Натали Р.
Брак по-тиквийски 6. Жизнь после смерти
Намерение побыть на природе потерпело крах. И чего она радовалась появлению соседа? Типа, есть с кем словом перемолвиться. Да лучше уж молчать сутки напролет одной в пустом поселке, чем вот так!
Мурин выбрал тактику осады. Караулил Терезу с раннего утра: стоит высунуть нос из дома – он уже тут как тут. И ходит за ней всюду, как хвост. То лапшу на уши вешает, то пытается приобнять. И ничего на него не действует. Врезала пару раз по рукам и еще разок по морде – как с гуся вода, на следующее утро снова является, сыплет упреками, требует в качестве возмещения уступить его желаниям. Хоть в город уезжай! Или сиди взаперти, занавесив окна, чтобы его мерзкая рожа в них не маячила. Так себе единение с природой получается.
Чтобы спокойно сходить в лес за молодыми побегами лекарственных растений, Тереза встала затемно. Позавтракала, не зажигая свет – чистой воды перестраховка, свет в ее окнах из дома номер 12 не виден, но она предпринимала все меры предосторожности подряд. Тихо-тихо выскользнула, стараясь не хлопнуть дверью. Быстро порысила к лесу, по возможности на цыпочках, пригибаясь и оглядываясь. Фу, вроде удалось.
Лес высился вокруг темной стеной: светящиеся симбионты остались в садах и на опушке. Воздух был холоден, прохладнее, чем летом, но в свитере – ничего. Тереза постояла: пусть глаза привыкнут к темноте. Она ходила здесь с Хэнком на ночную охоту, знала, как себя вести, чтобы не сверзиться в овраг, не запнуться о корень и не налететь глазом на ветку. Аккуратно она углубилась в лес.
Через кроны деревьев постепенно начинала просвечивать заря. К тому времени, как развиднелось, Тереза была уже на поляне, где росли нужные кусты. Срезала побеги, складывала в матерчатый мешок. В отсутствие назойливого Мурина на душе было легче. Печаль по прошлой жизни никуда не делась, но настоящее казалось не таким мрачным и паскудным. Побеги надо будет стерилизовать и закатать, они хороши от кашля. А вон те листики – высушить и добавлять в чай для улучшения обмена веществ. А под корнем спрятался гриб, ну и нечего тут расти, полезай в пакет… На обратном пути она, перекинув мешок с зеленью за спину, набрала полпакета толстых грибов – похоже, последние до лета.
На выходе из леса караулил Мурин. Как знал, гад! Настроение сразу испортилось.
– Я к вам пришел, а вас нет! – сообщил он и предъявил претензию: – Почему вы ушли без меня?
– Потому что не желаю с вами общаться, – буркнула она, на ходу очищая гриб.
– И напрасно! Для вас же будет лучше ответить на мое предложение, ведь мужу вы явно не нужны. Он оставил вас одну и уже больше декады не вспоминает.
– Не поминайте всуе моего мужа! – рявкнула она.
– Видите, вы сами не хотите о нем говорить. Туда ему и дорога!
Тереза скрипнула зубами.
– Поймите, мы вдвоем в этом поселке. Только вы и я, больше никого. Мы просто обречены стать любовниками, у нас нет другого выхода. Осознайте это поскорее.
Он потянулся ее поцеловать, ухватив за талию, но получил чувствительный тычок локтем в печень.
– Выкуси!
– Будьте покладистее, госпожа Хэнк. Соглашайтесь прямо сейчас. Чем дольше вы тянете и чем больше грубите, тем сильнее будете жалеть, когда станете моей!
Он сцапал ее за плечи и прижал к забору дачи номер 8. Осада сменилась атакой.
– Пошел прочь! – Тереза отпихнула его. – Отвянь от меня, проклятый урод!
И едва не задохнулась от брызнувшего в лицо содержимого перцового баллончика. Она уронила пакет с грибами, схватилась за глаза. Слезы хлынули градом, но не облегчали чудовищной рези, которая с каждым мигом становилась сильнее.
– Нашлась и на вас управа, – торжествующе проговорил Мурин, шаря холодными руками у нее под свитером, пока она пыталась отплеваться и откашляться. – Идите-ка сюда да будьте со мной милы!
Он брызнул еще раз; своенравная баба взвыла, раздирая лицо, сползла вдоль каменного забора вниз. Мурин разложил дезориентированное, заливающееся слезами тело в придорожной траве, стащил с него сапоги и дурацкие брюки, совершенно не подходящие приличной женщине. Впрочем, какая она приличная женщина, коли торчит тут без мужа и шляется в гости к незнакомцам? Вздумала строить из себя недотрогу, понимаешь ли. А все равно выйдет по его! Он запустил костлявую руку в укромное место, баба застонала и задергалась. Мурин довольно ухмыльнулся, подминая ее под себя.
А в следующий момент захлебнулся кровью.
– Скотина, – простонала Тереза, выбираясь из-под обескровленного тела. – Тварь! – И пнула его босой ногой прямо в орган, которым мерзавец не успел воспользоваться. Пинок пропал зря: Мурин уже не чувствовал боли.
Когда он пшикнул на нее из баллончика, она потеряла контроль над ситуацией. Мир сузился, существовала только адская резь в глазах, слезы и сопли. Ей было не до чужих жадных прикосновений, она их не замечала на фоне пожара в легких и спазма в горле. Могла бы и вовсе не заметить, что ее используют. Но гад сделал ей больно, и она очнулась. Не до конца, малой частью, однако достаточной, чтобы нашарить нож и вскрыть нависшую над ней шею.
Ее слегка подташнивало. И от слезогонки, и от того, что чуть не случилось, и от того, что случилось. Когда кровь хлынула ей на лицо из распоротого горла, она внезапно вспомнила о силе. Поймала струйки губами, начала глотать, а когда они стали ослабевать – присосалась к ране, прижимая к себе умирающего. Не столько от крови ее сейчас тошнило, сколько от осознания извращенности происшедшего, от едва ли не большей интимности, чем задумывалось напавшим. Несколько минут она лежала, обнимая холодеющего мужчину – кожа к коже – и сладострастно высасывая его физиологическую жидкость. Ужас какой-то! Услышала бы об этаком от кого-нибудь – исплевалась бы.
Силы набралось немного – жертва пожилая и довольно скромного сложения, да и кровь частично пролилась мимо, частично осталась в теле. Для колдовского ритуала недостаточно. Но он ведь и не нужен. Зато хватило, чтобы перестать задыхаться и хрипеть от боли в легких. Слезы все еще текли, но не понять – может, уже просто от переживаний.
– Скотина, – повторила Тереза.
Она вся в крови, и трава вокруг, и труп Мурина. Вот будет здорово, если именно сейчас ментов клюнет в одно место проверить, все ли в порядке в Риаведи. Она поспешно скрестила пальцы, надеясь, что ее мысли не услышаны высшими силами.
Хотелось одеться. Не потому, что холодно – холода она не ощущала благодаря приливу сил. Но голой она чувствовала себя неуютно. Вот только жаль пачкать одежду кровью. Тереза аккуратно, двумя пальцами, прихватила ее, другой рукой подцепила чудом не подмокший мешок с травами и побрела к четвертой даче. Труп Мурина остался лежать. Куда он денется? Подождет, пока до него дойдут руки.
Смыв кровь и сопли, Тереза рассмотрела себя, насколько это было возможно, в небольшое зеркало Хэнка – небось, он только для бритья его применял, уж точно не ради того, чтобы разглядывать свои наряды. Она смазала кремом царапины от ногтей на лице, мазью от синяков – следы, оставленные Мурином на внутренней стороне бедер. Чтоб ему сдохнуть, выродку! Ах да, он уже…
Тереза снова облачилась в брюки и свитер, мысленно всплакнув о разорванном белье. Теперь надо смыть с травы кровь, хотя бы в первом приближении – новые дожди закончат. И убрать тело. Она принялась искать полиэтилен. Обшарила весь дом, в конце концов сунулась в сарай – там он и был, целый рулон. И лодка. Беспокоящий вопрос: куда девать труп? – наконец обрел ответ.
К сожалению, дотащить лодку до озера в одиночку нереально, даже забранная у Мурина сила не поможет. Ее лодка все лето стояла на берегу на цепи, между озером и подвалом дачи номер 12 они носили ее вместе с Ильтеном дважды в год. И это было нелегко, а ведь дача Хэнка куда дальше от воды, чем двенадцатый дом. Сам Хэнк поступал проще: ставил свою лодку на специальную колесную тележку, подцеплял к машине и подвозил как можно ближе к спуску на воду, а оттуда – волоком.
Видимо, настала пора воспользоваться телефоном Лики и вызвать машину. До сих пор Тереза не трогала ни телефон, ни расчетную карту, словно опасаясь переворачивать еще одну новую страницу в жизни. Что ж, надо – значит, надо. Автомобиль приехал ночью, ближе к утру: дорога от Ноккэма не близкая, а на автопилоте машины передвигаются со строго ограниченной скоростью. Пришлось ждать света: тащить лодку на прицепе по темноте да по колдобинам – сомнительное мероприятие. Утром Тереза доехала до дачи 8, завернула труп в полиэтилен, втащила в лодку, вылила на траву две канистры воды. Чище у забора не стало, но теперь это место казалось просто грязным, размытым дождями, а не ареной кровавого побоища.
До спуска к озеру Тереза ехала очень медленно: маневрирование с прицепом по бездорожью было для нее внове. Дальше она намучилась: лодка Хэнка была еще тяжелее, чем старая лодка деда Калле, а в ней вдобавок тело… Протащив лодку несколько метров, Тереза решительно выкинула тело и, чертыхаясь, спустила ее на воду, а уж потом погрузила в нее труп.
Эх, все-таки придется плыть одной, какие бы обещания она ни давала себе или ушедшему Ильтену. Тереза села на весла. Косая рябь разошлась от киля по водной глади. Она правила на середину: чем дальше от берега, тем меньше вероятность, что случайный рыболов наткнется на мертвеца прежде, чем его съедят рыбы. Хотя вряд ли кто-то будет здесь рыбачить до лета.
Немного обогнув птичий остров, в стороне от охотничьих мест, Тереза затормозила лодку и, развернув полиэтилен, сбросила тело с привязанными к нему гантелями Хэнка в воду. Туда тебе и дорога, скотина. Ей совершенно не было жалко Мурина: получил, что заслужил. Не для того ее прекрасный дом продали, чтобы в нем снова поселился насильник. До уровня прежнего хозяина Мурину, конечно, было далеко, но тоже дрянь.
А ведь дом больше не опечатан, пришло в голову Терезе. Может, забрать оттуда еще что-нибудь ценное?
Не стоит, ответил голос разума. Рано или поздно служба охраны безопасности все-таки явится в Риаведи – хотя бы для того, чтобы выяснить, почему новый владелец дома номер 12 перестал платить за воду и электричество. Если обнаружат заметную пропажу, возникнет подозрение в ограблении, начнут копать. А так – все на месте, только хозяина нет. Может, в лес пошел, заблудился, и его райсы закусали. Или решил искупаться в озере и утонул – что не слишком далеко от истины. Отпишутся, конфискуют дом, и муниципалитет опять его продаст. Круговорот, однако.
Все же Тереза зашла в дом. Сперла бутылку вина и несколько замороженных ужинов в фольге из холодильника. Еда пропала бы зря, а ей пригодится – ну, и вино тоже.
Мурин больше не беспокоил Терезу, и можно было бы заниматься заготовками, гулять в лесу и плавать по озеру, но ей стало неуютно на даче. Любой звук, похожий на шорох шин, заставлял сердце замирать, а глаза – судорожно искать, где бы укрыться. И, как назло, в доме 4 нет подвала! Машина риэлтора напугала ее спустя декаду. Заслышав мотор, она заперлась в сарае и просидела там все время, пока агент водил какого-то мужика к даче номер 10.
Они уехали, а через пару дней примчался с мигалками патрульный внедорожник. Тут у Терезы вообще душа ушла в пятки: она была у теплицы своей бывшей дачи, выкапывала и кидала в ведро перезревшие клубни. И, конечно, никуда не успевала. Рухнув на землю, она тихонько отползла за угол. Что менты здесь забыли? Неужели прознали об убийстве Мурина? Да нет, чушь. Откуда они узнать-то могли? Разве что телепатически.
Тереза не понимала, что делать. Если они завернут сюда – а ведь могут, из самых лучших побуждений, возложить цветы на ее могилку, например! – то непременно ее заметят. Не ее саму, вжавшуюся в складки местности, так раскрытую дверь теплицы и ведро, и это обязательно их заинтересует: откуда следы хозяйственной деятельности человека, если предположительно поселок пуст?
К счастью это оказался не Ортнер со своими спецами. Обычный патруль. Не обратив внимания на торчащее ведро – ну, забыли хозяева, уезжая, это ж не правонарушение, – копы проехали мимо, покружились по поселку и отправились восвояси.
Приведя дыхание в норму, Тереза подумала: хватит. Она хотела здесь порелаксировать и поразмышлять о будущем, а не вздрагивать по ночам и не прятаться от проезжающих машин. Грибы закончились, целебные травы высохли, а погода снова начала портиться. И нечего размышлять о будущем, надо его делать. Она загрузила автомобиль банками и ведрами так, что багажник ощутимо просел, заперла дачу номер 4 и поехала в город. Медленно, никуда не торопясь, соблюдая скоростной режим. Абсолютно не похоже на экстремальную езду госпожи Ильтен.
Остатки джипа С20-Х48 так и не убрали, металлический каркас валялся внизу то ли памятником, то ли предостережением лихим автомобилистам. А на обочине – цветы. И табличка, прибитая к столбу: «Здесь погибла Тереза Ильтен. Будем помнить всегда!» Кто? Тильгримцы или ноккэмцы? Тереза не совладала с собой, остановила машину и разревелась от нахлынувших чувств.
До Ноккэма дотащилась уже в ночи. Подъехала к дому, открыла багажник… и внезапно осознала, что это дом, где они жили с Рино. Что она делает? Квартира Ильтенов больше им не принадлежит. Либо опечатана и ждет новых жильцов, либо в ней уже живут другие люди. Слава богу, что ночь. А если бы Тереза приехала днем и напоролась на кого-нибудь из соседей? На ту же госпожу Лентон, например? Вот бы она подивилась!
Квартира Хэнка располагалась на другом конце города. За прошедшие годы Тереза хорошо выучила дорогу, то и дело навещая Дени и Тюля, пока отец на службе. Поднялась на четвертый этаж, позвонила. Да, ночь, но ради гостьи Хэнк как-нибудь поднимет голову с подушки.
И ничего. Звонок, другой… Нет ответа. Тереза достала телефон, набрала номер – абонент вне зоны доступа. Черт! Как же она забыла? Хэнк свалил в очередной рейд. А ей теперь куковать перед запертой дверью.
Как теперь быть? Хэнк оставил ей ключи от дачи, но ключей от квартиры нет. Звонить Дени столь же бессмысленно, у парня тоже служба, не предполагающая, что он будет проводить дома сколь-нибудь продолжительное время. У кого еще есть ключи? У Тюля. Тюль в институте, институт в городе Кеммоито – это еще дальше, чем Синиэл. Надо вскрывать замок. У госпожи Ильтен был на примете хороший слесарь, но нынче она не решится обратиться к Камма. Камма и Винк – неплохие мужики, но не те, кому можно довериться в вопросах жизни и смерти. И она нашла телефон местного Центра бытового ремонта.
– Помогите мне! – запричитала она в трубку голосом беспомощной нежной барышни. – Я потеряла ключи, а муж в рейде. Я теперь стою под дверью и ужасно переживаю!
К счастью, центр работал круглосуточно, и дежурный слесарь там был. Он явился, поколдовал над дверью. Уже открыв, помог Терезе занести внутрь первую пару сумок. И только потом попросил документ, подтверждающий право проживания в данной квартире. Ночь ведь, добавил он извиняющимся тоном. Как приличная женщина оказалась на улице в такое неурочное время? Пустив неискреннюю слезу, Тереза поведала, будто приехала с дачи еще вечером, а потом долго стеснялась вызвать помощь: муж не одобряет, когда она обращается к посторонним мужчинам. Продемонстрировала ему справку Лики. А ведь будь дело днем, документ, вероятно, и не понадобился бы. Чудесное окно возможностей, чтобы обчищать квартиры, даже удивительно, что Тереза не слышала о подобных преступлениях. Госпожа Ильтен непременно высказала бы безопасникам свои соображения по этому поводу: вот, мол, слабое место, обратите внимание… Ныне контактам Терезы с ментами – конец.
Она перетаскала все сумки, ведра и мешки, завершила аренду машины и клацнула новым замком, закрывая за собой дверь чужой квартиры. Оставив вещи – разберу потом, – сполоснулась в душе, завернулась в большое полотенце и, сунув ноги в огромные тапки Хэнка, пошлепала в спальню. До сих пор она в эту комнату не заходила. Общались в основном на кухне, иногда она заглядывала в комнату мальчишек – проверить, убрано ли. Спальня хозяев – не то место, куда приглашают гостей, и не то, куда следует совать нос.
Сейчас Тереза была не гостьей. Правда, и не хозяйкой пока. Раздумывая о своем неопределенном статусе, она включила в спальне свет и осмотрелась. Широкая кровать со светло-зеленым шерстяным покрывалом, обои цвета хаки. По стенам развешаны фотографии в простых деревянных рамках, в глаза первым делом бросилось их с Хэнком общее фото на фоне дохлой терезии гигантской. Маленькие дети с Ликой – все трое, Реппе у нее на руках; и совсем недавнее фото двух уже взрослых парней. А вот молодой Хэнк в пустынном камуфляже с гранатометом, два таких же веселых молодых бойца рядом. Мужчина в возрасте с характерными чертами лица – судя по всему, отец. Матери нет, женщин не принято фотографировать, Лика явно попала в объектив лишь по той причине, что держала младенца Реппе. Только ей, Терезе, было плевать на традиции: если уж она хотела запечатлеться со своим трофеем, попробуй с ней поспорь.
Тереза свернула покрывало и открыла окно, чтобы впустить прохладу. На свежем воздухе лучше спится. Над крышами занимался рассвет, не самое подходящее время ложиться спать, но день и ночь в пути взяли свое. Тереза зевнула и забралась под одеяло.
Мы друг другу не подходим
Когда-то Хэнк радовался возвращению домой из рейда. Дома жена, дети… Было, ради чего жить. Жены больше нет, дети разъехались. Какой смысл возвращаться в пустую холодную квартиру? Подниматься не хотелось, он задержался у подъезда, поставив рюкзак на бордюр, и зажег сигарету. Надо, пожалуй, снова переводиться на Т2. Командование, что ни год, заводит об этом разговор и сулит повышение в звании. Опытных офицеров, со стажем, не хватает. Хэнк мог бы уточнить: зохены съедают их в начале карьеры. Но факт есть факт, на Т2 кадровый кризис, и такой, как он, весьма пригодился бы. Может, согласиться? Вероятность, что зохен загрызет верховного командира, не такая уж большая. А и загрызет, невелика беда.
Он скомкал окурок, подхватил рюкзак и вызвал лифт. В подъезде умопомрачительно пахло жареными грибами. Кому-то сегодня повезет. Похоже, ближайшим соседям: на этаже запах усилился. Хэнк сунул ключ в скважину замка. Ключ не пожелал влезать. Что за дела? Он попытался решить вопрос силой; ключ слегка согнулся.
За дверью послышались шаги, замок щелкнул, открываясь. Хэнка чуть не снесла душистая грибная волна.
– Госпожа Ильтен? – изумился он и тотчас осекся: – То есть…
– Зови меня по имени, чего уж, – проворчала она. – Перед кем тут этикет соблюдать?
Она была одета в его домашнюю футболку, доходящую как раз до бедер, как короткое платьице. В руке – деревянная кулинарная лопатка. Он вошел, захлопнул за собой дверь, сбросил рюкзак на пол и прошел в кухню – так и есть, на плите скворчала сковородка с грибами.
– Ты что тут делаешь?
Она подняла бровь.
– Хочешь, чтобы я ушла?
– Нет! – поспешно ответил он. – Просто… От тебя не было никаких вестей, и расходов по карте не было. Я думал, ты решила остаться в Риаведи, жить охотой, рыбалкой и собирательством. Тебе же это всегда нравилось. А сейчас пришел счет за аренду машины, и я боялся, что ты совсем уехала. Куда-нибудь подальше от всего. Ну…
Он сел за стол, и перед ним тут же возникла тарелка грибов – с пылу, с жару. Надо же! Он и не мечтал, что повезет именно ему.
– Как ты попала в квартиру? У тебя же не было ключей.
– Слесаря вызвала. – Она кинула на сковородку новую порцию.
Тереза была босиком. Хэнк провел пальцем по столу – ни следа пыли, обычно собирающейся за три декады. И полы чистые. И стекло в окне какое-то непривычно прозрачное. На столе – заварник, красный в белый горошек, тот самый, что она с собой в саквояже таскала, и миска с травяным салатом.
– Давно ты тут?
– Несколько дней.
Грибы зашипели, когда она их переворачивала.
– Все нормально?
– Конечно, нет, – проговорила она с затаенной печалью. – Мой муж умер, Хэнк. Как скоро после смерти Лики ты сумел сказать, что все нормально?
Он вздохнул, глядя в тарелку.
– Я поживу здесь, Хэнк. Ты ведь не против?
– Здесь? – Он не питал иллюзий. Его не было всего три декады, и вот он пришел в дом, где она – хозяйка.
– С тобой. – Она посмотрела ему в глаза. – На даче холодно и одиноко, Хэнк.
Он отставил тарелку, встал. Волосы Терезы пахли травами. Он обнял ее. Она уткнулась лицом ему в грудь. Хорошо, когда есть кому довериться. И огромные ладони закрывают спину от ветра, дующего в окно.
– Одному плохо. – Его слова звучали в унисон. – Пустой дом, холодная постель. Некому стакан воды поднести, если вдруг что.
– Да, – согласилась Тереза. Даже удивительно. Когда это она с ним сразу соглашалась?
– Только ведь мы друг друга поубиваем, – предрек Хэнк. – Ты совсем не такая, какой должна быть женщина. Своевольная, упрямая, агрессивная.
– Ты тоже не мужчина моей мечты. – Она не осталась в долгу. – Собственник и диктатор. И вообще! – Она пихнула его кулаком в жесткий пресс. Но вывернуться из его рук не попыталась. Наоборот, прижалась крепче.
– Мы друг другу не подходим, – с сожалением вздохнул Хэнк, перебирая пальцами ее волосы.
– Да, – снова согласилась она.
– Почему ты все время соглашаешься? Это на тебя совершенно не похоже.
Она улыбнулась чуть кривовато.
– Ну, если мы настолько не подходим друг другу, где-то нужно идти на компромисс, как думаешь? Иначе не жизнь будет, а театр военных действий.
Он усмехнулся.
– Понял. В чем я, по-твоему, должен уступить? – Лучше пусть сама скажет, а то непрерывно маяться сомнениями никаких сил не хватит.
– Не пытайся мной командовать. – Вот у нее никаких сомнений не было.
– Тобой покомандуешь, пожалуй! – фыркнул он.
– И не вздумай поднять на меня руку, – добавила она. – Сдачей подавишься. Я прекрасно знаю твои больные места, Хэнк.
Зохен, что за женщина! Как им уживаться? На что он подписывается?
– Меня зовут Билле. Помнишь?
Секундная пауза.
– Да, Билле. – Она приняла предложение. – Ты доедать-то будешь? Или – в койку?
– И то, и другое! – Он отпустил ее и вернулся к грибам. – Я бы еще и выпил.
– Для храбрости? – ехидно уточнила она. Но графин и рюмку на стол поставила.
– Я брала твою лодку, – призналась Тереза, положив голову на грудь Хэнка. – И плавала по озеру.
– На место вернула? – лениво осведомился он.
– Конечно! – Она помедлила. – Ты не думай, я не просто так, мне надо было труп утопить. Я убила там кое-кого.
Женщина-сюрприз, зохенов хвост. А интонация! В стиле «ну извини, я чашку разбила».
– Только не говори, что сделала это впервые и теперь спать не можешь, – пробурчал Хэнк.
Она улыбнулась.
– Мне уже приходилось убивать, ты знаешь.
– Легавые что-то подозревают? – На самом деле, лишь это и имеет значение.
– Нет. Я все следы убрала.
– Ну и забей. Убила, значит, так ему и надо.
Вот чем ей Хэнк нравился – отсутствием интеллигентской рефлексии. Рино, светлая ему память, такую панику бы развел, что только держись. В итоге она почувствовала бы себя виноватой, сомневалась и страдала. Практичный циник Хэнк исходил из того, что его женщина виноватой быть не может. Во всяком случае, во внешних отношениях. Если бы забыла запереть лодку в сарай, тут была бы виноватой без разговоров.
– А за что ты его, кстати?
– Он ко мне приставал, – пожаловалась она. – И в лицо из баллончика брызнул.
– Дегенерат, однозначно, – без всякого сожаления промолвил Хэнк. – Я бы тоже убил.
Декада прошла на изумление мирно. Спорили, разумеется, но по мелочам, и до драки ни разу не дошло. Хэнк потребовал, чтобы Тереза заказала себя пристойную одежду – негоже, мол, рассекать по улице в простой юбке:
– Не ходи, как нищая девчонка! Купи себе красивое платье, чтоб не стыдно было перед людьми. С кружавчиками всякими. А лучше два. Разве я тебе денег не даю? И украшения надевай. Возьми Ликины, они в тумбочке лежат.
– У меня свои есть, – огрызнулась она.
Чай, не бедная родственница! Деньги и драгоценности она смогла унести. Достала украшения, надела. Покочевряжилась, но купила из одежды все, что нужно. И плащ на прохладную погоду, и туфли соответствующие. И шелковый халат для ванной. Только дома предпочитала носить растянутую футболку Хэнка.
Еще у них вышел спор из-за чайника.
– Выбрось этот дурацкий заварник, – сказал Хэнк. – У него же крышка растрескалась.
– А мне он нравится! – уперлась Тереза.
– Идиотская посудина! Что в ней может нравиться?
– Не твое дело! Это мой чайник, и я буду пить из него чай. А ты вон хлещи свою водку из графина, пока я его не разбила на хрен!
И она поставила чайник на самую середину стола – с такой силой, что чуть сама не расколотила. Хэнк скрипнул зубами. Он не понимал, как отстоять свои права хозяина дома без физического воздействия. Опыта такого не было.
Выпив чаю, Тереза остыла. Обратила внимание на угрюмую задумчивость Хэнка.
– Билле, ты чего? Обиделся? Не буду я разбивать твой графин, это я так, для красного словца. Прости.
Да ладно? Она извиняется?
– Только не вздумай выкинуть мой заварник, понял? Это любимый чайник Рино.
– Проклятье, – выдавил он. Все сразу стало ясно. – Извини. Я не знал.
Так и жили до отъезда Хэнка. Собирая ему рюкзак в новый рейд, Тереза сказала:
– Ну, что? Никто никого не поубивал? Испытательный срок пройден?
– Я тебя не испытывал, – возразил он, облачаясь в форму.
– А я тебя – да. – Ехидные смешинки в глазах. – Ты хорошо смотришься в форме, Билле.
Эта форма – для корабля. Плотные черные брюки, черная рубашка со знаками различия, серый шейный платок. Не совсем парадная, но не для боя. Десантная форма другая, больше похожа на спортивную.
Он поглядел в зеркало, провел рукой по тщательно выбритой макушке.
– Я буду скучать по тебе.
– Можешь не скучать. Главное – береги себя. Не хватало мне еще одного мужика за полгода лишиться из-за каких-нибудь пиратов или контрабандистов.
– Я вернусь, – пообещал он.
Чего они стоят, эти обещания! Анджей тоже обещал. Все военные такие. И она такая же. Что она сказала родителям, уходя на войну? Да то же самое. И не сдержала слово.
Как много зависит от того, куда возвращаться! В прошлый раз Хэнк не слишком рвался домой. А теперь чуть ли не с середины рейда начал считать дни. Приятно знать, что тебя ждет женщина. Зубастая и своенравная, но так даже интереснее. Хоть и немного тревожно: что она учудит?
Само собой, учудила. Нет, он и не рассчитывал, что ему с поклоном принесут тапки. Это не в ее характере. Да и зохен с тапками – неужели он без них не походит по чисто вымытому полу? Но того, что на его кухне будет сидеть какой-то мужик, он не ожидал. Приглядевшись, он узнал соседа со второго этажа. Сосед терпеливо наблюдал за Терезой, разобравшей на детальки его телефон и разложившей их по всему столу.
– Светлого солнца, господин Хэнк, – поздоровался он, увидев хозяина. Но ни капельки не смутился. Зохен знает что!
Тереза вообще не поздоровалась. Только помахала рукой, не отвлекаясь от паяльника. Ощущение, возникшее в прошлый раз – что это ее дом, а не его, – усилилось.
И снова – полное непонимание, что с этим делать. Дать соседу по морде и выгнать? Так он вроде не виноват ни в чем. Дать по морде Терезе, чтоб не водила домой мужиков в его отсутствие? Не поможет. Станет только хуже: она плюнет ему под ноги, соберет вещи и уйдет. Куда? А хрен разберет, навстречу приключениям. За ней не заржавеет. А он опять останется один в ненужной квартире. Это если еще ответочка не прилетит. А прилетит обязательно, или он Терезу не знает. В честной драке, конечно, сила на его стороне, но кто же дерется честно?
Сцепив зубы, он от души хлопнул кухонной дверью и, прошагав в спальню, с размаху плюхнулся на кровать – та скрипнула, но выдержала. Закинув руки за голову, он тупо уставился в потолок. Что-то в нем было не так… Люстра! Вроде похожая на ту, которая висела раньше, но другая. И все лампочки в ней горят, чего отродясь не бывало. Он перевел взгляд в угол – отслоившийся кусок обоев был приклеен. Она что, ремонт устроила без его ведома?
За соседом, бормочущим благодарности, щелкнул замок входной двери, и некоторое время спустя Тереза появилась в спальне. Хэнк открыл рот, но ничего не успел сказать.
– О, ты уже лежишь, – радостно констатировала она.
Прыгнула сверху и надолго лишила его возможности разговаривать. А когда такая возможность наконец появилась, лицевые мышцы непроизвольно выдавали глупую улыбку, и мысли ворочались с трудом. О чем бишь он хотел?.. Ах да, сосед…
– Блины будешь? – осведомилась Тереза. – С утра пекла, сейчас разогрею. Со сметанкой.
Блины! Сметана! Водочка! На хрен соседа, не до него. Вот где благодать-то! А ремонт – вообще прекрасно. У самого руки когда еще дошли бы? На кухне тоже все лампы светили, на столе – новая желтая скатерть с длинной бахромой. Дурацкий треснутый заварник слегка портил картину, но о нем Хэнк зарекся заговаривать: любимый чайник господина Ильтена – это святое, за это Тереза глотку порвет. Пусть себе стоит.
– А еще есть? – спросил он, расправившись с блинами.
И – о чудо! – она достала из холодильника целую стопку блинов. Ради этого стоит жить. Полное блаженство – женщина и еда.
– Ну, рассказывай, – сказала Тереза, сидя напротив с чашкой чая и подогнув под себя ногу. – Как прошел рейд?
Он закурил в окошко, стал рассказывать. Сперва – с ленцой, не слишком хорошо понимая, о чем говорить. Потом увлекся. Ей действительно было интересно, где они высаживались, с кем встречались, как проходили операции. Она внимательно слушала, задавала вопросы, подавала оценивающие реплики – весьма сходные с тем, что он думал по поводу происходившего. Прямо как на охоте в Риаведи… До него дошло: не в охоте дело, а в Терезе. Вот чего на самом деле не хватало для полного блаженства! Секса и вкусной еды недостаточно, нужен человек, с которым ты на одной волне. Лика не дотягивала. Милая, кроткая, никогда не спорившая, ни за что не посмевшая бы чинить телефон чужому мужику без разрешения мужа, но с ней не о чем было говорить. Она вообще обращаться к мужу боялась. Он вздохнул – сам не зная, то ли от сожаления о былом, то ли от нынешнего ощущения гармонии с Вселенной.
Постучавший в дверь сосед Терезу поначалу напугал. Некоторое время она пялилась на него в камеру, лихорадочно перебирая варианты, кем этот тип может быть. Наконец, пришла к выводу, что на охранника безопасности он непохож – одет не по форме. Одежда явно домашняя: выцветшая майка, шорты, стоптанные тапочки. Если и мент, то на отдыхе, визит неофициальный.
Он постучал еще раз, и Тереза, решившись, открыла. Выражение безнадеги на небритом лице сменилась радостью.
– Светлого солнца, госпожа Хэнк!
С чего он решил, будто она – госпожа Хэнк? Тереза подозрительно сощурилась. Визитер казался простодушным, слегка страдающим от похмелья и вполне искренним. Должно быть, старый сосед, знакомый с Хэнком. А раз в доме Хэнка женщина, кем она еще может быть?
