Наталия Сотникова
Строптивые фавориты

Таинственная смерть

Эми Робсарт в конце 1559 года поселилась в особняке Камнор-холл, располагавшемся в местечке, ныне находящемся на окраине Оксфорда. Она сняла часть жилища, перестроенного из бывшего монастырского здания, у друзей четы Дадли, сэра Энтони Форстера и его родных. Эми занимала лучшее помещение на втором этаже с отдельным входом и лестницей, ведущей к нему. 8 сентября 1560 года было воскресеньем, неподалеку в местечке Эбингдон шумела праздничная ярмарка, и леди Дадли отправила туда всю свою прислугу развлечься. Она также потребовала от родни сэра Форстера поехать на ярмарку, и даже рассердилась, когда одна из женщин отказалась, поскольку, по ее мнению, благородной даме не подобало посещать столь простонародные развлечения в воскресный день.

Вернувшиеся с ярмарки слуги обнаружили Эми Робсарт лежавшей на полу около лестницы. По всей видимости, она упала с нее и сломала шею. Удивительным выглядело то, что, несмотря на две раны на голове, сложная прическа осталась совершенно в порядке. Было назначено следствие, допрошены слуги и соседи. Любопытные показания дала горничная Эми Робсарт, миссис Пикто. По ее мнению, это был несчастный случай, в котором «неповинен ни кто-либо еще, ни сама жертва. Она была хорошей добродетельной благородной женщиной, ежедневно молилась коленопреклоненной. Несколько раз миссис Пикто слышала, как хозяйка молила Господа избавить ее от отчаяния». Дознаватель Томас Блаунт при этих словах спросил, не было ли у леди Дадли мысли о самоубийстве, на что служанка попросила его не делать подобный вывод из ее слов, если он пришел к такой мысли, то она сожалеет, что сказала лишнего.

Коронер и 15 присяжных заседателей пришли к выводу, что причиной смерти стал несчастный случай. Вердикт был вынесен почти через год, 1 августа 1561 года. Дадли закатил жене роскошные похороны за 2 000 фунтов, колоссальная сумма по тем временам, но сам на них не присутствовал, что было вполне обычным делом. Он носил по супруге траур полгода, двор соблюдал траур один месяц. Последствия смерти Эми стали губительными для его репутации. Все обыватели были твердо убеждены в том, что Дадли отделался от жены, чтобы жениться на королеве. Кстати, распространению этих слухов весьма способствовали некоторые вельможи Елизаветы, включая ее государственного секретаря Уильяма Сесила, ибо не хотели возвышения Дадли. Послы, отстаивавшие интересы иностранных женихов, в негодовании извещали друг друга и своих монархов, что Елизавета дурачит их пустыми отговорками, выжидая, пока Дадли избавится от жены с помощью яда. Среди недовольных возвышением фаворита даже составлялись заговоры, имевшие своей целью убийство выскочки, некоторое время ему пришлось носить под одеждой тонкую кольчугу.

Споры об истинной причине смерти Эми Робсарт длятся по нынешний день. Один из видных английских онкологов уже в наше время выдвинул свою версию, заключавшуюся в следующем: если Эми действительно страдала раком груди, образовавшиеся метастазы сделали ее позвоночник более хрупким, и он вполне мог переломиться даже от незначительного удара. У этой гипотезы нашлось немало сторонников. Но в XVI веке люди подобных тонкостей не ведали, а потому версия преднамеренного убийства все-таки являлась преобладающей. Ее и поддержал знаменитый писатель Вальтер Скотт, который в своем романе «Кенильворт» объединил всех женщин графа Лестера в трогательный образ Эми Робсарт и поселил в этом замке, сделав из нее жертву заговора.

Несомненно, отношения графа Лестера с Елизаветой были чрезвычайно близкими, причем все это протекало на виду у двора. Как-то, когда королева еще лежала в постели, Роберт вошел в ее спальню и подал ей рубашку. Это вызвало целую бурю в Тайном совете, но Елизавета как будто ничего не замечала. Она продолжала навещать его в любое время дня и ночи. В Виндзорском замке Елизавета переодевалась горничной и тайком пробиралась в парк, чтобы понаблюдать, как Дадли стреляет по мишени. Возводя его в звание пэра, королева потрепала любимца по шее. Разгорячившись в середине партии в теннис, Дадли схватил носовой платок Елизаветы и вытер им свой вспотевший лоб. Фаворит целовал ее без приглашения, хотя самый высокопоставленный иностранец мог сделать это лишь с дозволения королевы.

Они были молоды, им еще не исполнилось тридцати, и вели себя соответственно своему возрасту. Тем не менее что-то останавливало их от того, чтобы переступить порог физической близости. Историки считают, что все истории о детях Елизаветы от Дадли не имеют под собой основания, ибо невозможно было бы при открытом образе жизни королевы скрыть этот факт при наличии штата обслуги числом более тысячи человек. Елизавета всегда отрицала интимные отношения между ними. В 1561 году она тяжело заболела, ее тело внезапно распухло, возникла опасность смертельного исхода. Посол де Квадра писал Филиппу: «Королева утверждала в то время, что, хотя она любит и всегда горячо любила лорда Дадли, между ними никогда не происходило ничего неподобающего».

После гибели Эми Робсарт Елизавета как-то заявила:

– Про меня говорили, что я не выхожу замуж, потому что влюблена в графа Лестера, и не выйду замуж, потому что у него есть жена. Хотя теперь у него нет жены, я все еще не замужем…

Второй фаворит

Действительно, примерно в эту пору у Дадли появился первый серьезный соперник, сэр Кристофер Хэттон (1540–1591). Он был сыном провинциального дворянина, обучался в Оксфорде, но оставил его, не получив степень, и поступил в «Иннэ Темпл» – самую старую и известную корпорацию барристеров^[15], где ученики набирались ума-разума у опытных юристов. Хэттон был высок, красив, хорошо сложен, и судьба не стала медлить с его вступлением на стезю исключительных возможностей. В 1561 году он исполнял роль церемониймейстера на празднестве, устроенном в корпорации, и его танцевальное мастерство в исполнении гальярды^[16] привлекло внимание Елизаветы. Виртуоз тут же был обласкан ее вниманием, и на молодого человека посыпались все знаки королевской милости.

Новый фаворит несколько отличался от первого. Если Дадли не смог изжить в себе черты отчаянного рубаки, привитые ему воспитанием, подобающим сыну крупного феодала, то Хэттон принадлежал к когорте первых серьезных адвокатов Англии. Несмотря на внешность утонченного щеголя, это был умный и образованный человек, исполнявший при королеве роль литературного секретаря. Кроме того, мужчина был убежденным холостяком и ярым приверженцем протестантской церкви. Уже говорилось, что Елизавете не нравились епископы, состоявшие в браке. Поэтому, когда Хэттон возжелал заполучить в собственность местечко Или с особняком, принадлежавшим женатому епископу, доктору Коксу, королева без малейшего промедления приняла решение передать его своему фавориту. Доктор Кокс, естественно, заупрямился, но королева безо всяких церемоний направила ему письмо следующего содержания:

«Гордый прелат, вы знаете, кем вы были до того, как я вас сделала тем, кем вы являетесь теперь. Если вы немедленно не выполните мое требование, клянусь Богом! – я лишу вас сана».

Епископ был человеком с развитой деловой жилкой, хорошо нагревшим руку на конфискации собственности католической церкви, что, несомненно, было известно королеве. Она имела обыкновение изрекать во всеуслышание:

– Мои епископы – шайка мошенников, – и беззастенчиво трясла с них деньги.

В 1572 году Хэттон стал капитаном лейб-гвардии, корпуса стражей королевской особы из 60 человек, известных под чисто английским названием йомены. В 1577 году его произвели в рыцари. Елизавета в исключительной мере доверяла Хэттону, называя его либо своей «овечкой», либо «бараном-вожаком». В 1587 году Хэттон стал лордом-канцлером и в качестве такового председательствовал в палате лордов и суде лорда-канцлера, об ту пору верховном суде Англии. Он входил в число комиссаров, признавших Марию Стюарт виновной в государственной измене, и приказал направить предписание по ее казни в замке Фотерингей. Современники свидетельствовали, что, хотя он не обладал глубокими познаниями в законах, но при слушании дел вел себя «разумно и справедливо».

Как это ни странно, но Дадли и Хэттон вполне мирно ладили друг с другом. Это являло собой некоторый образец рыцарского поведения, которому, к сожалению, не следовали будущие поколения фаворитов. Разумеется, оба прекрасно осознавали, что королева не потерпит борьбы между ними и попыток оспаривать ее волю. Любопытно, что Елизавета сама уравновешивала свою привязанность к фаворитам, именуя Дадли своими «глазами», а Хэттона – «веками».

Елизавета считала, что перед ней стоит неразрешимая дилемма: она могла выйти замуж только за особу королевских кровей, но все претенденты были иностранцами, навязать англичанам чужеземца было бы непростительно. Стать женой англичанина означало соединиться в браке со своим подданным, что было ниже достоинства королевы. Поэтому она все чаще заводила речь о том, что желает сохранить свою девственность и остаться матерью отечества.

В 1563 году Дадли был предложен в мужья Марии Стюарт, и та дала свое согласие при условии, что Елизавета назначит ее своей наследницей. Собственно, именно в 1564 году Дадли пожаловали титул графа Лестера, чтобы придать ему более высокий статус для женитьбы на королеве Шотландии. Однако Елизавета поставила условие, что после венчания Мария и Дадли должны проживать при английском дворе, ибо королева не могла отказаться от привычки неотступно держать фаворитов при своей особе. Это неприятно удивило Марию, но Дадли отказался от столь высокой чести и даже стал поддерживать кандидатуру лорда Дарнли, будущего супруга Марии. Затем Дадли пытались женить либо на немецкой, либо на французской принцессе, дабы он перестал противодействовать замужеству Елизаветы с иностранцем. В период с 1565 по 1578 год таких кандидатур было предложено четыре, но Дадли ловко избегал брачных цепей. Постепенно он начал понимать, что брак с Елизаветой невозможен. Рассказывают, что во время одной из ссор со своим фаворитом разгневанная Елизавета выкрикнула:

– Здесь должна быть только одна повелительница и никакого повелителя!

Роковая соперница

Раз уж здесь было упомянуто имя Марии Стюарт, то стоило бы немного рассказать об этой печальной странице в славном правлении Елизаветы. У ее отца, Генриха VIII, была старшая сестра Маргарет, которую выдали замуж за короля Шотландии Иакова IV Стюарта с целью укрепления союза между двумя королевствами. Исконно благие намерения кончились войной и гибелью супруга в битве при Флоддене; сын, король Иаков V, скончался не достигнув и 30 лет, оставив наследницей крошечную дочь Марию. Мать девочки, происходившая из могущественного рода французских герцогов Гизов, отправила малышку на воспитание ко французскому двору, где ее в 16 лет выдали замуж за наследника престола. С одной стороны, жизнь Марии складывалась сказочно удачно: шести дней от роду она унаследовала корону Шотландии, в 16 лет – коронована королевой Франции, правда, пробыла ею недолго, ибо болезненный Франциск II через год скончался. Ей, воспитанной в католической вере, пришлось возвратиться в Шотландию, которая к тому времени стала протестантской.

Мария не отличалась особой красотой, к тому же (в том вина изрядной примеси крови Тюдоров!) обладала рыжими волосами. На Британских островах это не считалось недостатком, но во Франции быть рыжей считалось постыдным, так что восхваления придворных поэтов следует воспринимать как типичные подношения, сдобренные порядочной долей лести. При французском дворе она вызывала неподдельное восхищение не столько красотой, сколько ученостью. Семь лет, прошедших с момента ее прибытия в Шотландию до заключения под стражу в Англии, она прожила, снедаемая бурными страстями: замужество со своим родственником лордом Дарнлеем^[17], рождение сына, ужасная гибель мужа в результате заговора не без ведома Марии, вынужденное отречение от престола в пользу сына, пылкая любовь и опрометчивый брак с графом Босуэлом, полное поражение в попытках усмирить бунтующих предводителей шотландских кланов и бегство в Англию, где она стала пленницей Елизаветы.

Тут следует напомнить, что ввиду двусмысленного положения Елизаветы, которую отец объявил незаконнорожденной, а брак с ее матерью Анной – недействительным, было велико количество людей, считавших Марию законной претенденткой на трон Англии, тем более что ее бабка Маргарет была старшей сестрой Генриха VIII. Марии же была присуща совершенно гипертрофированная гордость, и она всегда демонстративно подчеркивала свое первостепенное право на корону Англии. Более того, находясь в заключении, пленница не переставала плести интриги и вдохновлять заговоры в свою пользу^[18], причем активно просила о помощи для вторжения в страну глав иностранных государств, включая папу римского.

Естественно, Елизавета не собиралась уступать трон и всячески старалась подавить любые попытки Марии укрепить свое положение как претендента. Одно время на Марии собирался жениться трижды овдовевший герцог Норфолкский (1536–1572), самый богатый и родовитый вельможа королевства. Но шпионы Уолсингема быстро пронюхали об этом замысле, преследовавшем далеко идущие цели: Норфолк сам собирался сесть на трон Англии. У Елизаветы остались отвратительные воспоминания от пребывания в Тауэре, и она отправила туда герцога, которого по обвинению в государственной измене вскоре казнили.

Стремилась ли Елизавета действительно любой ценой избежать гражданской войны и сохранить покой в королевстве или ее неприязнь к Марии Стюарт была окрашена чисто женской завистью соперницы, не познавшей счастье супружества и материнства? Была ли лишенная прав шотландская королева действительно той безвинной жертвой, которой ее изображали поэты и писатели-романтики? Историки спорят об этом по сей день.

Когда в 1566 году Мария Стюарт произвела на свет сына, Елизавета, получив это известие во время танцевального вечера, прекратила исполнять фигуру и бессильно опустилась в кресло, с горечью промолвив:

– Королева Шотландии родила прекрасного сына, а я – бесплодная смоковница!

Но уже на следующий день, когда гонец, сэр Джеймс Мелвил, явился к ней с официальным сообщением, она весело приветствовала его непринужденным исполнением сложного танцевального коленца. Хитрый шотландец решил немного попугать ее и стал в мельчайших подробностях распространяться на тему тяжких родов Марии Стюарт.

– Ей так досталось, – разглагольствовал Мелвил, стараясь напустить страху на королеву-девственницу, – представьте, ее величество пожалела, что вообще вышла замуж. – Лукавый царедворец надеялся, что Елизавета раздумает вступать в брак и английская корона со временем отойдет к Шотландии.

Как известно, королева-девственница так и не решилась сковать себя цепями Гименея, но от мужского поклонения отказываться не собиралась. Помимо графа Лестера у королевы были еще фавориты заведомо платонические, к числу которых следует отнести отважных путешественников с пиратскими задатками – сэра Фрэнсиса Дрейка и сэра Уолтера Рэли. Последний вообще был весьма характерной личностью для елизаветинской эпохи: придворный, политик, моряк, воин, путешественник, исследователь и поэт, посвятивший королеве множество любовных стихов. В 1592 году он впал в немилость, когда на свет Божий выплыл его тайный брак с фрейлиной королевы Элизабет Трокмортон, родившей сына. Елизавета сочла этот союз по любви предательством и отправила супругов на пару месяцев одуматься в Тауэре.

В заключении Рэли написал поэму «Океан – Синтии^[19]», сохранившуюся лишь в рукописи, из чего историки делают вывод, что она является искренним излиянием души человека, не предназначенным для посторонних глаз. Рэли представляет себя в поэме Океаном или водой. Тут надо пояснить, что королева, любившая давать прозвища своим придворным, называла его своей «Водой»^[20]. Елизавета же выступает Синтией, богиней Луны, повелевающей приливами и отливами в зависимости от того, как прихотливо меняется ее настроение и, отсюда, милость к приближенным. В стихах Рэли чувствуется неприкрытая горечь, Луна становится олицетворением женского непостоянства. К тому же обычно поэты восславляли красоту и непреходящую молодость королевы-девственницы, Рэли же в этой поэме изображает ее как убывающую луну, т. е. стареющую женщину с увядающим телом и переменчивым умом, на который нельзя положиться. Автор явно и не помышлял о том, чтобы напечатать подобное крамольное творение.

Увлечения за кулисами

Фавориты были неотъемлемой составляющей пышного елизаветинского царствования, но полностью жертвовать своей частной жизнью для своевольной и капризной королевы было делом тяжким. Естественно, будучи нормальным, здоровым и красивым мужчиной, граф Лестер не мог совершенно игнорировать женщин, слетавшихся к нему, как мухи на мед. По большей части он пробавлялся кратковременными увлечениями, которые прошли незамеченными для дворцовых сплетников. Однако в конце 1568 года у Роберта завязался более или менее постоянный роман с вдовой Дуглас Шеффилд (1542–1608). Она происходила из могущественной семьи Говардов, служила фрейлиной при королевском дворе, где и подцепила себе мужа, очень богатого пэра, барона Шеффилда. В браке родились двое детей, но муж вскоре скончался, и Дуглас могла полностью наслаждаться законной свободой.

Однако роман с фаворитом развивался как-то рывками. Вдова жаждала выйти замуж за Роберта, но он в своих письмах совершенно откровенно заявлял ей, что не может жениться даже с целью обзавестись законным наследником, ибо потеряет милость королевы. Граф Лестер зашел настолько далеко, что предложил любовнице помощь в обретении достойного мужа, поскольку из соображений респектабельности ей было предпочтительно обзавестись таковым, пока Дуглас была молода и в состоянии обрести претендентов на свою руку. Тем не менее эта связь продолжалась, и в 1574 году вдова родила младенца, которого также назвали Робертом. Лорд Дадли признал мальчика своим сыном и очень любил его. С Дуглас Шеффилд он, в конце концов, расстался, но мирно договорился с ней о совместном воспитании ребенка. Мальчик проживал в основном в доме Дадли, где ему обеспечивалось хорошее образование, но мог в любое время посещать мать. Та деятельно занялась устройством своей личной жизни и в 1579 году вышла замуж за Эдварда Стаффорда, человека с большими связями при дворе. Знакомства с влиятельными сановниками позволили ему получить должность посла Англии во Франции, каковые обязанности он исполнял в период с 1583 по 1591 год. В Париже его жена пользовалась большим уважением и даже сумела завоевать дружбу королевы Катарины Медичи.

Параллельно у Дадли развивался роман с женой Уолтера Деверё, Леттис, урожденной Ноулз (1543–1634). Эта связь вовсе не походила на мимолетную интрижку и вызвала большое неудовольствие королевы, поэтому любовники были вынуждены скрывать свои отношения. Леттис, по мнению иностранных дипломатов, была одной из самых блестящих дам при дворе. Красоту она унаследовала от своей бабки Мэри Болейн, старшей сестры Анны Болейн, так что приходилась Елизавете дальней родственницей. Некоторые современники были склонны считать это родство более близким, ибо Мэри, наделенная броской внешностью, некоторое время состояла любовницей короля Генриха VIII. Предположительно, ее дети Кэтрин (мать Леттис) и Генри Кэри были детьми короля.

Во всяком случае, после воцарения Елизаветы на престоле, Генри Кэри сделал блестящую карьеру, выполняя многие ответственные поручения венценосной кузины, муж Кэтрин был назначен вице-гофмейстером, сама Кэтрин – старшей фрейлиной, а юная Леттис – фрейлиной. Неудивительно, что девушка вскоре нашла себе родовитого и состоятельного мужа, Уолтера Деверё, виконта Херефорда, и поселилась вместе с ним в родовом поместье Чартли. Один за другим пошли дети, в частности, в 1565 году родился сын Роберт, будущий фаворит королевы. Ходили слухи, что уже в пору беременности Робертом у Леттис начался роман с графом Лестером, что вызвало негодование королевы. Впрочем, гнев Елизаветы совершенно не распространялся на законного мужа ветреной красавицы, ибо тот оказал ценные услуги короне, за каковые в 1572 году ему был пожалован титул графа Эссекса.

Лорд Эссекс был преданным слугой королевы и предложил ей план заселения Ольстера англичанами при условии, что получит половину той земли, которую удастся урвать у ирландцев. Для претворения этого замысла в жизнь он был вынужден отправиться на два года в Ирландию, но, по-видимому, и туда до него дошли слухи о неверности супруги, ибо Эссекс стал проявлять большую враждебность в отношении Роберта Дадли. Стоустая молва гласила, что во время его отсутствия жена дважды забеременела от графа Лестера и была вынуждена избавляться от плодов преступной страсти. Неизвестно, чем закончилась бы эта двусмысленная ситуация, если бы 21 сентября 1576 года Эссекс не умер в Ирландии от дизентерии. Разумеется, тут же поползли слухи, что он был отравлен по приказу Дадли. Дабы отвести от себя все подозрения, граф Лестер учредил следствие, подтвердившее, что муж Леттис скончался «от естественных причин».

Видимо, именно по причине оскорбленных супружеских чувств, покойный муж завещал Леттис какие-то крохи, недостаточные для поддержания существования семьи. Она даже была лишена крупного родового поместья Чартли и вынуждена выехать из него вместе с детьми. Тогда вдова затеяла судебную тяжбу с наследниками согласно воле покойного, требуя увеличить свое содержание, в противном случае она-де востребует полагающуюся ей по закону вдовью долю, что составляло треть наследства Эссекса. После длительного сутяжничества Леттис смогла добиться более благоприятного удовлетворения своих требований. Но Елизавета все-таки отомстила сопернице, отказавшись простить долги покойника казне, весьма значительные. Это сильно осложнило положение сына покойного, молодого графа Эссекса.

Когда день в день истек положенный двухлетний срок траура по мужу, ранним утром 22 сентября 1578 года Леттис тайно обвенчалась с Робертом Дадли в его поместье в присутствии шести ближайших родственников. Священник отметил, что на невесте было широкое утреннее платье, из-за чего возникло предположение о ее беременности. Сохранились свидетельства, что свадьба планировалась за год до завершения траура. Роберт Дадли боялся гнева королевы и настаивал на том, чтобы бракосочетание держалось в секрете. Тем не менее уже пару месяцев спустя посол Франции Мишель де Кастельно сообщал об этом факте своему королю. Леттис перебралась в Лондон, поселилась в особняке мужа Лестер-хаус и всячески старалась стать на один уровень с королевой. Она обзавелась туалетами немыслимой роскоши и всегда выезжала в город в великолепной карете, за которой следовали экипажи ее фрейлин. Пышность выезда ослепляла горожан, которые по неведению принимали даму за королеву и приветствовали с подобающим ликованием. Когда вести об этом достигли ушей Елизаветы, она вышла из себя и не стала медлить с местью. В июле 1579 года повелительница приняла графиню Лестер во дворце, прилюдно отхлестала по щекам и навсегда отлучила от двора.

– Только одно солнце светит на небе, и королева Англии только одна! – торжествующе заявила Елизавета.

Гнев королевы вызвал также тот факт, что Леттис затеяла выдать свою старшую дочь Пенелопу от брака с Эссексом за шотландского короля, малолетнего Иакова. Пенелопа, блондинка с карими глазами, славилась своей красотой, вследствие чего стала музой одного из лучших поэтов елизаветинской эпохи, Филиппа Сидни (1554–1586), племянника Роберта Дадли, вдохновив его на сочинение цикла «Эстрофел и Стелла» из 108 сонетов. Елизавета усмотрела в потугах Леттис стать тещей монарха личное оскорбление и с тех пор называла ее не иначе как «волчицей», а Лестера – «рогоносцем». Она громогласно заявила, что скорее король Шотландии потеряет свою корону, нежели вступит в брак с дочерью «волчицы».

После такого афронта Леттис была вынуждена удалиться в провинцию. Даже когда она всего-навсего ненадолго приезжала в Лондон, это вызывало величайшее неудовольствие Елизаветы. Хотя Леттис теперь вела очень неприметный образ жизни и несколько лет подряд продолжала именовать себя графиней Эссекс, ее воздействие на мужа продолжало оставаться весьма значительным. Видно, графу Лестеру судьбой было предназначено всю свою жизнь оставаться подкаблучником. Тот же самый посол Франции Кастельно сообщал о своем посещении особняка Лестера в Лондоне: «Он специально пригласил меня отужинать с ним и его женой, каковая имеет большое влияние на него и с каковой он знакомит только тех, кому желает выказать знак особого расположения».

В 1581 году, к великой радости супругов, у них родился сын Роберт, лорд Денби. Через три года он умер, что погрузило родителей в глубочайшее горе. Пожилая Леттис уже была не в состоянии рожать, и мечту о продолжении рода Дадли пришлось оставить – брат Роберта, Эмброуз, тоже был бездетным. Граф Лестер всегда проявлял чрезвычайную щедрость в отношении своих приемных четырех детей от первого брака жены. Он не прекращал попыток добиться возвращения жены ко двору, но Елизавета оставалась непреклонна в своем решении.