Никита Владимирович Чирков
Вновь: ошибка координат
12
После шокирующей правды о смерти Морица Рода почти потеряла сознание. Реальность выскользнула из ее рук, пробудив последний, оттого и бескомпромиссный защитный механизм – агрессию. Сначала она начала все громить, будто бы от этого зависела ее стойкость перед враждебным натиском, но с каждой минутой вместе с энергией иссякала и цель защиты. А дальше она не помнит, лишь слова Катарины о ее обезвреживании электрошоком раскрывают пелену тумана прошлого.
Сейчас Рода в сознании, но не спешит, размеренно осмысляет происходящее сейчас – никак не прошлое. Что-то внутри так и просится повременить с выводами или действиями, проталкивая вперед остальных нужду отделиться от окружения, чтобы фокусировка на чем-то маленьком и безопасном возымела восстановительный эффект. Вот Рода и сидит в кресле, поджав ноги и руки, словно комочек, разглядывая небольшой кабинет Катарины: обычный стол с мониторами слева в углу, чтобы был видно помещение, где справа стоит во всю стену стеллаж с ящиками разных размеров. Катарина вытащила стул из-за стола и поставила ближе к Роде, заполнив пустоту в центре.
– Извини. Ты была в жутком состоянии, ну я и решила, что хватит тебе травм… на какое-то время как минимум. Это было правильно с моей точки зрения. В данном случае я надеюсь, ты поверишь мне не только как специалисту, но и как заинтересованному в твоем благополучии человеку.
– Ненавижу, когда мне лгут, Катарина, – Рода говорила аккуратно и вдумчиво.
– Считай это заботой.
– Не буду. Ваша забота мне вредит больше.
– Директор…
– Я не про него. – Катарина поняла, что Рода говорит не только о последних событиях, взгляд ее пронзал в самое сердце, чему невозможно было не удивиться от такого человека. С минуту они молчали, потом Рода, аккуратно выводя на чистую воду лжеца, заговорила: – Мои настоящие родители погибли на Опусе. Андрей взял меня к себе и воспитал как свою дочь. Катарина, ты знала об этом?
– Да, – неожиданно спокойно ответила она, словно вопрос был о чем-то незначительном. – Совет, о котором ты не просила: он тебя воспитал, это стоит очень многого и не дано тому, кому плевать на ребенка.
– Это окупает ложь?
– Ничего, потерпишь. И пока в твоей голове не начали происходить предсказуемые мыслительные процессы, я успею закинуть еще кое-что – оставь это на потом.
– Звучит так, будто бы у меня есть мотивация заниматься чем-то иным.
– Ну, если ты приняла смерть человека, который тебя воспитал, и наличие хищников тебя не особо волнует, то да, можешь смело сидеть и утопать в жалости к себе. Знаешь, я даже тебе камеру выделю, там безделье входит в норматив дня.
– Зачем кому-то врать о его смерти? Официально…
– Рода, а ну, соберись! Я стою достаточно высоко, чтобы знать, как понятие «официально» мало пересекается с правдой. Без Андрея у нас может быть очень много проблем. Он был приближен к Козыреву и прикрывал каждого из нас…
– Ну или дело в том, что отец просто знал о ваших делишках в Тиши, сам их одобрял и, насколько мне известно, но тут не ручаюсь, держал всех на коротком поводке. И теперь вы боитесь, что все эти тесты на людях, которые незаконны, бесчеловечны и, что самое главное, секретны, могут всплыть наружу. Не знаю, как хорошо осведомлен тот же Козырев, но что-то мне подсказывает, что люди, те самые, которые только вчера бунт устроили, вряд ли обрадуются тому, как вопреки нравственности и морали Техгруппа продолжает эксперименты над людьми. Ну так что, Катарина, эту ложь мы перетерпим?
С минуту они молчали, испытывая друг друга в молчаливой борьбе, где молодость смогла выстоять лишь за счет упрямости, подтолкнув старшую на нечто столь откровенное, сколь простое и точное:
– Ответь мне на вопрос, только честно: ты не хочешь допустить даже шанс того, что он жив из-за его лжи? Неужели твоя злость столь сильна? – Рода с трудом скрывала нахлынувшие чувства, допуская лишь блеск в глазах от подступающих слез. – Потому что если это личное, то ты тупая дура, Рода. Я не хочу даже допускать идею, что я и остальные переживаем его смерть тяжелее, чем ты – не родная, да, но та, кого он считал дочерью.
– Да ничего ты не переживаешь! – Привычный нрав девушки проявил признаки жизни. – Вся ваша работа и жизнь построены на лжи, даже это место! И сейчас ты снова лжешь сама себе, ищешь способ выкрутиться, чтобы снять с себя вину и ответственность за его смерть, ведь именно твой муж, Катарина, устроил катастрофу, которая привела к смерти моего отца. Но знаешь, это я еще могу от тебя и вас всех принять, но то, что ты пользуешься моей болью ради своего эго… Может, и хорошо, что ты так и не стала матерью.
– Закрой свой рот! – прорычала сквозь зубы Катарина, вскочив на ноги. Рода никогда не то что не видела ее такой, даже представить не могла этот вспыхнувший образ. – Наглая, надменная мразь! Как ты смеешь такое говорить? Что вообще с тобой не так?
Рода быстро сознала свою излишнюю своевольность, столкнувшись с закономерной реакцией, попытка исправления которой вот уже почти слетела с ее языка, но Катарина пресекла извинительную инициативу:
– Молчи. Хватит. Так мы ни к чему не придем.
Вернувшееся самообладание вновь удивило Роду, зародив в ней еще и некоторое восхищение Катариной как примером сильной женщины. Катарина сделала несколько шагов в свободном пространстве, подумала, собралась с силами и, не скрывая разочарования, решила подвести неприятный итог:
– Я пыталась заботиться о тебе, пыталась говорить на равных. Все это я делала из благих намерений. Возможно, когда-то ты созреешь для этого. Возможно, когда-то ты повзрослеешь. До тех пор тебе не понять ни меня, ни нашу с твоим отцом работу.
Откровенный, кажущийся и вовсе судьбоносным разговор оказал на обеих влияние большее, чем они могли осознать в той непродолжительной, но невероятно важной тишине.
В кабинет Катарины ворвался сам Директор. Переполненные страхом глаза скакали с Катарины на Роду и обратно, встречая лишь удивление. Под влиянием нужды сохранить авторитет Директор обуздал эмоции, даже поправил волосы и подтянул рубашку, прежде чем с напускным лидерским нравом произнести действительно пугающее известие:
– К границе тюрьмы пришел один из хищников.
Катарина с Родой переглянулись единым страхом, после чего Директор закрыл за собой дверь кабинета, оказавшись внутри вместе с ними. Он внимательно осмотрел каждую, после чего, долго подбирая слова, все время отвлекаясь на какую-то чуждую остальным мысль, использовал напульсник, чтобы вывести на виртуальный экран слева от двери, рядом со столом, изображение камеры наблюдения.
– Сейчас об этом знаем лишь мы трое.
Если Катарина восприняла вид противника вполне стойко, проявляя победу разума над инстинктами, то вот у Роды случилось все наоборот – вновь, как этой ночью и утром, первобытный страх прокладывал путь к дикой ярости. Все ее тело, каждая мышца и чувство готовы были отдаться животной воле, если бы не внезапное оцепенение. Проделав большой путь за эти полдня, Рода постепенно свыкалась с безопасностью до момента, когда узнала о шалости ее разума насчет Морица, что стало, как ей тогда казалось, финальным пунктом ее личной трагедии. Сейчас она видит не просто особь, а ту самую, ныне живущую с одной лапой. Ту самую, которую, как ей казалось, они с Морицем убили в пещерах… где, скорей всего, Мориц и остался навсегда, пожертвовав собой ради нее. Эта особь забрала всех, кроме нее, и, лишившись лапы, получила личное оскорбление – тут Рода ни капли не сомневается, подобное вообще сродни закону природы, который при всем желании она не сможет нарушить. Процессы внутри нее столь неописуемы в своем естестве, сколь легко и быстро она одобряет их. Возможно из-за этого она и не могла сотрудничать с Катариной и Тишью, как и думать об отце, потому что ничего еще не закончено. Пожалуй, она так и осталась бы перед монитором, поглощенная изучением повадок врага, ныне изучавшего высокие стены Тиши, если бы не разговор Катарины и Директора.
– Пока она одна, я решительно настроен не вмешиваться. Пусть посмотрит, подумает, а потом она просто уйдет.
– Чего? – Катарина была изумлена глупым, явно испуганным легкомыслием Директора. – Очень сомневаюсь, что особь «простой уйдет».
– Но тут ничего нет. Мы сидим тихо, никого не трогаем. Я вижу лишь раненое создание. Оно одиноко, ищет либо укрытие, либо сородичей. Как мы знаем, они хорошо адаптируются и хорошо общаются друг с другом. Нужно лишь подождать, пока оно убедится, что тут никого и ничего нет, а потом спокойно уйдет. Это наш единственный шанс выжить.
– А теперь послушай меня. Оно одно и покалечено, значит, слабее остальных, что дает нам единственную возможность поймать его и изучить.
– Я не представляю, как это сделать. Даже если мы захотим, что уже маловероятно, то, во-первых, мы не военные, армии тут нет. Во-вторых, если у нас не получится, то оно приведет своих друзей – и тогда уже противостоять им будет нечем. Слишком большой риск, Катарина, я не готов его принять. Я понимаю, тобою движет желание помочь Монолиту, но вряд ли они оценят эту жертву и тот риск…
– Там люди гибнут! Если Козырев проиграет и Монолит падет, то, ища себе новую еду, они рано или поздно придут сюда.
– Не придут, если будут знать, что здесь нет ничего интересного. Более того, я смею полагать, что сейчас у нас есть лишь один шанс выжить на этой планете – сидеть тихо и ждать. Но также, – поспешил он дополнить, – наша безысходность открывает Опусу более точную картину нашего безысходного положения под руководством Козырева. Я думаю, мы с этим согласны. Да и, Катарина, пытаясь заполучить этого зверя, ты ведь не только рискуешь моей жизнью, но и жизнью заключенных. Подумай, стоит ли твое особое, личное достижение, к которому ты очень долго шла, – здесь он сделал очень непонятное Роде уточнение, – такой цены.
Потерявшись в аргументах, Катарина так ничего и не ответила, лишь одарила Роду и Директора печальным кивком в знак согласия.
13
Чем больше Настя пытается вспомнить последний день, тем сильней туман окутывает все те ужасные события, кажущиеся ныне единственными основами ее характера. Настя даже не узнает себя в зеркале: следы от побоев на лице все еще ярки, некогда золотистые волосы теперь отдают тусклой гаммой следов грязи, крови и пота. Она хочет помыться, целиком отдаться сильнейшему потоку горячей воды, чтобы смыть с себя следы последнего дня, чуть ли не соскрести кожу, если потребуется. Но в то же время, в целом имея такую возможность, Настя боится потерять эту броню, напрямую связанную с тем, каким она должна быть человеком, чтобы пережить еще один день. Так что она просто зачесала волосы назад мокрыми руками, что дало ее переклеенному пластырями лицу больше внимания. Ну а потом смело вышла к остальным, ждущим ее для важнейшей связи с Козыревым, дабы тот одобрил придуманный план действий.
Оскар и Томас поглощали принесенные Менардом обеды в контейнерах, которые стали жестом доброй воли после драки. Сам же провокатор беспокойства сидел чуть в стороне, полный концентрации на своих мыслях. И даже он, увидев Настю, несколько удивился, ведь та обрела второе дыхание и всем своим волевым видом вновь была примером силы, которую лучше не провоцировать.
Она осмотрела всех в полные глаза, будто бы ища повод для критики, а потом произнесла:
– Спасибо, что вы со мной. – Краткая улыбка на мгновение вернула ту самую, некогда добрую, полную наивности девушку, которая, с грустью признали Томас и Оскар, осталась в истории.
Оскар стоял слева от нее, всецело выступая большей ролью, чем подчиненный. Томас и Менард, по-мужски выпустившие пар и пришедшие к некоему перемирию, стояли по стойке смирно справа.
– Сэр, мы изучили присланные записи с Топи. И у нас есть единственное разумное решение проблемы предателя, а именно Петра.
Мрачное состояние Козырева делилось на экране с, как признал каждый, вновь непонятным лицом Любы, выражавшим нечто состоящее из хмурого смятения и невинного восхищения.
– Мотивы Юста и Бэккера нам не ясны. Влияние Опуса также остается под вопросом, ответ на который вряд ли будет получен. Мы исходим из расчета лишь на собственные силы. Также неясно, чем мы можем ответить этим двоим. У них здесь ни родственников, ни любых иных связей с людьми Монолита или кем-то на Коме. Но они не представляют той угрозы, которую несет в себе Петр. Мы можем с уверенностью судить, что его броня была модифицирована за тот отрезок времени, когда он был с Бэккером и Юстом. Возможно, они нашли еще один Осколок, возможно, все еще ищут. Но даже одного хватило на уничтожение Стока-1. Наша последняя встреча лишний раз подтвердила его сильное эмоциональное переживание, которое естественно для него и было не раз проявлено за последние годы, особенно после трагедии год назад.
– Такие подробности мне сейчас не нужны, – Козырев произнес быстро и строго. Люба в этот момент с особым интересом разглядывала Настю.
– Это важно, – убедительно сказал Оскар.
– Сэр, нам нужно сделать все, чтобы спасти Ингрид – жену Петра. – Козырев смутился от этих слов, даже переглянулся с Любой, после чего уже собрался что-то сказать, но Настя не отпускала инициативу. – Она – наш единственный шанс выйти с Петром на диалог. Еще при нашей с ним последней встрече, когда все эти твари пробудились, Петр просил меня передать ей, чтобы она не считала его монстром. Вам отлично известно, как он любит ее.
– Это звучит не очень убедительно, – заговор Оскар в поддержку Насти, – но Петр всегда был человеком семейным, эмоциональным. Физически остановить его мы не можем. Он сильнее всех. Тратить военный ресурс нецелесообразно. Остается надежда, что Ингрид сможет достучаться до него.
– Либо отвлечь для меткого выстрела, – сказал громко Менард.
– Как ни посмотри, – Настя от слов Менарда и бровью не повела, держа взгляд на Козыреве, – остановка особей – лишь половина победы. Петр сейчас в Топи, цели его не ясны, но даже по видео со Стоком-1 мы делаем вывод о его человечности, иначе он не предоставил бы им шанс спастись. Сэр, там четко видно, как он перед ними извинялся.
– Есть еще кое-что. – Оскар преодолевал сомнения, что лишь усилило его слова. – Это будет звучать странно, но как-то все вышло… слишком вовремя. Эти монстры появились сейчас, когда большинство людей были на изоляции из-за бунта, а военное положение уже контролировало все системы. А еще… – в глазах Насти он читал приятную поддержку, – я провел с Бэккером достаточно времени и не могу слепо верить в его желание просто все уничтожить. Да и Петр не убийца. Вспомните, как он переживал из-за смерти женщин и детей и винил себя до самого конца.
– Зачем было уничтожать Сток-1?
– Чтобы мы вдолгую не могли сопротивляться. Он просил эвакуировать Монолит. Теперь, если мы не победим врага и наши ресурсы иссякнут, то это будет единственным способом спасти людей. Настя и Томас четко слышали эту странную просьбу.
– Сэр, я скажу простыми словами – одно с другим не клеится. Такое же излучение, которым Петр уничтожил Сток-1 и вокзал, было применено в пустыне, после чего проснулись звери. Что если он пытался их остановить, а не пробудить?
С минуту Козырев молчал, лицо его было привычно неприступным.
– Сейчас вы дали мне повод отстранить вас всех. Искать оправдание…
– Мы не можем его победить! Сэр! Единственный способ остановить его – достучаться до его эмоций! Это факт. Силой его не взять. Победа над особями встанет в большую цену, мы все это знаем. Но что же будет потом, когда Петр вернется сюда?
– Отец, я знаю, как это звучит. Но, возможно, это буквально единственный шанс устранить опасность без жертв. Шанс ускользает с каждой минутой. Я прошу довериться нам. Это решение было принято всеми, хорошо обдумано и взвешено.
Глядя на сына, видя его уверенность и то, как быстро он повзрослел за эти дни, отец раскрыл на своем лице что-то человеческое, почти неуловимое отрешенному глазу. Они безмолвно разговаривали, лишь глазами передавая больше, чем могут позволить слова. Этот момент оказался столь же ярким и необычным, сколь и скоротечным.
– Дальнейшие действия после ее привлечения?
Все понимали, что мнение Ингрид уже мало кого интересует, свободами стоит пренебречь.
– Отправимся в Топи, найдем предателей и устраним угрозу. Это наша ответственность. Мы должны это людям, – сказал Оскар крайне решительно, закрепив отсутствие и капли сомнения у остальной команды.
14
Минут двадцать назад, сразу после утверждения плана бездействия Директором Тиши, Катарина погрузилась в столь сложные и важные размышления, что стоило Роде обозначить свое презрение кратким «ничтожество», как с ее уст соскочило злое: «Заткнись, просто молчи!»
– Если вы решили так все и оставить, то тебе лучше и правда посадить меня в камеру. – Ультиматум читался слишком отчетливо, все состояние Роды вновь вернулось к упрямому и бесстрашному зверю, каким она была еще утром.
– Слушай сюда, я не собираюсь оправдывать свои решения, особенно перед тобой. Оставайся пока тут, а мне нужно кое-что сделать.
– Но этот твой Директор сказал…
– Спорить с этим человеком себе дороже. Как ты думаешь, почему именно он занимает эту должность? Потому что это нужно нам. Кроме власти, которой он обладает мало, его ничего не волнует. Такими легко манипулировать. Но сейчас у него есть мотивация показать характер – Монолит. Уж тут сама догадайся.
Только Катарина спешно закончила, параллельно забрав из закрытого на замок ящика стола какую-то прямоугольную пластину, легко умещающуюся в ладонь, и уже собралась выйти за дверь, кратко бросив: «Сиди тут, сейчас приду!», как Рода заговорила уверенно:
– Эй! Их можно победить. Он сам отгрыз себе лапу, чтобы выбраться. Не заметила с этим больших проблем. Думаю, раз их зубы способны шкуру пробить, то, может, и когти тоже.
– Та лапа, которую ты…
– Да, надо изъять когти и сделать, как это ни символично, первобытное орудие.
Катарина спешно покинула кабинет. И вот Рода отчетливо понимает и ощущает каждой клеткой своего тела естество происходящего – она для этого и выжила, чтобы закончить противостояние с тварью, которая убила ее команду. Полная кипящей энергии, она начинает разминать тело как способ вернуть себе лучшую форму и отразить на физическом уровне воинственный нрав. Рода отжимается от пола, немного даже ругая себя за слабость мышц, – они словно ватные, как последствие ее расслабления последние несколько часов. Все тело начинает вновь болеть, питая ее упрямость преодолением с последующим наслаждением от физического испытания. Отжимания чередуются гимнастическими разминками, зарекомендовавшими себя именно в тех тесных пещерах, где грубой силы массивного создания оказалось недостаточно, что оно наверняка усвоило, следовательно, нужно быть умней. Рода уже не просто приводит себя в форму – она готовится к войне, возможно, к битве своей жизни, проиграть которую ей непозволительно. Причем что этой ночью, что сейчас, она не одна, и если ранее Мориц бы рядом и придавал ей сил и мотивации, то теперь рядом с ней Катарина, человек, который никогда не был ей близок, не говоря уже о том, чтобы уважаем. Как профессионал – да, Рода ценила ее образование и знание, но как человек… нет, тут она видела в ней противника, что особо символично из-за схожести их характеров. Вчерашний день кажется слишком далеким, покрытым темными пробелами и чуждыми ценностями, позволяя сейчас раскрыться чему-то новому, отрешенному от прошлой жизни. Отсюда и вытекает ключевой вывод – Рода не знает, зачем ей жить. Мотив искать убийцу Андрея? Ей хватает ума понять, что месть не принесет ей мира. Да и слишком уж напрашивается вариант случайности, где любой на месте ее отца в тот момент встретил бы свою смерть от рук неразборчивой толпы. Ну а если Катарина вдруг права и Андрей все же жив? Рода не хочет думать об это по единственной причине – страх. Но не тот, что будоражит любопытство перед неизведанным или встречей с монстром, а тот, который оголит ее до самых основ, разрушив выстроенную за годы броню. Он был бы рад ее взрослению и самостоятельности, так что если и окажется так, что смерть его лишь обман, то Рода хочет предстать перед ним уже другим человеком, позволяя ему гордиться ее взрослением вне его опеки. Но только встает новая проблема – после окончательной победы над заклятым врагом каким человеком станет Рода?
И здесь Рода окончательно принимает более высокую для себя роль Катарины – человек этот знает ее, потому что они похожи. Одинокие, упрямые, слишком честные с миром, существующие не в том месте и не в том времени, но ничего не способные с этим поделать. Это открытие позволяет честно принять наличие опоры, способствующее приглушению одиночества. Катарина рядом, разделяет с ней слишком многое, что придает дополнительных сил и странного чувства безопасности. Как же сильно этот день изменил ее жизнь, удивляется Рода, пробуя бить кулаком по стене сквозь жуткую боль в суставах, – то ли еще будет.
Время вновь ускользнуло – стоило Роде убедиться в собственных силах и дойти до пикового состояния, как оказалось, что прошел почти час времени. Подвергнувшись худшим подозрениям, она уже собралась выйти за пределы кабинета в поисках Катарины, как внезапно столкнулась в дверях с высоким и крепким мужчиной в черной форме и с оружием. Лысая голова с массивной огненной бородой свисала на Роду с двухметровой высоты, выступая нешуточной угрозой пусть и крепкой, но все же девушке. Та смотрела в его серьезный взгляд и почему-то не ощущала и капли угрозы, а он, в свою очередь, произнес кратко своим низким голосом:
– Ты Рода? – Она сверлила его любопытством, пока позади мужчины не послышался голос Катарины, вынудивший его отойти в сторону и дать ей место.
– Идем. – Возбужденность Катарины уже возымела реакцию от Роды.
– Только не говори, что эта тварь пробралась….
– Пока это не случилось, нам надо взять все в свои руки!
Катарина уже начала пугать Роду, но не успела она и слова вставить, как они бодро ступали по коридору до лифта, а там под высочайшим напряжением добрались до кабинета Директора. У дверей их встретили еще двое охранников, ожидавших прихода Надзирателя, который явно был главным. Только двери открылись и она ворвались в кабинет Директора, как Рода уже поняла грядущее.
– Что вы себе позволяете! – заверещал испуганно Директор, резко вскочив из-за стола. Катарина была перед ним, Надзиратель рядом, а двое охранников прямо позади Директора.
– Ты доказал свою недееспособность и отстраняешься от должности! Игнорируя угрозу тюрьме, ты нарушил закон! Но с этим разберется суд. Игорь Козырев информирован и уже принял мое командование. – Катарина была строга и властна. – Увести его в камеру этого корпуса, лишить всех контактов, ждать моего указания!
– Да как ты смеешь! А ты чего стоишь? Ты же Надзиратель, почему позволяешь ей это делать? – Катарина и Надзиратель стояли непреклонно. – Вот, значит, как – решили все взять в свои руки, а меня выкинуть за неудобство? Ну смотрите, я ведь многое знаю, могу тебя, Катарина, с потрохами отдать Игорю, расскажу ему о том, что вы тут творили с ее отцом! – Он посмотрел на Роду и, пока охранники снимали с его руки напульсник и выводили за двери, крикнул ей: – Не будет никакого суда, они просто хотят защитить Опус и Объем! Спроси их, за что погиб твой отец, и теперь это ждет и меня, ведь мы…
Дальше Рода уже не услышала, оставшись с очень неоднозначным осадком, сразу же взятым в оборот Катариной:
– Не слушай его. Это скользкий засранец, который скажет любую чушь, чтобы сохранить остатки достоинства. Ты сама видела, он готов был…
– Что такое «Объем»?!
Надзиратель подозрительно спокойно спросил у Катарины:
– Так она не знает? – Потом повернулся к Роде и вновь, чуть ли не с шуткой, сказал: – Тебя ждет сюрприз.
После этого он убедился, что двери закрыты, передал по внутренней связи новые команды, куда входит режим чрезвычайной ситуации, следовательно, все изолировать и охране быть в боевой готовности. В это время Катарина села в кресло Директора и открыла на мониторах видео с камеры наблюдения людей из Второго корпуса.
– Прямо сейчас мои люди, здесь, уровнем ниже, пытаются достать из лапы когти и применить к вооружению. Для того чтобы не промахнуться, нужен отвлекающий маневр. То, ради чего особь приблизится к ловушке. Эти люди, которых ты видишь, не жители Монолита. Было бы странно проводить эксперименты на тех, кто рано или поздно вернется в общество. Нам нужны те, кого не волнует физическое тело. Они, те, кого мы держим во Втором корпусе, прилетели с Опуса. Особо опасные, жесткие осужденные. – Рода вглядывалась в экраны и видела очень худых, немощных, почти при смерти, людей. – Ты кое-чего… не помнишь про Опус. Эти люди готовы будут пожертвовать собой ради того, чтобы вернуться домой. Дом в их случае уже не Опус в привычном понимании – Объем. Виртуальная среда жизнедеятельности. Объему не нужна ни рука, ни нога, ни легкие или даже сердце, лишь мозг, подключить который к Объему не составит труда. Реальный мир стал им мукой – то и наказание за виртуальное преступление. Их ссылают, судя для общего блага. Перевоспитание реальностью.
