Наталья Соболевская
Агрессор

Глава 1

Как и было назначено, мы все собрались в кабинете отца ровно в час, но папа не торопился начинать семейный совет. Судя по его многочисленным тяжёлым вздохам и тому, что в комнате пахло валокордином, он банально настраивался, подозреваю, чтобы сообщить нам не самую приятную новость.

– Знаешь в чём дело? – поёрзав на диване и ближе пододвинувшись, шепнула мне на ухо мачеха.

– Понятия не имею, – пожала плечами я и искренне улыбнулась Софии. Да, она моя мачеха, и разница у нас с ней всего тринадцать лет, но мы вопреки стереотипам имеем прекрасные отношения.

Мне было всего девять лет, когда папа женился во второй раз, я, разумеется, зная историю Золушки от корки до корки и с подачи школьных подруг, имеющих соответствующий опыт, приняла чужую женщину в доме в штыки. София же на тот момент двадцатидвухлетняя девушка проявила недюжинную житейскую мудрость, она просто игнорировала все мои нападки в её адрес, не раздражалась, была приветлива и ненавязчиво заботилась обо мне.

Сейчас трудно сказать, сколько мне понадобилась времени, чтобы всем сердцем к ней привязаться, но в памяти хранится яркий момент, как я проснулась среди ночи, подбежала к окну, локти положила на подоконник, ладони соединила вместе и, глядя на небо, поблагодарила свою родную маму за то, что она уговорила ангелов поженить Софию и папу.

– Как новый репетитор, подтянул хоть чуть-чуть Олю по алгебре? – полюбопытствовала я про учёбу сестры.

София покосилась на дочь и отрицательно мотнула головой.

– За четверть опять одни тройки. По алгебре стояла бы два, но я у учителя всё-таки выклянчила три. Что делать, ума не приложу.

– Просто расслабься, – подала голос сестра, а мне казалось, она настолько поглощена телефоном, что нас даже не слышит. – Алгебраиня – старая и страшная маразматичка, новый репетитор – прыщавый дрыщ, лицей – полный отстой. Что ко мне все пристают с этой учёбой? Мама, Лиза, вы же ведь нормальные и понимаете, что ни одна из этих тупых формул никогда в жизни мне не пригодится.

– Ну хоть нас с тобой в нормальные определили, и то хлеб, – София мне совсем невесело подмигнула и устало посмотрела на дочь. – Оля, пригодятся или нет, мозг в любом случае надо развивать и тренировать. И у нас с Лизой у обеих имеется высшее образование, а с твоими успехами вуз тебе вообще не грозит.

– София, Лиза, Оленька, – наконец-то созрел отец, и мы мигом свернули полемику. – Я долго оттягивал этот разговор, всё надеялся, что ситуация выпрямится, но нет. Мне трудно об этом говорить, я перед вами очень виноват, но моя, то есть наша фирма – банкрот. Для нас теперь настали новые времена и, увы, не самые лучшие.

– Андрей, а ты случаем не сгущаешь краски? Сейчас у всех проблемы в делах. Может, ещё всё наладится? – первой отреагировала София. – Если очень надо, мы с девочками готовы ужаться в расходах. Да? – ища поддержку, мачеха сначала посмотрела на меня, после на дочь.

– Нет, ну я готова ужаться, но мне же всё равно на день рождения, как и обещали, купят машину?! – встрепенулась сестра и с претензией уставилась на папу.

Отец помрачнел.

– Оля, угомонись ты уже со своей машиной, – прикрикнула я на сестру. – Условие сначала выполни, начни учиться нормально, потом уже требуй. Пап, насколько всё серьёзно?

– Настолько, что я выставляю дом на продажу, завтра приедет риелтор. Оля, мне жаль, но автомобиль у тебя появится лишь тогда, когда ты сама на него заработаешь. И вот ещё что, раньше я тебя не трогал, потому что знал, и на ноги поставлю, и в жизни хорошо устрою. Теперь же имей в виду, не будешь учиться, через год пойдёшь работать, дворником в свой же лицей. С директором, так уж и быть, договорюсь, примет. А теперь, девочки, извините, мне надо побыть одному, – отец поднялся с кресла, подошёл к бару, взял за горлышко бутылку коньяка, а прежде чем открыть дверь и выйти, попросил. – Пожалуйста, не трогайте меня до завтрашнего дня.

– Фирма банкрот, дом на продажу – скорее для самой себя, чем для кого-либо сестрёнка пробормотала слова отца, а осознав их смысл, раздражённо швырнула телефон в другой конец дивана. – Хринасе, нормальная такая подножка от жизни. Батя походу сопьётся, мы нищеброды, и жить скоро будет негде. Родственники, – Оля впилась в нас с Софией упрекающим взглядом. – Вы же от меня, как от малолетки, постоянно всё скрывали, на кой сейчас эту дрянь вывалили?!

– Оля, иди к себе и в лицей собирайся, я тебя сегодня сама отвезу, – одно из главных достоинств мачехи, в любых ситуациях держать себя в руках, вот и сейчас в ответ на несправедливые упрёки дочери она отреагировала мягким, спокойным голосом.

– Ага, уже бегу, волосы назад. У меня стресс, в жопу лицей!

Оля рванула к двери, в прямом смысле с ноги её открыла, а прежде чем подняться наверх, совсем не по-девичьи послала нас с Софией в гораздо более неприятное и далёкое место, чем свой лицей.

– Это такой возраст, – то ли меня, но, скорее всего, себя успокоила мачеха и на её красивом лице появилась просительное выражение. – Лиза, переночуешь сегодня у нас? Андрей пошёл горе топить, у Оли и без плохих новостей как у любого подростка гормоны бушуют, а сейчас, боюсь, вообще озвереют. Я с ними одна тут не справлюсь.

– Без проблем, – сразу же согласилась я. – Тем более всё равно одна дома, Никита опять в командировке, вернётся только через два дня, так что если надо и завтра могу остаться.

Мачеха дотронулась до моей руки и в знак благодарности её сжала.

– Лиза, а я могу тебе дать совет насчёт Никиты?

Кивнула.

– Ты больше вашу свадьбу не откладывай, даже если предложат очень перспективный проект или роль. Вы же сейчас планируете пожениться в конце сентября, вот пусть так и будет. И ещё, ты пока Никите не говори, что отец прогорел. Совсем, конечно, отмалчиваться на эту тему тоже нельзя, но ты так осторожненько и размыто просто упомяни, что, мол, сама точно не знаешь, но у папы какие-то там небольшие проблемы.

– То есть, по сути, ты предлагаешь Никите соврать? – на тот случай, если неправильно поняла мачеху, уточнила я.

– Нет, сказать не всю правду.

– А можно поинтересоваться, а зачем мне так поступать?

Мачеха вздохнула и опустила взгляд в пол.

– Затем, что ещё вчера это Никита выгодно женился, а теперь вы поменялись местами.

– А-а-а, вот оно в чём дело, – рассмеялась я. – София, не переживай, Никите плевать, есть у меня приданое или нет, он меня любит.

– Лизонька, а я и не спорю, – мачеха, как это часто делала в детстве, чуть взбила мне волосы, чтобы казались пышней. – Разумеется, любит, ты же умница и красавица, да ещё и знаменитость. Но советом всё равно непременно воспользуйся, а если получится, то и пододвинь день свадьбы на более раннюю дату.

– София, ты же знаешь, я в такие игры не ….

Женщина, прислонив к моим губам палец, не дала договорить.

– Я вижу по глазам и чувствую по тону, ты меня осуждаешь и считаешь, что предлагаю что-то коварное и нечестное. Ты мой ребёнок, я тебе желаю только добра. Так что не спорь, не озадачивайся моральной дилеммой, а сделай, как говорю.

– Хорошо, – кивнула только ради того, чтобы София не переживала, но при первой же встрече или телефонном звонке расскажу Никите всё как есть. Потому как в чувствах жениха ни капли не сомневаюсь, ну а если вдруг ошибаюсь, и деньги отца для Никиты имеют значение, то об этом лучше узнать до свадьбы, чтобы после не пришлось разводиться.

День в родном доме прошёл странно и одиноко. Обычно, когда приезжаю, мы все собираемся в гостиной на долгие и шумные семейные посиделки, тут же каждый отсиживался у себя в спальне, а отец и вовсе убрёл в гостевой домик, заперся там, и даже когда принесла ему ужин, не открыл, заявив заплетающимся языком, что у него нет аппетита. Сестра тоже есть отказалась, когда мы с Софией к ней в комнату постучали, эта паршивка опять нас обругала и дабы не слушать через дверь нравоучения, врубила на полную громкость музыку.

Уже перед сном, чтобы хоть чем-то заняться, решила забрать из дома, раз уж он продаётся, милые сердцу вещицы. Три сумки приготовила, но хватило и одной, оказалось, что из прошлого в будущую жизнь мне хочется не так много и взять, альбомы с фотографиями, плюшевого медведя Борьку с оторванным ухом и небольшую стопку книг, чьи страницы я навряд ли стану читать до рождения собственных детей.

Утром, спустившись на первый этаж к завтраку, так уж получилось, что из коридора услышала, как София и отец спорят в столовой, причём речь шла обо мне, мачеха убеждала папу о чём-то мне рассказать, а он упирался.

– Предупреждён, значит, вооружён, – входя в столовую, повторила я последнюю фразу Софии, чтобы родители поняли, я их слышала, и теперь они будут вынуждены мне всё рассказать. – Я вас не специально подслушивала, вы слишком громко говорили, и, разумеется, жду объяснений.

– Их не будет, – отрезал отец, его пунцовый цвет лица буквально вопил, впрочем, как и полопавшиеся капилляры на белках глаз, что вчера он одной бутылкой коньяка не ограничился, и теперь у него глубочайшее похмелье со всеми вытекающими последствиями, сухость во рту, дикая головная боль и самое главное – донельзя паршивое настроение.

– Андрей, а если Лиза его случайно встретит, – подала голос мачеха. – Или, что, на мой взгляд, более вероятно, неслучайно?! Что тогда?

– Лиза – моя дочь, и мне решать, что ей нужно знать, а что нет, – рявкнул отец и несдержанно бросил из рук приборы на стол.

– Вот значит, как ты заговорил, твоя дочь?! – у Софии от обиды затряслись губы. – Пусть я её не рожала, но она такая же моя, как и твоя. Если ещё не больше. Понятно! Лиза, – решительно обратилась ко мне мачеха и даже встала со стула, – Громов Глеб в городе, лично я считаю, ты должна это знать.

Шесть лет назад, когда любимый человек самым бессовестным и постыдным способом меня предал, на сердце, словно калёным железом выжглась надпись «Громов Глеб». Надеялась, что эта рана если не зажила, то хотя бы успела зарубцеваться, но от одного упоминания имени, меня сначала бросила в жар, потом обдало ледяным холодом, а внутренности, как будто чья-то мощная безжалостная лапа начала когтями драть, превращая в лохмотья. Так что нет, рана до сих пор в полную силу кровоточит.

Повстречав Громова, я потеряла себя. Стоило на него только взглянуть, как он за мгновение затмил всех, и стал для меня самым важным человеком во всей вселенной. Любила так, как любят в жизни лишь один единственный раз. Мой первый мужчина, моё первое разочарование, моя великая боль, которая до конца дней искалечила душу.

– Если Громов нашёлся, – хриплым бесцветным голосом начала я, – почему вы боитесь, что я с ним столкнусь? Он же нас обокрал, сумма ущерба значительная, специально смотрела, для таких преступлений срок давности аж десять лет, вы уже позвонили в полицию, сообщили о местонахождении вора в бегах?

Отец затрясся от нервного хохота, а когда просмеялся, ткнув в меня пальцем, вгрызся в жену яростным взглядом.

– Вот, пожалуйста, дочь задала тебе закономерный вопрос. Как будешь отвечать?! М? Давай, теперь рассказывай, почему же мы в полицию не побежали звонить.

Мачеха, опустив голову, молчит, а папа безотрывно прожигает её злыми глазами.

– Говори, раз начала, – рявкнул отец и обоими кулаками со всей силы ударил по столу.

Мы с Софией вздрогнули, а вся посуда дружно подпрыгнула, фарфоровый молочник завалился набок, и его содержимое пролилось на скатерть, чашка мачехи, что стояла на самом краю, звонко грохнулась на пол и разлетелась.

– Помнится, как один человек утверждал, что мужчина не имеет право на женщину не только поднимать руку, но и повышать голос, – сказала я и с укоризной посмотрела на папу. – Мне, кажется, этим человеком был ты, и до этого момента, следовал своему правилу. А ещё до сегодняшнего дня, мне ни разу не было за себя стыдно.

– Извини, дочка, – воинственный настрой папы лопнул как мыльный пузырь. – И ты, ради бога, Софа, прости. Это всё нервы.

– Нервы и плюс побочный эффект, когда стресс коньяком лечишь, утренний похмельный мандраж называется, – не удержалась и съязвила я.

– Андрей, не надо, потом, – отец наклонился, чтобы поднять с пола осколки чашки, но мачеха его остановила. – Лиза, присядь, пожалуйста, и прошу, выслушай нас до конца.

– Только давайте без долгих предисловий, сразу к делу. А то я себе уже такое напридумывала, – обтерев влажные ладошки об джинсы, выполнила просьбу Софии и заняла стул.

– Шесть лет назад мы тебя обманули, – первым почему-то начал отец. – Это было не простым решением, но на тот момент единственно верным.

– Глеб не обкрадывал фирму?! – предположение не просто так слетело у меня с языка, после исчезновения Громова именно об этом я днями и ночами, заливая подушку слезами, молила всевышнего.

– Нет, – София качнула головой. – Он мошенник и вор. Тут дело в другом, после того как обнаружились хищения со счетов фирмы, и Громову предъявили обвинения, мы тебе сказали, что он сбежал, но это не так. Глеб нанял адвоката и изо всех сил боролся, чтобы доказать свою невиновность. Разумеется, он проиграл. В прокуратуре всё-таки не идиоты работают. Факты – упрямая вещь, ему дали срок, восемь лет. Андрей, сколько он в действительности отсидел?

– Три года, – отозвался отец. – Что касается финансов, Глеб гений, грамотно по всему миру деньги гонял, и впоследствии их след потерялся. Так что у него было чем заплатить за условно-досрочное.

– Лизонька, ты как? – взволновано, поинтересовалась мачеха. – Может воды дать, ты так побледнела?

Подняла взгляд на Софию, но её лица почему-то практически не вижу, всё размыто, как будто только что вынырнула из-под воды.

– Дай мне лучше тяжёлым по голове, если это сон – проснусь.

– Лиза, ну не реагируй ты так.

Шесть лет назад именно бегство Глеба ударило по мне больнее всего, и это же послужило главным доказательством его вины, а теперь выясняется, что никуда он не исчезал, отрицал обвинения, боролся…

Если мне сказали, что Громов, прихватив деньги, скрылся из страны, как ему объяснили, что я не прихожу? Ведь у него наверняка возникал этот вопрос.

– Папа, а когда шло следствие или на суде, ты с Глебом встречался?

– Да, пару раз.

– Он спрашивал обо мне?

– Лиза, ты ни туда ведёшь разговор.

– Спрашивал или нет?!

– Спрашивал, – вместо отца, ответила София. – Требовал с тобой свидания, очень настойчиво. Как нам объяснил обвинитель, чтобы использовать тебя как рычаг давления. Поэтому мы по совету адвоката, передали ему от твоего имени письмо, где ….

– Что мать твою вы сделали?! – схватившись за голову, во всё горло взвыла я. – Что вы там написали?!

– То, что ты и должна была ему сказать, если бы оценивала ситуацию никак по уши влюблённая девятнадцатилетняя девчонка, а взрослый трезвомыслящий человек, – процедил сквозь зубы родитель.

– Конкретно текст?! – прошипела я и уставилась на Софию, от неё в отличие от отца можно рассчитывать на откровенность и правду.

– Записку я своей рукой составляла, чтобы подчерк был женским, но времени прошло немало, поэтому не гарантирую, что повторю слово в слово, но смысл передам. Написала, что ты в Глебе разочарована, что он непорядочный человек, что ваши отношения были фатальной ошибкой, и ты о них горько сожалеешь. Также настаивала, чтобы он никогда не искал встреч и никаким способом не пытался с тобой связаться, а ещё, если в нём осталась хоть капля совести, чтобы признал вину и вернул деньги.

София говорила, а у меня перед глазами стояла картина, как Громов в окружении обшарпанных стен камеры, сидя на панцирной койке, разворачивает злосчастную бумагу, читает строки якобы от меня, бледнеет, хмурится, нервно трёт лоб, вгрызается взглядом в каждую ядовитую букву, а затем сминает листок и отшвыривает в угол эту мерзость.

– Вы когда это делали, вообще в себе были?! – протест внутри меня разрастался со скоростью лесного пожара, от бессилия, что уже ничего не поправить и не изменить, хотелось крушить и уничтожать всё вокруг, перевернуть стол, содрать шторы, вдребезги расколотить посуду, а ещё в буквальном смысле вбить родителям в головы, что ни у кого нет права говорить от имени другого человека. – Представьте. Только на одну секунду. Что Глеб был не виновен и получил это письмо!

– Лиза, если уже забыла, напомню, проводили расследование, состоялся суд, был вердикт, по которому Громову дали срок. Так что ни о какой невиновности и речи быть не может, – рыкнул отец.

– Да ну! – подскочив на ноги, в ответ крикнула я. – А у нас, конечно, ни одного невиновного за решёткой-то нет. Откуда такая слепая вера в судебную систему?

– Вот тебе, София, и доказательство, что мы тогда умно поступили, – папа переключил внимание на жену. – А ты сомневалась. Посмотри на неё, – родитель кивнул в мою сторону. – Она и сейчас за него грудью стоит. А тогда и подавно кинулась бы на защиту, ночевала бы возле следственного изолятора, на суде давала показания в пользу Громова, не исключено, что нас шантажом вынудила забрать заявление. Угрожала, что из дома уйдёт или ещё хлеще вены перережет, а, может, и о беременности кричала.

– Вообще-то, она здесь, – язвительно напомнила я.

– Вообще-то, за шесть лет можно было повзрослеть и избавиться от детской влюблённости. Лиза, он и ногтя твоего не стоит, манипулятор, аферист, вор, втёрся в доверие и обокрал, а ты тогда всё в трагедию превратила, месяц ведь с кровати не вставала, Софа на цыпочках возле тебя скакала из ложечки кормила, и сейчас всё повторяется. Ещё скажи, что встретиться с ним хочешь.

– Хочу, – честно призналась я. – И встречусь.

– Только попробуй, – прошипел отец и крепко сжал кулаки, словно в случае неповиновения готов ударить.

– Да, прекратите же вы, – почувствовав, что обстановка накалена до предела, вмешалась мачеха. – Близкие люди в тяжёлые времена должны друг друга поддерживать, а вы грызётесь. Андрей, вместо того, чтобы запрещать Лизе, объясни, почему этого не стоит делать. Расскажи, кто подвёл твою фирму к банкротству, и что Громов обещал сотворить с нашей семьёй.

 Дорогие Мои, близится самая волшебная полночь в году, желаю Вам бескрайний океан любви, море удачи, вдохновения, только позитивных и радостных дней, пусть в следующем году исполнятся все желания. Крепко обнимаю и горячо целую Наташа

Глава 2

– Елизавета, вы крайне редко соглашаетесь дать интервью, для актрисы это весьма необычно. Какова причина?

С разных ракурсов меня снимает несколько камер, в студии тишина, и хоть журналистка, ожидая ответ, старательно удерживает на лице маску доброжелательности, я отчётливо чувствую, как растёт её раздражение. И не без повода. На встречу я приехала с опозданием и откровенно не подготовленной. Это интервью организовал телеканал, как дополнительную рекламу перед премьерой сериала, в котором я сыграла главную роль. Поэтому у беседы есть чёткий сценарий, заранее расписано буквально всё: реплики, шутки, реакция, эмоции…

Всё, что от меня требовалось, будучи в форме прийти в студию, в эффектной позе присесть на диван и со щенячьим восторгом строго по тексту рассказать, что в более интересном и масштабном проекте я ещё никогда не участвовала.

По сложившейся привычке и потому что мне так лучше запоминается, текст на завтрашний день, учу накануне вечером перед сном.  Вчера же лёжа в кровати и глядя в сценарий видела… да ни черта я не видела.

Ведь я даже не пыталась читать, а просто таращилась на буквы, отчего они расплывались и превращались в чёрные полосы разной длины, а виной тому, что после разговора с мачехой и отцом, все мои мысли полностью поглощены Громовым. Папа сказал, что судья ему дал восемь лет, но Глеб отсидел только три, где он был и чем занимался после освобождения и до сего момента – окутано тайной. Также непонятно когда конкретно он вернулся, отец только предполагает, что полгода назад, ведь именно тогда его бизнес попал под обстрел.

Из фактов только то, что Глеб точит зуб на нашу семью и имеет цель отомстить. И нам есть чего опасаться, папа основал фирму несколько десятилетий назад, и всё это время она процветала, даже в кризисы крепко стояла на ногах, а Громову понадобилось всего полгода, чтобы полностью её разорить. То есть он теперь не только весьма состоятельный человек, но и наделённый огромной властью.

– Елизавета, вам нужен перерыв? – бросила ведущая, больше не утруждая себя держать на лице приветливую улыбку.

– Простите. Нет, давайте продолжим, – расправила я плечи и попыталась сосредоточиться, а после паузы, чтобы этот момент было проще вырезать, начала. – Всё очень просто, даю интервью, только если мне есть чем поделиться, – произнесла и на этом умолкла: журналистка недовольно скривилась, из чего вытекал вывод, в текст я не попала. – Мне всё-таки нужен перерыв, – сгорая от стыда, призналась я и хоть ранее отказалась, попросила. – И включите суфлёр, пожалуйста.

– Перерыв пятнадцать минут, – крикнул кто-то из съёмочной группы, все мгновенно оживились, и поднялся гул.

Не теряя времени, достала из сумки сценарий, нашла укромный уголок и судорожно повторяю текст, о том, что подвела уйму человек, стараюсь не думать, позже себя погрызу, в более подходящем месте.

– Съёмку перенесли на завтрашний день, – бесцветным голосом сказал подошедший ко мне молодой человек. – О новом времени вам сообщат позже.

Прикрыла глаза и тихо шёпотом матерюсь.

М-да, за то, что сорвала интервью, меня по голове не погладят. Но взбучку, тем более заслуженную, ничего, как-нибудь переживу. Главное, чтобы не решили, что звёздную болезнь подхватила.

Пока шла до парковки, придумала для продюсеров более-менее вразумительное объяснение, почему сорвалось интервью, а ещё клятвенно себе пообещала, что первый и последний раз в жизни повела себя не как профессионал.

Только забралась в салон автомобиля и завела двигатель, как по громкой связи раздалась телефонная трель.

– Да? – не глянув на панель и не посмотрев, кто звонит, приняла вызов.

– Оу, кто-то не в духе или просто из образа не успел выйти?

– Никита, – услышав голос жениха, улыбнулась. – А почему звонишь, разве ты сейчас не должен быть на высоте семи тысяч метров на борту самолёта? Только, пожалуйста, не говори, что задержишься в командировке. Ты мне очень нужен здесь.

– Лиза, да я уже прилетел, багаж в аэропорту получаю. У тебя как со временем сможешь через пару часов подъехать в нашу кофейню, надо поговорить?

– Могу, но зачем? Ты после перелёта устал, может, дома увидимся и поговорим?

– Н-нет, – с запинкой отозвался Никита. – В кофейне лучше. Ну, всё тогда, через два часа жду тебя на нашем месте.

– Хорошо, люблю те…

У нас с Никитой традиция, всегда на прощание друг другу говорить: «Люблю тебя», но в этот раз не успела ни сказать, ни услышать, потому как связь оборвалась. Думала, жених перезвонит, но он не перезвонил, конечно же, наверняка по уважительной причине.

Поднимаясь по ступеням крыльца кофейни, знала, Никита уже внутри, видела через дорогу его припаркованный автомобиль. Толкнув дверь и заметив, что жениху достался наш любимый столик в углу возле окна, улыбнулась. Этот столик, как и само заведение для нас особенные.

Здесь мы друг друга впервые увидели, я пила кофе, он завтракал, правда, в тот раз до знакомства дело так и не дошло, поиграли в гляделки и разошлись кто куда. Зато оба на следующий день в то же время вернулись в кофейню, но опять обменялись лишь взглядами. Чтобы осмелиться и подойти Никите понадобилась три дня, как сейчас помню, какой он чудный предлог для этого выдумал, спросил зарядку для телефона, а я ему в ответ прямо: «Ещё чуть-чуть и я бы сама к тебе подошла знакомиться». А ещё здесь же Никита впервые признался мне в любви, и жить вместе тоже тут предложил. Единственное, что не видела эта кофейня, это то, как Никита меня замуж позвал.

Сие знаменательное событие случилось на отдыхе, жених организовал романтический ужин прямо на берегу моря, стояла тёплая южная ночь, лёгкий солоноватый ветер ласково играл с волосами, вокруг горело, наверное, больше сотни свечей, чуть поодаль от нас музыканты играли красивую мелодию, под которую певец бархатным голосом исполнял песню о любви. И кульминация, Никита с торжественным видом встаёт на колено и протягивает мне кольцо. Не раздумывая, согласилась….

Заметив меня, Никита помахал рукой. Ответила тем же.

Иногда смотрю на жениха и не верится, что именно мне так повезло. Никита – моя тихая гавань, где всегда уютно, надёжно, спокойно. У жениха прекрасный характер – умеренный, без всплесков, у него не бывает слишком весёлого или, наоборот, очень гадкого настроения, а держится всегда где-то в районе золотой середины. Опять же Никита привлекательный, но не чересчур,  шатен среднего роста со светло-серыми глазами и в меру спортивной фигурой. Он не обделён женским вниманием, но не до такой степени, чтобы за ним с влюблёнными глазами носились толпы. Из-за профессии в моём арсенале знакомых, очень много крайне красивых людей, всё-таки в актёрском ремесле внешность играет не последнюю роль, и я очень хорошо знаю, как навязчивые поклонницы или поклонники могут осложнить отношения даже у самой крепкой пары.

– Если бы предупредил, я тебя в аэропорту встретила, – вплотную приблизившись к столику, сказала я уже подскочившему на ноги жениху.

– Присаживайся, пожалуйста. Что тебе заказать? – Никита отодвинул для меня стул, и всё ничего, но мы почти неделю не виделись, а он меня усадил и даже не поцеловал.

Это уже второй странный звоночек, да и ведёт он себя не как обычно. В глаза старается не смотреть, суетится, движения дёрганые и тон у него какой-то слишком вежливый, как будто мы с ним вовсе и не живём под одной крышей, а только вчера познакомились.

– Я буду  кофе.

Жених, показывая на свою чашку, попросил у официанта повторить, и как только он это сделал, я как человек прямолинейный и не любящий долго ходить вокруг да около: в лоб спросила:

– Что случилось? Ведь случилось, да?

Никита кивнул, причём за секунду до этого я заметила в его взгляде отчётливое чувство вины.

– Рассказывай.

– Да, отец…, – жених, набрав в лёгкие воздух, бодро так начал, но как только наши глаза встретились, сразу сдулся, замолчал и крайне заинтересовался своей смятой салфеткой.

– Опять отправляет в командировку? – дабы помочь, предположила я. – И на какой срок, на месяц? На два?

– Нет, дело не в работе, – скривившись, Никита замотал головой. – Отец вчера позвонил и сказал, что твоя семья прогорела, вы банкроты.

– М-м-м, как быстро разносится информация . А дальше что?

– Потребовал, чтобы я с тобой порвал, потому что теперь ты мне не пара.

– Противно, обидно, но ожидаемо, – отозвалась я. В своё время именно отец жениха, когда я ещё училась на экономиста, предложил пройти пробы на роль в фильме, который он тогда спонсировал. С тех пор у него не было проектов без моего участия. Поэтому  мы тесно общались, и мне отлично известно, что собой представляет, чем дышит и живёт человек из стали Астахов Пётр Тимофеевич. – Сильно поругались? – поняв, что конкретно выбило Никиту из колеи, в знак поддержки накрыла его руку своей и чуть сжала. – Не переживай, есть мизерный, но шанс, что он когда-нибудь передумает. А нет, мы вместе со всем справимся.

Недоумённо уставилась на парня, когда он вытянул свою ладонь из-под моей.

– Лиза, а почему ты от меня скрыла, что фирма твоего отца разорилась? Как-то непорядочно. Папа звонит, рассказывает мне об этом, а я в ответ только и мог, что мычать.

Если бы лично не присутствовала на процедуре под названием «Пётр Тимофеевич крайне жестоко и изощрённо морально уничтожает человека как личность» то Никита от меня сейчас услышал: «Ты головой, что ли, крепко ударился, по-другому чушь, которую несёшь, объяснить невозможно» плюс обязательно ввернула бы пару непечатных словечек, но мне известно, как Астахов старший виртуозно выворачивает людей наизнанку, что они потом долгое время ходят как не в себе. По этой причине дала Никите скидку и решила всю ситуацию по полочкам разложить.

– Сама узнала совсем недавно, и с тех пор мы не виделись. Сегодня, если бы ты эту тему не поднял, я бы её подняла. Никита, и ещё, понимаю, ты расстроен, но не надо говорить со мной, как с преступницей, я ни в чём перед тобой не виновата.

– Уверена?! – с вызовом бросил жених. – Папа не только о банкротстве говорил, он мне ещё и на тебя открыл глаза. Теперь всё знаю, и о твоих бесконечных интрижках с партнёрами, и как безобразно ведёшь себя на съёмочной площадке, пользуясь знакомством с моим отцом, и даже то, что начала баловаться запрещёнными веществами.

– Никита, ты дурак? – выплюнула я, а подумав, повторила фразу ещё раз, сменив вопросительную интонацию на утвердительную. – Никита, ты дурак!

– Да, был дураком, но теперь всё, я от тебя ухожу! Вернее, ты съезжаешь, моя же квартира. Я порядочный человек, поэтому сильно со сборами не тороплю, но чтобы к завтрашнему вечеру твоих вещей не было.

Если бы секунду назад у Никиты из шеи выросли ещё две головы и запели частушки, я и то была бы не настолько поражена, чем сейчас, услышав, что он меня бросает.

Вот же гад. Начиная с первого свидания и по сей день жених меня буквально носил на руках, пылинки сдувал, берёг, заботился, ни разу голос не повысил, кроме как любимой и ангелочком не называл, а теперь, после банкротства отца, совершенно другую песню завёл, я почему-то резко превратилась в гулящую капризную стерву, которая к тому же сидит на колёсах. Да я за всю жизнь кроме анальгина и аспирина никаких других таблеток вообще не пила.

Теперь ясно, кого он на самом деле всё это время любил – моё приданное, а сама по себе я ему ни капли не интересна.

– Как же хорошо, что ты завонял именно сейчас, а не после того, как мы прогулялись до ЗАГСа. Фирму отца, конечно, жалко, но зато я лишь в тебя наступила, а не загваздалась с головы до ног, – заявила я и брезгливо поморщилась.

– Ты меня с дерьмом, что ли, сравнила? – тихо, но злобно прошипел жених, теперь, разумеется, уже бывший.

– Разве я только сравнивала? Ой, ну, простите мне эту оплошность. Никита, ты говно! Так лучше?

Никита ухмыльнулся, настроение у него явно поползло вверх. Так понимаю, я своим оскорблением одним махом избавила его от мук совести. Он ведь не совсем кретин и где-то в глубине души понимал, что бросать невесту за несколько месяцев до свадьбы по причине, что у неё теперь нет богатого папы – ну не совсем благородный поступок. Я видела, он виноватыми глазами на меня вначале смотрел, значит, какое-никакое, но чувство вины у него было.

– Вот, значит, какая ты настоящая, – прищурившись и кивая, изобличительным тоном протянул Никита. – Так и знал, что ты обычная дворняжка, стоило погладить против шерсти, как из тебя базарная склочная баба полезла.