Никита Александрович Nikihoma
Пионер
Долго ждать не пришлось. Только юноша вгляделся своим отчаявшимся, ищущим не пойми чего взглядом в кольца, как странное копошение донеслось из за угла. Вместе с надеждой с кем-то обговорить эту странную ситуацию прибавилось сил, которых должно хватить на один небольшой, но столь желанный разговор. За углом оказался пузатый мужичок с ящиком наперевес. Он, еле протискиваясь в проём между домами, нёс свой груз красными, уставшими пальцами. Ригелю стало ясно, если он сейчас же не подхватит ящик, мужичка непременно придавит.
Вместе они дотащили ящик до витрин.
– Зачем в ювелирной кирпичи? – Сам не понимая зачем спросил Ригель о том, что его совсем не волновало.
– Я не ношу кирпичи. – Сказал мужчина, переводя дух на том самом ящике. – Тут кое-что гораздо более важное.
– Как вы тут оказались? Что тут происходит? – Наконец задал парень волнующий его вопрос.
– Сейчас нет смысла что-то обьяснять. – Прохрипел мужчина, вставая с ящика. – дай руку.
И Ригель, словно зачарованный и готовый на всё, без колебаний протянул её. Тот развернул ладонью вниз и положил сверху свою.
Всё как в тумане. Суета. Какие-то люди бегают и чего-то хотят. Ничего не слышно, точнее как сквозь медный таз, но от того не легче. Если кто и оборачивается на лежащего Ригеля, то только с презрением, с какой то ненавистью и пустотой. Пусть на лице этого и не видно, но их намерения предельно ясны: рассказать всем кого знают, какое отродье видели сегодня лежащим на тротуаре в центре города. Почему в лицо не сказать? Пусть Ригель и не мог дать сдачи, всё же не знал как реагировать на эту немую, скрытую ненависть.
Повозка. Тряска. Полоска света на тёмном как смоль полу. Ригель и моргнуть не успел, как снова оказался совсем один. Разве не этого он желал? Оно то может и так, но на самом же деле он хотел чтобы кто-то помог ему встать, чтобы поинтересовались, как он. Во всяком случае он бы так сделал при виде человека, которому стало плохо. Но где он сейчас? Отродясь не видев такого страшного кабинета ожидания, Ригель попытался оглядеться и по телу тут же волной прокатилась усталость, примагнитив его к холодному каменному полу.
Проведя в темноте не менее двух суток, он не получил ни крошки хлеба, ни капли воды. Как будто он сам себя запер и никому не сказал. Из одной клетки в другую. Разум пытался восстановить события, но ничего не помогало. Уже в первые сутки всё смешалось в кашу. Ригель не знал кого винить, но мозгу не прикажешь. Внутренняя агрессия от несправедливого заточения вылилась кровью. Парень принялся пытать сам себя. Спотыкаясь о собственные ожидания, призванные облегчить боль и дать надежду, он раз за разом кусал свою руку, бился головой о пол. сил не прибавилось даже после сна. Не стоило надеяться на покой. Дав волю фантазии он только снова разбился о собственные ожидания. Во сне не было ни порядка, ни свободы, ни справедливости. Только он и кто-то ещё, кому не нужны слова, кого нельзя отделить. Неотвратимый и чёрный он сидел перед Ригелем во сне.
Дверь открылась. Радоваться или плакать – вот главный вопрос.
– Слышь, щенок, на кой чёрт ты это сделал? – Прорычал незнакомый голос, разрезав долгую тишину.
– Щас сам будешь это вылизывать, понял? – Сказал другой явно не в восторге от багрянца на полу. – Или помереть раньше срока захотел?!
Ригель не ответил, за что и поплатился ударом в висок. Боль напомнила парню, что тот ещё жив. Противный звон пронзил череп, оставив пульсирующее послевкусие. Следующий удар выбил вместе с воздухом из лёгких последнюю теплящуюся надежду. Может он это и заслужил? Не он ли недавно хотел истечь кровью в холодной камере? Так чего жаловаться? Раздумья прервала темнота, залившая глаза и рассудок.
Очнулся с завязанными глазами и какой-то затычкой во рту. Кажется толпе нравится. Судя по возгласам, в этот замечательный день весь город собрался поглазеть на преступников. Привязанный к чему-то по рукам и ногам, не касаясь и носками земли, Ригель мог лишь дёргаться в надежде на изменения. Стало ясно одно – конструкция какая-то ненадёжная. Шатается, скрипит, но держит мёртвой хваткой. Так Ригель и дёргался, пока не услышал удар плети. За ним, к счастью или нет, не последовала раскатистая боль, но только чьё-то мычание навзрыд. Он тут не один. Плеть рассекла кого-то другого так, что тот сумел заплакать с распоркой во рту. На глазах выступили слёзы и сразу впитались в повязку. Силы покинули Ригеля, ведь возможно сейчас из-за его жалких потуг пострадал кто-то другой, возможно столь же шокированный и невиновный.