Наталья Александрова
Монета Александра Македонского
– Представляешь, мама, директор вынуждена была со мной согласиться!
Произнеся эти слова, муж оглушительно рассмеялся, и я поскорее закрыла глаза, чтобы не видеть мужа смеющимся. Глаза его при этом становились узкими, как у китайца, а рот, наоборот, ненатурально растягивался, как у клоуна. И сам смех – высокий, дробный, как будто рассыпали по столу мелкий горох, – едва не заставил меня передернуться. Перед глазами возникла эта самая куча гороха – сухого, червивого… Я с детства ненавижу гороховый суп.
– Сыночек мой! – нежно проворковала свекровь. – Ты как всегда на высоте!
Я поскорее открыла глаза, чтобы не видеть перед глазами жуткий горох. И тотчас перехватила взгляд свекрови. Иногда было забавно наблюдать за тем, как меняется этот взгляд. Если свекровь смотрит на своего сыночка, то в глазах ее всегда немое обожание, и ласка, и нежность. Если же свекровь смотрела на меня, то тут все было совсем не так. Взгляд ее был сладкий, как сахарный сироп. Причем сироп не от вишневого варенья или, скажем, черничного. Нет, варенья, например, из зеленых кабачков, когда-то в детстве мать один раз сварила такую гадость и больше уже никогда так не делала, потому что есть это было невозможно, так и скисли три банки в буфете.
Если же свекровь ненароком забывалась или мне удавалось перехватить ее взгляд, когда она думала, что ее никто не видит, то во взгляде этом было легкое презрение вкупе с настороженностью. Свекровь меня не то чтобы опасается, но постоянно начеку. Держит, в общем, руку на пульсе.
Раньше меня это даже забавляло, раньше, когда-то давно, года полтора назад. Почти сразу после того, как я вышла замуж. Теперь же все просто противно.
Муж наконец перестал смеяться и не то чтобы сильно похорошел, но смотреть на него можно было без содрогания. Но недолго, потому что он стал пить кофе, налитый мамой. Кофе был слабый, да еще разбавлен молоком, и приторно сладкий, муж пил его из большой кружки, блаженно жмурясь, отчего глаза его снова сделались узкими щелочками. Еще он громко причмокивал и сглатывал.
Против воли я воочию увидела, как бурда, именуемая в этом доме кофе, проходит через его горло, падает в пищевод… что там дальше… желудок, кажется…
Я так резко вскочила со стула, что он упал с оглушительным грохотом на пол.
– Тонечка, ты кофе будешь? – нарочито ласково спросила свекровь.
– Нет, лучше чай, – сквозь зубы ответила я и положила в чай два ломтика лимона.
– Тебе нехорошо? – встревоженно спросила свекровь. – Болит что-нибудь?
– Все в порядке, – я глотнула горячего чая, обожглась и немного пришла в себя, – подавилась просто.
Свекровь поглядела пристально, так что мне захотелось показать ей язык или прыснуть чаем, как в детстве мы баловались водой. Положение спас муж.
– Мамуля, можно мне еще кофе? – спросил он, и свекровь тут же переключилась на своего обожаемого сыночка.
Я закусила лимон, скулы тотчас свело от кислого, зато тошнота отпустила. Страх свекрови написан у нее на лбу огромными буквами: она боится, что я забеременею. Ребенок ей не нужен – это создаст дополнительные проблемы. Она так боится появления ребенка, что не в силах этого скрыть.
Тошнота появилась у меня несколько месяцев назад. Вот также утром я сидела за завтраком напротив своего мужа и смотрела, как он ест манную кашу.
Манную кашу я тоже ненавижу с детства, просто терпеть не могу. Не подумайте, что я такая капризуля, просто у каждого нормального человека есть две-три вещи, которые он не выносит. Физически не выносит. Моя подружка Ленка Соловьева, к примеру, терпеть не может кипяченое молоко, даже запаха его не выносит. Если у соседей молоко сбежит, то ей прямо плохо делается. Даже к врачу ее в детстве водили, врач сказал – такое явление называется идиосинкразией. Вроде как аллергия, только психологическая.
И вот, сидела я тогда напротив мужа и старательно отводила глаза от его тарелки, потому что мало того что он ел манную кашу, главное – как он ее ел. Сначала он сделал в каше небольшую ямку, и свекровь налила туда ложечку растопленного масла. Потом он аккуратно посыпал кашу сахаром, тщательно следя, чтобы ненароком не попасть в масло. Дальше, полюбовавшись на свою ювелирную работу, муж начал осторожненько проедать в каше ходы и дорожки, как мыши делают это в сыре, если, конечно, им улыбнется счастье и посчастливится наткнуться на целую головку сыра.
Свекровь с улыбкой умиления смотрела тогда, как ее ненаглядное сокровище возится с кашей, а муж еще при этом непрерывно говорил. Пересказывал свои сложные и высокие отношения с директором школы, последними словами ругал завуча, отпускал нелицеприятные замечания об учителях.
Муж работает учителем в средней школе, что находится у нас во дворе. Преподает русский язык и литературу. Свекровь глубоко убеждена, что его в школе ценят, потому что он – замечательный преподаватель. Впрочем, она считает, что ее сыночек замечателен во всем. Я же с некоторых пор думаю, что просто в школе так не хватает учителей, что мало-мальски приличный непьющий мужчина там на вес золота.
В процессе своего монолога, потому что свекровь только поддакивала и улыбалась, муж уронил ложку, она упала на стол, и вот, глядя на ошметки манной каши на клеенке, я вдруг почувствовала, что сейчас меня вырвет. Вот прямо сюда, на ту же клеенку.
Едва хватило времени, чтобы выскочить из-за стола и добежать до ванной. Там я умылась холодной водой, и тошнота отступила. Муж ничего не заметил, но свекровь поглядела на меня с тревогой.
Следующий раз это снова случилось за завтраком, на этот раз муж ел оладьи с малиновым вареньем и снова непрерывно говорил, пересказывая в лицах явление в школу комиссии из РОНО. В процессе разговора он выронил изо рта кусок оладьи, и, увидев, как он шлепнулся на тарелку, разбрызгивая вокруг капли малинового сиропа, я снова вынуждена была выбежать из-за стола.
Муж снова ничего не заметил, а свекровь перехватила меня на выходе из ванной и спросила вполголоса, не беременна ли я. Я помотала головой и поскорее ускользнула на работу. По дороге прикинула по датам и уверилась, что беременности наступить никак не могло, уж не так часто мы с мужем занимаемся сексом. Тест тоже ничего не показал, и на душе у меня полегчало, но, с другой стороны, всякое может случиться, и я взяла у Ленки Соловьевой телефон ее гинеколога – не хотелось идти в районную консультацию.
Доктор внимательно меня выслушала и осмотрела, сказала, что по ее части все в порядке, и назначила обследование и анализы. В общем, я оставила в этой клинике кучу денег и получила бумажку, в которой было написано, что я здорова и не беременна. Тошнота по утрам, однако, продолжалась с завидным постоянством. Свекровь бесконечно приставала с расспросами, и даже моя справка ее не слишком успокоила.
Если бы она знала, насколько категорически я страстно не хочу ребенка от ее сына, она бы так не изводилась.
Я продолжала теряться в догадках, что это на меня нашло, когда в один прекрасный день меня осенило: все дело в муже. В самом деле, глупо было бы думать, что так на меня действует обычная еда. Ну, ненавижу я манную кашу, так ведь не ем же ее! И ежедневно перед моими глазами проходит множество различных продуктов разной степени привлекательности и свежести. Именно проходит, то есть непрерывно движется по ленте транспортера.
Я работаю кассиршей в продуктовом магазине. Не в большом супермаркете, где порядка и чистоты побольше, а в обычном сетевом магазине. Ходят к нам пенсионеры и вообще небогатые люди, ошибочно думая, что у нас дешевле. Может, конечно, и дешевле, но качество гораздо хуже.
Вот вчера одна бабуся взяла с полки рваный пакет с сахарным песком, да еще и разбила туда банку с томатным соусом. Все это оказалось возле моей кассы, так я и глазом не моргнула!
Рядом с нашим магазином находится «Макдоналдс». Я спокойно отношусь к запаху сомнительных подгорелых котлет, привыкла уже. Так что еда ни при чем, все дело в муже. А тошнит меня за завтраком, потому что к совместному нашему ужину я приползаю настолько усталая, что мне уже все до лампочки. Как он там ест, о чем разговаривает с мамашей – мне по барабану.
Со временем я научилась успешно сдерживать позывы тошноты, лимон в таких случаях помогает или клюква. В общем, если у Ленки Соловьевой идиосинкразия на кипяченое молоко, то у меня – на собственного мужа.
Вы спросите, отчего я не пытаюсь устранить источник раздражения? Казалось бы, чего проще: если видеть его не можешь, тошнит тебя от него, наружу выворачивает, а детей у вас нет – так разойдитесь красиво, и дело с концом!
И куда мне деваться? Снимать квартиру? С моей зарплаты кассирши? Это нереально. Или же разменивать эту вот, где мы живем с мужем и свекровью?
Тут все не так просто. Точнее, все сложно. А с моей невезучестью и глупостью это почти невозможно. Да что там почти, совсем никак.
Я повернулась к свекрови спиной и допила чай с лимоном.
– Тонечка, ты не опоздаешь? – спросила она. – Витюша-то не торопится сегодня…
Можно подумать, что когда-нибудь ее Витюша торопится! Сам хвастался, что ходит только ко второй паре, с завучем воевал, но своего добился. А сейчас лето, экзамены, так что он вообще не каждый день в свою школу таскается. Репетиторством он не занимается из принципа, говорит, что настолько хорошо объясняет материал, что не понять его может только полный дурак, а такому и репетиторство не поможет.
Ну, теперь школьники пошли продвинутые, все экзаменационные задания из Интернета скачают. Ладно, меня от этих школьных терминов тоже тошнит. И от сладкого голоса свекрови. Ишь как выпевает: сыночек, Витюша, а то еще – Витеночек! Вообще-то его зовут Виталий. Так и спрашивают по телефону мамаши двоечников: «Можно Виталия Евгеньевича?» Ненавижу.
Самое главное, что ненавидеть и злиться можно в данном случае только на себя, потому что, по большому счету, муж ничего мне плохого не сделал. Хорошего, кстати, тоже, но это вопрос субъективный, здесь у каждого свое мнение. Его мамаша убеждена, что само присутствие ее сына в моей жизни уже должно меня радовать до колик в животе. Или до тошноты.
Усилием воли я отогнала от себя эти мысли, потому что они приведут только к тому, что я и вправду опоздаю на работу. А менеджер Зойка такая стерва, выдумала систему штрафов: за каждые пять минут опоздания снимает проценты с премии.
Не подумайте, что все это время я стояла столбом и занималась самокопанием. Нет, я успела между делом одеться и накраситься, торопливо всунула ноги в босоножки и выскочила из дома. Только на лестнице я услышала, как капли дождя стучат по металлическому подоконнику, и вернулась за зонтиком. Хотела переодеть кроссовки, но сообразила, что на мне юбка, в общем, пока искала джинсы, еще шнурок запутался… Время катастрофически поджимало, я бегом спустилась по лестнице и налетела на почтальоншу.
– Девушка, вы ведь из двенадцатой квартиры? – спросила она, исподлобья разглядывая меня.
– Ну да! – Я застыла на пороге.
– Гусакова А. А. – это случайно не вы? – Она смотрела с непонятным недоверием.
– Ну, я… – нетерпеливо повторила я, – в чем дело?
– Это вы, значит, к Шерстоуховым въехали, – констатировала она.
Шерстоуховы – это мой муж и свекровь, когда я выходила замуж за Виталия, решила не менять фамилию, не нравилась она мне. Свекровь согласилась, и только потом я поняла почему.
– Соседка их, значит, вы будете… – не отставала почтальонша.
Въехала я в двенадцатую квартиру почти два года назад, и теперь уже не соседка, а жена, член, можно сказать, семьи. А почтальонша про это не знает, потому что мне никто не пишет писем и газет я не получаю. И посылок мне никто не шлет.
– Слушайте, я на работу опаздываю! – не выдержала я. – Что вы хотели-то?
– Я-то ничего не хотела, – мгновенно обидевшись, сказала почтальонша, – а тебе, между прочим, письмо пришло, заказное. А если ты и взять его не хочешь, так я тогда извещение в ящик опущу, а ты сама в отделение наше приходи.
– Ой, мне некогда! – вскричала я. – Давайте сейчас!
– А я не нанималась письма заказные просто так носить, – тетка вошла в раж, – ноги отваливаются!
Я поняла все правильно и полезла за кошельком. Почтальонша выдала мне желтый конверт с напечатанным адресом – все верно: «Казанская улица, дом пять, квартира двенадцать, Гусаковой А. А».
Вместо обратного адреса стоял смазанный штамп, я разглядела только слово «нотариус».
Запихивая конверт в сумку, я поглядела на часы и охнула – теперь я точно опоздаю!
Маршрутка ушла, пришлось ехать на автобусе, и народ так давился, что нечего было и думать достать из сумки конверт, я плотно прижала сумку к груди и на всякий случай волком поглядела на мужичка с бегающими глазками, отиравшегося рядом.
– Девушка, – тотчас закричал он, – вы что это так на меня смотрите? Вы что это подумали?
– Отвали, – посоветовала дородная тетя, стоящая рядом, – отвали, козел, а то как врежу!
Мужичка как ветром сдуло. Казалось бы, в такой толпе не повернуться, а вот поди ж ты…
На рабочее место я опоздала на пятнадцать минут.
– Рекорд! – с непонятным выражением прошептала Катерина, сидевшая за соседней кассой. – Слушай, Зойка уже изошла на дерьмо, мало тебе не покажется…
В магазине по утреннему времени народу было немного. Хоть пенсионеры и ранние пташки, сейчас лето, многие подались на дачу, на огороды.
Я прошла прямо в зал, не заходя в подсобку, чтобы не сталкиваться с менеджером, поэтому не успела переодеться. Нам полагается форма – уродские белые блузки с красным воротником и логотипом магазина на кармашке. Летом в них жарко, а зимой холодно, но начальство распорядилось, и приходится носить.
К моей кассе нетвердой походкой подошел мужичок со следами сильного похмелья на лице. В руках он держал две бутылки пива. Рабочий день начался.
Официального обеда у нас нету, но каждые два часа полагается перерыв на десять минут – освежиться, покурить кому надо, можно кофейку выпить или съесть что-нибудь, если успеешь. Рыжая Зойкина голова появлялась в зале, на меня она не смотрела, но весь персонал прекрасно знает, что наша Зоя никогда ничего не забывает и ничего никому не прощает. Как говорят, она не злопамятная, а просто злая и память у нее очень хорошая.
Я ждала своего перерыва с нетерпением – переодеться нужно и поглядеть, что же там, в заказном письме. Все-таки от нотариуса, не каждый день такие письма получаю…
Но когда прибежала довольная Катерина и кивнула мне – иди, мол, пока кофе не остыл, – наша Зоя выскочила как чертик из табакерки и встала у меня на пути.
– Гусакова! – прошипела она. – Могу я поинтересоваться, куда это ты намылилась?
– У меня перерыв, – кротко ответила я.
– Никуда не пойдешь! – Рыжая ведьма подошла ближе и схватила меня за рукав. – Ты опоздала на двадцать минут, значит, будешь без перерыва работать!
– Но, Зоя, мне в туалет надо…
– Потерпишь! – припечатала эта сволочь, и в голосе ее прозвучало неприкрытое злорадство.
– Ну, знаешь! – Мне действительно было нужно, а еще вдруг накатила такая злость, что даже заломило виски.
Я с грохотом задвинула кассу и выскочила. Немногочисленные покупатели уже поглядывали в нашу сторону с любопытством, одна женщина на всякий случай отошла подальше. Зойка не посмела ничего сказать, но направилась за мной с таким видом, что я опасливо оглянулась на бегу.
Она перехватила меня в раздевалке.
– Можешь не переодеваться! – визгливым голосом заорала она. – Ты уволена!
– Как так? – Я растерялась. – За одно опоздание?
– Да ты работать не умеешь нисколько, покупатели жалуются, у тебя недостача вечно!
Насчет недостачи она врет, не было этого, а покупатели всегда жалуются, бабки вечно всем недовольны, им угодить невозможно, хоть в лепешку расшибись.
– Но Зоя… – Я решила спустить скандал на тормозах, уж очень не хотелось начинать изнурительные поиски работы. Сейчас лето, с этим будет трудно, не в ларек же идти…
– Не смей мне тыкать и Зоей звать! – орала рыжая ведьма. – Я с тобой водку не пила!
Что, интересно, она имеет в виду? Что я на работу пьяная прихожу? Или под забором валяюсь?
Я взглянула ей в лицо и поняла, что мирного разговора у нас не получится.
– А как мне к тебе обращаться? – огрызнулась я. – Зоя Ивановна? Или уж вообще мадам Желудева? И хватит орать уже! Вычти там за опоздание сколько положено и не мешай работать!
– Я сказала – ты уволена! – Она успокоилась. – Нам такие дуры в магазине не нужны!
– Магазин не твой, ты такой же наемный работник…
– Пошла вон! – У меня еще сильнее заломило в висках от ее крика. Да, похоже, вместе нам с Зойкой больше не работать.
– Расчет давай! – Я отвернулась к своему шкафчику.
– Завтра в главном офисе получишь! И сегодня до конца дня отработаешь!
– Вот уж фиг тебе! – рявкнула я. – Уволена так уволена! Хоть сама за кассу садись!
Если бы она сказала еще хоть слово, я бы выдрала ей рыжие волосенки. Но Зойка посмотрела мне в глаза и ушла молча. Я собралась быстро, не было у меня никаких вещей, всего-то работала в этом магазине меньше полугода.
С Катериной я простилась издалека, у нее была очередь, и пошла себе на улицу. Миновала «Макдоналдс», автобусную остановку, химчистку и парикмахерскую.
Что делать? Куда податься? Если домой, то свекровь сразу начнет спрашивать, почему я не на работе, потом будет утешать фальшивым слащавым голосом. Мужу-то все равно, он только о своем всегда рассказывает.
Я увидела вывеску кафе и решила посидеть и отдохнуть немного. Заодно и кофе выпью, а то на работе не получилось.
В кафе было мало народу, потому что время завтрака давно прошло, а время обеда еще не наступило. Было полутемно и прохладно. Я заказала большую чашку капучино и кусок творожного торта. Играло негромкое ретро, никто мне не мешал, я отхлебывала кофе и раздумывала о своей жизни.
Вот вроде бы не уродина я и не полная дура, а жизнь все время подкидывает такие подлянки, от которых я не могу опомниться и опускаюсь все ниже и ниже. Что сегодня орала эта стерва Зойка? Что я вообще ничтожество, ничего не умею и даже для такой простой работы ума у меня не хватает. Ну, положим, на восемьдесят процентов это все вранье, но почему она прицепилась именно ко мне? Другие тоже опаздывают, и жалуются на них покупатели, но крайней почему-то оказалась я.
Мы жили с родителями втроем, ни братьев, ни сестер у меня нету. Бабушек-дедушек я тоже не помню. Жили так себе, не было в наших отношениях особенной нежности и любви. К моменту, когда я окончила школу, мне надоели вечные материны попреки – дармоедка, мол, эгоистка и лентяйка, – и я решила пойти работать. Закончила секретарские курсы и тут же нашла работу в одной маленькой фирме.
Но проработала там недолго, потому что фирма очень быстро разорилась. Я устроилась в другую фирму, уже по знакомству, но пришлось уволиться через два месяца, потому что начальник расстался со своей постоянной любовницей и начал вязаться ко всем подряд. Когда он три раза ущипнул меня за попу в течение одного дня, я возмутилась и подала заявление.
В приличное место меня не брали – я плохо знала компьютер, кофе заваривала отвратительно, да и одевалась бедновато, в меру своих финансовых возможностей, словом, украшением приемной служить никак не могла, а работать не умела.
Наконец мне вроде бы повезло: начальник попался немолодой и невредный, прощал мне ошибки в работе, жалел даже. Сам он был одинокий, дети давно уехали не то в Израиль, не то в Америку, а жена все время болела. Хороший, в общем, был дядька, оплатил мне компьютерные курсы, все уговаривал учиться. Я относилась к нему с уважением, если надо было попозже задержаться – никогда не отказывалась. За добро нужно платить добром.
И вот когда мы сидели как-то вечером и он диктовал мне что-то, ему срочно надо было успеть к утру, в офис явилась его жена. Оказалось, что она больна психически и по полгода проводит в сумасшедшем доме. А сейчас ее временно выпустили. Но не потому, что она нормальная, просто у них мест мало, очередь из психов большая.
В общем, увидев меня наедине с мужем, тетя устроила грандиозный скандал, орала так, что прибежала охрана. Она пыталась выдрать мне волосы и выцарапать глаза, мой шеф ее еле удержал. Но сам пострадал – она стукнула его дыроколом, да так сильно, что пробила голову до крови. Хорошо, что подоспела охрана. И главное – никто ведь и понятия не имел, что она сумасшедшая, все подумали, что она застала нас с шефом за чем-то этаким. Короче, их растащили, и шефа хватил инфаркт прямо тут же, в кабинете.
Умер он в больнице через два дня. Женушка его ничуть не пострадала – она предъявила справку из психбольницы, а меня таскали в полицию на допросы. Работа в фирме, естественно, накрылась медным тазом, да еще и слухи обо мне пошли разные, в общем, на этом с секретарством пришлось завязывать.
Мать, кажется, поверила в то, что ненормальная жена шефа застала нас тепленькими, во всяком случае, она все время твердила, что дыма без огня не бывает и что нечего было торчать с ним вечерами, лучше бы дома сидела и по хозяйству что-нибудь полезное делала.
Нервы мои были ни к черту, и как-то мы крупно поругались. Скандалили мы и раньше, то есть мать заводилась с полуоборота из-за какой-нибудь ерунды. Обычно ее унимал отец – просто говорил тихо: «Таня…» И смотрел при этом строго. Его она слушалась.
В этот раз все было сложнее, они выставили меня из комнаты и о чем-то говорили там вполголоса. Мне было ничуть неинтересно, и я ушла к себе, чтобы поплакать в подушку.
Было ужасно себя жалко – угораздило же вляпаться в такую историю. Теперь соседи смотрят на меня косо, а родная мать в сердцах обозвала неприличным словом. И главное – совершенно без основания! Хотелось послать их всех подальше и уйти. Но куда? Был у меня парень еще со школы, но в последнее время мы с ним как-то разбежались. А после той истории, когда умер шеф, он со мной и разговаривать не стал. Ну, не больно-то и хотелось.
Отец тогда пришел ко мне в комнату и сказал, чтобы я поступала учиться. Он советует на бухгалтера – профессия востребованная и учиться не пять лет, как в институте. Мне было все равно, и я выбрала техникум, где готовят бухгалтеров.
А когда закончила его, то отец неожиданно умер – что-то там у него оказалось не в порядке внутри, сделали операцию, но неудачно, не вышел из наркоза.
Если вы думаете, что общее горе сблизило нас с матерью, то глубоко ошибаетесь. Честно говоря, стыдно признаться, но особого горя я не испытала. Как я уже говорила, в отношениях у нас в семье не было теплоты и нежности, хотя отец меня никогда и пальцем не трогал, не ругал сильно и даже заступался иногда перед матерью.
С матерью отношения разладились окончательно, и когда она предложила разменять нашу трехкомнатную квартиру, я согласилась без долгих колебаний. Она провернула все на удивление быстро, я въехала в первую же попавшуюся однокомнатную квартирку в обычном доме. Себе она выбрала что-то получше, но меня в гости не приглашала, сказала, что мы друг с дружкой ужиться не можем, поэтому она надеется, что видеться мы больше не будем.
Я только пожала плечами и подумала, что все к лучшему, буду сама устраивать свою жизнь.
Разобравшись кое-как с обустройством квартиры, я принялась за поиски работы. И тут начались сложности, потому что никто не хотел брать бухгалтера без опыта работы и без рекомендаций.
В конце концов я встретила одну девицу из техникума, звали ее Ульяна. Во время учебы мы с ней мало общались, как-то не пришлось. Пересеклись только однажды: на первом курсе меня пригласил на вечеринку один парень, на которого, как выяснилось, эта Ульяна имела виды. Я об этом понятия не имела и еще удивлялась, что она весь вечер смотрит на меня волком. С тем парнем мы повстречались некоторое время и расстались без взаимных обид, мне было с ним неинтересно, скучноватый оказался тип и очень самовлюбленный.
Через какое-то время их с Ульяной стали видеть вместе, и она теперь при встрече смотрела на меня с превосходством. Я только плечами пожимала – да ради бога, совет да любовь.
И вот примерно через полгода после окончания техникума мы с Ульяной случайно столкнулись в Пассаже. Сделали вид, что обрадовались, выпили кофейку на галерее. Она сообщила, что выходит замуж, я пожаловалась, что не могу найти работу. И тут глаза ее блеснули и она сказала, что может мне в этом деле посодействовать, якобы ее соседка только что уволилась из одной коммерческой фирмы, там срочно ищут бухгалтера, и меня возьмут по ее, соседкиной рекомендации. Оклад приличный.
Я ужасно обрадовалась, потому что деньги подошли к концу, а к матери по этому вопросу нечего было и думать обращаться. Но сделала серьезное лицо и спросила, отчего уволилась соседка и почему сама Ульяна не идет работать в эту фирму, раз место такое хорошее и оклад приличный. Ульяна ответила, что соседка нашла другое место, еще лучше, а она сама работать после замужества вообще не собирается, муж будет ее содержать.
В эту фирму меня и вправду взяли охотно. Фирма была небольшая, я довольно быстро освоилась, потому что на первых порах в бухгалтерии не было ничего сложного. Директор, он же хозяин фирмы, в офисе не появлялся, всем заправляла его зам, Оксана Григоренко крупная такая деваха, всего у нее было много, даже чересчур – и волос, и голоса, и фигуры. Оксана несколько раз в месяц носила документы директору на подпись, а я занималась бухгалтерией.
Так прошло несколько месяцев, не то чтобы мне очень нравилась работа, но я притерпелась к Оксане и немножко расслабилась.
И вот после сдачи очередного квартального отчета меня вызвали в налоговую инспекцию, и там незнакомая баба, не та, с кем я имела дело раньше, сказала, что в фирме огромная недоимка по налогам. Я глядела на нее непонимающими глазами, тогда она ткнула пальцем в соответствующую графу ведомости.
– Ах, это… – я перевела дух, – так у нашей фирмы же налоговые льготы. Еще с позапрошлого года!
Баба поглядела на меня абсолютно неживыми прозрачными глазами и сказала, что была проверка и что все справки о налоговых льготах оказались липовыми. То есть бухгалтерские документы фальшивые, а это, милая девушка, уголовно наказуемое деяние. Забыв проститься, я бросилась к Оксане. Та выслушала меня недоверчиво – дескать, я все наверняка путаю по своей неопытности и бестолковости, потом взяла документы и пропала до конца дня. Я пила поочередно то кофе, то валерьянку, потом появилась Оксана и заперлась со мной в кабинете. Она закрыла окно, отключила телефон и только тогда сообщила мне вполголоса, что все верно, злоупотребления имели место, все справки о налоговых льготах фальшивые.
– Ты знала! – вскричала я, наконец-то прозрев.
– Не ори! – спокойно ответила она. – Если я что-то и знала, то с меня спроса никакого. Я в этой фирме никто. А право подписи у тебя и у директора.
Далее оказалось, что директор, он же владелец фирмы, давно уже проживает на Кипре, и Оксана передавала ему документы с оказией, иногда и сама летала на выходные. У него таких маленьких фирмочек несколько, какие-то он проворачивал дела, деньги перекачивал или что, Оксана сказала, что мне это неважно. А важно то, что за это все полагается тюрьма. А поскольку директор со своего Кипра возвращаться не собирается, то сидеть буду одна я.
На такой мажорной ноте мы с ней простились до утра.
Не стану рассказывать, как я провела эту ночь. То есть сначала, придя домой, я позвонила матери. Больше некому было звонить. Но как только она услышала мой гнусавый от слез голос, то заорала в трубку, чтобы я оставила ее в покое, чтобы не портила ей жизнь и что и так она достаточно от меня натерпелась. И бросила трубку.
Скажу сразу: тогда меня спасло только то, что в доме не было никаких сильнодействующих лекарств. В противном случае я наглоталась бы таблеток и не сидела бы сейчас здесь, в кафе, терзаясь воспоминаниями. Может, и к лучшему…
Я позвонила Ульяне еще, чтобы она помогла разыскать мне ее соседку. Потому что по всему получалось, что моя предшественница на посту бухгалтера прекрасно знала обо всем, что творилось в этой фирме. Потому и уволилась.
Ульяна очень удивилась моему звонку, сказала, что про соседку она ничего не знает, потому что живет сейчас у жениха, у нее скоро свадьба. Когда же я по дурости выболтала ей, что у меня неприятности, в голосе Ульяны послышалась такая радость, что я поскорее повесила трубку. То есть запоздало я поняла: это она нарочно меня подставила, предложила сомнительное место. Ну вот что такого я сделала ей плохого? Парня увела? Так он потом все равно к ней вернулся!
Однако предательство Ульяны не настолько меня ранило, как разговор с матерью, не то я уже притерпелась, не то и не ждала от Ульяны ничего хорошего.
В общем, утром Оксана снова заперлась со мной в кабинете и заявила, что вопрос с налогами можно решить. Только нужны деньги. Причем большие. Не для того, конечно, чтобы заплатить недоимку, а для того, чтобы укротить ту самую налоговую бабу. А большие деньги нужны потому, что она уже к этому делу внимание привлекла. И теперь не только ей заплатить нужно.
С замиранием сердца я спросила, сколько. Оксана оглянулась на дверь и шепотом назвала сумму. Я сразу успокоилась – таких денег у меня не было. Не было и половины. Да что там, и четверть такой суммы я собрать ни за что бы не смогла!
Никогда в жизни не водилось у меня денег. С родителями мы жили бедновато, зарабатывала я мало, едва хватало на одежду и кое-какие развлечения, не было у меня и богатых родственников.
– Продавай квартиру, – посоветовала Оксана, – в противном случае – тюрьма. Там тебе квартира точно не понадобится.
Я вспомнила прозрачные, абсолютно неживые глаза налоговой бабы и поняла, что на снисхождение рассчитывать не приходится.
Оксана очень быстро все организовала, буквально за неделю квартирка моя оказалась продана, а так как по закону человека нужно куда-нибудь выписать, то я оказалась владелицей крохотной темной комнатушки в старом доме на Казанской улице. Матери я про перемену места жительства не сообщила.
И начался следующий этап моей невезучей и скучной жизни, про который даже вспоминать не хочется.
Внезапно мне стало так плохо, что захотелось упасть головой на стол и зарыдать. А потом биться головой о стену и выть. Я даже удивилась – с чего это вдруг? Зойка нахамила, уволили меня из магазина? Так не в первый раз такое происходит. Можно бы и привыкнуть. Не к кому обратиться, не у кого просить помощи или хотя бы простого утешения, потому что хоть и есть у меня по документам муж, но он, говоря прямо, форменный козел, тряпочный урод и законченный придурок. А может быть, я другого и не заслуживаю?
