Наталья Волохина
Что почитать? Канал на Яндекс.Дзен – лучшие материалы

Фотограф фотографии с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.

Оформление обложки Наталья Волохина

© Наталья Волохина, 2019

© фотографии с https://pixabay.com/ по лицензии CC0., фотографии, 2019

ISBN 978-5-4496-6570-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

В сборнике размещены публикации с авторского канала «Что почитать» на Яндекс Дзен: статьи, рассказы, отрывки из произведений, интервью. Некоторые из них набрали больше миллиона дочитываний (полное прочтение текста, не путать с просмотрами) и сотни тысяч отзывов.

Не скрою, множество жарких дискуссий содержат не только положительные отзывы, но и жесткую критику. Обычно заданная тема сопровождается художественным отрывком, в качестве иллюстрации. Я разместила здесь по тому же принципу некоторые из них. Для удобства разделила на тематические разделы и дала ссылки на публикации и канал.

Думаю, очень удобно. Можно перейти к заинтересовавшей теме, поучаствовать в обсуждении и прочесть что-то ещё.

К сожалению, трудно охватить весь диапазон тем, поэтому, если станет интересно, переходите на канал.

С Уважением, Наталья Волохина.

Люди

Жизнь после смерти. Возвращенцы

Принято считать, что небытие, скрытое завесой тайны, заключает в себе что-то чудесное, в земной жизни для человека непостижимое и малополезное. Ну, есть там что-то такое или нет, нам то что. Разве только любопытно. Верующий человек представляет себе райские кущи или адское пламя, агностик уверен, что мир полностью познать невозможно и незачем искажать его представлениями, атеист убежден в окончании жизни с гибелью физического тела. Все вышесказанное на уровне предположений и представлений.

Я, человек практический, работающий много лет с тонкими материями человеческой психики, с «тем светом» познакомилась непосредственно через практиков – путешественников в небытие – людей, переживших клиническую смерть. Но, как целителя человеческих душ, меня больше интересовало не устройство потустороннего мира (в свое время сама все узнаю), а причина возвращения и результат перемещения. Зачем и по какой причине человеку дается шанс вернуться в земное бытие? Какая трансформация происходит с ним во время путешествия в «загробный мир», за смертельную черту? Как меняются его ощущение жизни, цели, желания.

Анализируя свои записи о «возвращенцах», я сделала вывод, что почти все они свой новый шанс использовали во благо, не только себе, но, в первую очередь, другим людям. Говорят, что смерть открыла в них невероятные способности. Но я считаю, что они есть у каждого, только для того, чтобы их использовать, почему-то надо обязательно умереть. Пережив смерть, осознав бренность бытия, пустоту и никчемность суеты, условностей, люди начинают ценить главное – жизнь, человека, любовь, веру. И оно становится смыслом их жизни. С возвращенцами легко. Они сразу видят суть, не отвлекаются на пустяки, но самое замечательное, сразу действуют, потому что ценят быстротечное земное время.

Назвала я цикл «Записки душеведа». Надеюсь, со временем они станут книгой. А для вас сегодня в подтверждение своих мыслей опубликую несколько историй возвращенцев и невозвращенцев. Да, такие тоже бывают. Я определила этим термином тех, кто знает, что скоро умрет, осознает причину ухода, но ничего не хочет менять. Обычно реальный выбор уходящего изменить невозможно. Он уверен, что с переходом кончатся все его страдания, разрешатся все неразрешимые ситуации и вопросы. Если бы! Но никакие увещевания, рассказы о том, что за порогом смерти все может только начаться, не действуют. И дело тут не в религии или вере, а в стремлении удержать иллюзию глобального, окончательного облегчения, в полном отсутствии интереса к себе, людям, жизни и полном отсутствии желания этот интерес искать. Приговор вынесен окончательный и обжалованию у Творца он не подлежит. Потому шансов на возвращение не получают.

Вот, пожалуй, и всё. Остальное каждый осмыслит сам, сделает свои выводы и свой выбор. Любопытные имеют возможность почитать на другие интересные темы.

Атаман

Эти возвращенцы обычно знали, зачем вернулись.

Атамана привезли ко мне, как испорченный овощ на свалку. Сгрузили и умыли руки. Громадный мужик после двух инсультов, с ограниченной подвижностью, частично восстановленной речью, списанный докторами с диагнозом «постинсультная деменция» (приобретенное слабоумие, маразм).

Когда начал внятно говорить и самостоятельно двигаться, мы с ним запели. Как стал материться на тренажерах и в репертуар вошли удалые казачьи песни, реабилитация двинулась полным ходом. Тогда и рассказал.

– Я ж помер, та ожил.

– Клиническая смерть была?

– Ото ж. Эх, мама, ты знаешь, я никого не праздную, тебе одной скажу. Что я там пережил, за всю жизнь такого страху не було.

Сразу тёмно стало, должно, инсульт самый, сознание потерял, а после летел на свет, как через трубу какую. А куда прилетел, там серое все, мабуть сумерки, та противные такие, шо на душе кошки скребуть. А кругом, сколь видать – ничого, только небо низко-низко и серый тот свет, противный. Ну, что ж, я пошел. Куда идтить не знаю, чую только, шо надоть. А под ногами земля мягкая, як замазка, и тож серая, ноги проваливаются. Присмотрелся, мама, ото ж мясо, плоть человечья. И ни бочком, никуда ни стать. Везде она самая. Пошел, куда деваться. А на душе такая боль и тяжесть, хуже того свинцового неба. И тут я понял, что буду так идтить вечно, не то шо долго, всегда. И эта невыносимая тоска, ну, просто нечеловечья, она всегда со мной будеть, вечно. Понимаешь ты, всегда и без конца! Ну, вот всегда и усё. Я уж думал, что мне хуже и быть не может, но, как такое понял, совсем невмоготу стало, такая тоска взяла, хоть снова помирай, а чую, больше разу помереть не получится. Хотел кричать, выть – голосу нема, плакать, та и слез немае. И как скрутило меня у жгут, та и снова через трубу полетел.

Очнулся в палате, дочка коло меня сидить. Увидала, шо я глаза открыл, заплакала. И я ж заплакал, должно, первый раз после полвеку. Силюсь ей сказать: «Доча», – а не могу, язык не слушается. Я ж её дочей с пеленок не называл, усё Ирка, да Ирка. А сынок помер, тож слова ласкового от меня не слыхал. Как же, усе думал, дурак, детей в строгости держать надо. Жинка от одного взгляда моего тряслась, усохла уся со страху, усе болееть. А какая красуля была молодкой, ой, мама! То ж усё я их застращал, замучил. Все гаркал, та и поколачивал, учил время от время, сатана. Баба, она свое место должна знать. От же дурень! А теперь шо? Сколько времени щё господь отпустил? Хто знаеть? Я, как на том свете тоску смертную почуял, понял усё.

– Что понял?

– Усё! Как жить надо було и что жизнь про… л к такой матери.

– А ты зачем вернулся?

– Ты ж знаешь, умна девка. Ясно зачем – любить.

Он уехал и через десять дней вернулся на повторный курс, уже сам за рулем машины.

Похохатывал басом, зыркал на бабенок черным игривым глазом, рассказывал, как соседи и родня ходят на него смотреть, как на воскресшего Лазаря.

– Ото ж и есть – воскрес. Думали, куттю есть, а я им вина домашнего налил. Чего, толкую, на наследство рты раззявили, та и не обломилось. Мама, ты бы на их морды подивилась, точно ожившего покойника увидали.

Потом один на один рассказывал:

– Я усе жене та и дочке отписал, внучек домой привез. А то ж дом большой, та и пустой. Веришь, мама, первый раз в жизни девчушек по голове погладил – слеза пошла. А хорошо на душе стало, тёпло.

И уже громко, уверенно, командным голосом продолжил:

– Я тут под домом магазин затеял. Та-а-ак. Еще повоюю. Я ж атаман походный.

– Ты же инвалид, маразматик, – пошутила я.

– Хто инвалид, я инвалид?! Не дождётесь. Я еще, може, сына рожу! – загремел он.

И тихонько добавил:

– Щё ручки – ножки ему нацелую, за всю нецеловальную жизнь свою, нацелую. Ото ж.

Книгоноша

Алексей, хоть и технарь, читал запоем с самой школы. В Перестройку, когда завод его выбросил, спасло умение добывать книги. Старые московские книгочеи связали с нужными людьми, и стал инженер книгоношей. Возил из столицы под заказ драгоценные книги, о которых раньше только слышали и мечтали, неслыханные эзотерические и расхожее чтиво. Сложился круг заказчиков, «сарафанное радио» его вырастило. С развала на земле да на столе перебрался под крышу, в уголок, потом в комнатку, вскоре занимал целый этаж в престижном, проходном месте. Уже не справлялся один, приятеля в помощники взял. Наладилось, закрутилось, вроде, само по себе.

Вздохнул свободно, наелся, отъелся, все попробовал – «адидасы», цепи, барсетки, машины, путешествия, бани, девки, жене цацки. На все потратился, а деньги все есть и еще прибывают. Книжный голод тоже в любой момент утолить можно. Что делать, чего хотеть, куда бежать? В неё, горькую. Поначалу, конечно, для форса, пил «Наполеон» да «Сангрию», а потом «Смирнов» и даже «Рояль» в ход пошел.

Уснул однажды с сигаретой (классика жанра) и костюмчик спортивный, «паленый» – синтетический, сплавился, к телу прирос. Ожоги несовместимые с жизнью. Тут денежки и пригодились – на ожоговый центр. Денежки тут, Алексей там – в коме.

– Пролетел я через трубу, – рассказывал он мне, – серую, полупрозрачную, и очутился в доме каком-то, вроде барака. Подходят ко мне два парня, один белобрысый, другой чернявый. «Пойдем, – говорят, – мы тебя проводим». Пошли. По обеим сторонам коридора сплошь двери. И чувствую я, что за ними кто-то есть, хоть и не слышно ничего. Cтрашно, жуть. Откуда-то я знаю, что в комнатах люди мучаются, невыносимо страдают. И все никак не кончается ни коридор, ни ужас этот. Спрашиваю провожатых:

– Мне куда?

А брюнет отвечает:

– Куда хочешь, в любую дверь заходи.

Кто ж захочет в такую дверь? Я молчу, они молчат, и все идем да идем. Чую, не могу больше – что тут страшно, что там, решил, будь что будет, толкнул одну дверь и вошел. Оказалось, вышел, а парни там остались. И барак исчез. А передо мной девица явилась, цыганистая такая, красотка жгучая.

– Пойдем, – предлагает, – я тебя угощу.

Смотрю, вроде, рыночек – столы под навесами. Откуда взялись, только что пусто было? А на столах сладостей разных немеряно. Я таких и не видал никогда. Пить хочу, не могу, а кругом только сладкое и никаких тебе напитков. Деваха же так нахваливает, что хоть и жажда, а взял бы да попробовал. Только чую, нельзя ни под каким видом брать, не знаю почему, но нельзя, и всё.

Дошли до конца ряда она спрашивает:

– Точно ничего не хочешь?

– Нет.

Красотка и пропала, а я снова через тоннель полетел. В нем понял, что значит, космическая скорость.

Очнулся, лежу в ванне – кровать водяная в ожоговом. Стена передо мной белая. Вдруг прямо из неё, как в кино, не поверишь, два мужика выходят, блондинистые, как тот парень из барака. Но он одетый был, а на этих только рубахи белые до колен. Подошли ко мне с двух сторон, встали и молчат. Потом один протягивает стакан:

– Пить хочешь?

– Очень хочу. Только взять не могу, руки не двигаются.

Он поднес стакан мне ко рту, я и присосался, будто с рождения не пил. А вода вкусная, холодная. Я пью, она всё не кончается, словно стакан бездонный. Он отнял стакан и у второго спрашивает:

– Хватит что ли?

Тот отвечает:

– Еще чуть-чуть.

Ну, я снова, как из титьки.

– Теперь хватит, – второй говорит.

Стакан и пропал. А они в стенку ушли. Я плаваю, соображаю, не свихнулся ли часом. Но губы-то мокрые и желудок полный, да и весь я полный, будто кровь новую налили. Тут медсестра зашла, я окончательно убедился, что не брежу и не сплю. Сестричка, как увидала, что я очнулся, за врачами побежала. Врач толкует, мол, в рубашке родился, а кожа нарастет. Но я понимаю, что шкуру не зря с меня спустили, было за что. И на «экскурсию» не просто так водили. Только я испытание выдержал: дверь нужную выбрал, ни на какие соблазны не покусился. Обожрался и так уже по самое не хочу, ясно дураку стало, что вкуснее чистой воды – жизни – ничего не бывает.

– Зачем же ты вернулся? Что делать теперь станешь?

– Я точно знаю, что – проводником буду.

– Куда, кого водить станешь?

– Таких же, как сам, потеряшек, чтоб не через трубу, чтобы здесь нашлись.

Алексей – защитник, оберегал пацанов наркоманов в центре реабилитации, как самого себя. Верили они ему, старались, чтобы он им поверил, вывел. Некоторые прошли. Даже если бы один, уже много.