Николай Агапов
Похороните меня, наконец
– Так-так, что у нас тут? – Гадя остановил коготь у основания пениса, – ну знаешь ли, брат, размерчик-то не очень. Гадя сочувственно поглядел в глаза мужчине, но тут же оживился: Но чем меньше, тем вкус насыщенней.
Со сладкой тягучей истомой Гадя заметил, как расширились от страха зрачки у горемычной болтающейся в воздухе жертвы.
– А то знаешь, бывало принесут мне мужика, у него болтается причиндал, по коленям стучит, – вещая мужчине, Гадя играл с его волосиками, срезая их непринужденными движениями, – а возьмешь в рот – преснятина, ешь и давишься, а у другого бывает наоборот, торчит пипка – маленькая-маленькая, а раскусишь – и такое наслаждение…
– Ну да что я тебе рассказываю, – махнул на него рукой Гадя, – ты меня не поймешь… вот в этом ваша ошибка, люди, вы нас не понимаете… а поняли бы, так и глядишь не сопротивлялись бы больше… сами бы шли к нам… на стол… ну да ладно, я снова отвлекся. Приступим же.
И Гадя ловким движением взрезал пенис мужчины от основания до самой головки. Он раскрылся словно вареная сосиска, чем вызвал непередаваемый восторг у Гади.
– Вот это да, посмотри, как раскрылся, – торжественно говорил Гадя, вглядываясь в обильно сочащиеся кровью гениталии. Внезапно его что-то отвлекло.
– Эй-эй-эй, не ту ноту взял… – сказал Гадя, обращаясь к несчастному мужчине, истекающему кровью, – давай, подпевай мне. Мне нужна музыка. Па-Ба-Рам-Пам–Пум-Пу-Дум. Ну что ты все – а-а-а-а, да, а-а-а-а?
Он взял за его головку двумя пальцами и стал дергать в такт своей мелодии.
– Су-уу-у-у-ука-а-а-а-а-а-а, – завыл мужчина, отчаянно трепыхаясь на подвесах.
– Ой, – вырвалось у Гади, когда он, слишком сильно дернув, остался с окровавленной головкой в пальцах, – ну вот, дирижерская палочка сломалась.
И тут же, не отчаиваясь: «Ну и ладно!» – забросил головку себе в рот и, поперекатывав во рту, отмечая различные вкусовые нотки, раскусил.
– Мм-м, вот оно истинное наслаждение, жаль, что ты не можешь этого почувствовать. Все мои вкусовые рецепторы, они искрятся, поют, как моя душа. – Гадя отошел от воющего мужчины и сделал пируэт, – так-так, у тебя уже лучше получается, не идеально конечно, но сойдет за приятный аккомпанемент к моей трапезе.
Гадя впился глазами в висящий и манящий своей сочностью остаток причиндалов мужчины. Не в силах устоять, он засосал "сосиску" и у самого основания щелкнул зубами. Это вызвало взрыв нового воя, пропитанного болью, со стороны многострадального мужчины.
–Мувыка, мувыка для моих уфей, – сквозь смачные почавкивания проговорил Гадя, – не оторваться, ты такой вкусный.
И Гадя ловким движением срезал яички. Салютнув мужчине:
– За ваше здоровье! – он высосал содержимое мешочка и выбросил остатки на пол.
– Ну вот с аперитивом и покончено, спасибо за доставленное удовольствие, но у меня на подходе основное блюдо, – Гадя вожделенно взглянул на аппетитно топорщащийся живот вопящего мужчины.
– Не покидай меня, мой милый, – сказал Гадя, увидев, что мужчина пытается потерять сознание, он дохнул на него своим смрадным дыханием, которое отрезвляло почище нашатыря, и мужчина завыл в новом приступе агонизирующей боли.
– Так, так, мой милый. Я с тобой. Дюже понравился мне твой голос, кричи, кричи громче, родной.
И ловко орудуя своим когтем, Гадя зарылся в животе умирающего мужчины, поминутно доставая изнутри разные вкусняшки, и с восхитительным аппетитом и настроением поглощая лакомства.
Вылезши наконец из тела, весь испачканный кровью и обмотанный скользкими кишками, Гадя, расправившийся с угощением, и довольный плюхнулся в кресло, услужливо подставленное ему безмозглым зомби. Гадя высокомерно махнул рукой, мол убирай этот мусор с глаз долой.
