Наталья Викторовна Литвякова
#СтранаОдесса, или Шутки в сторону! Юмор Натальи Викторовны

Иллюстратор Антонина Любецкая

© Наталья Викторовна Литвякова, 2020

© Антонина Любецкая, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-0051-0581-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Приказываю объявить благодарность:

– моей семье: мужу, детям, внучке, близким родственникам;

– друзьям, реальным и виртуальным;

– читателям и подписчикам в инстаграме

за поддержку и за веру в писательские способности Натальи Викторовны; за тёплые и душевные слова в беседах, в комментариях; за помощь и за консультацию в делах литературных и издательских; за дружеские пинки и за волшебные пендели; за эмоции, грустные и весёлые.

– ну, и Наталье Викторовне тоже: благодарность и большущую медаль на шею – наконец-то она взяла и сделала. Издала этот сборник :).

Добро пожаловать на его страницы!

#СтранаОдесса
Маленькие истории большой семейной жизни

История первая. Отчаянный кроссворд

– Адочка, а шо ты ложишь в то блюдо?

– Розочка, а шо за кроссворды с обеда пораньше?

На правах старых врагов Ада и Роза уже давно не здоровались по телефону. Беседа начиналась так, словно дамы сидят на одной кухне и пьют чай. Словно их не разделяют два этажа по вертикали и один подъезд по горизонтали кирпичного муравейника.

– И всегда, всегда – при открытых окнах, – притворно жалуется Семён Григорьевич рыжему коту. Оба сидят у подъезда, где живёт Роза, и даже уши выставили одинаково. – Как будто кому есть дело за их жизнь? И это в восемь утра!

А дальше Ада Борисовна уточняет, выглядывая во двор:

– Шо за конкретно в моем меню тебя интересует, Роза? И по какой, стесняюсь спросить, причине, гадать мне твои буквы?

– Ой: да я не могу вслух об этом говорить, не то, шо думать! Ты же знаешь моего Марека! Он уже с утра достал свой лучший похоронный костюм и в третий раз переписал завещание!

– Причём тут, извиняюсь, твой Марек и моё кулинарное искусство? Я шо-то не пойму, говори разборчивей.

– Ах, боже ж мой, Адочка! Сотри с лица наивность! – Роза Львовна подходит к окну, шумно вздыхает. – Как ваше ничего, Семён Григорьевич? – накручивает волнительно телефонный шнур на палец и уходит в комнату, подальше от окна, продолжает. – Ну, ты же помнишь кто появляется на горизонте нашей счастливой семейной жизни по пятницам? Таки я хочу устроить ей сюрприз, но Марек и слышать об этом не догадывается!

– Розочка, мы с тобой щас как два одэссита: ты себе – знаешь, я себе – думаю, шо хочу. Ты хоть одну букву скажи, об каком блюде ты толкуешь уже полчаса моего драгоценного времени, а я и не в курсе!

– И хто ж из этих Штирлицей первый расколется? – гадают Семён Григорьевич с котом.

– Издрасьте: я и не в курсе! – возмущается Роза Львовна про себя, но вслух произносит только. – Я же ж хотела сделать комплимент за твою домовитость и кулинарный талант шеф-повара, не меньше. Так шо ты ложишь в то блюдо?

Признал поражение Штирлиц с первого этажа: время бежит, а секретный ингредиент не разгадан. А ещё таки нужно сделать базар! Ада Борисовна, услышав нотки отчаяния в голосе оппонента, снисходит к милости. Щедро перечисляет нужные продукты.

– Адочка Борисовна, та я итак знаю: селёдку подержать в молоке, масло не топить, яйца варить, яблоки только… – тут Роза запнулась. – Эти, как их…

– На «Эс», – наставляет собеседница.

– Ну да! – страдальщицки морщится Розочка, но вспомнить не может.

– Только «симеринку»!

– Да! Но шо ты…

– Тихо! Приложи ухо к трубке, – шепчет Адочка Борисовна. – Никого рядом нет?

– Та нет же, – умоляюще произносит Розочка. – Однако, ещё чуть-чуть интриги – и всё сбегутся!

– Имбирь!! – вопит Адочка на 3-м этаже с такой силой, что с липы взлетает стайка воробьёв, а старик с котом от неожиданности подпрыгивают на лавочке.

– Форшмак будет готовить, – обращается к коту Семён Григорьевич. – Значит, в третью квартиру мама едет. Значит, Розочка всю дорогу по вертикали стоять будет, в стойке «Смирно», а Марк Аркадьич в горизонтали отлёживаться. Как всегда! С мигренью сляжет, к гадалке не ходи! Вот, и весь кроссворд, да, Рыжик?

История вторая. Мейн-кун канадской породы

Четыре чёрненьких чумазеньких котёнка умудрилась раздать Розочка.

– Для Розы Львовны – пара незаметных пустяков, как говорят у нас в Одессе, – авторитетно заявляет Семён Григорьич, соседский дедушка. – А шо вы хотели? Когда дворовая кошка приносит в подоле по 5 штук ежеквартально? Поневоле набьёшь руку в этом деле. А у Розочки способность с детства, я вас заверяю, – обращался сосед к рыжему коту на лавочке. Предполагаемому счастливому папаше.

Четыре раза брала Роза Львовна лучшую корзину. Украшала бывшим халатом мужа. Марк Аркадьевич, конечно, сомневался в этой пользе.

– Но таки пришла Софочка, подруга, – комментировал Семён Григорьич. – И со словами «почему нет, когда – да», изрезала чистейшую махру. Мощная артиллерия, скажу я тебе, Рыжик. Крейсеру не устоять, куда там Марку Аркадьичу!

Четыре раза ходила Розочка на блошиный рынок и пристраивала котят в хорошие руки. «Возьмите задаром, ведь это не те деньги, которых у вас нет, – ловко всучивала одного, – имейте счепотку жалости на своё сердце», – и вот уже второй Черныш обретал хозяев. А с пятым случился казус: Роза Львовна вдруг разглядела за ним будущее, ещё и «красавчик такой, что моя брошь». Вместо рынка притащила домой. Марк Аркадьевич был очень недоволен и сперва врасплохе. Затем три дня мигрени и укор халатом: демонстировались бренные останки. «Таки имею кое-что сказать я в этом доме!» – сообщал, и шёл переписывать завещание в очередной раз.

– Ой, Марек, – закатывала к потолку глаза супруга. – Я импресарио тебе, или где? Шоб ты устраивал тут бенефис! Трижды смеюсь за твой драматический талант!

Роза Львовна взяла пушистика за шкирку:

– Ты лучше посмотри, какой колёр: к счастью, не меньше. А ухи? И как удачно прикинулся мейн-куном! Опять же, по выгодной цене – за так!

Марк Аркадьевич так просто не сдавался. Выдвинул ряд ответных требований касательно меню совместной жизни.

– Та я согласна! Всё равно, лишь бы – да! – скрещивала пальцы за спиной Розочка. И прижимала к груди – теперь уже мейн-куна. («Канадской породы, я вас уверяю!»).

– И на твоём месте, Рыжий, я бы повременил с личной жизнью, – внушал Семён Григорьевич коту на лавочке. – Марк Аркадьич – мущина положительный со всех сторон, но фаберже открутит! Если шо.

История третья. Репетиция

– Розочка! Я дико извиняюсь: но, шо таки, за ради бога, происходит в нашем доме? Мы мало едим рыбы? – Марк Аркадьевич стоял в центре зала. Левой рукой придерживает полосатую подтяжку, правой – картинно машет бумажками. На сеточке для волос воинственно сверкнули очки.

– Марек? – отозвалась с дивана больным голосом супруга, вздохнула укоризненно.

– Вот уже битый час я в роли цыганки Азы гадаю телеграммы. Но нет пророка в отечестве, или я не прав? «Буду три дня. Папа». Шо за кредо жизни, стесняюсь спросить? Три дня когда: вчера, сегодня или таки через пять лет? А следом: «Изольда Романовна позже»? Мои двенадцать присяжных, – Марк Аркадьевич сдёрнул очки (вместе с сеточкой) и постучал себя по маковке, – отказываются заседать.

– Тренирует храбрость, – комментировал ситуацию сосед, Семён Григорьич, коту на лавочке у подъезда. – Лучшая защита, Рыжик, – это нападение. Нелегко охранять свой прайд, когда вокруг рыщут хищники. Пусть даже родственники. Ты-то знаешь.

– Мяу! – ответил тот.

– Марек, не думай из себя Ленина, слазь с броневика. Общество уже слышало апрельские тезисы, и посмотри, шо с ним стало, – голос Розочки стал крепчать, она приподнялась на локте. – Тише, прошу тебя. Лето на дворе, и окна – на всю громкость. К чему весь этот спич о фосфоре, ей-богу. Таки папа будет через три дня. Че-рез! Шо тут непонятного?

Марк Аркадьевич молча боролся с сеточкой, вцепившейся в очки насмерть. В сердцах порвал и топнул ногой:

– Папа экономит на предлогах, Марек – отдувайся! Но Изольду Романовну, интересуюсь, когда изволите…

– А маму должен ждать всегда! – перебила Роза Львовна. – Положительно ты прав: на ужин приготовлю карпа! – она откинулась на подушки, – и отойди, пожалуйста, от телевизора, не загораживай мне жизнь.

– Теперь черёд Марк Аркадьича, – заметил рыжему собеседнику Семён Григорьич. – Вытягиваться по струнке.

К подъезду подъехало такси. Хлопнула дверца. Из машины выкатился недовольный пассажир с двумя чемоданами.

– Лев Михалыч прибыл, смотри-ка, – сосед потрепал кота. – Опять пораньше за три дня. Случайно вышло, в пятый таки раз. А Марк Аркадьич снова не готов. Быть сейчас концерту, шоб все так жили!

История четвёртая. Фигура

– Роза Львовна! Имею таки желание сказать вам, шо утро сегодня в очередной раз недоброе. Перестаньте стучать спицами по моим нервам, как сосед по батарее, а слушайте сюда. Давно не брал я в руки ложку. Не то, шобы с боршчом, – с лапшой хотя бы. Когда я согласился на инородное тело в нашем доме, – тут Марк Аркадьевич откашлялся и взял за шкирку котёнка, демонстрируя «тело». – Похоронил халат, две пары новых туфель и мечты на тихую гавань в своей бурной жизни. Взамен вы обещали меню как в лучших рэсторанах. И шо в ответ я вижу, Роза Львовна?

– Марек! – супруга в удивлении отложила вязание. – Марек, у тебя есть лишнее здоровье, шобы так себя вести?

– Роза Львовна! Я попрошу вас…

– Та боже ж мой! Не так шустро, а то не дай бог, догоним вчерашний скандал. Имеешь сказать – говори, но пока есть куда – слушай. Во-первых, шо за фамильярность – «Роза Львовна»? Так бесцеремонно ты со мной не обходился со времён первого курса института. Во-вторых, верни овсянку в то место, где ей надо быть – в твой организм. А, в-третьих, – тут Розочка встала, легонечко подпихнула мужа, подошла к секретеру. Открыла верхний ящичек, вынула тетрадку. Сверилась с записью и часами на стене. – В-третьих, один месяц, три дня и почти шо сорок минут назад, ты забеременел мой мозг по поводу фигуры. Мол, за ней не только перестали следить, но и даже вести наблюдение. Было?

– Роза?

– Уже не спрашивай вопросы. На тебе, такое выкинуть! Стоять с претензией на то, шо берегут его полнейшее здоровье. По его же просьбе! И попрекать несчастную жену, можно сказать, единственной радостью в жизни! Положь кота, где взял!

– Розочка! – муж в изнеможении приложил котёнка ко лбу. Потом спохватился и бережно вернул живность на стул. – Розочка! Таки речь шла не о моей фигуре!

– Марк Аркадьич, не усугубляй!

– Я вовсе не…

– Тогда убери своё мнение с лица, как говорят в Одессе, и ешь овсянку дальше.

– А боршч?

– Ты уверен, шо ни одна фигура не пострадает больше, Марек? Да? Ну, ладно, будет тебе боршч. Как из чего? Марк Аркадьич, учти, а лучше запиши, он будет из последних моих сил!

История пятая. Выбор

С утра Роза Львовна находилась в трудной жизненной ситуации. Ей необходимо было срочно выбрать, с кем из подруг идти в магазин готового платья.

– Хоть пасьянс раскладывай, – вздыхает Роза. – С Адочкой? Или с Софочкой?

– Серпентарий подруг, – как заметил однажды сосед Семён Григорьич. – А ведь из одной песочницы вылупились!

– А всё – Марек, – пожаловалась Розочка карточной колоде. – Он меня совершенно устал вчера своим диспутом.

Марк Аркадьич давеча заявил, что ему просто позарез нужно подправить немножечко здоровья. Где-нибудь на берегу курортного типа. Ему, видите ли, как инженеру Брунсу, который на 12 стульях сидит, захотелось ласки тропической флоры: чтобы «накрахмаленные листья пальмы бросали острые и резкие тени»; «чтобы драцены гремели листьями» и, чтобы – «гусик». Гусик – непременно!

– И шо мне тот Брунс? Да тю, говорю: у него своя мебель, у нас – своя. Дача таки тебе не санаторий? – спросила Роза бубнового короля, что так некстати выскочил и склонил чашу весов в сторону Адочки. Как будто мужа спросила. Вздохнула артиллерийской грудью. – Вот и он говорит: нет, мол: тут вам не здесь. На тебе, Розочка, денег, купи для отдыха новых платьев сколько хочешь, хоть два. И не спеши, а то успеешь. Я-то переживу эту премьеру щедрости молча, но девочки?

Роза Львовна покачала головой, глядя на выпавшую червонную даму. Акции Софочки возросли на два пункта.

– Это ж всё равно, шо выбирать между какавой и капучиной. Цвет один, происхождение разное. Нет, он явно бережет меня от положительных эмоций. Марек, Марек! Ты приобрёл путёвки, или мне забыть об этом навсегда?

Роза Львовна поднялась со стула и нечаянно взглянула в окно: суровой поступью генерала по тротуару шагала Софочка. Рядом денщиком семенила Адочка.

– Марк! – Роза Львовна приняла тут же больной вид и горизонтальное положение. – Ма-рек! Скажи, шо меня нет! Скажи им в глазок, шо я при смерти и мне не до скандалу…

История шестая. Дипломатические переговоры

Роза Львовна навострила лыжи в Москву: Марк Аркадьич, наконец, заработал себе отпуск. «А также грыжу, подагру и язву. В фартуке», – добавлял он, оглядываясь. Потому как столица для него – не рай ни разу: «шо я там забыл у той Москве?». И закрывал уши руками, ибо многочисленный дождь вариантов того, «шо он там забыл», обрушивался незамедлительно.

В общем, ещё не начал отдыхать толком, а уже затосковал по работе: Роза Львовна начала переговоры.

– Нет ли нынче громкого процесса? Хочу отсидеться в суде? Да. Как в окопе. Ибо Розочка хочет моей смерти», – жаловался он коллеге-адвокату по телефону. – Хочет, шоб я умер во цвете лет, и лежал себе на кладбище, как ни в чём не бывало. А она таки сделает Москву, что твой базар, без угрызения совести. Хотя какая совесть, спрашивается, может быть у женщины с овсянкой наперевес?

Марек любил покушать и очень переживал, когда Розочка начинала беспокоиться о его здоровье и питании.

– Марк Аркадьич, – ласково, с железной ноткой в голосе, обращалась она, и ставила очередную тарелку с геркулесом на стол. И, чем ближе подходил первый день отпуска, тем ласковей звучал металл. – А в Москве сейчас погоды стоят дивные, красота! Прямо чувствую, как она мацает мою душу за рёбра! Особенно, когда вижу себя в ГУМе.

Супруг демонстративно хватался за грудь и закатывал глаза.

– Что вы трогаете себя за здесь, – забирала Розочка, тем не менее, пустую тарелку. – Вы вполне способны пережить инфаркт здоровым. Не молчите так громко: вы похожи на расстроенный рояль, а я ж ещё не открывала крышку, шобы поиграть.

Марк Аркадьич обиженно сопел. Марк Аркадьич хотел в санаторий. Там массаж и прочие приятные процедуры. Там можно носить белую шляпу, спать после обеда и играть в шахматы под сенью пальм в зимнем саду. Там…

– Вопрос чисто риторический, но таки лично к вам, и за Москву, – врывалась Роза Львовна в его мечты. – Мы поедем, или вы будете настаивать делать мне обидно?

Супруг в который раз «расставлял уши на ширину плеч и слушал сюда». Плюсы поездки в Москву с каждой минутой становились неоспоримы. Величественный ГУМ югославскими сапогами давил на плечи. Из-под дивана, лязгая замками, ворчал польский чемодан. Сеточка для волос на голове мужа стала на цыпочки, а очки соскользнули на край пропасти к кончику носа.

– Дайте женщине мечту, и она перевернёт весь мир, – бормотал Марк Аркадьич, надевая пальто. – Так шо ты говорила, Розочка? Плацкарт не брать, ни в коем случае?

Переговоры на высшем уровне прошли успешно. Роза Львовна дипломат от бога. Не сомневайтесь даже.

История седьмая. Нобелевская речь Розы

– Таки я делала сегодня базар, Марк Аркадьич. Ходила терпеть унижения за ради вашего форшмака. Я пыталась убедить этого бывшего портного в рыбном ряду – шо он понимает в рыбе? – она мне надо на сейчас, а не завтра. Вам на поесть или на похвастаться, спрашивает. Издрасьте вам! Нет, ты представляешь, Марек? При этом цену заломил – отступать можно до самой луны и даже дальше!

Может, мне ещё мясо положить и запечь в духовке, отвечаю ему, в эту холодную со всех сторон, рыбную закуску? Вам же ж таки с погреба виднее, за порядочных хозяек? С такими, говорю ему, скаженными запросами, как ваши, её готовить только при царе Соломоне, уверяю. Вчера. И я интересуюсь знать, где документы этой селёдки? Покажьте, прежде чем тулить мне вашу рыбу!

Та не надо мне шутить про свидетельство о смерти, и без него вижу, она – мумия. Я интересуюсь за её рождение, потому шо она родилась – как хочете, но я же вижу, шо явно – в те времена, когда для её вымачивания использовали заварку. И таки имеет запрещённый нынче ржавый цвет!

За исполнения этой драмы в вашем одном лице, говорю ему, я не успею купить ни яблок, ни масла, ни яиц. Ни той приправы, шо для меня открыла Адочка. Да, имбирь. И теперь у моего форшмака раздвинулись горизонты и только светлое будущее впереди, не смотря на ваши происки, товарищ рыбный продавец, шоб вам сшили такие брюки, как ваша селёдка. И не смотря на приезд вашей мамы, Марк Аркадьич!

– Розочка!

– Да, да, именно так.

– Та я не о том. Ты ж вроде как не разговариваешь со мной?

– То есть ты считаешь, шо заслужил такого счастья? Марк Аркадьич, ты много за себя возомнил!

– Тогда я аплодирую стоя твоему выступлению, Розочка. Оно достойно Голубого зала в Стокгольме, не меньше! И, шо, селёдка? Купила?

История восьмая. График

– Роза Львовна нынче в трауре, хочет того или – да, – обратился Семён Григорьич к своему постоянному собеседнику. – Мишенька решил жениться. Я уже сбился со счёту: ему в который раз отсыпали жменю храбрости, и всё – никак, – дед подпихнул острым локоточком рыжего котяру, – ой, откуда знаю, откуда знаю? – зря, шо ли, почтальонша из подъезда неслась, аж – ноги за ушами подпрыгивали.

Окно на первом этаже с силой распахнулось.

– Нет, вы видели это дитё? – Роза Львовна выглянула, облокотившись на подоконник. Он слегка крякнул, а дама, таки обнаружив зрителя в первом ряду, потрясла конвертом.

– И где? – с готовностью отозвался Семён Григорьич.

– А я за шо? – соседка махнула рукой, горестно поджала губы. – Неблагодарное дитё! Чему их учат там, в этих ликбезах? Портить жизнь маме, и ни разу не поперхнуться!

– Роза Львовна, ты собираешься дать концерт? Так собери тогда хотя бы денег, – за её спиной появился Марк Аркадьич.

– Нет, мне нравится мнение на твоём лице, Марек. Ребёнка тянут в порочный круг, а он тут Райкина изображает. Шоб так жила Зоя сверху, со своей зарядкой в шесть утра, как ты любишь Мишеньку!

– Рыжик, ты помнишь анекдот? – в сторону и нарочито громко произнёс Семён Григорьич. – «Я таки хочу жениться. – И кто вам не даёт? – Никто не даёт!», – старик с котом прислушались, но выпад никто не заметил.

– Розочка, перестаньте сказать чушь. Миша взрослый мальчик, он заканчивает аспирантуры, и совершенно логично, шо имеет желание устроить личную жизнь. И причём тут, спрашивается, несчастная Зоя?

– И я говорю: ты совсем не любишь своё родное дитё!

– Люблю, – не согласился Марек. – но, Розочка! А, когда, по-твоему, Мишеньке обзаводиться ячейкой общества? По какому расписанию? На погосте?

– Хотя. Марк Аркадьич, конечно, даёт. Но перевес таки не в его сторону, – прокомментировал сосед. – Шоб Розочка разрешила мальчику жениться? Ни в жисть, он же ж ещё не дожил до пенсии. Даже.

– Марек, не морочь мне голову своими диаграммами, немедленно заказывай билеты. Ребёнка спасать надо, пока он свою скрипку задаром не отдал!

– Розочка, а согласно твоему графику за жизнь, мы останемся без внуков. И что тогда нам та скрипка?

Сосед покачал головой:

– Когда в товарищах согласья нет, они несут кобылы сивой бред. Куда несут? Куда глаза глядят. Абсурд! – конечно: с головы до пят. И тому бреду нет конца, лам-ца-дрица! Лам-ца-ца! – почесал кота за ухом.

– Вы имели что-то сказать, Сёма Григорьич? – нахмурилась Роза Львовна из окна. – Нет, вы только посмотрите, как сегодня всем жмут мозги – за мир страшно!

– Я б такой график-шмафиг – на фиг, – парировал сосед и щёлкнул пальцами.

– Розочка! – донёсся голос Марка Аркадьича издалека. – А билетов нет!

– И походу – не я один, чтоб все так жили, – усмехнулся сосед. – Да, Рыжик?

История девятая. Бенефис Марка Аркадьевича

– Моё почтение, Семён Григорьич, – возле лавочки остановился сосед.

– Наше – вам, – приподнял кепку на макушкой дед, а затем аккуратно спустил на асфальт бублик рыжего кота. Тот недовольно зевнул и продолжил спать, нервно постукивая кончиком хвоста. Семён Григорьич пригласительно похлопал по освободившемуся месту на лавочке. – Спрашивайте!

– Как ваше ничего?

– Именно! – поднял указательный палец к небу дед. – Таки именно, что – НИЧЕГО, Марк Аркадьич!

Мужчины в унисон вздохнули.

– А где у вас случилось? Вы, я вижу, так спешите к Розе Львовне, аж – волосы назад. Шнурками клацаете по паркету, – нарушил молчание Семён Григорьич.

Марк Аркадьич молча обмахивался шляпой, делал вид, что ему жарко со всех сторон.

– Розочка Львовна три раза хлопала дверцей вашего агрегата. Я лично слышал вот этими вот самыми ушами. Вы представляете силу её мысли, если уж Рыжий подпрыгивал и шипел таки спросонья, шо моя кобра в тыща шесят первом году. Девятьсот. Разве ж так можно относиться к вешчи? Нехай бы дверцой в такси так стучала, как вашим холодильником!

Сосед разволновался – положил шляпу на портфель.

– А шо вы так трындите, Марк Аркадьич? Слово вставить невозможно: разговорчивый, буквально – Фима Шпак после зубного врача. Я, знаете ли, уже устал тут с вами телебомкать языком изо всех сил, – не унимался Семён Григорьевич в надежде на диалог.

Марек пожевал губами, собрал брови в кучу, пригладил волосы. А после подготовки к выступлению выпалил:

– У Розы Львовны появился другой!

Шмяк! – пачка сигарет упала коту на голову, тот подскочил от неожиданности. Выгнулся дугой: мяу, Сёма! Григорьич наклонился, пошарил рукой вокруг.

– Тю на тебя, Аркадьич, ошалапетил? – дед, наконец нашёл потерю. – Глазами таки видел или нафантазировал за признаки?

Марек махнул рукой:

– Чтоб вы так жили, как я фантазирую, – начал загибать пальцы. – По утрам он уже торчит на кухне, первей моего кофа, это как? Розочка бежит до него по первому зову, роняя тапки.

– Розочка? Таки Роза Львовна?

– Бежит-бежит, говорю я вам. Едва услышит чих, уже названивает доктору. А форшмака такого не ела и моя мама в свои редкие, по пятницам, визиты, какой обед готовит Розочка для этой наглой морды. Конечно! Зачем теперь ей Марек? Когда тут такое счастье под боком. На 8 кг, если прикинуть!

– Да тьфу на тебя три раза, внуков тебе на шею, Аркадьич. Забудешь тода и завещание как писать, по три раза на дню! Другой, пфф! До Барсика составить претензии! Иди уже домой и не морочь людям голову, – Семён Григорьевич в сердцах бросил сигарету.

Марк Аркадьич оскорблённо поднялся с лавочки:

– И вам не хворать.

– Тут добрые люди настроились в концерт, пенсне на носе запотело, и нате, – Барсик! Кина не будет, кинщик сдох, – дедок в возмущении подхватил Рыжего под мышку, зашаркал к подъезду. – Ты слышал? Бедный Лев, кому он отдал свою дочь? Шоб я так жил за его щедрость!