Наталья Александрова
Стеклянный сад. Щит царя Леонида

Через несколько минут в комнату вошла Эльвира, внимательно оглядела стол, увидела, что все съедено и выпито и удовлетворенно потерла руки.

– Что ж, хорошо. Теперь – по комнатам!

Они пошли по полутемному коридору. Эльвира открыла одну из дверей, впустила Милену, зашла с ней и почти сразу вышла, захлопнув дверь за собой. Замок звучно щелкнул, из чего Маша сделала вывод, что дверь заперта.

Комната, в которую Эльвира привела Машу, была маленькая, в ней едва помещалась узкая кровать, стол, стул и стенной шкаф. Еще здесь была дверь – видимо, в санузел.

Эльвира вышла.

В тот момент, когда она закрывала дверь, Маша под влиянием мгновенного импульса скользнула к двери и приложила к язычку замка сложенное вчетверо приглашение на шоу.

Дверь захлопнулась, но замок не защелкнулся. Маша снова удивилась, до чего здорово у нее все получилось. Откуда что взялось – и реакция быстрая, и сообразительность. Но она решила, что сейчас не время над этим думать.

Маша еще раз оглядела свою комнату. За второй дверью обнаружился крошечный санузел – унитаз, раковина и душевая кабинка, в которой едва можно было уместиться. Все, однако, было новое, чистое. На полочке возле раковины лежала зубная щетка в нетронутой целлофановой обертке и тюбик пасты. И полотенце – простое, вафельное.

Маша умылась и почистила зубы. Да, завтра утром противно будет надевать несвежее белье, но делать нечего. Хорошо хоть душ есть.

Полотенце с трудом раздиралось от избытка крахмала. Маша поморщилась, свекровь так белье крахмалила, чуть стиральную машину не сломала. Белье такое жесткое получалось, как на досках спишь. В углу на полотенце стоял штамп «БУ СНК». Вот и верно, что БУ, полотенце-то далеко не новое.

Маша вернулась в комнату и села на кровать.

Вот теперь самое время подумать.

Несомненно, она попала в очень странное место. Эта Промышленная улица и убогий офис… Кстати, 3-я Промышленная, а где, интересно, первые две? И есть ли они?

В общем, она представляла себе съемки шоу совершенно по-другому.

Во-первых, отчего так мало людей? Во-вторых, для чего все эти тесты и загадки? Для чего их проверяют? Вместо того чтобы учить держаться перед камерой и так далее, им задают дурацкие задачки, просто как на школьной викторине. Непонятно.

Но и сама она изменилась. Она буквально не узнавала себя. Быстрые и правильные ответы на сложные вопросы, удивительная реакция… и это видение, этот стеклянный сад…

Но все же что это за странное место? Что здесь происходит? Это совсем не то, что они обещали… А хотя Маша понятия не имеет, что они обещали, это знала та, вместо кого она пробралась сюда обманом, эта Алина. Ох, как бы не оказался прав ее муж или бойфренд, утверждая, что все это – туфта…

День сегодня был длинным и трудным, Маша устала. Она прилегла на кровать, не раздеваясь, поверх одеяла, чтобы дать отдых телу, – и не заметила, как задремала.

Но почти сразу проснулась, потому что ей показалось, что в ее комнате кто-то разговаривает.

Она села на кровати, сбросила остатки дремоты.

Нет, ей не показалось – в комнате действительно раздавался негромкий мужской голос, он доносился откуда-то из-под потолка.

Прислушавшись, Маша узнала голос Василия Андреевича. Но вот слова… слова были какие-то бессмысленные, бессвязные.

– Двести семьдесят четыре. Алеут. Вагранка. Сорок шесть. Кетцалькоатль. Восемьсот семнадцать. Переплетная мастерская. Достижение. Кессонная болезнь. Четыреста шестьдесят восемь. Автоген. Никарагуа. Семьсот девяносто…

Слова были бессмысленные, но голос Василия Андреевича звучал властно, повелительно, и Маша почувствовала, что под влиянием этого голоса, этих странных, бессмысленных слов в ее мозгу возникают непонятные картины. Металлическая лестница вроде корабельного трапа… длинный коридор, в конце которого видна полуоткрытая дверь, а за этой дверью – сутулый человек… наполненный людьми зал – то ли концертный, то ли лекционный, и тот же сутулый человек идет по проходу между рядами…

А потом перед ней возник сад, удивительный голубовато-прозрачный стеклянный сад из ее прежних видений… она шла по этому полупрозрачному саду, среди голубых цветов и деревьев, а внутри ее звучали загадочные слова:

– Газгольдер… Вальпараисо… девятьсот семьдесят два… тритон… ожидание…

И вдруг сквозь этот властный, гипнотический голос пробился какой-то странный, посторонний звук.

Маша вздрогнула – и очнулась, пришла в себя и прислушалась. Голос Василия Андреевича все еще звучал под потолком комнаты, но из коридора доносились быстрые, торопливые шаги нескольких человек, приглушенные голоса. Кто-то вскрикнул, упало что-то тяжелое, но потом снова наступила тишина.

Маша сбросила остатки сна, поднялась, подкралась к двери, осторожно нажала на дверную ручку. Дверь бесшумно открылась, и она выглянула в коридор.

В дальнем его конце промелькнула фигура в черной униформе, остановилась возле очередной двери и скрылась за ней.

Что это? Ей показалось, или правда, в этом пустынном месте появились какие-то люди? Но почему ночью?

Маша вышла из комнаты и крадучись двинулась по коридору.

Ноги сами принесли ее к той двери, за которой только что исчез человек в черном. Маша остановилась перед этой дверью, замерла и прислушалась.

Из-за двери доносились два голоса. Один из них был ей знаком – это был голос Василия Андреевича, тот же самый голос, который только что раздавался в ее комнате, произносил непонятные, бессмысленные слова. Но сейчас он не казался ни властным, ни гипнотическим – он звучал растерянно, словно оправдываясь.

Второй голос был резкий, с сухим металлическим призвуком. Голос человека, привыкшего командовать. Человека, привыкшего, что его приказы немедленно исполняются.

Мужчины разговаривали негромко, но в ночном здании царила глубокая, напряженная тишина, а Машины чувства были до предела обострены, поэтому она различала каждое слово.

– Тебе ведь однозначно сказали, что эксперимент нужно немедленно прекратить! – говорил незнакомец, обладатель резкого металлического голоса. – Это был приказ! А приказы, как известно, не обсуждаются, их выполняют!

– Как это можно прекратить! Мне осталось совсем немного! Я уже, собственно, добился результата! Ты прекрасно понимаешь, как это важно! Ты прекрасно понимаешь, какие перед нами откроются возможности! Мы потратили на эксперимент столько времени, столько сил, столько денег, в конце концов! Я должен довести его до конца!

– Ты, кажется, меня не слушаешь! Все должно быть немедленно прекращено!

– Нет, это ты меня не слушаешь! Я уже многого добился, группа подобралась хорошая, особенно один человек… я обязательно должен довести дело до конца! Дай мне еще один день!

– Только не сейчас! Комитет принял решение – и оно непременно будет исполнено. Если это не сделаю я, завтра пришлют другого человека. Он не будет с тобой разговаривать… И я это делаю только ради нашего давнего знакомства… Василий, ну, опомнись же ты наконец! Да, я согласен, твои исследования очень важны, эксперимент, возможно, и уникален, но безумно опасен!

– Но мне практически все удалось! Работа зашла слишком далеко! Сейчас как раз заканчивается последняя фаза! – Василий Андреевич почти кричал, в голосе его появились умоляющие нотки.

– Подопытные в состоянии глубокого сна? – отрывисто спросил его собеседник.

– Да, вечером я провел первую фазу, потом, за ужином, им дали принять препарат, предельную дозу, и сейчас им внушается вся связка… к утру они будут готовы к первому испытанию…

– Какое, к черту, испытание? – на этот раз слышно было, что обладатель металлического голоса вышел из себя. – Не будет никаких испытаний, ты понял? Они спят, тем легче будет от них избавиться.

– Что ты имеешь в виду? – голос Василия Андреевича сорвался, он просто пустил петуха.

– Ты прекрасно знаешь что. Мы не можем допустить, чтобы вовне просочились хоть какие-то сведения об эксперименте! Ни в коем случае не можем! – Теперь у его собеседника фразы были рубленые, он ничуть не волновался.

– Ты собираешься… – теперь в голосе Василия Андреевича прозвучал явный ужас, – ты хочешь устранить всех… всех участников моего эксперимента?

– Чего я хочу – не имеет никакого значения. Важно только то, что я – точнее, что мы должны сделать. Еще раз напоминаю тебе – никто не должен узнать об эксперименте! Так что устранить придется всех – не только подопытных, но и обслуживающий персонал.

– Весь?!

– Кроме самых необходимых. Эльвиру можешь оставить, а все остальные…

В голосе незнакомца прозвучала такая холодная, бездушная жестокость, что Маше показалось, будто ее сердце сдавила ледяная рука. Ей стало тяжело дышать.

Но тут же она поняла, что нельзя терять ни минуты, нужно действовать, действовать как можно быстрее… действовать, если она хочет остаться в живых! Она не стала сомневаться и раздумывать, отчего-то она сразу поняла, что незнакомец с металлическим голосом говорит серьезно.

Эксперимент… Черт его знает какой, но однозначно незаконный. Но тогда понятно, отчего их пригласили в такое убогое место, и народу тут мало.

Очень осторожно Маша отошла от двери и сделала несколько шагов назад, боясь развернуться и спасаться бегом. Под ногу попало что-то острое, так что она едва не вскрикнула. Услышав шаги в коридоре, когда проснулась, она не стала надевать туфли, а побежала босиком. Попробуйте-ка ступать бесшумно на каблуках! Так что теперь она наступила босой ногой на щепку или на кусок проволоки. Ну да, так и есть, обломок гвоздя. Хорошо, что не поцарапалась до крови.

Однако боль Машу несколько отрезвила. А что, если это все так и было задумано? Мистификация, обманка. Ну, слышала она, как разговаривают двое, мало ли что наговорят. А что, если это – тоже своего рода тест?

Не будем уточнять, за каким чертом им все это нужно, но этот Василий Андреевич какой-то странный…

Вдруг ее ушей достиг какой-то звук – как будто кто-то всхрапнул или всхлипнул, потом захлебнулся и затих.

Она бросилась по коридору назад – туда, откуда совсем недавно привела их Эльвира. Однако не прошла и десяти шагов, как увидела на полу какую-то темную, бесформенную груду.

Подойдя к ней, она попятилась и едва сдержала крик: на полу лежало ничком безжизненное человеческое тело.

Преодолев страх, она снова подошла к этому телу и осторожно дотронулась до него.

От этого толчка человек перекатился на спину, и она узнала Павла, того мужчину, который проводил с ней первый тест. Глаза его были широко открыты, но в них не было признаков жизни.

Маша дотронулась до его шеи, чтобы нащупать пульс, – но ничего не почувствовала. Зато она увидела на горле Павла узкую красную полосу и поняла, что он задушен…

Человек с металлическим голосом уже приступил к реализации своего кошмарного плана! Ну да, он ведь только что сказал, что персонал тоже должен быть уничтожен… Так быстро…

Маша представила себе, как тонкая веревка обвивается вокруг шеи все туже и туже, вот уже воздух не может пройти в гортань…

От ужаса она едва не задохнулась, вскочила и метнулась прочь по коридору, мимо закрытых дверей. Прочь, прочь отсюда, прочь из этого ужасного места!

Тут она вспомнила, что за этими дверьми спят остальные участницы подозрительного шоу, и подумала, что их тоже нужно спасти или, по крайней мере, предупредить.

Она бросилась к первой двери, дернула за ручку.

Дверь открылась – наверное, замок на ней нельзя было открыть только изнутри, снаружи он открывался легко. На кровати лежала, повернувшись лицом к стене, толстушка Карина.

Дверь за спиной Маши начала закрываться.

Чтобы замок не защелкнулся, Маша подложила под язычок тот же сложенный листок, который взяла из своей комнаты, подбежала к кровати.

– Карина! – зашептала Маша. – Проснись! Просыпайся, говорю! Нужно отсюда уходить!

Карина даже не шелохнулась.

Маша пригляделась к ней, прислушалась… и в душу ее закралось ужасное подозрение.

В тишине комнаты она не слышала дыхания Карины, не замечала ни малейшего движения. Просто лежит как… как мертвая? Ужас какой, неужели она опоздала!

Маша наклонилась ниже, потрясла Карину за плечо, перевернула на спину.

Карина не дышала.

Неужели те ужасные люди уже добрались до нее? Как сказал тот человек – от всех избавиться… Но когда же они успели? Вроде бы только что Маша слышала тот разговор, и в коридоре никого не встретила…

Но нет, на Карине не было никаких следов насилия. Она словно безмятежно спала. На лице толстушки застыло выражение детской обиды, из-под полуопущенных век поблескивали краешки белков. На губах виднелись следы молока.

Маша вспомнила слова Василия Андреевича: «За ужином им дали предельную дозу препарата…»

Вспомнила, как за ужином Карина пожаловалась на непривычный вкус молока…

Все ясно. В молоке был какой-то препарат, вызвавший у тех, кто его принял, глубокий сон. Карина выпила два стакана молока – и получила двойную дозу препарата. И заснула таким сном, глубже которого не бывает. Заснула навсегда.

Маше показалось, что она услышала нежный, жалобный звон. С таким звоном рассыпался стеклянный сад ее видений. Неужели и вся жизнь рассыплется сейчас на тысячи сверкающих осколков?

В комнате внезапно не стало воздуха. Она схватилась за горло, с трудом преодолела спазм и вздохнула. Справившись с ужасом, выскочила из комнаты.

Открыла соседнюю дверь, как прошлый раз, подложила под язычок замка сложенный листок, метнулась к кровати.

На этой кровати, разметавшись, спала Елена.

В первый момент Маше показалось, что она тоже мертва, и душу ее захлестнуло отчаяние. Но тут она услышала сонное дыхание женщины, неразборчивое бормотание.

Маша подскочила к кровати и потрясла Елену за плечо:

– Поднимайся! Вставай, Лена! Нужно отсюда уходить! Немедленно уходить!

Елена что-то недовольно промычала и отвернулась к стене.

– Да вставай же! – Маша ущипнула ее за щеку, но Лена только поморщилась, как обиженный ребенок.

Это было ненормально. Человек не может так крепко спать, если только… ах, ну да, ведь за ужином им дали какой-то препарат. Это все объясняет…

Неужели ей не удастся разбудить остальных женщин? Неужели все они обречены?

Она снова безуспешно потрясла Елену за плечи, но та даже не шелохнулась.

Маша оглядела комнату в тщетной надежде найти что-то, что поможет ей разбудить Елену.

И тут на полу она увидела булавку. Обычную английскую булавку.

Маша нагнулась, подняла булавку, распрямила ее и уколола Елену в ногу.

Та дернулась, вскрикнула и открыла глаза.

– Что это было? – пролепетала сонным, невнятным голосом и тут увидела Машу.

– Что ты делаешь в моей комнате?

– Потом, потом! Поднимайся, нам нужно уходить отсюда! Разбудить всех и увести их! Иначе нас убьют!

– Что за ерунду ты несешь? – недовольно проговорила Елена, и глаза ее снова начали закрываться. – Дай мне поспать… очень спать хочется… сил нет, как хочется…

– Если ты сейчас заснешь, ты больше не проснешься!

– Да что ты такое несешь… что за ерунда… кому мы нужны… дай же мне поспать…

Голос ее становился тише, глаза слипались.

– Говорю тебе – просыпайся!

Маша еще раз уколола Елену булавкой. Та вскрикнула и села в кровати.

– Ты что, с ума сошла? Больно же!

– Говорю тебе – нужно вставать и уходить отсюда, иначе нас всех убьют!

Елена тупо смотрела перед собой. Маша едва не опустила руки, но тут вспомнила фотографии на Ленином телефоне и решила применить запрещенный прием.

– Ты дочку свою хочешь увидеть?

– Дочку? – вскинулась Елена, в ее глазах проступило осмысленное выражение. – Само собой…

– Тогда возьми себя в руки и проснись!

Елена встряхнула головой и сползла с кровати.

– Да что со мной такое… никогда такого не было…

– И вот опять! – передразнила ее Маша. – Пойми – нам всем за ужином что-то подмешали в молоко, какое-то сильное снотворное.

– А ты?

– А я не пила молоко.

– Да, у этого молока правда был какой-то странный привкус… мне тогда еще показалось…

– Ну что, ты пришла в себя?

– Более-менее…

– Тогда пойдем, постараемся остальных тоже вытащить.

Елена сделала несколько неуверенных шагов, взяла со стула свою сумочку, достала из нее стеклянный пузырек, откупорила. По комнате поплыл резкий знакомый запах. Елена поднесла пузырек к носу, глубоко вдохнула, передернулась, как промокшая собака, встряхнула головой. Глаза ее прояснились.

– Что это?

– Нашатырь. У меня иногда кружится голова, так я ношу с собой пузырек. Очень помогает.

– Хорошо, это нам пригодится! Нам нужно разбудить остальных… тех, кого еще можно.

– Что ты хочешь сказать? – глаза Елены испуганно заметались, и Маша решила не говорить пока о Карине.

Елена привела себя в порядок, оделась, причем Маша все время ее подгоняла. Они вышли в коридор, подошли к следующей комнате, открыли дверь.

Там спала Марина. Маша попробовала ее разбудить, но, как и с Еленой, вначале ничего не вышло. Но теперь у Маши был уже опыт, и она уколола Марину булавкой, а когда та вздрогнула и открыла глаза, Елена поднесла к ее носу пузырек с нашатырем.

Марина ахнула, подскочила и изумленно уставилась на женщин.

– Что такое? Что случилось? Почему вы здесь?

– Просыпайся, одевайся! – скомандовала Маша. – Нам нужно срочно уходить отсюда.

– Почему? В чем дело?

– Потом, я все объясню потом! Сейчас – подъем!

Марина неохотно поднялась. Елена помогала ей одеться, а Маша, чтобы не терять времени, вооружилась булавкой и нашатырем и отправилась в следующую комнату – туда, где спала Милена.

Однако ни булавка, ни нашатырь ей не понадобились. Едва она потрясла Милену за плечо – та, как ни странно, тут же проснулась и удивленно уставилась на Машу:

– Что случилось?

– Потом объясню. Сейчас нужно уходить отсюда.

Как ни странно, Милена не стала задавать никаких вопросов, она быстро поднялась, оделась, и они вышли в коридор, где их уже ждали Елена и Марина.

Маша оглянулась, прислушалась и махнула рукой, чтобы все двигались за ней.

– Куда мы идем? – вскинулась Милена. – Ты можешь объяснить, что все это значит?

– Помолчи! – цыкнула на нее Маша злым шепотом. – Орешь как на вокзале, сейчас они услышат и прибегут.

Они прокрались по коридору в ту комнату, где проводились тесты, там никого не было.

– Ну вот, все в сборе, теперь нужно подумать, что делать, как отсюда выбраться.

– Как – все? – удивленно спросила Елена, оглядев собравшихся. – А Карина?

Маша помрачнела:

– Ей мы уже не сможем помочь.

– То есть… что значит – не сможем?

– Она умерла.

– Не может быть! Как это – умерла? Она выглядела совершенно здоровой…

– Вообще, объясните мне, что происходит! – потребовала Марина. – Я никуда не пойду, пока вы не скажете, в чем дело…

– При чем тут я? – фыркнула Милена. – Это она у нас теперь главная, она все выдумала!

И они уставились на нее все трое: Елена – с недоумением, Милена – с нагловатым прищуром, а Марина – с откровенной ненавистью.

Маша только сейчас ее как следует разглядела, до этого Марина держалась в тени. Ни о чем не расспрашивала других, не задавала вопросов ни Эльвире, ни Василию Андреевичу, не отпускала никаких комментариев, не рассказывала о себе, как Елена, не вязалась к другим, как Милена, не жаловалась на условия, как Карина. Помалкивала, в общем.

В отличие от Карины Марина была худа и угловата, одета очень просто – джинсы и джемперок на молнии, все самое обычное. Вот на Елене тоже джинсы, но видно, что приличной фирмы, и куртка кожаная, мягкая, такую не то что надеть, погладить – и то сразу видно, что дорогая.

Маша вздохнула и коротко рассказала своим подругам по несчастью про то, как проснулась среди ночи оттого, что Василий Андреевич говорил какие-то странные слова.

– Не может быть! – тут же перебила ее Милена. – Тебе наверняка приснилось!

Маша только махнула рукой, чтобы не перебивали, и рассказала про неизвестных людей в коридоре и как она прокралась к кабинету Василия Андреевича и услышала там разговор его с незнакомым мужчиной.

– Это не съемки шоу, а какой-то очень опасный эксперимент! – втолковывала она. – И теперь этот тип пришел, чтобы все прекратить, а он не может допустить утечки информации, поэтому он сказал, что нужно всех подопытных уничтожить. И персонал тоже, только оставить эту стерву Эльвиру.

– Точно, очень неприятная женщина! – закивала Елена.

– Все сказала? – Милена встала напротив Маши и сложила руки на груди. – Ничего не забыла?

– Времени нет подробности обсуждать…

– А теперь ответь, для чего тебе все это нужно!

– Как – для чего? – оторопела Маша. – Говорю же вам, здесь опасно!

– Ага, опасно… трупы вокруг валяются! И где они, те трупы? Их только ты видела, так можешь и соврать, вот только я хочу выяснить, зачем тебе это надо? Хотя что там, я и так знаю! Хочешь, чтобы мы все отсеялись, а ты победила и все деньги себе заграбастать?

– Какие деньги! – тут Маша удивилась по-настоящему.

– Ты идиотку-то из себя не строй! – зло бросила Милена. – Никто не поверит, что ты дура, вон какие задачки на счет раз решала! Сообразительная, блин…

– Ну да, деньги… – сказала Елена, – победитель получает миллион, ты разве забыла?

– Ах, деньги… – Маша вспомнила, что в подслушанном разговоре в кафе никакие деньги не фигурировали. Все ясно, Алина нарочно не сказала про них своему любовнику, чтобы он не наложил потом лапу. Хитра, нечего сказать… и неглупа, хоть с виду и не скажешь. Прикинула варианты и решила не рисковать своим благополучием. И получается, что правильно сделала.

– Вряд ли деньги понадобятся покойникам, – буркнула Маша.

– Слушай, ну что ты завелась? – Милена подошла ближе и говорила теперь не так сердито. – Ну, допустим, мы поверим, что ты не врешь, что ты и правда что-то там слышала и видела. А что, если это – инсценировка? Если нас проверяют, если это – очередной тест?

Маша и сама подумывала об этом, но после того как увидела двух покойников, уверилась, что все на самом деле.

– Говоришь, Павел в коридоре лежит задушенный? – говорила Милена. – А чего же его не спрятали? Не унесли куда-нибудь? Или Карина заснула мертвым сном? А если она притворяется? Ты, что ли, врач, чтобы смерть констатировать?

– Нет, не врач, – угрюмо бросила Маша, – но… я пульс проверила, пульса не было.

– Пульса не было? – захохотала Милена. – Ну, этот фокус в любом детективном фильме покажут! Чем-то там шею обмотают, что пульс не прощупывается!

– Точно, – неожиданно поддержала ее Марина, – они же тут профессионалы.

– А я о чем говорю? – обрадовалась Милена. – Теперь этот Павел, якобы его задушили. Он что – холодный был? Нет, конечно, якобы остыть не успел. А я тебе скажу, что просто полоску на шее нарисовали, а ты и поверила. И еще: говоришь, шли вооруженные люди, спецназовцы, и где они теперь? Отчего они за нами не идут?

– Ори громче, тогда придут, – разозлилась Маша. – В общем, так. Я ухожу из этой богадельни, а вы как хотите, решайте сами. Верите мне, не верите, мне все равно.

– Ты не можешь уйти, ты контракт подписала! – голос Милены зазвенел.

– Меньше народу – больше кислороду! – криво усмехнулась Маша. – У вас больше шансов миллион заработать! Кто со мной?

– Я, – Елена подошла к Маше. – Я хочу уйти отсюда, зря я все это затеяла, лучше бы не начинала. Страшно тут, если хоть часть из того, что ты говорила, правда, то и миллион не нужен.

– Миллион не нужен? – вдруг протянула Марина каким-то завывающим, ненатуральным голосом. – Ах тебе миллион не нужен? Ну, ясно, сама упакована по высшему классу, от скуки решила в шоу принять участие. Мужик тебя содержит, и чтобы ты на стенку не лезла, разрешил. Миллион так просто отбросила и пошла. Еще бы, зачем тебе деньги, ты только свистни – и все у тебя будет. И так уже есть, и всегда было. Знаю я таких, как ты, куколок балованных. Сначала родители на руках небось носили, потом к мужу на шею пересела. Живешь как в раю, ходишь как по облаку, знать не знаешь, что кругом совсем другая жизнь, и думаешь, что так всегда и будет.

– Это не так… – слабым голосом сказала Елена.

– Да что ты о жизни знаешь? – Марина наступала на нее. – Ты знаешь, как жить, когда нет денег не то что за квартиру, а и угол у бабки-алкоголички снять не на что? Когда поесть себе можешь позволить только один раз в день, и то не досыта? И никто не поможет, ни попросить, ни занять не у кого…

– Отстань от нее! – Маша решила вмешаться, видя, что Елена не боец. – Ты на голодающую не похожа, и на бомжиху тоже, нечего тут на жалость бить!

– На жа-алость? – расхохоталась Марина, и смех ее был такой злобный, что не хотелось слушать, хотелось заткнуть уши. – Ну, уж жалеть себя я никому не позволю! И милостыню просить не собираюсь! Сама возьму все, что надо!

Елена все отступала от нее назад и уперлась в стену, а Марина вдруг схватила ее за руку.

– И вали отсюда, дрянь! – прошипела она. – Не путайся под ногами! Зарабатывай деньги другим местом! А мне миллион нужен! Так что пускай тут хоть всех передушат-перережут, я не уйду.

– Отойди от нее! – Маша увидела, что Еленины глаза потемнели от боли. – Мы уходим, а вы как хотите!

Она схватила Елену за плечо и подтолкнула вперед, краем глаза следя за Мариной, как бы та не ударила в спину. Но Марина внезапно потеряла к ним интерес и отвернулась. Милена выглядела озабоченной, но удерживать их не стала.

– Не отставай! – бросила Маша Елене, когда они отошли на некоторое расстояние от тех двоих.

– Послушай, а ты что, так и собираешься идти? – Елена указала на Машины босые ноги.

– Черт! – только сейчас Маша сообразила, отчего ей так неудобно.

Как выскочила тогда, чтобы подслушать беседу тех двоих, так с тех пор и не была в своей комнате. Все из-за дурацких туфель, которые купила зачем-то, хотя они ей и не понравились совсем. Даже если бы они были у нее на ногах, как убегать на каблуках, они же стучат.

Вон у Елены на ногах мягкие мокасины, легко и удобно… И сумка у нее красивая… черт, Машина сумка тоже осталась в комнате! А в ней… ну, прежде всего там папка с документами, которые она должна была отвезти на завод в Металлопрокате. Кошелек и паспорт у нее в кармане жакета, и мобильник там же.

Это ее та же тетенька научила, командировочная. Клади, говорит, самые необходимые вещи поближе к себе, так, чтобы, во-первых, получше спрятать, а во-вторых, легко достать можно было. В командировках всякое может случиться, мало ли – проверка документов, ты начнешь в сумке рыться, только людей рассердишь. Они ведь тоже на работе, может, какого-то преступника ищут, а тут тетеха все дело затормозила. А сумку ведь в том же поезде всегда украсть могут, так что лучше держать важные вещи поближе к телу.

Так у Маши уже условный рефлекс выработался, спасибо той тетеньке за науку.

Значит, бог с ней, с сумкой, но идти босиком никак не получится. Что делать?

И тут же за поворотом послышались шаги, и Маша утянула свою спутницу в нишу ближайшей двери. Потом осторожно выглянула и увидела Эльвиру. Вид у помощницы Василия Андреевича был весьма помятый. Ну, еще бы, соскочила небось с постели, а тут такие новости. Волосы не прилегали к голове, а стояли дыбом, как у рассерженного ежа, глаза не накрашены и оттого казались маленькими, вот губы были, как всегда, плотно сжаты.

Черный костюм отсутствовал, вместо него на Эльвире были спортивные брюки и рубашка в крупную клетку, на ногах – тапочки. Ну да, эта зараза знала ведь, что женщин оставят на ночь, припасла небось заранее кое-что из одежды. Может, у нее обувью разжиться?

Одним прыжком Маша приблизилась к двери и прислушалась. За дверью была какая-то возня, вот что-то упало, Эльвира чертыхнулась, что-то передвинули… и Маша едва успела отскочить от двери, потому что та распахнулась, и Эльвира выскочила в коридор, волоча за собой объемистую сумку.

К счастью, она побежала не в ту сторону, где пряталась Елена, и быстро скрылась за поворотом. Маша успела придержать дверь, не дав ей захлопнуться.

Комната у Эльвиры была попросторней тех спален, где ночевали участницы шоу, но обставлена так же скудно. Был только стол, где, судя по всему, стоял раньше компьютер, валялись там какие-то карандаши и листки бумаги. Компьютер Эльвира, надо думать, взяла с собой, не решилась оставить.

На узкой койке, криво застеленной одеялом, валялись те самые спортивные брюки, а в стенном шкафу Маша нашла чемодан с теми же тапочками и пакетом грязного белья. И все, больше ничего интересного. Придется удовольствоваться тапочками, хорошо хоть они не домашние шлепанцы.

– Что это? – Елена робко заглянула в дверь, в руках у нее была флешка. – Я на пороге нашла…

– Давай сюда! – Маша в это время влезала в спортивные брюки. Тапочки оказались впору, у них с Эльвирой был один размер, хоть это хорошо. Она предпочла не заметить осуждения в глазах Елены – нехорошо, мол, брать чужое. Конечно, нехорошо, но, как говорит ее свекровь: «Тут уж не до жиру, быть бы живу…»

Маша свернула за угол и прибавила шагу. Елена едва поспевала за ней.

– Куда мы идем? – спросила она через минуту. – Ты знаешь, куда нужно идти?

– Примерно, – уклончиво ответила Маша.

Она почувствовала неловкость и добавила:

– Мы идем примерно в том направлении, откуда пришли вчера. Там должен был выход.

И тут коридор перед ними закончился, превратившись в тупик.

– И куда теперь? – спросила Елена, с надеждой глядя на Машу.

Маша хотела резко ответить ей – мол, я-то откуда знаю, но в последний момент удержалась от грубости. Она вспомнила, как Елена показывала фотографии своей дочки, и подумала, что сделает все, чтобы они снова увиделись…

Вот интересно, у нее ведь самой сын, а она о нем и не думает. Все потому, тут же поняла Маша, что, если с ней что-то случится, если она не вернется, Антошка не пропадет, у него есть отец и бабушка. Что уж перед собой притворяться, сын к ней и не привязан совсем. Они трое – семья, а Маша так, сбоку припека…

У Елены, надо думать, совсем другой случай, так что нужно ей к дочери добраться как можно скорее.

Но вот куда сейчас идти?

Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться.

И снова, как много раз до этого, оказалась в удивительном саду, в стеклянном саду своих видений.

Она шла по дорожке между рядами стеклянных апельсиновых деревьев, усыпанных полупрозрачными плодами. Вдруг дорожка оборвалась, уткнувшись в стеклянную стену…

Маша повернула голову вправо, потом влево – и увидела, что за стеклянной стеной притаился укромный грот, от которого ее отделяет только хрупкая перегородка, не толще яичной скорлупы. Она дотронулась до этой перегородки, стекло рассыпалось от ее прикосновения, и она, наклонившись, вошла в грот, в темное пространство, уходящее в глубину, в неизвестность…

– Что с тобой? – раздался рядом озабоченный голос Елены. – Очнись! Там кто-то идет!

Маша открыла глаза.

Она стояла перед глухой стеной, а позади, за поворотом коридора, раздавались приближающиеся шаги.

Маша вспомнила свое видение – и протянула руку, дотронулась до стены в том же месте, как в стеклянном саду.