Наталья Антарес
Предначертание. Том II

Напряженная обстановка первых минут всего через каких-то полчаса переросла в задушевную беседу, исчезла скованность, и я вдруг обнаружила, что за обликом канцелярской крысы Ираида Семеновна прячет поразительно теплую и невольно располагающую к себе улыбку, а ее муж обладает уникальным набором поистине энциклопедических знаний, но при этом нисколько не кичится своей эрудицией. Эти добрые, честные и словно немного оторванные от суровой реальности люди были в равной мере не способны как на корыстный умысел, так и на подлые поступки, и после личного общения с ними почему-то сразу верилось, что Юлиан запутался в своих ошибках, и он заслуживает скорее поддержки и совета, чем порицания. Невзирая на то, что мама была настроена основательно пропесочить Шуваловых за допущенные в воспитании Джулса пробелы, у нее язык не поворачивался вступать в перепалку с безобидной парой учителя и архивариуса, а отец испытывал откровенное замешательство от несоответствия фактической картины и ранее сформировавшегося у него мнения. То неоспоримое достоинство, с которым родители Юлиана несли свой тяжкий крест, безусловно заслуживало уважения: они не сетовали на жизнь и не роптали на судьбу, а всячески старались выбраться из долговой ямы и ни у кого не просили помощи. В сложившихся обстоятельствах они винили только себя и ощущали определенную ответственность за неудачную женитьбу Джулса, до последнего стараясь спасти этот заведомо обреченный брак. Хотя Шуваловы и смирились с предстоящим отъездом сына в столицу, они были психологически не готовы к тому, что едва оправившийся от развода парень вступит в новые отношения, а мой юный возраст заставлял искать скрытый подвох. Мы же с Юлианом весь вечер просидели молча и не встревали в разговоры родителей, но даже со стороны я видела, как медленно, но верно тает лед. Если за Эйнаром тянулся целый шлейф «преступлений», и у него не было ни малейших шансов войти в нашу семью на правах моего избранника, то Джулсу даже при всех его недостатках вполне светила перспектива постепенно завоевать признание. На миг я оглянулась вокруг и с ужасом поняла, что загнала себя в капкан, и обратного пути для меня уже не будет, но затуманенный разум погасил красные огни тревоги, и я лишь удовлетворенно улыбнулась, когда мама мирно предложила Шуваловым не торопить события, а решать вопрос по существу только после того, как меня зачислят на первый курс Юридического Университета. Отец тем временем отвел Джулса на балкон, и о чем-то долго с ним беседовал: содержание состоявшегося разговора никто из участников мне так и не озвучил, но судя по тому, что всё обошлось без скандалов и рукоприкладства, Юлиан сумел выдержать испытание и получил если не благословение, то во всяком случае добро на дальнейшее общение со мной.

ГЛАВА VII

Я отправилась в столицу в самый разгар знойного лета, а сопровождать меня вызвалась мама, снова отложившая на неопределенный срок давно вынашиваемые планы провести отпуск где-нибудь на берегах Красного моря. В одном купе с нами ехала Симка, которую родители со спокойной душой препоручили под мамину ответственность, но за без малого двое суток скучной и утомительной дороги мы с подругой лишь перебрасывались общими фразами, больше напоминающими разговор случайных попутчиков. Мы резко отдалились и внезапно стали чужими людьми, хотя до этого десять лет поровну делили все радости и горести, и я испытывала нездоровое облегчение от того, что мы с Симкой поступаем в совершенно разные учебные заведения и вряд ли будем регулярно пересекаться в будущем. Мы простились на перроне, как старые приятели, и мое сердце даже не екнуло, хотя еще недавно я не могла и вообразить, что наша преданная дружба однажды придет к столь горькому финалу. На вокзале Симку встретили знакомые родителей, и, погрузив в багажник чемоданы, увезли подругу на заранее арендованную квартиру, где в соответствии с первоначальным замыслом должна была разместиться в том числе я. По моей вине маме пришлось пережить значительное количество неприятных моментов, объясняя тете Оле, почему всё вдруг кардинально поменялось буквально за неделю до отъезда, и я небезосновательно подозревала, что истинного понимания в Симкиной семье она так и не получила. Наверняка, после маминого ухода, тетя Оля еще долго мусолила перипетии нашей жизни в кухонных беседах с мужем, но в лицо так ничего и не сказала, хотя особого такта я за ней никогда не замечала.

Впрочем, я догадывалась, почему даже дед с бабушкой достаточно быстро смирились с моим намерением связать судьбу с Джулсом: с того злополучного дня, когда мне только чудом удалось избежать гибели от рук матерых рецидивистов Михася и Сивого ( и непостижимым образом уцелеть после падения из окна, о чем моим родственникам, конечно, было знать необязательно), домашние относились ко мне чрезвычайно трепетно, подспудно опасаясь, что мне в любую секунду могут аукнуться эти страшные события, и моя хрупкая психика не выдержит избыточных нагрузок. С объективной точки зрения даже для взрослой, сформировавшейся личности кошмар такого рода вряд ли прошел бы абсолютно бесследно, а уж для подростка, как говорится, и тем паче, поэтому оказывать на меня прямое давление никто толком не решался, а боязнь многократно ухудшить мое нестабильное состояние заставляла членов семьи скрепя сердце идти на поводу у моих странных желаний. Меня жалели и оберегали от потрясений, а я сполна пользовалась своей неограниченной властью: в бессознательном стремлении свершить запоздалую месть, я не останавливалась ни перед чем, не отдавая себе отчета, что под моими ногами вот-вот разверзнется пропасть. Удивительно, но я настолько зациклилась на воплощении своих безумных прихотей, что ни на мгновение не задавалась закономерными, в сущности, вопросами из серии «А что будет дальше?».

Я не смотрела вперед и не оглядывалась назад, но всеми фибрами души стремилась поскорее покинуть родной город и по возможности никогда уже сюда не возвращаться. За тот год, что я заканчивала школу, меня постоянно мучил страх столкнуться лицом к лицу с кем-либо из обитателей «Живых и мертвых». «Молодая мать» Светлана Грищенко, ее омерзительный муж и их не менее гадкие соседи по бараку, ошивающийся в бандитских кругах Серега Филин, разбитной и в целом безвредный Жека – все они регулярно являлись ко мне по ночам и нестройной толпой стояли у изголовья кровати, повергая меня в ледяной пот своим неразборчивым шепотом. А порой из темноты проступал размытый образ Гертруды Францевны – маленькой, сухонькой старушки с потрясающей силой духа, не испугавшейся озверевших посланцев Цирюльника и смело выступившей на мою защиту. Каждый раз я до утра металась в горячечном бреду, а назойливая трель будильника звучала для меня сродни крику третьих петухов – сонм признаков неохотно отступал в свои владения, и я ненадолго обретала покой. С одной стороны, я страстно жаждала прояснить ситуацию и узнать, наконец, что стало с участниками развернувшейся на Пятой Линии драмы, но у меня не хватало мужества преодолеть внутреннее сопротивление и найти способ добыть нужную информацию. Я предпочла оставить всё, как есть, и лишь поглубже забралась в свою раковину, чтобы ненароком не обнаружить своего присутствия и не навлечь дополнительных проблем в том числе и на Эйнара.

Вывод о степени нависшей над ним угрозы я сделала из очевидных фактов, имевшихся на тот момент в моем распоряжении: уж кто-кто, а Эйнар Мартис ни при каких обстоятельствах не бросил бы на произвол судьбы беременную мать, и он в жизни не исчез бы без следа, предварительно не взвесив все за и против подобного поступка. Если в ситуации со мной все ответы лежали на поверхности, и я потеряла доверие Эйнара, когда сбежала из больничного сквера, то любовь парня к непутевой матери была безусловной величиной, не зависящей от влияния внешних факторов. И все-таки Эйнар не стал ставить Светлану в известность о своем скоропостижном отъезде, он будто предвидел, что приспешники Цирюльника непременно наведаются в барак, и специально подстраховался на этот случай. Я благодарила небеса, что Эйнар так и не узнал о происшествии со мной, и пусть мое место рядом с ним заняла Стеша, пусть мы потеряли друг-друга в безжалостном сумасшествии нашей единственной весны, я не смела и мечтать о большем счастье, чем отсутствие страшных новостей из «Живых и мертвых».

Да, я отпустила Эйнара, но так и не сумела перемолоть обиду на родителей. Джулс стал моим орудием возмездия, но я этого тогда не понимала и искренне считала, что сражаюсь за право на самостоятельность. Я вела войну по всем правилам стратегии боевых действий и триумфально выиграла ключевую схватку, блестяще сдав вступительные экзамены в престижный столичный вуз. Все требования родителей были соблюдены, и мы с Юлианом успевали зарегистрировать брак еще до новогодних каникул. И мне бы взять паузу, собраться с мыслями, прийти в себе и разложить по полочкам руководившие мною мотивы, но я посчитала, что тайм-аут будет воспринят в качестве явного признака сомнений.

–Ты можешь возвращаться домой! – сказала я маме тем августовским днем, – твоя миссия выполнена. Как ты и мечтала, я поступила в университет – настал твой черед сдержать слово.

– Рина! – не сразу нашлась с ответом мама, и мне вдруг на миг почудилось, что она втайне надеялась на мой провал, позволяющий ей с чистой совестью увезти меня обратно в провинцию и по блату пристроить в институт по месту жительству с возможностью и дальше контролировать мою жизнь. Не зря она вроде бы и захлебывалась от ликования, увидев мою фамилию в вывешенных приемной комиссией списках, однако, ее взгляд оставался печальным и задумчивым, а в глазах отчетливо сквозила неприкрытая тревога.

–Мама, мы уже всё обговорили, – уверенно напомнила я, – мы сняли эту квартиру с прицелом на то, что в ней будем жить мы с Джулсом. Все упиралось в экзамены, и я не нарушила своего обещания, следующий шаг за тобой.

–Так нельзя! – в сердцах разрубила ладонью воздух мама, – давай хотя бы дождемся восемнадцати лет! Если тебе нравится эта квартира, никто тебя отсюда не выгоняет, но я не могу оставить тебя в ней одну и потому не возражаю, чтобы хозяйка подселила еще одну девочку-студентку. А с Юлианом вы пока можете просто встречаться, не надо бежать впереди паровоза – съехаться вы всегда успеете, но до этого вам нужно получше узнать друг-друга.

–Я знаю о нем всё, что мне необходимо знать! – безапелляционно отрезала я, – а вот тебе, судя по всему, верить не стоит. Ты клялась, что вы с отцом не станете чинить нам с Джулсом препоны, и что я слышу? Девочка, студентка! Да на черта она мне тут сдалась, когда Джулс вынужден жить чуть ли не в коммуналке и отдавать за нее ту же сумму, которую он мог бы вносить в счет половины оплаты за эту квартиру. А как только я найду подработку, я освобожу тебя и от остальной части расходов.

–Какая подработка, Рина, ты вообще о чем? – посмотрела на меня, как на умалишенную, мама, – я понимаю, ты слабо представляешь, с какими сложностями тебе предстоит столкнуться в ходе обучения на международном факультете, но требую, чтобы ты раз и навсегда расставила приоритеты. Ты должна учиться, а не рыскать по столице в поисках неквалифицированной работы. Мы – твои родители, и мы обязаны о тебе заботиться. Ясно, что на одну стипендию в наше время не протянешь, естественно, мы с папой будем тебе помогать. Тебе, а не Юлиану, Рина!

–А вас никто и не просит о помощи! – дерзко вскинула голову я, – если уж на то пошло, я сама переберусь к Джулсу в коммуналку, и вам больше не придется платить за съем жилья.

–Не сходи с ума! – не на шутку разозлилась мама, – знаешь, это всё уже даже не смешно. Сначала бараки на Пятой линии, теперь коммуналки… Час от часу не легче! Кажется, что дно пробито, но нет, ты вновь преподносишь сюрприз! Всем нам прекрасно известно, что твой Джулс крайне стеснен в средствах, и вынужден снимать комнату вдали от центра. Да оттуда до ближайшей станции метро еще минимум полчаса пилить! Будто я не в курсе, что Юлиан каждый день встает в пять утра, чтобы успеть на работу к девяти! Тоже так хочешь? Да ты с таким режимом первую же сессию завалишь и со свистом вылетишь из университета, а если и не вылетишь, то стипендии точно лишишься. Вон, Игорь Маркелов, уж какой умный парень, а в прошлом году его декан на отчисление подал. Но у Игоря отец –не мелкая сошка, подсуетился, позвонил, кому следует, и выручил сына, а за тебя, извини, хлопотать некому. Без родительского присмотра даже такой пай-мальчик, как Игорек, быстро от рук отбился, а ты и дома умудрялась у нас под носом кренделя выписывать!

–А ты еще рассчитывала, что Игорь будет за мной в столице приглядывать! – выразительно ухмыльнулась я, – а за ним самим глаз да глаз нужен! Наверное, дорвался до свободы и уже все гей-клубы по кругу обошел!

–Как тебе не стыдно, Рина? – передернула плечами мама, – слава богу, до Маркеловых не дошли твои грязные выдумки! Разбила парню сердце, а потом еще помоями облила, самой-то не противно?

–Да мне по фигу, если честно, голубой он или нет, – безразлично отмахнулась я, – дело не в его ориентации, а подлой натуре. Он мою тайну не сохранил, и ему крупно повезло, что я не поступила с ним также. Плохо, что мы учимся в одном вузе, но я надеюсь, мы почти не будем видеться.

–Лично я не нахожу ничего хорошего в том, что ты осталась без друзей, – сокрушенно заметила мама, – ладно, Игорь, но почему ты так некрасиво поступаешь по отношения к Симе? У меня такое ощущение, что ты не хочешь продолжать с ней общение…

–Не хочу, ты права, – кивнула я, – ни с ней, ни с Маркеловым, ни с кем-либо из своих бывших одноклассников. Мне вполне хватает Джулса и ребят из его компании. Ну, и с соседями по коммуналке в любом случае придется перезнакомиться!

–Я тебе сказала, никаких коммуналок! – взорвалась мама, – всё, Рина, у меня больше нет сил с тобой спорить, ты выпила из меня всю кровь. Я никогда не думала, что доживу до такого позора, но, видимо, такова моя судьба. Ты добилась своего – пусть Юлиан перевозит вещи.

ГЛАВА VIII

–Рина, ты действительно этого хочешь? –в столице агонизировало уходящее лето, под ногами плавился асфальт, а сухой, раскаленный воздух обжигал кожу, но от моего преисполненного необратимой решимостью взгляда невольно веяло пронизывающим холодом ледяной пустыни, и Джулс зябко ежился, невзирая на жару.

–Ну, конечно! – нетерпеливо воскликнула я, – разве мы с тобой не об этом мечтали?

–Да, но…, – Юлиан взял меня за руку и крепко стиснул мою ладонь в напряженных, каких-то деревянных пальцах. Обычно теплая ладонь сейчас казалась безжизненной и чужой, а через это судорожное пожатие мне передались охватившие Джулса сомнения, и на считанные секунды в мутной пелене помрачившегося сознания мелькнула неожиданно здравая мысль, но буквально мгновение спустя без следа сгорела в пламени моего прогрессирующего безумия, как сгорает в атмосфере мчащийся в космосе метеор.

–Какие здесь могут быть «но», Джулс? – задохнулась от неконтролируемой обиды я, из последних сил сдерживая желание выдернуть руку, – мы так долго к этому шли, и вот, у нас всё получилось, а ты ищешь отговорки! Я тебя не понимаю!

–Рина! – Джулс неохотно выпустил мою руку и с робкой осторожностью приобнял меня за плечи.

По сути это был наш первый более или менее серьезный тактильный контакт – до того момента парень ни разу не позволил себе вольностей, хотя порой я случайно ловила на себе его пристальные взгляды, выходящие за грань дружеского восхищения. Если не брать в зачет виртуальный этап наших причудливо развивавшихся отношений, мы по-настоящему встречались уже на протяжение двух месяцев, но у меня не возникло ни единого повода упрекнуть Юлиана в попытке преждевременного форсирования событий. Он ухаживал за мной с трогательной заботой и был невероятно обходителен и тактичен, ни словом, ни делом не намекая даже на поцелуй, а я ощущала искреннюю благодарность за столь деликатный подход и совершенно не боялась оставаться с Джулсом наедине. Однако, хотя в глубине души я и хорошо понимала, что рано или поздно парень перестанет довольствоваться платоническим общением, и мне придется сделать неизбежный шаг вперед, мое будущее по-прежнему тонуло в густом тумане неопределенности, а дрейфующий в беспросветной мгле разум упорно отказывался воспринимать очевидные факты. Возможно, я не противилась тогда ненавязчивым прикосновениям Юлиана именно потому, что они носили сугубо братский характер, но и с высоты своего нынешнего возраста я часто поражалась собственному безрассудству. Я не могла не сознавать, что как только мы с Джулсом начнем жить под одной крышей, мы автоматически должны будем перейти на следующий уровень, но при этом, видимо, чисто по-детски предпочитала решать проблему исключительно по факту вместо того, чтобы тщательно взвешивать все плюсы и минусы, как это было заведено среди действительно взрослых и психологически зрелых личностей.

Впрочем, если смотреть на эту историю с позиции моих родителей, то они, например, были твердо убеждены, что цветок моей невинности сорвал Эйнар Мартис, и, значит, терять мне было, в сущности, нечего. В глазах моей семьи я больше не выглядела непорочным бутоном, родители вынужденно смирились с моим падением, и я вполне допускала, что мама до смерти боялась моей беременности и смогла вздохнуть с облегчением лишь когда ее подозрения не подтвердились. Конечно, мама предрекала мне совсем иную судьбу, но иногда у меня складывалось впечатление, что она больше не вынашивала планов о моих выдающихся достижениях и просто надеялась увидеть меня счастливой. Да, я поступила на престижную специальность и успешно обошла на вираже многочисленных конкурентов со всей страны, но мама чувствовала, что я все еще способна в любое мгновение сорваться с покоренной вершины и неуправляемо покатиться по наклонной плоскости. Мамино восприятие Джулса в качестве моего спутника жизни постепенно трансформировалось из категоричного отрицания в обреченное смирение, а после ужина в Шуваловыми она как будто взглянула на парня с другой стороны, и пусть мои родители продолжали считать мой выбор апофеозом опрометчивости, былая ненависть изрядно поугасла. К сожалению, в те жаркие августовские дни я была поглощена местью и не замечала, что в разыгранном мною спектакле наряду с декорациями меняется и расстановка персонажей. Я добилась обратного эффекта, убедив родителей, что несмотря на неудачный брак и наличие на иждивении малолетнего ребенка, черт, то есть Юлиан, не так страшен, как его малюют, а оказываемое им на меня влияние можно назвать положительным, особенно, если принять во внимание результаты вступительных экзаменов в юридический вуз.

Я надеялась таким способом проучить отца с мамой, хотела наказать их за причиненную мне боль, но, как выяснилось, избрала неверное орудие мести. Чем ближе родители узнавали Джулса, тем быстрее таяли довлеющие над ним предубеждения: вот уже почти забылся телефонный скандал с Инессой, вот уже отец добродушно подтрунивая над Юрием Дмитриевичем, помогал тому с ремонтом старенького «жигуленка», на котором остро нуждающийся в деньгах Шувалов собирался таксовать после работы в школе, а вот и мама смущенно презентовала Ираиде Семеновне целый пакет практически не ношенных вещей из своего гардероба с просьбой не расценивать ее жест как унизительную попытку продемонстрировать финансовое превосходство. Да, Шуваловы были бедны, словно церковные мыши, но в сравнении с маргинальной нищетой Светланы Грищенко, это была бедность совсем другого рода – стерильная чистота царила не только в их крошечной малогабаритке, но и в помыслах. А еще никто в семье не злоупотреблял спиртным и не спускал последние гроши на дешевый самопал, как это делал основной процент обитателей бараков, и каждая копейка в семье Шуваловых всегда использовалась строго по назначению. Не скажу, что родители Джулса придерживались пуританских методов воспитания, но, по всем признакам, его связь с Инессой, обернувшаяся классическим браком «по залету» до сих пор вызывала у Ираиды Семеновны и Юрия Дмитриевича жгучий стыд. Скорее всего, они не раз напутствовали сына не повторять ошибок прошлого, и джентльменское поведение парня подтверждало мою теорию. И все же я оказалась не готова даже к простым объятиям, и когда Джулс привлек меня к себе, внезапно застыла в оцепенении.

С Эйнаром все происходило иначе: мы поцеловались уже на первом свидании, и вышло это настолько естественно, что я ни на мгновение не задумалась, а правильно ли я поступаю. Меня тянуло к Эйнару, будто магнитом, рядом с ним я взмывала на седьмое небо и невесомым перышком парила над землей. Он был для меня отдельной вселенной, ему всецело принадлежала моя душа, и если бы он только захотел, я без малейших колебаний отдала бы ему и свое тело. Я отчетливо помнила каждую деталь нашей последней встречи в квартире на Театральной площади – как скользили под тонкой тканью футболки мои дрожащие от возбуждения пальцы и как сладостно замирало сердце от мимолетных прикосновений к обнаженной коже. Эйнар был прекрасен даже с разбитым в кровь лицом, и эта потусторонняя, неземная красота вызывала у меня поистине непреодолимое влечение. Я чувствовала его участившееся, неровное дыхание, тонула в бездонных омутах зеленых глаз и всем своим существом жаждала нашего слияния, но в тот вечер мое страстное желание так и не воплотилось в реальность. Эйнар мужественно скрывал от меня причиняемую трещиной в ребре боль, а распухшая нижняя губа и назревающая на скуле гематома превращали его точеные черты в жутковатую маску, однако даже свежие следы жестоких побоев не способны были испортить этого безупречного лица. Порой мне невольно представлялось, что Эйнар был слишком идеальным для живого человека и потому существовал только в моих девичьих грезах, а его образ был всего лишь плодом моей чересчур бурной фантазии, но затем в памяти один за другим всплывали разрозненные эпизоды из прошлого, и я вспоминала наши прогулки по заснеженной набережной, растворимый кофе в пластиковых стаканчиках, иней на моих ресницах и клубы сигаретного дыма, медленно исчезающие в морозном воздухе. Наша любовь была настоящей, она согревала нас в лютую стужу и дарила незабываемые минуты всеобъемлющего счастья, и хотя между нами с Эйнаром не состоялось физической близости, наши отношения вместили в себя целый космос, маленькую жизнь, прожитую на несоизмеримо коротком отрезке безжалостно прерванной временной линии. Когда Джулс несмело прижался губами к моей щеке, я едва не отпрянула в ужасе, охваченная необъяснимой паникой, и уже хотела было силой высвободиться из объятий и отчаянно удариться в бега, но тут воображение услужливо подкинуло мне порожденную глубинными страхами картину, и я не только не оттолкнула парня, но и сама жадно впилась в его губы ответным поцелуем. Красная пелена ревности застила мне глаза, я целовала Юлиана, а видела перед собой Эйнара, целующего Стешу и нежно гладящего ее выжженные пергидролем волосы. Я не должна была поддаваться этой губительной слабости и впускать в свой разум тлетворный дух внутреннего разрушения, но мне так и не удалось обуздать взбесившиеся эмоции.

–Ты любишь меня? – хриплым шепотом спросил Джулс после того, как меня немного отпустило, и я, наконец, оторвалась от его губ, – скажи мне, что для тебя всё это не игра, что ты и вправду хочешь быть со мной, и я обещаю свернуть ради тебя горы. Но ты еще такая юная, зачем тебе столько лишних проблем? Я не понимаю, почему ты так легко готова променять беззаботную молодость на тяготы семейной жизни! У меня нет ни денег, ни жилья, ни внятных перспектив, но тебя это словно ничуть не пугает. Значит ли это, что ты испытываешь ко мне сильные чувства или причина все-таки в чем-то другом? И не слишком ли мы спешим, Рина?

–А тебе, значит, понравилась холостяцкая жизнь и ты не планируешь повторно связывать себя узами брака? Так следует толковать твой вопрос? – усмехнулась я, твердо уверенная в тот момент, что мне достаточно выйти замуж за Юлиана, дабы навсегда проститься с прошлым. Я держала Джулса мертвой хваткой, не чураясь наносить ему коварные удары ниже пояса и надеясь с его помощью приглушить свои страдания, а он был безоглядно в меня влюблен, чтобы сходу распознать подвох.

–Нет! – снова сомкнул объятия парень, – не смей так говорить, слышишь! Даже думать так обо мне не смей! Нам предстоит немало трудностей, но вдвоем мы с ними непременно справимся, главное, что мы вместе!

Однажды эти слова уже звучали, их не раз произносил Эйнар, когда все вокруг ополчились против нас. Я не выстояла в этой войне и малодушно покинула поле боя, но в случае с Джулсом я не собиралась сдаваться без борьбы, и уже на другой день Юлиан с чемоданом перебрался ко мне. Мы проводили маму на вокзал, вернулись домой, поужинали и весь вечер не поднимали друг на друга глаз, не зная, как вести себя дальше.

ГЛАВА XIX

Справедливости ради, следовало отдельно отметить, что с самого начала моего постепенного взросления мама открыто разговаривала со мной о сексе, и я выросла с совершенно правильным, на мой взгляд, представлением, что близкие отношения между двумя любящими людьми не являются чем-то постыдным, но, во-первых, с этим вовсе не стоит торопиться, во-вторых, в паре должно прежде всего присутствовать взаимное доверие, а третьих, каждый из партнеров должен быть психологически готов подойти к процессу с максимальной ответственностью. Под последним пунктом мама подразумевала обязательное использование контрацепции и в ходе полового просвещения подробно разложила по полочкам все преимущества и недостатки существующих способов предохранения, но ей и в страшном сне не могло присниться, что в тот вечер на Театральной площади я напрочь позабуду ее советы и, словно под гипнозом, потянусь навстречу Эйнару в опьяняющем стремлении без остатка подарить ему всю себя. Тогда я вообще ни о чем не думала – зеленые глаза, яркие и сияющие на фоне усталого лица, сводили меня с ума, заставляя отстраненно водить ладонью по гибкой спине в предвкушении неземного блаженства. Я не сомневалась, что Эйнар испытывал схожие чувства, и мои прикосновения вызывали у него столь же бурный всплеск желания, но он предпочел вовремя остановиться, и я до сих пор не могла утверждать, почему парень не допустил продолжения. Была ли тому причиной неутихающая боль от полученной в драке травмы, и как поступил бы Эйнар, если бы его не мучила злополучная трещина в ребре? Поддался бы соблазну или также благородно отстранился? И что было бы лучше для нас обоих? Бесчисленные вопросы так и остались без ответа, и я лишь нескончаемо домысливала, каким бы образом всё могло сложиться в зависимости от морального выбора Эйнара. А вот мама считала мое грехопадение свершившимся фактом, и мне так и не удалось ее в этом разубедить. Она не допускала ни малейшей вероятности, что моя честь нисколько не пострадала, и бездоказательно сыпала в адрес парня грязными обвинениями. Я пыталась защитить Эйнара от очередного незаслуженного наклеивания ярлыков, а однажды даже в сердцах предложила маме вместе сходить к гинекологу, чтобы тот авторитетно опроверг ее нелепые подозрения, но мама слишком боялась лишней огласки, и ей было проще жить со своими в корне ошибочными выводами, чем раз и навсегда выяснить правду. Именно поэтому, прощаясь со мной перед отъездом домой, мама даже не заикнулась относительно того, чтобы мы с Джулсом хотя бы подождали до свадьбы, и только с похоронной миной напомнила, что бабушкой и дедушкой им с отцом становиться еще рановато. Я рассеянно кивнула, будто речь шла не обо мне, но вскоре обнаружилось, что мама успела провести профилактическую беседу и с Юлианом. Наверное, с объективной точки зрения мама избрала весьма прогрессивный подход, но меня откровенно коробило, что такие деликатные моменты обсуждаются за моей спиной, и когда Джулс, краснея и кусая губы, поинтересовался, какую защиту от нежелательной беременности я нахожу самой надежной и удобной, со мной едва не случилась истерика.

Я отрешенно смотрела на двуспальную кровать, стыдливо прикрытую пледом, и толком не соображала, что я творю. Я опять видела Эйнара – божественно прекрасного, стройного, удивительно гармонично сложенного, но в тоже время буквально пронизанного внутренней силой, и мой воспаленный мозг непрерывно выдавал череду калейдоскопически сменяющихся кадров. Эйнар, исступленно ласкающий податливое тело Стеши… Стеша, медленно исследующая губами каждый шрам на бледной коже Эйнара… Сладкие стоны наслаждения и судорожный вздох в наивысшей точке экстаза… Голова Стеши, мирно покоящаяся на груди уснувшего Эйнара, и победное торжество во взгляде моей счастливой соперницы. Я хотела закрыть глаза и избавить себя от этого мучительного зрелища, но спутанное сознание с лихорадочной скоростью снабжало меня всё новыми образами. Я тяжело бредила, и в бреду с неистовой силой обнимала Джулса, наивно принимающего мой внезапный порыв за безудержную страсть, я целовала его так, как мечтала поцеловать Эйнара, и буквально вжималась в него разгоряченным телом. Для Юлиана это был акт любви, а для меня – акт возмездия, и если поначалу парень еще пытался обращаться со мной бережно и аккуратно, то вскоре и ему передалось мое умопомрачение, и в пылу неутоленного желания он практически потерял контроль над своими действиями. Я почти не ощутила боли, когда возбужденная плоть Джулса резким толчком проникла сквозь невидимую преграду, я чувствовала лишь мрачную горечь безвозвратного расставания с прошлым, в котором моим и первым и единственным мужчиной должен был непременно стать Эйнар Мартис. Юлиан стремительно наращивал темп и за несколько мгновений достиг пика удовольствия, а по моим щекам покатились соленые горошинки слез. Я безвольно обмякла в объятиях содрогающегося в финальном пароксизме Джулса и поняла, что меня больше не преследуют навязчивые картины с участием Стеши, как если бы я прошла через ритуал экзорцизма. Впоследствие Эйнар и далее являлся мне во снах, но эти сны уже не причиняли мне таких нечеловеческих страданий и не повергали в то пограничное состояние, что мне лишь однажды довелось пережить в нашу первую ночь с Юлианом.

–Ты плачешь? Я был с тобой груб? – испугался Джулс, после того как вновь обрел способность адекватно воспринимать окружающую реальность, – прости меня, я увлекся и повел себя, как законченный эгоист…Рина, пожалуйста, не плачь!