Наполеон Бонапарт
Итальянская кампания и экспедиция в Египет и Сирию 1796–1799 гг.

Наступление, смелое и решительное, – одно из важнейших положений Наполеона. Действовать же нерешительно, робко и, так сказать, ощупью Наполеон считал всего вреднее на войне. Рассуждая «о наступательной войне», ее организации и ведении, он писал: «Правила Цезаря были те же, коими руководствовались Александр и Ганнибал: держать свои силы в совокупности, не иметь уязвимых мест, устремляться с быстротою на важнейшие пункты, использовать моральный фактор, славу оружия, страх, который они внушали, а также политические средства для обеспечения верности союзников и удержания в повиновении покоренных ими народов».

Не отрицались и практически применялись Наполеоном также и оборонительные и отступательные действия. При этом он считал, что «переход из состояния обороны в наступление есть одна из самых сложных операций». К отступлению же, по взглядам Наполеона, необходимо прибегать в исключительных случаях, когда другого выхода нет, так как при всех условиях, кроме потери территории и ослабления морального духа войск, оно сопряжено с большею потерею в людях и материальных средствах, чем самые кровопролитные сражения, «с тою только разницею, что в сражении неприятель теряет столько же, сколько мы, а при отступлении мы одни в проигрыше»^[3]. Упрекая Моро за то, что он преждевременно оставил позиции у Нови и отдал войскам приказ об отступлении, Наполеон заключает свой разбор этого сражения такими поучительными словами: «На войне никогда не нужно делать добровольно того, что является наихудшим из могущего произойти».

Много нового внес Наполеон и в тактические приемы борьбы. Применение на поле боя стрелковой линии и колонны изменило самый характер сражения.

Наполеон являлся искусным мастером организации и ведения боя. Он умел рационально использовать все рода войск: пехоту, артиллерию и кавалерию с учетом их особенностей и возможностей, считая, что «пехота, кавалерия и артиллерия не могут обойтись одна без другой»^[4].

Приемы атаки, применявшиеся наполеоновской армией, были различны. Но наиболее излюбленным приемом Наполеона являлась атака на флангах – либо на обоих одновременно, либо последовательно – сначала на одном, а затем на другом. Такими действиями Наполеон заставлял противника ослаблять свой центр, чтобы усилить фланги, а в то же время сам, концентрируя свои силы в центре, наносил удар по ослабленному центру противника и добивался успеха. При этом часто такие удары наносились внезапно, неожиданно. «Для того чтобы поразить, нужно действовать внезапно», – говорил Наполеон. Нельзя не отметить, что внезапности действий Наполеон придавал весьма важное значение не только на поле боя. Ввести в заблуждение противника, дезинформировать его относительно своих планов и действий являлось одним из правил Наполеона. «Одно из очевидных правил войны, – писал он, – состоит в том, чтобы не делать того, что желает неприятель, уже по одной только той причине, что он желает этого»^[5].

Совершенствуя старые и применяя новые способы борьбы, улучшая организацию войск, создавая различные боевые порядки, Наполеон учитывал прежде всего изменение характера войны в связи с зарождением массовой армии. Одновременно он опирался на опыт предшествующих войн. «Рассуждать догматически о том, что не проверено на опыте, есть удел невежества», – говорил Наполеон.

Правда, сам Наполеон понимал опыт как нечто незыблемое, вечное, подразумевая под опытом ведения войны не столько творчество армии, народных масс, сколько деятельность полководца. «Полководец руководствуется собственною опытностью или гением, – утверждал он. – Наступательные войны должно вести, как вели их Александр, Аннибал, Цезарь, Густав Адольф, Тюрень, принц Евгений и Фридрих; читайте и изучайте их 83 похода и образуйтесь по ним – вот единственное средство сделаться великим полководцем и проникнуть в тайны военного искусства. Ум, просвещенный таким образом, отвергнет все правила, несогласные с действиями помянутых великих мужей»^[6]. Нетрудно понять всю несостоятельность и ошибочность выдвинутого Наполеоном тезиса о познании явлений военного искусства, высказанного им как рецепт для победы в войне.

Резко возросшая численность Французской армии в период Наполеоновских войн, усложнение ее организационной структуры, увеличение размаха наступательных действий армии – все это требовало иных методов управления войсками. Наполеон многое сделал в области упорядочения руководства и управления крупными войсковыми массами.

Он придавал большое значение подготовительным мероприятиям, предварительным расчетам, учету наличия своих сил и возможностей противника, тщательно изучал особенности театра военных действий. Наполеон требовал от своего штаба, во главе которого бессменно находился опытный генштабист Бертье, постоянного знания обстановки, точного и своевременного исполнения его распоряжений. «Хорошо изучить карту, искусно производить рекогносцировки, наблюдать за рассылкою приказаний, с простотою излагать самые сложные движения армии – вот чем должен отличаться офицер Генерального штаба»^[7].

Правда, штаб Наполеона являлся не творческим, а преимущественно техническим органом управления. В этом проявилась недооценка возможностей своего штаба со стороны Наполеона, в чем он сам признавался во время пребывания на острове Святой Елены.

В руководстве войсками Наполеон строго придерживался единоначалия. Он считал, что «единоначалие на войне есть предмет первостепенной важности»^[8]. Эту мысль он неоднократно высказывал и в официальных документах, и в своих мемуарах. Говоря о руководстве войсками, он всегда подчеркивал: «Единство в командовании есть первая необходимость на войне»^[9].

Отмечая сильные для своего времени стороны полководческого искусства Наполеона и признавая тот вклад, который он внес в развитие буржуазного военного искусства, необходимо помнить и о том отрицательном, что присуще его полководческой деятельности и что содержится в его военно-теоретических взглядах. Ошибочные взгляды Наполеона, недостатки, имевшие место в его военной практике, нельзя замалчивать прежде всего потому, что некритическое отношение к наполеоновскому военному наследству в течение долгого времени тормозило и сковывало развитие военно-теоретической мысли вообще.

В иностранной, преимущественно немецкой и французской, военной литературе наполеоновское военное искусство, его стратегические и тактические принципы объявлялись незыблемыми. Страстный поклонник Наполеона и пропагандист его военного искусства генерал Жомини, с 1813 г. подвизавшийся на русской службе, сделался для самодержавия одним из самых авторитетных военных теоретиков. Его военные сочинения – «Рассуждения о великих военных действиях или критическое и сравнительное описание походов Фридриха и Наполеона с собранием важнейших правил военного искусства», «Общие правила военного искусства» и «Очерки военного искусства» представляют собою попытку теоретического обоснования вечности, незыблемости наполеоновских принципов военного искусства.

Жомини строил свои выводы на опыте агрессивных империалистских войн Наполеона. Его взгляды отвечали интересам реакционной, антинародной политики царизма. Вот почему апологеты Наполеона, не считаясь с национальными особенностями русского военного искусства, стали на путь преклонения перед военным искусством Наполеона. Результатом этого явилось то, что русская военно-теоретическая мысль оказалась надолго скованной этими «классическими» наполеоновскими вечными принципами военного искусства. В 1842 г. выходят в свет «Правила, мысли и мнения Наполеона о военном искусстве, военной истории и военном деле», собранные Ф. Каузлером^[10]. Цель издания этих «Правил», по мысли переводчика, состояла в том, чтобы распространить «между молодыми офицерами основательнейшие и вернейшие понятия о военном деле».

В 1846 г. вышли «Военные правила Наполеона», переведенные с французского Н. П. Ершовым. В собранных 78 правилах даны «рецепты», «как должно применять эти правила бессмертного полководца». А в следующем, 1847 г. выходят еще одни «Правила ведения войны», представляющие собою извлечения из сочинений Наполеона, сделанные профессором военной академии М. И. Богдановичем.

Все эти искусно подобранные военные правила отражали реакционную идеологию царизма, его неверие в творческие силы своего народа, его стремление упрочить самодержавие и феодально-крепостнический режим. Отсюда и сведение всего военного искусства к деятельности гениального полководца, к проявлению его воли.

Содержанием настоящей книги избранных произведений Наполеона являются описания Итальянской кампании 1796–1797 гг. и экспедиции в Египет и Сирию в 1798–1799 гг. Эти кампании описаны весьма обстоятельно. В них дается и общая картина хода военных событий, и довольно подробно освещаются отдельные, наиболее важные сражения. Публикуются здесь и очерки военных событий в Италии, имевших место во второй половине 1799 г. Особенный интерес представляют страницы, посвященные описанию сражения у Нови, оценке действий русской армии и ее полководца А. В. Суворова.

Читатель легко заметит, что Наполеон с большим подъемом, правда не всегда объективно, повествует о победных сражениях, но умалчивает или упоминает лишь вскользь о тех из них, в которых его армия терпела поражение. По-своему трактует он и антифранцузские выступления итальянцев и египтян, объясняя причины этих выступлений религиозным фанатизмом. Он не говорит, конечно, о том, что народы Италии и Египта, лишенные независимости и обремененные тяжелой контрибуцией, ненавидели французскую армию.

Представляют несомненный интерес и публикуемые в настоящей книге малоизвестные нашему читателю извлечения из различных работ Наполеона.

В этих произведениях нашли отражение годы наивысшего взлета Наполеона, годы его стремительного возвышения. Победы при Лоди и Кастильоне, у Риволи и Толентино – все это были ступени на пути к Тюильрийскому дворцу. Успех каждого боя возбуждал у молодого Наполеона жажду власти, стремление к диктатуре. Наиболее отчетливо честолюбие Наполеона проявилось после победы при Лоди. «Только после Лоди, – вспоминал он, – у меня появилась мысль, что я мог бы сделаться, пожалуй, решающим лицом на нашей политической арене». Эта мысль все более усиливалась и в конце концов воплотилась в уродливые формы единовластия и жестокой диктатуры.

Осада Тулона. Август-декабрь 1793 г.

(Схема 1)^[11]

I. Эскадра, арсенал и город Тулон передаются англичанам (27 августа 1793 г.)^[12]

22 августа в Тулоне узнали о вступлении Карто^[13] в Экс. Это известие вывело из себя секции. Они арестовали и посадили в форт Ламоль народных представителей Бейля и Бовэ, командированных Конвентом в город. Народные представители Фрерон, Баррас и генерал Лапуап ускользнули в Ниццу, главную квартиру Итальянской армии. Все тулонские власти были скомпрометированы. Муниципалитет, совет департамента, комендант порта, большинство чиновников арсенала, вице-адмирал Трогофф – начальник эскадры, большая часть офицеров – все чувствовали себя одинаково виновными. Сознавая, с каким противником имеют дело, они не нашли иного спасения, кроме измены. Эскадру, порт, арсенал, город, форты они сдали врагам Франции. Эскадра силою в 18 линейных кораблей и несколько фрегатов стояла на якоре на рейде. Несмотря на измену своего адмирала, она осталась верна отечеству и начала защищаться от англо-испанского флота, но, лишенная поддержки с суши и под угрозой своих же береговых батарей, обязанных ей помогать, она принуждена была сдаться. Контр-адмирал Сен-Жюльен и несколько оставшихся верными офицеров едва успели спастись.

Эскадра, точно так же, как 13 линейных кораблей, находившихся в доке, и арсенальные склады с большими запасами сделались добычей неприятеля.

Английский и испанский адмиралы заняли Тулон с 5000 человек, которые были выделены из судовых команд, подняли белое знамя и вступили во владение городом от имени Бурбонов. Затем к ним прибыли испанцы, неаполитанцы, пьемонтцы и войска с Гибралтара. К концу сентября в гарнизоне находилось 14 000 человек: 3000 англичан, 4000 неаполитанцев, 2000 сардинцев и 5000 испанцев. Союзники разоружили тогда тулонскую национальную гвардию, которая казалась им ненадежной, и распустили судовые команды французской эскадры. 5000 матросов – бретонцев и нормандцев, – причинявших им особое беспокойство, были посажены на четыре французских линейных корабля, превращенных в транспорты, и отправлены в Рошфор и Брест. Адмирал Худ почувствовал необходимость, чтобы обеспечить себе стоянку на рейдах, укрепить высоты мыса Брен, господствовавшие над береговой батареей того же имени, и вершины мыса Кэр, господствовавшие над батареями Эгильетт и Балагье, с которых простреливались большой и малый рейды. Гарнизон был размещен в одну сторону до Сен-Назера и Олиульских теснин включительно, в другую – до Ла-Валетты и Иера. Все береговые батареи от Бандольских до батарей Иерского рейда были разрушены. Иерские острова были заняты противником.

II. Обложение Тулона французскими войсками

Узнав о вступлении англичан в Тулон, генерал Карто тотчас же перенес свою главную квартиру в Кюж. Авангард продвинулся до Боссэ, а передовые посты расположились у тулонских проходов. Население обоих городков стало под ружье и выказало большое усердие. Численность дивизии Карто составляла 12 000 человек хороших и плохих солдат, из которых 4000 пришлось разместить в Марселе и в различных пунктах побережья. С 8000, оставшимися у него, Карто не осмелился двинуться через горные проходы и ограничился только наблюдением за ними. Но народные представители Фрерон и Баррас, прибывшие в Ниццу, потребовали у генерала Брюне, командующего Итальянской армией, 6000 человек для посылки против Тулона. Генерал Лапуап, которому поручили командование ими, расположил свою главную квартиру в Солье, а передовые посты в Ла-Валетте. Между дивизиями Карто и Лапуапа не было никаких коммуникаций. Они разделялись горами Фарон. Узнав о подходе Лапуапа, Карто атаковал Олиульские теснины, овладел ими 8 сентября после боя, длившегося несколько часов, и продвинул свою главную квартиру в Боссэ, а передовые посты – за Олиульские теснины. В этой схватке был тяжело ранен выдающийся офицер, начальник артиллерии майор Доммартен. Дивизии Карто и Лапуапа были независимы друг от друга. Они принадлежали к двум различным армиям: первая к армии Альпийской, вторая – к Итальянской. Правый фланг Лапуапа наблюдал за фортом и горою Фарон, центр господствовал над шоссе из Ла-Валетты, а левый фланг наблюдал за высотами мыса Брен. Форт Брегансон и батареи иерского рейда снова были вооружены Лапуапом. Карто своим левым флангом обложил форт Поме, центром – редуты Руж и Блан, правым флангом – форт Мальбоске. Его резерв занял Олиуль; один отряд находился в Сифуре. Карто восстановил также батареи Сен-Назер и Бандоль. Противник по-прежнему владел всей горой Фарон до форта Мальбоске, всем Саблеттским полуостровом и мысом Кэр до деревни Сена.

III. Наполеон принимает командование над осадной артиллерией (12 сентября)

Измена, отдавшая англичанам флот Средиземного моря, город Тулон и его арсенал, потрясла Конвент. Он назначил генерала Карто главнокомандующим осадной армией. Комитет общественного спасения потребовал указать артиллерийского офицера старой службы, способного руководить осадной артиллерией. В качестве такого офицера был назван Наполеон, в то время майор артиллерии. Он получил приказ срочно отправиться в Тулон, в главную квартиру армии, для организации артиллерийского парка и командования им. 12 сентября он прибыл в Боссэ, представился генералу Карто и скоро заметил его неспособность. Из полковника – командира небольшой, направленной против федералистов^[14] колонны – этот офицер на протяжении трех месяцев успел сделаться бригадным генералом, затем дивизионным генералом и, наконец, главнокомандующим. Он ничего не понимал ни в крепостях, ни в осадном деле.

Артиллерия армии состояла из двух полевых батарей под командой капитана Сюньи, только что прибывшего из Итальянской армии вместе с генералом Лапуапом, из трех батарей конной артиллерии под командой майора Доммартена, отсутствовавшего после раны, полученной в бою под Олиулем (вместо него в ту пору всем руководили артиллерийские сержанты старой службы), и из восьми 24-фунтовых пушек, взятых из марсельского арсенала. В течение 24 дней, – с тех пор как Тулон находился во власти противника, – ничего еще не было сделано для организации осадного парка. На рассвете 13 сентября главнокомандующий повел Наполеона на батарею, которую он выставил для того, чтобы сжечь английскую эскадру. Эта батарея была расположена у выхода из Олиульских теснин на небольшой высоте, несколько правее шоссе, в 2000 туазах^[15] от морского берега. На ней было восемь 24-фунтовых пушек, которые, по его мнению, должны были сжечь эскадру, стоявшую на якоре в 400 туазах от берега, то есть в целом лье^[16] от батареи. Гренадеры Бургундии и первого батальона Кот-д’Ора, разойдясь по соседним домам, были заняты разогреванием ядер при помощи кухонных мехов. Трудно представить себе что-нибудь более смешное.

Наполеон приказал убрать в парк эти восемь 24-фунтовых орудий. Им были приняты все меры для того, чтобы организовать артиллерию, и менее чем в шесть недель он собрал 100 орудий большого калибра – дальнобойных мортир и 24-фунтовых пушек, в изобилии снабженных снарядами. Он организовал мастерские и пригласил на службу нескольких артиллерийских офицеров, ушедших с нее вследствие революционных событий. Между ними был и майор Гассенди, которого Наполеон назначил начальником марсельского арсенала. На самом берегу моря Наполеоном были построены две батареи, названные батареями Горы и Санкюлотов, что после оживленной канонады вынудило корабли противника удалиться и очистить малый рейд. В этот начальный период в осадной армии не было ни одного инженерного офицера. Наполеон должен был действовать и за начальника инженерной службы, и за начальника артиллерии, и за командира парка. Каждый день он отправлялся на батареи.

IV. Первая вылазка гарнизона (14 октября)

14 октября осажденные в числе 4000 человек сделали вылазку с целью овладеть батареями Горы и Санкюлотов, беспокоившими их эскадры. Одна колонна прошла через форт Мальбоске и заняла позицию на полдороге от Мальбоске к Олиулю. Другая шла вдоль морского берега и направлялась на мыс Брега, где были расположены эти батареи. Когда был открыт огонь, Наполеон поспешил на передовые позиции вместе с Альмейрасом, адъютантом Карто, прекрасным офицером, впоследствии дивизионным генералом. Он уже успел внушить войскам такое доверие, что, как только они его увидели, солдаты стали единодушно и громко требовать от него приказаний. Таким образом, по воле солдат он стал командовать, хотя при этом присутствовали генералы. Результаты оправдали доверие армии. Противник сначала был остановлен, а затем отброшен к крепости. Батареи были спасены. С этого момента Наполеон понял, что представляют собой коалиционные войска. Неаполитанцы, составлявшие часть этих войск, были плохи, и их всегда назначали в авангард.

На восточной стороне, у Лапуапа, происходили ежедневные стычки с постами противника, расположенными на обращенных к нему склонах Фарона. 1 октября он их оттеснил, взошел на гору, но был остановлен фортом, а спустя несколько часов отброшен назад и вынужден вернуться в лагерь. 15 октября он оказался более счастливым и, атаковав высоту мыса Брен, после ожесточенной схватки овладел ею.

V. Военный совет (15 октября)

В конце сентября в Олиуле собрался военный совет для решения вопроса, с какой стороны вести главную атаку – с восточной или с западной? С местности, занимаемой дивизией Лапуапа, или оттуда, где стоит дивизия Карто? Было высказано единодушное мнение, что следует атаковать с запада и главный осадный парк сосредоточить в Олиуле. С восточной стороны Тулон прикрыт фортами Фарон и Ла-Мальг, с западной же стороны находился только один форт Мальбоске, представлявший собой лишь простое полевое укрепление. Вторично совет заседал 15 октября. На нем обсуждался присланный из Парижа план осады. Его составил генерал д’Арсон и одобрил инженерный комитет. В плане предполагалось, что армия состоит из 60 000 человек и имеет в изобилии всю необходимую материальную часть. В нем выражалось пожелание, чтобы осадная армия сначала овладела горой и фортом Фарон, фортами Руж и Блан, фортом Сент-Катрин, а затем заложила траншеи напротив середины обвода Тулонской крепости, пренебрегая как фортом Ла-Мальг, так и фортом Мальбоске. Но форт Фарон был сильно укреплен противником, а окружающая местность была такова, что строить траншеи здесь было нелегко. Впрочем, при таком способе действий операции затянулись бы само собой, дав осажденным время подтянуть подкрепления, которых они только и ожидали, чтобы заставить снять осаду и захватить Прованс.

Наполеон предложил совершенно иной план. Он выдвинул тезис, что, если блокировать Тулон с моря таким же образом, как с суши, крепость падет сама собой, ибо противнику выгоднее сжечь склады, разрушить арсенал, взорвать док и, забрав 31 французский военный корабль, очистить город, чем запереть в нем 15-тысячный гарнизон, обрекая его, рано или поздно, на капитуляцию, причем, чтобы добиться почетной капитуляции, этот гарнизон будет вынужден сдать невредимыми эскадру, арсенал, склады и все укрепления. Между тем, принудив эскадру очистить большой и малый рейды, блокировать Тулон с моря – легко. Для этого было бы достаточно выставить две батареи: одну батарею из тридцати 36- и 24-фунтовых пушек, четырех 16-фунтовых орудий, стреляющих калеными ядрами, и десяти мортир системы «Гомер» на оконечности мыса Эгильетт, а другую, такой же силы, – на мысе Балагье. Обе эти батареи будут отстоять от большой башни не далее как на 700 туазов и смогут обстреливать бомбами, гранатами и ядрами всю площадь большого и малого рейдов. Генерал Мареско, в то время капитан инженерных войск, прибывший для командования этим родом оружия, не разделял подобных надежд, однако изгнание английского флота и блокаду Тулона он находил вполне уместными, видя в этом необходимые предпосылки быстрого и энергичного ведения атак.

Но значение мыса Балагье и мыса Эгильетт поняли и генералы противника. Уже в течение месяца они вели работы в форту Мюрграв на вершине мыса Кэр; чтобы сделать его неприступным, они пустили в ход все: экипажи судов, лесные материалы и рабочие руки тулонского арсенала; они щедро пользовались всеми этими ресурсами и продолжали пользоваться ими каждый день. Этот форт уже оправдывал данное ему англичанами название Малый Гибралтар.

На третий день после прибытия в армию Наполеон посетил кэрскую позицию, не занятую еще противником, и, составив тотчас же свой план действий, отправился к главнокомандующему и предложил ему войти в Тулон через неделю. Для этого требовалось прочно занять позицию на мысе Кэр, чтобы артиллерия могла тотчас же выставить свои батареи на оконечностях мысов Эгильетт и Балагье. Генерал Карто не был способен ни понять, ни выполнить этот план, тем не менее он поручил отважному помощнику генерала Лаборду, впоследствии генералу императорской гвардии, отправиться туда с 400 человеками. Но через несколько дней противник высадился на берег в числе 4000 человек, отбросил генерала Лаборда и приступил к возведению форта Мюрграв. В течение первых восьми дней начальник артиллерии не переставал просить о подкреплении для Лаборда, чтобы можно было отбросить противника с этого пункта, но не добился ничего. Карто не считал себя достаточно сильным для удлинения своего правого фланга, или, вернее, он не понимал важности этого. К концу же октября положение вещей сильно изменилось. Нельзя было больше думать о прямой атаке этой позиции. Нужно было ставить хорошие пушечные и мортирные батареи, чтобы смести укрепления и заставить замолчать артиллерию форта. Все эти соображения были приняты военным советом. Начальник артиллерии получил приказание принять все необходимые меры, касающиеся его рода оружия. Он немедленно принялся за работу.

Однако Наполеону ежедневно ставил препятствия невежественный штаб, всячески пытавшийся отвлечь его от выполнения принятого советом плана и требовавший то направить пушки совсем в противоположную сторону, то обстреливать бесцельно форты, то сделать попытку забросить несколько снарядов в город, чтобы сжечь пару домов. Однажды главнокомандующий привел его на высоту между фортом Мальбоске и фортами Руж и Блан, предлагая расположить здесь батарею, которая сможет обстреливать их одновременно. Тщетно пытался начальник артиллерии объяснить ему, что осаждающий получит преимущество над осажденным, если расположит против одного форта три или четыре батареи и возьмет его таким образом под перекрестный огонь. Он доказывал, что поспешно оборудованные батареи с простыми земляными укрытиями не могут бороться против тщательно сооруженных батарей, имеющих долговременные укрытия, и, наконец, что эта батарея, расположенная между тремя фортами, будет разрушена в четверть часа и вся прислуга на ней будет перебита. Карто, со всей надменностью невежды, настаивал на своем; но, несмотря на всю строгость воинской дисциплины, это приказание осталось неисполненным, так как оно было неисполнимо.

В другой раз этот генерал приказал построить батарею опять-таки на направлении, противоположном направлению общего плана, притом на площадке перед каменной постройкой, так что не оставалось необходимого пространства для отката орудий, а развалины дома могли обрушиться на прислугу. Снова пришлось ослушаться.

На батареях Горы и Санкюлотов сосредоточилось внимание армии и всего юга Франции. Огонь с них велся ужасный. Несколько английских шлюпов было потоплено. С нескольких фрегатов были сбиты мачты. Четыре линейных корабля оказались настолько сильно поврежденными, что пришлось ввести их в док для починки. Главнокомандующий же, воспользовавшись моментом, когда начальник артиллерии отлучился на 24 часа для посещения марсельского арсенала и ускорения отправки некоторых необходимых предметов, приказал эвакуировать эту батарею под предлогом, что на ней гибло много канониров. В 9 часов вечера, когда вернулся Наполеон, эвакуация батареи уже началась. Опять пришлось не повиноваться. В Марселе была одна старая кулеврина, давно служившая предметом любопытства. Штаб армии решил, что сдача Тулона зависит только от этой пушки, что она обладает чудесными свойствами и стреляет по меньшей мере на два лье. Начальник артиллерии убедился, что эта пушка, к тому же чрезвычайно тяжелая, вся перержавела и не может нести службы. Однако пришлось затратить немало сил и средств, извлекая и устанавливая эту рухлядь, из которой сделали лишь несколько выстрелов.

Раздраженный и утомленный этими противоречивыми распоряжениями, Наполеон письменно попросил главнокомандующего ознакомить его с общими предначертаниями, предоставив ему исполнение их в деталях по вверенному ему роду оружия. Карто ответил, что, согласно плану, принятому им окончательно, начальнику артиллерии надлежит обстреливать Тулон в продолжение трех дней, после чего главнокомандующий атакует крепость тремя колоннами. По поводу этого странного ответа Наполеон написал доклад народному представителю Гаспарену, изложив все то, что следовало предпринять для овладения городом, то есть повторив сказанное им на военном совете. Гаспарен был умным человеком. Наполеон очень уважал его и многим был обязан ему в течение осады. Гаспарен отослал переданный план с нарочным в Париж, и оттуда с тем же курьером было привезено приказание, чтобы Карто тотчас же покинул осадную армию и отправился в Альпийскую. На его место был назначен генерал Доппе, командовавший армией под Лионом, который был только что взят. Во временное командование вступил генерал Лапуап как старший. 15 ноября он расположил свою главную квартиру в Олиуле и за несколько дней командования приобрел уважение войск.