Наталья Викторовна Паршина
Когда проснётся ангел
Громкий командный голос за спиной заставил обернуться толкающихся у пролома ребят.
–Ну что, доигрались со спичками? Теперь на пожар любуемся?
Испуганные мальчишки прижались спинами к бетонной стене и лепетали самыми невинными голосами:
–Нет, дяденька милиционер, мы только смотрим.
Дяденька милиционер, высокий и широкий, как двустворчатый шкаф, наклонился, чтобы лучше рассмотреть ребят, и спросил:
–А что это вы в такое недетское время на улице делаете? Где родители?
–Отпустите нас, дяденька милиционер, мы сразу домой пойдём, – нашёлся Стасик.
А Тим подхватил:
–Да, это мы за пожаром наблюдали и про время забыли. Отпустите, нам и так влетит.
Дяденька милиционер снял фуражку, потёр лоб тыльной стороной ладони и сказал:
–Нет, друзья-товарищи, отпустить я вас не могу. Сейчас мы все вместе проедем в отделение, оттуда позвоним вашим родителям, они за вами приедут, и тогда я вас отпущу.
Ребятня как-то сразу сникла, поняв, что возражения не принимаются, и разбежаться не получится, потому, что стражей порядка было как раз по одному на каждого из них. Понурив головы, они поплелись к милицейскому микроавтобусу, припаркованному неподалёку.
Утром за Тимом приехали из детского дома. Он был даже рад этому, сказав: «Ну, вот, отосплюсь на чистой постельке, отъемся, отдохну, а потом можно будет опять приключения искать, – и, обратившись к Стасику, добавил, – вдруг ты Даньку увидишь, скажи ему, чтоб и он в милицию шёл сдаваться. Хватит ему приключений. Да, и передай, что наш детский дом в Смоленске, а то ещё упекут неизвестно куда. Передашь?»
Стасик закончил свой рассказ, попросив у Игоря сигаретку.
–Я бросил вчера, – сказал Игорь.
–Чё, прям так взял и бросил? – искренне удивился Стасик.
Игорь покачал головой:
–Бросил, бросил.
–Везучий, а я всё никак не могу.
–А тебя почему из участка отпустили? – поинтересовался Игорь.
–За мной родители приехали, когда проспались. Я ведь в подземелье не всегда живу, а только когда предки в запое. Они, когда не пьют – нормальные. Сейчас им в милиции мозг промыли, пару недель будут трезвые. Так что у меня всё в порядке. Ну, я пошёл.
–Подожди, а с Пауком-то что?
–Вроде, сгорел. Я слышал, как в милиции сказали, что он с сигаретой уснул, так напился, даже не почувствовал, как матрас под ним загорелся.
–Понятно, – Игорь протянул руку Стасику, – ну, бывай.
Стасик подмигнул Даньке и пошёл вразвалочку по липовой аллее.
Машину кидало из стороны в сторону по весенней распутице. Данька хмуро молчал, смешно вытягивая шею, чтобы увидеть дорогу. Игорь мучился от того, что не знал, как начать разговор. Наконец, решил, что говорить надо на равных, а это тягостное молчание пора прервать.
–Расстроился, что не нашли Тима? – спросил он у Даньки.
–Чуть-чуть, – ответил тот, вздохнув.
–Думаешь, ему в детском доме попадёт за побег?
–Нет. Наверно, нет. Он не первый раз сбегает. В прошлый раз, когда его нашли, то даже испекли пирог с яблоками, что бы он знал, как все по нему соскучились, и чтобы он больше не сбегал. Огромный такой пирог, мы все объелись.
–Тогда нет причин вешать нос. Мы с тобой сейчас классную рыбалку устроим. Знаешь, какие щуки в нашей речке водятся? Размером с крокодила.
–Правда? – глаза Даньки загорелись таким неподдельным удивлением, что Игорь рассмеялся.
–Правда, правда, – сказал он, – с небольшого такого крокодильчика. Зубищи у них острые-преострые, палец в рот не клади. А уха какая вкусная – язык проглотишь.
Данька повеселел, он никогда не был на рыбалке. А живых рыбок видел только в аквариуме, который стоял в «живом уголке» детского дома.
Дома Игорь и Данька обедать не стали, пошли на рыбалку, а еду взяли с собой. Речка тихо несла свои воды в пяти минутах ходьбы от дома. Расставили снасти, разожгли костёр, повесили над ним котелок. Еду разложили на покрывале, прямо на мостках, и, свесив ноги над прохладным потоком, принялись уплетать съестное. На свежем воздухе, как известно, даже хлебная горбушка покажется деликатесом.
Игорь заметил, как Данька, вздыхая, поглядывает на него, и, будто на что-то решившись, вдруг передумывает, и снова обращает свой взгляд на искрящуюся от солнца воду.
–Тебя что-то беспокоит? Давай договоримся, что ничего не будем скрывать друг от друга, – Игорь потрепал мальчонку по светлому вихру.
Данька замешкался, собираясь с духом.
–Я хотел спросить… а сколько мне у вас с Настей ещё пожить можно?
–Тебе у нас понравилось? – осторожно поинтересовался Игорь.
–Да, очень.
–Ты хотел бы у нас остаться подольше?
–Ага.
–Я и Настя тоже очень хотим, чтобы ты жил с нами. Но для этого нужно кое-что сделать. Прежде всего, мы должны узнать кто ты и откуда. Потом разыскать твоих родных, если они есть. А для этого надо съездить в тот детский дом, из которого ты сбежал. Там есть твоё личное дело. В нём всё про тебя написано. И если окажется, что ты один на всём белом свете, то мы тебя с радостью усыновим. Согласен?
–А как же моя мама? – испуганно спросил Данька, – ты поможешь найти её?
–Обещаю, что пока не найдём её, не остановимся.
Данька вздохнул с облегчением, теперь взрослый, серьёзный дяденька будет помогать ему в главном деле его жизни.
Глава 7
Игорь сидел в кабинете директора детского дома, ощущая себя посетителем ботанического сада, благодаря двухметровым фикусам в углах кабинета, плющу, который с книжного шкафа перебрался на карниз, а оттуда, как маскировочная сетка расползся по потолку, и подоконникам, заставленным бесчисленными цветами в горшках. Каждый свободный сантиметр пространства был занят ухоженным растением.
– Извините, что заставила Вас ждать, – сказала миловидная женщина лет сорока пяти, вошедшая в кабинет, – приезжала семейная пара, хотят усыновить мальчика. И, непременно, светловолосого, и чтоб на будущих родителей обязательно был похож, да чтоб не старше трёх лет. Ей Богу, как щенка породистого себе выбирают. Одно расстройство с такими усыновителями. Так и хочется сказать: «Да вы возьмите любого, он через год будет вашей копией. Дети, как губки впитывают манеры тех, кого любят… а своих родителей, пусть и приёмных, большинство из них просто боготворят». Простите ещё раз. Меня Александра Ивановна зовут, – протянула она руку через стол, – я Вас внимательно слушаю.
–Игорь, – отозвался он и коротко пожал её тёплую ладонь.
Он успел хорошо рассмотреть директоршу, пока та шла к своему креслу. Рыжие, почти красные волосы – похоже, это был её натуральный цвет – кудряшками опускались на плечи. Строгий костюм приятного шоколадного оттенка, яркий платочек, завязанный на шее каким-то сложносочинённым узлом, шпильки, алая помада и полное отсутствие украшений. Уверенная в себе, она приветливо смотрела прямо в лицо своему посетителю, пытаясь понять, что его привело.
– Я хотел бы поучаствовать в судьбе одного Вашего воспитанника. Знаю только, что зовут его Тим. Не было времени даже спросить, как его фамилия. Я работаю в пожарной бригаде. Недавно тушили теплотрассу, там беспризорники жили. Так вот, среди них и был Тим. Сами понимаете, во время пожара много не поговоришь, да к тому же их в милицию увезли. А когда я на другой день пришёл туда, мне сказали, что за ним приезжали из детского дома, и вот теперь я здесь, – Игорь помолчал немного и продолжил, – У нас с женой детей нет, и как-то не думали об усыновлении. А тут, понимаете, я понял, что могу помочь человечку. Вы скажите, какие документы нужно собрать, чтобы претендовать на усыновление. Конечно, если Тим согласится…
Игорь ничуть не лукавил, говоря о том, что интересуется Тимом. С Данькой они договорились, что не бросят его.
Александра Ивановна поднялась из-за стола и подошла к окну, взяла в руки маленькую зелёную лейку с длинным тонким носиком, полила цветок и снова вернулась на место.
–Бывает же так, – произнесла она, – Тимофей жил у нас пять лет. Сбегал с завидной регулярностью, но больше двух недель не пропадал, возвращался с вольных хлебов, как только нагуляется. Мы его не особо за это ругали, но в последний раз он прихватил с собой ещё одного мальчика. Ох, как я зла была на него за это. Данила – второй мальчик – совсем ещё малыш, ему всего-то пять лет было. Сам-то Тим вернулся жив и здоров, а где Данила и что с ним, ничего не известно. Да, что-то я от темы отвлеклась, Вас же Тим интересует. Так вот в чём парадокс, как только он сбежал, к нам из Краснодара приехала его тётя, сводная сестра его отца. Их разлучили, когда они были ещё малышками, тётя только недавно узнала, что у неё есть брат. Стала его разыскивать, но того уже несколько лет нет в живых. Зато она нашла племянника, а тот сбежал, да так надолго, на целых полгода. Пока Тим был в бегах, его тётя оформила все документы на опекунство. А как только нашёлся, тут же забрала его к себе. Очень положительная женщина, мы с ней созвонились вчера, Тимофей доволен, его просто не узнать. Раньше бал сама серьёзность, а теперь постоянно с улыбкой до ушей, а прошло то всего семь дней. Фотографии вот по электронной почте прислали.
Она с лёгкой улыбкой обратилась к Игорю:
–Так что за Тимофея можете быть спокойны, он в семье, с родными людьми, что очень важно, – и со вздохом, – а вот за Даню я очень боюсь.
–Если они сбежали вместе, то вероятно и второй мальчик где-то в нашем городе находится, – сказал Игорь, – Вы дайте мне его фотографию, городок у нас маленький, я поищу, поспрашиваю.
–А это неплохая идея, – согласилась директорша, – пожалуй, так и поступим.
Она достала личное дело Даньки из шкафа, положила его на стол и протянула Игорю цветную фотографию:
–Вот, – сказала она, – таких копий мы сделали по сотне штук, когда они сбежали. На каждом столбе листовки расклеили, милицию постоянно тормошили, но толку мало.
–У него тоже нет никого из родственников? – Игорь взял в руки фотоснимок, на нём был Данька в колпаке Буратино.
–К сожалению, о Даниле ничего не известно, даже настоящей фамилии. Его нашли в цыганской общине, сколько он там прожил, можно только догадываться. Цыгане живут очень закрыто, чужих не привечают. От них ничего не удалось узнать, кроме того, что мальчика зовут Данькой.
–А как же быть с фамилией? – спросил Игорь.
–В таких случаях фамилию мы сами придумываем. Записали его, как Лачин Данила Иванович.
–Почему Лачин?
–В первое время он много плакал и всё просился к Лачи. Так звали старую цыганку, которая, судя по всему, опекала его, пока Данила жил в общине. Цыгане так и не смогли дать однозначный ответ, откуда у них появился Данька. Хотя, надо отдать им должное, Данила был в заботливых руках, чистенький, сытый, похоже, его там не обижали.
–А где находится эта община? – поинтересовался Игорь.
Александру Ивановну заметно удивил вопрос Игоря, но она подробно объяснила, как добраться до этого уединённого места.
Цыганская община расположилась в добротных каменных домах, в нескольких километрах от главной дороги. Это был небольшой посёлок с единственной широкой улицей. Никаких заборов, ни высоких, ни низких, между домами не было. Им нечего делить, подумал Игорь. Только бы удалось с ними поговорить.
Его встретили любопытные недоверчивые взгляды смуглых цыганских ребятишек.
–Мне бы с Лачи поговорить, – сказал Игорь.
–Лачи! – закричал один из них, и побежал, сверкая босыми пятками, к высокому дому, с симпатичным балкончиком над крыльцом, – Лачи! К тебе гаджё пришёл!
Лачи, древняя цыганка, сидела на крылечке, по-турецки подобрав ноги. Яркий платок, завязанный большим узлом у виска на манер банданы, такая же яркая юбка до пят и золотое монисто придавали ей особый киношный колорит. Подойдя ближе, Игорь разглядел её старое сухое лицо, землистого оттенка, испещрённое глубокими морщинами. Несмотря на возраст цыганки, в её чёрных, как смоль локонах, выбившихся из-под платка, не было ни единого седого волоса.
–Здравствуйте, – громко сказал Игорь, приложив правую руку к сердцу, и слегка поклонившись в знак почтения, – я – не «гаджё», я поговорить пришёл.
Лачи улыбнулась, отчего лучи морщин побежали от её тёмных глаз.
–«Гаджё» означает, что ты не цыганских кровей. Не суди строго этих сорванцов, они не хотели тебя обидеть. Так с чем ты пришёл? – произнесла она низким грудным голосом.
–Может быть, Вы помните мальчика Даньку, его забрали отсюда в детский дом года два назад. Я бы хотел узнать, как он попал к вам.
Брови цыганки поползли вверх, она довольно резво поднялась, и пристально глядя Игорю в глаза, спросила:
–Скажи скорее, как живёт Данька? Здоров ли? Всё расскажи, добрый человек.
Игорь рассказал Лачи, при каких обстоятельствах в его доме появился Данька, и как они с Настей хотят, чтобы этот мальчуган стал для них родным.
–Твоё лицо как будто мне знакомо. Где я могла видеть тебя раньше? – не отрывая взгляда от Игоря, произнесла старая цыганка.
–Вряд ли мы встречались, – ответил он.
–Мои глаза меня не подводят, – задумчиво произнесла Лачи, поднося к губам длинный мундштук с тёмно-коричневой сигаретой. Делая глубокую затяжку, она всё пыталась понять, почему таким знакомым показалось ей лицо гостя.
Тем временем разговор переместился в просторную гостиную, в которой из мебели были лишь несколько длинных диванов по периметру да журнальные столики. Телевизор в полстены, да несколько пёстрых ковров на полу внахлёст – вот и всё украшение комнаты. Но она не казалась пустой.
Им навстречу выбежала девочка.
–Солнышко, принеси нам чай, – сказала старая цыганка, а сама предложила гостю сесть.
–Добрый ты человек, вижу… а за Даньку я всю душу себе вынула, всё переживала, как он там, в этом казённом доме. Кто его приголубит, да пожалеет. Он как родной нам был, такую радость в нашу семью принёс, что и не передать. Слушай, если не торопишься, расскажу всё, как было.
–Не тороплюсь, – сказал Игорь.
И потёк рассказ цыганки неторопливым ручейком.
Попал в их деревню Данька нежданно-негаданно, благодаря Радыме, старшей невестке старой цыганки.
В ту осень стужа пришла очень рано, в октябре стояли такие морозы, какие и в ноябре нечасто бывают. Радыма, как большинство местных цыганок, зарабатывала на хлеб на московских вокзалах да на рынках. Спеша вечером на электричку, Радыма наткнулась на девушку у подземного перехода. Та стояла в распахнутом пальтишке, с непокрытой головой, глядя в одну точку, держа коляску посиневшими от холода руками. Она, как будто, не замечала ни пронизывающего ледяного ветра, ни спешащей толпы людей, толкающей её, то в бок, то в спину. Ещё немного, и коляска полетела бы по ступенькам вниз.
Радыма вытащила девушку из людского потока и спросила, не нужна ли помощь, но та не услышала её. Пришлось немножко встряхнуть молодую мамашу. Придя в себя, она стала озираться, не понимая, как сюда попала и куда теперь идти. Радыма отвела её на вокзал, нашла свободное место в зале ожидания, усадила, принесла горячего чая. Малыш всё это время спал. Коляска у него добрая была, зимняя. Он сидел в ней, как в тёплом коконе.
Цыгане – хорошие психологи, и Радыме не нужно было спрашивать, чтобы понять, что девушка попала в трудную ситуацию, и не видит пока выхода из неё. Понемногу девушка отогрелась, представилась Светланой, рассказала, что её поезд будет только завтра вечером, что ночевать ей негде, и что денег осталось только на обратный билет.
Радыма пожалела бедную девушку, пригласила её, усталую и замёрзшую к себе в дом. Полчаса на электричке, и они приехали в цыганскую деревню.
Иногда Лачи прерывала рассказ, чтобы прикурить новую сигарету. Делая затяжку, она прикрывала глаза, мысленно возвращаясь в то время, о котором сейчас вспоминала, и, выпустив струйку дыма вверх, продолжала:
–Света вошла в этот дом совершенно обессиленная. Мы не стали приставать к ней с расспросами, накормили и уложили спать в маленькой комнате. Было ещё не поздно, и Данька остался играть с нашими детишками, а когда и он уморился, просто отнесли его в постель к матери.
До полудня я не решалась разбудить гостью, но, когда услышала плач Даньки, всё-таки вошла в комнату. Света спала, уткнувшись лицом в подушку. Малыш, плача, пытался её разбудить. Я подошла и потрогала спящую девушку за руку. Рука была холоднее льда. Света умерла несколько часов назад.
Какой ужас я тогда испытала, словами не передать… Схватив Даньку, я бросилась прочь из комнаты, позвала всех, кто в тот день остался дома.
Что же делать с малышом? Нужно было как-то возвращать его родным. Про Свету кроме её имени, мы ничего не знали. Выяснилось, что никакой сумки при Светлане не было, вероятно, её украли там, у перехода. Легко обокрасть человека, когда он ничего вокруг не замечает. Не нашли мы и документов ни в коляске, ни в карманах одежды. В милицию обратиться не рискнули, они всё на нас и повесили бы, и смерть девушки, и кражу её вещей.
Когда вечером вернулась из Москвы Радыма, она рассказала нам всё, что успела узнать о Свете от неё самой, пока накануне они в электричке ехали. Оказалось, что нет родных у Светланы, и некому её оплакивать. Тогда и решили мы: коли Данька круглой сиротой остался, то лучше пусть он у нас живёт, чем в казённом доме. Места у нас много, и кусок хлеба всегда найдётся.
Так и остался у нас Данька жить. Радыма его сыном считала, своих детей у неё не было, хотя за сорок лет уже перевалило. И так ей понравилось быть матерью, что через год и сама родила. Вот такая хитрая штука эта природа… (Цыганка помолчала немного). А Свету мы похоронили, по всем христианским правилам.
–А как же Данька в детском доме оказался? – спросил Игорь, пока Лачи закуривала очередную сигарету.
–Заметила бабка из соседней деревни, что вместе с нашими ребятишками бегает на речку светленький мальчонка. Ну и подумала, что украли мы его, – цыганка поймала взгляд Игоря и покачала головой, – а что ты удивляешься, разве самого в детстве цыганами не пугали?
–Нет, – ответил Игорь.
–А вот в нашем краю пугают, мол, не уходи далеко, а то цыгане украдут. Глупость какая, у нас своих детей хватает. Так вот, – продолжала Лачи, – понаехала милиция, Даньку увезли. Он так плакал, так плакал, как только сердце моё не разорвалось… Меня допрашивать стали, а я грех на душу взяла, соврала, что прибился он к нашим мальчишкам совсем недавно, несколько дней назад, что мы сами собирались к властям обратиться, да не успели. Про Свету ничего не сказала, чтобы беды нам не вышло, а сама все глаза выплакала про Даньку. Очень мы его полюбили, очень все переживали.
–У Вас осталось что-то из тех вещей, в которых он был, когда попал сюда? Хоть что-нибудь, – спросил Игорь.
–Только фотокарточка, на ней Светлана с отцом Даньки, она эту карточку Радыме в электричке показала. Приехала Светлана к нему, к отцу Даньки, в Москву, а его там и след простыл. Разве можно так поступать с родным чадом? Бросил, как куклу, уехал за границу. Ух, попадись он мне на дороге, я бы сказала, кто он есть на самом деле, – с этими словами старая цыганка поднялась, – ты подожди минутку, я-фотокарточку-то принесу.
Вернулась она с резной шкатулкой из дерева, села рядом с Игорем, бережно поставила себе на колени дорогой ей предмет и открыла. В нём оказались старые пожелтевшие фотографии, кажется, ещё довоенные. Лачи достала конверт с самого дна шкатулки, вынула из него фотографию, посмотрела на неё и ахнула:
–Так это ты? А я-то голову себе сломала, всё вспоминала, где я тебя видела…
Игорь не понял, что она имела в виду, взял карточку из её рук и тоже обомлел. С цветного снимка смотрели на него, улыбаясь, красивая девушка с длинными русыми волосами и Святослав. Игорю стало жарко, его сердце, сбившись с ритма, ухало, как кузнечный молот, перед глазами поплыли круги, (раны, переставшие его беспокоить, снова дали о себе знать) страшно захотелось пить, тяжело дыша, он привалился к спинке дивана.
–Брат…– только и смог вымолвить Игорь.
–Брат? – переспросила цыганка, – Близнец, что ли?
–Да, только он погиб почти три года назад. Почему он мне ничего не сказал? Не знал? Что же это получается… Данька – мой племянник? – Игорь никак не мог поверить, в то, как заковыристо судьба устроила им встречу, а ведь этой встречи на остановке автовокзала могло и не быть. И тогда Игорь никогда не узнал бы, что Данька, продолжение Святослава, его кровь и плоть, скитается где-то по свету одинокий и безродный. От таких мыслей ему стало холодно.
Цыганка принесла сердечные капли, а сама ровным и мягким голосом стала говорить:
–Ты, сынок, ещё молодой совсем. Я-то за свою жизнь столько раз видела, какие кружева судьба человеческая заплетает, сам никогда такого не придумал бы. Ты на жизнь обиду в душе не таи, она не может относиться к нам хорошо или плохо. Мы сами творим свою судьбу…
Игорь слушал успокаивающую речь, но суть слов пролетала мимо, реальность ускользала, оставались только невесомость и темнота. Когда он открыл глаза, голова его была светлой, мысли не прыгали друг через дружку, он ясно понимал, что теперь делать.
Лачи вызвалась проводить гостя. Они шли неторопливо к окраине деревни. Игорь заметил:
–Я смотрю, дома все новые. Вы недавно здесь обосновались?
–В тридцать третьем. Привезли нас сюда, как скот. Цыгане для советской власти были ненадёжным элементом. В Москве немного оседлых цыган было, да и те, видно, глаза мозолили партийным шишкам. Мы люди мирные, никогда войн ни с кем не вели, и свободные, только нашему, цыганскому закону подчиняемся. Вот за нашу свободу и дали нам три часа на сборы, да подальше от столицы вывезли. Посреди чиста поля и оставили. Видишь то каменное здание, – Лачи остановилась, чтобы показать видневшуюся за домами старинную постройку, – там зернохранилище было, в нём и жить приказали. Чтоб не разбрелись по таборам, солдат вооружённых приставили, а для пущей уверенности увезли с собой по ребёнку из каждой семьи, мол, советская власть из них настоящих людей сделает. Мне тогда всего семнадцать было, первенец новорожденный на руках, как я его тогда сохранить смогла, сама удивляюсь, – Лачи умолкла ненадолго, ой, как не хотелось ей ворошить ту часть прошлого, которую всю жизнь пыталась спрятать подальше да поглубже, и забыть, где спрятала, – Воды рядом не было, пришлось мужчинам копать колодец почти голыми руками, лопатам-то откуда было взяться, мы ведь всю жизнь в городских квартирах прожили. Осень на дворе, а в этом каменном мешке ни печки, ни лавочки, хоть бы соломы клок, чтоб не на голом полу спать. Сквозь дыры в крыше вороны залетали. Холодно было и голодно, продукты, которые с собой привезли, быстро закончились, стали по сёлам ходить, да обменивать вещи на еду. Женщины одежду стали шить, да продавать, а мужики скорняжничать, да кузнечным делом зарабатывать.
Кое-как до больших морозов сумели внутри каменного амбара построить деревянный короб из старых досок, в нём буржуйку поставили, получилась у нас одна на всех большая спальня. Из леса мох мешками носили, да сушили. Этим мхом потом стены конопатили, да матрасы набивали. Вот так мы и перебивались. В первую зиму от постоянного холода и голода умерли все, кто был послабее, а которые в живых остались, еле ноги передвигали. Люди из соседних деревень над нами сжалились, помогли поле распахать, да семенной картошкой поделились, хоть и сами впроголодь жили. Мужиков в колхозе не хватало, стали наших приглашать на работу. Потихоньку всё наладилось, человек ко всему привыкает.
А когда нам снова в Москву на заработки ездить разрешили, то начали новые дома строить. Амбар этот мы хотели разобрать и сделать из камней фундамент для новых домов, но его ещё при царе-горохе строили, на века, камень к камню точно прирос намертво. Пришлось оставить, как есть. Покрыли его новой крышей и сделали добрую конюшню. Сейчас наша община имеет три десятка чистокровных жеребцов.
Цыганка закурила, отгоняя от себя тяжёлые воспоминания, взяла левую руку Игоря и повернула её ладонью вверх.
–Жизнь у тебя длинная будет и счастливая. То, что раньше было, забудь, собери в мешок и утопи в проруби, в речке, чтоб теченьем унесло.
–Разве можно утопить память? – спросил Игорь.
–Нужно, – твёрдо сказала цыганка, – извлеки урок из прошлого и отпусти его. А если будешь постоянно копаться в себе, вину свою взращивать, да думать, что всё могло быть по–другому, то затянет тебя в этот омут всецело, не выберешься.
Она внимательно посмотрела в глаза собеседнику и продолжила:
–Ты был в этом омуте, сам знаешь, о чём я говорю, но проведение послало тебе Даньку, и это будет не единственное дитя в твоём доме. Жизнь тебе путь указала, ступай смело, всё хорошо будет.
И он ушёл, а она осталась и долго ещё смотрела вслед удаляющейся машине, даже когда та исчезла из виду, оставив за собой клубы пыли. А потом повернулась и медленно зашагала к дому, повторяя, как заклинанье: «Боже, дай здоровье и счастье сыну твоему, Даньке, и сохрани его от бед».
Машина Игоря петляла между рытвинами и ухабами просёлочной дороги, похожей на полигон для испытания вездеходов. Иногда ему казалось, что если бросить её на обочине и побежать напрямик через леса и поля туда, где ждут его Настя и Данька, то он сможет добраться до них гораздо быстрее. Ах, как не терпелось ему рассказать Насте, что Данька – родной, родной по крови. А это значит, что никто теперь не вправе отобрать у них этого ребёнка. Один-единственный тест ДНК покажет: Данька сын Игоря, ведь Игорь и Святослав – генетические копии друг друга.