная и познавательная. Однако рецепты довольно простые, интересны только для начинающего постигать азы мастерства. Хотя, может, раньше именно так и делали? Не уверен, что стану ювелиром, однако лишними инструменты не будут, стал благодарить. Человек не слушает, свое говорит:
– Дошла весточка от старого друга. Туза на сходняке воры приговорили. Он знал, к чему дело клонится, не пошёл туда. Верняк забьётся в щель и будет тихариться. Не опасен теперь. Сёму Гриценко, оказывается, еще летом похоронили. Что и как, сказать не могу, но общак старателей он не брал, однако, видать, чем-то перед золотоношами проштрафился. Чтоб ты знал, Муля когда-то своих корешей на бабки кинул. Он сам будет из бандитов, решил затихариться и у нас залёг в берлогу. Когда надоело ему в поселке небо коптить, в отрыв пойти решил, а дружки, видать, не забыли и сразу достали. На Зинку небось обижен?
– Есть немного.
– Плюнь да разотри. Дорвалась бабенка до власти на старости лет. Ты молодой, скоро в Москву вернешься. А ей даже ехать некуда. Ее дети и те толком не пристроены. Она с мужем им на кооператив зарабатывает. Потому завидует тем, кому по жизни больше повезло. Дашку опасайся. Она Кризьковых задавила, остальные так… сбоку припёка. У нее связи по всему району. Но она тебя любит, гадить не станет. Ее мужик в полынью провалился и сильно застудился. Что легкие, что ливер, всё болит. Хотят в конце лета перебраться в теплые края. Тебе без разницы, однако для случая знай – Захаров, который в СМУ бухгалтером работает, не под своей фамилией живет. За растрату его ищут. Кузьмича, главного мента нашего, знаешь? Он берёт. Много, но вопросы решает. Бабло в бочке с капустой хранит. И не только бабло. Кое-кто случайно увидел, кое-кому рассказал. Некоторые хотят ментовской капустки отведать, но боятся ответки. Лютовать Кузьмич будет, пока не вернут его добро. Хотя какое оно его?! Всё с братвы ободрал. Если что еще полезное вспомню, на бумажке запишу.
– Спасибо. Может, пригодится.
– Знать полезно, а вот когда знают, что ты знаешь, здоровью вредит. С властью не бодайся, бесполезно. Камня на могилу не ставь, давить будет. Креста тоже не надо, неверующий я. Лучше бы сгореть в крематории. Советую разок на зону ненадолго сходить. Для наведения контактов оно полезно, особенно если статья будет авторитетная. Если что не так, зла на меня не держи, для тебя старался.
Тяжко было слушать старика. К смерти он готовится.
05.12.1972
На отметить Конституцию у нас собралось много народу. Разговоры, слухи, сплетни. Семенюки одни не с нами. Как я отчиму про малявы рассказал, они раззнакомились. Морды друг другу не бьют, работают в одной организации, но отношения на уровне «здрасьте – до свидания».
С дядей Васей знаете кто пришёл? Наша Сима из пекарни! То-то я знакомую цепочку у неё на шее с лета замечаю. Выпила стопочку красненького, и только. Наш железный холостяк сломался? Решил ребеночка завести? С женой вместе? Похоже. Ну, как говорится, совет да любовь. Не один я, вся компания их вычислила. Хотя чего там вычислять! И так дело ясное. Женщины, понятное дело, чуть не в открытую Симу про срок спрашивают. Та смущается. Они ей советы дают, на мужиков внимания не обращают. Словом, полная идиллия.
