Надежда Волгина
Золушка XY

Через год он уже показывал фильмы в вагоне электропоезда пригородного следования, а через два – владел видеобаром, где в цивильных условиях с бокалом вина и в обнимку с девушкой можно было посмотреть зарубежные видеоклипы.

Сейчас ему исполнилось пятьдесят пять лет, и он с уверенностью мог сказать, что всего в жизни добился сам. Видеосалоны канули в Лету. Теперь он являлся официальным дистрибьютером в России ведущих марок женских гигиенических средств, памперсов, парфюмерии. У него имелось несколько фитнес-салонов в городе, пара оздоровительных центров специально для женщин.

Он зарабатывал на женщинах, к которым относился с неприятием, близким к отвращению, как к испортившейся, несъедобной, грязной пище, как к итальянскому сыру кассу марцу, содержащему живые личинки насекомых, или китайскому деликатесу «тысячелетнее яйцо» – вареному утиному яйцу балют, в котором уже сформировался плод с оперением, клювом и хрящами.

Его неприятие носило форму самосохранения. Он считал, что женщинам нужны только его деньги. Любовь он в принципе отвергал, называя ее преследованием похотливых целей. От представительниц прекрасного пола требовал единственное – тело, которое называл воротами, открывающимися толщиной его кошелька. Ему ничего не стоило унизить даму в глазах других людей, причем, намеренно, с целью самоутверждения. Единственная женщина, к которой он испытывал чувство, похожее на уважение, была его вторая жена. Но она умерла больше двух лет назад. После этого, неприятие женского пола только усугубилось.

Максим Анатольевич с нетерпением смотрел на секундную стрелку наручных часов. Пять минут уже практически истекли. Он готовился задать новую трепку Веронике, если та опоздает хоть на минуту. Но тут ему не повезло. Проявив истинный талант по быстроте приготовления завтрака, Вероника внесла в огромную гостиную тяжелый поднос. Она торопливо расставляла перед хозяином пышный дымящийся омлет, поджаренные тосты, масло, повидло, тонко нарезанные сыр и ветчину и чашку горячего кофе без молока. Хозяин следил за ее умелыми движениями, презрительно поджав губы.

– А теперь отрегулируй кондиционер. Здесь холодно, как в морозилке, – сказал он, когда Вероника уже собралась удалиться.

Та послушно взяла пульт, что лежал возле руки хозяина, и, направив его на систему, нажала одну единственную кнопку, пустив поток холодного воздуха на потолок. Карлов не обращал на нее внимания, читая газету и прихлебывая кофе. Выждав минуту, Вероника развернулась и направилась в кухню. Уже в дверях снова услышала звон колокольчика.

– Свою машину я оставлю дома. Распорядись, чтоб ее помыли к двенадцати часам. Мне она понадобится в это время, – равнодушно велел Карлов, когда Вероника снова появилась на пороге гостиной. – Да чтобы она блестела, поняла? Когда он, кстати, вернется?

– В городе пробки. Вот и задерживается.

– Еще! Сегодня вечером у нас гости. Накрой стол в гостиной к восьми часам на… – он подсчитал в уме, – семерых. Поняла? – Вероника кивнула. – Все, свободна, – закончил Карлов, пренебрежительно махнув рукой, – убирайся.

Вероника ушла, глотая слезы.

Карлов не спеша допил кофе, так и не притронувшись к еде, свернул газету и бросил ее прямо в тарелку с омлетом.

– Тупая дура! – в сердцах проговорил он. – Курица без мозгов. Да заменить некем. Да и другая будет такой же тупой.

Вероника служила в его доме уже четыре года. Ее рекомендовал Максиму Анатольевичу друг – заместитель мэра. Сказал, что лучше он вряд ли найдет. Карлова раздражало в ней все: огромная фигура, не сочетающаяся с мягкими чертами лица, покорный и трусливый характер, даже ее высокая трудоспособность порой выводила его из себя. Обычно он сдерживался, не позволял такого, как сегодня. Просто день не задался с самого утра. Ему приснилась покойная жена. Во сне она сказала только одну фразу, которая сильно напугала Карлова: «Если не перестанешь издеваться над моим сыном, я заберу тебя к себе». Проснулся он, объятый паническим страхом. Постепенно успокоился, потому как не отличался суеверием и не верил в загробную жизнь, но настроение было окончательно испорчено, вот и сорвался на Веронике.

Встав из-за стола, Карлов покинул гостиную. В просторной прихожей с массивной входной дверью главным украшением служили огромные зеркала на стенах, в позолоченных рамках. Дубовые балки по углам создавали иллюзию прочности и надежности и монолитом поддерживали потолок. Карлов аккуратно, чтобы не поцарапать каблуками, прошел по полу из мореного дуба и остановился перед зеркалом. Он повертелся в разные стороны, оглядывая совершенство дорогого темно-синего костюма, и вышел во двор.

На подъездной аллее его уже ждал черный Мерседес. Водитель услужливо распахнул заднюю дверь, куда Карлов элегантно втиснул натренированное тело. Охранник открыл автоматические ворота и машина, не спеша, выехала на проезжую часть коттеджного поселка «Гайд-парк», что находится в пятнадцати километрах от центра Екатеринбурга, на живописном берегу озера Шарташ.

– Козел! – в сердцах проговорила Вероника, глядя в окно на отъезжающую машину.

***

Илья медленно подъезжал к дому. Он взглянул на часы – время приближалось к десяти. Долго же он добирался! А все эти пробки… Из автомагнитолы механический голос сообщал последние сводки. По сведениям гидрометцентра день сегодня обещал быть аномально жарким: температура воздуха прогреется до тридцати градусов. Последний раз пятнадцатого июня в Екатеринбурге такая жара наблюдалась в пятьдесят шестом году. Интересная статистика, но какая-то бесполезная. Что ему от этих знаний?

Открыв ворота просторно гаража, Илья заметил машину отчима – серебристый Ауди последней модели. Так, одно из двух: либо тот дома, либо ему мыть эту красавицу. Уж лучше второе, к этому он хоть привык, чем лишний раз видеть этого человека. Мысли от усталости лениво ворочались в голове. Спать хотелось дико.

Илья отогнал свою машину в дальний угол гаража и вышел через боковую дверь. По широкой дороге, мощенной бежевой плиткой, направился к большому особняку, построенному в викторианском стиле. Этот дом из красного кирпича, с множеством узких и длинных окон, не вызывал у Ильи ни малейшего теплого чувства. С двумя просторными пристройками, одна из которых выполняла роль летней столовой, а другая – зимнего сада, дом казался неестественно крупным. Лишь мансарда с большими полукруглыми окнами не рождала ассоциаций с неприступной крепостью.

Илья предпочитал пользоваться наружной лестницей, что вела прямиком в отведенные ему «апартаменты» – просторную мансарду, расположенную над гостиной. Она единственная выбивалась из общего стиля – кое-как отделанная изнутри и захламленная всякими старыми вещами. В углу он оборудовал себе уютное гнездышко, где и старался проводить свободное время. Не считая работы в больнице, он еще много чего выполнял по дому, тем самым оплачивая проживание здесь. Когда умерла мать, отчим сразу поставил такое условие – либо он трудится на благо семьи, либо убирается на все четыре стороны. Сразу же уволили двоих домработников, чьими обязанностями занялся Илья. Он следил за садом и газоном; раз в месяц проводил капитальную чистку бассейна, регулярно мыл машины и выполнял различные мелкие поручения главы семейства.

Илья уже начал подниматься по крутой лестнице, когда услышал голос Вероники:

– Илюш, пойдем, я тебя накормлю, пока все горячее.

Он вернулся и заглянул за угол дома. Вероника высунулась из окна и приветливо помахала полной рукой.

– Дома никого нет, все разъехались. Иди умойся и дуй на кухню.

– Ладно, Ник, через пять минут буду.

С Вероникой они дружили. Не считая родной сестры Олеси, она была единственным человеком, кто по-доброму относитлся к нему в этом доме.

Быстро взбежав по лестнице, Илья осмотрелся. Куда бы запрятать этот ящичек? В руках он вертел реликвию, от которой мечтал поскорее избавиться. Надо убрать так, чтоб надежно и, главное, не забыть потом, куда. Так ничего лучше и не придумав, Илья закопал древний сосуд в груду старых вещей, до которой ни у кого в этом доме не доходили руки. А потом поспешил обратно. Ополоснулся он из колонки, расположенной на заднем дворе возле просторной площадки для мытья машин. С кухни доносились настолько дурманящие запахи, что аппетит разыгрался не на шутку.

– Садись, дорогой, сейчас буду кормить тебя, – приветливо улыбнулась Вероника. – Обед еще не готов, но пироги уже подоспели. Сейчас только налью тебе чаю, и можешь приступать. – Она внимательно на него посмотрела. – Что, тяжелая выдалась ночка?

– Да, не то чтобы очень… Но поработать пришлось, – отшутился Илья. – А как Олеся, нормально себя чувствует? Она уже уехала? Жаль, не застал ее, хотел пожелать удачи на экзамене.

– Да, сегодня выехала пораньше, у нее какое-то дежурство там. Вроде здорова, но настроение, по-моему, не очень, больно грустная, – ответила Вероника.

– Не знаешь, почему? Ее никто не обижал?

– Думаю, что нет, – ответила Вероника. – К ней тут хорошо относятся, не то что к тебе… Может, Эдька опять приставал? Честно говоря, не видела. Он, как одержимый, ходит за ней по пятам, но вроде не обижает.

– Чего только хочет от нее? Она же еще ребенок. Может, мне поговорить с ним? – размышлял Илья, уплетая пирожки с капустой.

– Не стоит, Илюш, – перебила его Вероника. – Пока ведет себя нормально, не лезь. Только себе хуже сделаешь. Этот деспот ведь и выгнать может, – зло закончила она.

– У тебя что-то произошло с ним сегодня? – догадался Илья.

– Да позавтракать ему вздумалось раньше на час, – в сердцах ответила она. – То валяется в постели неизвестно до скольки, завтрак приходится несколько раз подогревать. А тут решил вскочить ни свет ни заря. Ну а я в наушниках была и не слышала его воплей. Можешь представить, как он разъярился? Вот и работаю сегодня бесплатно, – сокрушенно закончила.

– Вот, дерьмо! – в сердцах выругался Илья. – Почему ты не уволишься? Можешь не отвечать, – жестом остановил ее, – сам знаю. Из-за нас тут все терпишь? – с сожалением посмотрел на женщину. – А он-то думает, что облагодетельствовал тебя, что ты держишься за свое место не знаю как. Не стоим мы такой жертвы, Ник, – грустно закончил.

– Ты же знаешь, у меня нет семьи, – тихо проговорила Вероника. – Вы с Олеськой заменили мне ее. Я вас люблю – тебя, как брата, а Олесю, как родную дочь. Не могу я вас бросить. А Карлов… Да плевать я на него хотела! Уйти всегда успею. Пока есть силы, буду терпеть, – уверенно закончила она и бодро улыбнулась. – За меня не переживай. Лучше о себе подумай. Тебе здесь живется несладко. Переехать бы тебе.

– Я не могу, и ты об этом знаешь, – просто ответил Илья. – Не стоит даже говорить на эту тему.

Родная сестра Ильи, четырнадцатилетняя Олеся, с рождения страдала тяжелой формой эпилепсии с частыми повторяющимися припадками. Что послужило причиной заболевания, никто не знал. Медицина такие вещи не диагностировала. Исследования показали только, что определенная часть ее мозга повреждена. И с возрастом таких участков становилось все больше. Если у одних людей, перенесших припадок, в дальнейшем он мог и не повториться, то у Олеси они случались с периодичностью раз в неделю, не реже.

Именно из-за болезни сестры Илья выбрал профессию нейрохирурга. И останавливаться на достигнутом не собирался. Тему для диссертации он выбрал посвященную вопросу родовой травмы, как возможной причины возникновения эпилепсии. Да и Олеся была привязана к брату. Только ради нее он не покидал этот дом, терпел любые прихоти отчима. Ближе сестры у него никого не было.

– А что делает в гараже машина Карлова? – спросил Илья у Вероники.

– Он велел тебе вымыть ее к двенадцати часам. Сам уехал на Мерседесе, – поморщилась она.

– Все понятно, поспать не получится, – устало вздохнул Илья. После плотного завтрака держать глаза открытыми было еще труднее. А стрелка часов уже неумолимо приближалась к одиннадцати. Это значит, начинать нужно прямо сейчас, иначе нарвется на праведный гнев. – Спасибо за завтрак. Пойду растрясать жирок, – постарался сказать он как можно бодрее, чтобы Нику не мучили угрызения совести.

Илья перегнал машину отчима из гаража на площадку и, немедля, принялся за дело. Просто вымыть машину было мало. Следовало натереть ее полиролью, чтобы сверкала. Карлов, принимая работу, заглядывал во все щелочки, проверяя качество выполнения приказания. Времени едва хватило на все. Перегоняя красавицу обратно в гараж, Илья увидел въезжающий в ворота Мерседес и услышал металлический голос отчима, дающий распоряжения водителю:

– Не забудь, что тебе в два забирать Олесю из школы. Постарайся не опоздать. Я спрошу потом у нее.

Отношение отчима к младшей сестре Ильи не подчинялось логике. С одной стороны, он ее не любил, с другой – относился к ней очень внимательно. Знакомым представлял не иначе, как собственную дочь. Гордился ее успехами в живописи и даже собирался организовать персональную выставку. Только Олеся категорически отказывалась. Она любила рисовать, но делала это для себя. Единственное, что она разрешила отчиму – развесить несколько картин в доме, и он не уставал хвалиться ими перед знакомыми.

Чувства Олеси к отчиму были еще более сложными: она его отчаянно боялась, презирала за суровое отношение к брату и Веронике, которую любила, как родную мать, но в глубине души не могла не благодарить за все, что он для нее делает.

Чтобы не столкнуться с Карловым, Илья быстро поставил машину в гараж и через боковую дверь, а затем по наружной лестнице пробрался к себе. Отчим никогда не поднимался к нему. Разовые поручения передавал через Веронику, или при случайном личном контакте.

В углу огромной мансарды Илья соорудил себе что-то вроде комнаты. Из мебели там был только старый диван и стол со стулом. На столе компьютер, и аккуратные стопки бумаг – плоды трудов над диссертацией.

Сил держаться на ногах уже не осталось. Илья, не раздеваясь, лег на диван и тут же уснул. Проснулся он от того, что кто-то крепко его обнимал. Рядом спала сестренка, прижимаясь к нему. Сейчас она походила на ангелочка: длинные светлые волосы разметались по подушке, бледное личико с пухлыми губками выглядело спокойным и расслабленным. Илья тихонько, чтобы не разбудить Олесю, посмотрел на часы. Стрелка приближалась к пяти. Значит, он проспал больше четырех часов. Сестренка, наверное, пришла, когда он спал, сначала сидела, ждала пробуждения, а потом не выдержала и прилегла рядом.

Илья с улыбкой разглядывал ее спящее лицо – такое трогательное и беззащитное. Ему хотелось оградить сестру от любых опасностей. Но самой большой бедой была ее болезнь, и именно тут он оказался бессилен. Он мог только правильно назначить лечение и следить за тем, чтобы она все выполняла.

Как он ни старался двигаться аккуратно, Олеся распахнула большие светло-карие глаза с длинными темными ресницами и удивленно подняла густые брови, не понимая в первый момент, где находится.

– Все в порядке, малыш, – поспешил успокоить ее Илья, – ты уснула в моей комнате.

– Илюшка! – ее симпатичное личико с точеными чертами расцвело в радостной улыбке. – Я уснула, – с этими словами она обняла его и поцеловала в щеку.

– Школьницам тоже нужен дневной сон, – отшутился Илья. – Не только тем, кто трудится по ночам. Как прошел экзамен?

– Да неважно, – погрустнела она. – Сдавала математику, боюсь, будет двойка, совсем мало задач решила.

Из-за слабого здоровья училась Олеся неважно, часто пропускала занятия. Только связи отчима и помогали ей оставаться в элитной школе. Благодаря ему, ее не отчисляли и ставили тройки вместо двоек.

– Не переживай, малыш, – ласково сказал Илья, – не всем же быть учеными. Ты у нас, зато, талантливая художница, вон какие картины пишешь.

От похвалы Олеся зарделась и смущенно улыбнулась. Только из уст Ильи она принимала ее. Его мнение ее больше всего волновало.

– Знаешь, в доме сегодня прием, – вспомнила она. – Тебя опять не посчитали, – грустно добавила.

– Вот и замечательно! Будет время поработать, – весело отозвался Илья.

После смерти матери он никогда не участвовал в семейных торжествах. Его туда просто не приглашали. Более того, отчим официально распорядился, чтобы его там не было. Прислуга, на правах которой Илья жил в доме, должна знать свое место. Илья не переживал на этот счет. Беспокоила только реакция Олеси – она каждый раз расстраивалась, а это могло спровоцировать приступ.

– Ты же знаешь, как мало у меня времени, чтобы работать над диссертацией. А это замечательная возможность, когда точно знаешь, что никому не понадобишься.

– Я бы тоже хотела остаться с тобой, но Максим Анатольевич настаивает, чтобы я была, – Олеся всегда звала Карлова по имени отчеству, не нарушая официальности. Собственно, того это вполне устраивало. – Опять, наверное, будет петь мне дифирамбы, – уныло добавила она.

– Которые, заметь, абсолютно справедливы, – улыбнулся Илья.

– Да, только мне ужасно неудобно быть в центре внимания, тем более что там будет Александра. Рядом с ней мне неудобно. Чувствую себя убогой. А она такая!.. – мечтательно закончила девушка.

– Просто, она старше тебя, – сухо проговорил Илья. – В ее возрасте ты будешь лучше.

– Ты так говоришь, потому что любишь меня, – рассмеялась Олеся, – но все равно приятно.

– Так держать! – подхватил Илья. – А сейчас беги, тебе нужно подготовиться к ужину. А я немного поработаю.

Олеся еще раз поцеловала брата, и ее стройная невысокая фигурка упорхнула вниз по внутренней лестнице. Спускаться или подниматься по наружной Илья ей строго настрого запретил.

***

Просторная гостиная погружена в полумрак. Окна задернуты тяжелыми бордовыми портьерами, свободно свисающими с массивных позолоченных карнизов. На большом камине, облицованном белым кафелем, тикают часы времен королевы Анны, будто бы отсчитывая время назад. Стены обтянуты тканью с благородной зелено-золотистой вертикальной полоской. На потолке строгая лепнина с большой старинной люстрой в центре. Пол покрыт пушистым ковром светло-коричневого цвета…

Вероника суетилась с венчиком в руке, смахивая пыль с индийских и китайских шкатулок, разнообразных ваз и других восточных вещичек. Их тут было расставлено такое огромное количество, что ощущался налет колониальности. Стены украшали картины в простых багетах и зеркала в богатых обрамлениях. В этой комнате, несмотря на кажущиеся излишества, все было уравновешенно, симметрично расставлено, во всем чувствовалась мера и дизайнерский вкус. Мебель строгих правильных форм отлично сочеталась с причудливыми китайскими кашпо. Овальный дубовый стол был уже накрыт белоснежной скатертью, и из старинного буфета Вероника достала посуду из тонкого фарфора и серебряные приборы.

Домработница в гостиной находилась не одна. На добротном диване, обитом шерстью и стоящем вдоль стены, развалился, закинув ногу на ногу, парень. Он внимательно наблюдал за передвижениями Вероники. С его лица не сходила ехидная улыбка, приоткрывающая мелкие острые зубы. Светлые непонятного цвета сальные волосы были зачесаны назад. На бледном и рыхлом лице маленькие мутно-серые глазки прятались за толстыми линзами очков. Пухлые губы выделялись неестественно-красным пятном на лице.

– Удивляюсь, как такая гора может так быстро передвигаться, – раздался с дивана писклявый голос, отчего Вероника невольно вздрогнула и на мгновение остановилась.

Парень противно захихикал. Женщина же продолжила уборку, не обращая внимания на этого «неполучившегося ребенка», как она его про себя называла.

Карлову Эдуарду Максимовичу недавно исполнилось восемнадцать. На совершеннолетие отец подарил любимому сыночку красный Феррари, за рулем которого тот смотрелся довольно нелепо. Представьте себе парня ростом метр шестьдесят с телосложением большого пухлого младенца, почти лежащего за рулем спортивной машины.

Вероника считала, что в какой-то момент, когда младший сын хозяина был еще ребенком, его фигура перестала развиваться. Прибавлялись только вес и рост, а все остальное – покатые плечики, толстый зад, пухлый живот – оставалось неизменным. И на это можно было бы не обращать внимания, если бы у парня был нормальный характер. Но куда там! Хитрость, лицемерие и злость странным образом сочетались с комплексом неполноценности, и все это лишь подчеркивало непривлекательность фигуры.

Эдуард – единственный, к кому Карлов старший испытывал подобие любви. Может из жалости, а может потому, что чувствовал внутреннее сходство. При видимой строгости, он прощал сыну практически все, любые пакости, на которые тот был большой мастер, особенно в отношении Ильи и своего старшего брата. Из-за природной трусости младший сын побаивался отца, а покойную мать тайно ненавидел, считая, что именно она виновата в том, что у него такая внешность.

Больше всего он любил подсматривать и шпионить, добывая информацию для своих проделок.

– Что, так и будешь молчать, Дюймовочка? – спросил Эдуард.

– У меня слишком много дел, и обращать внимание на бездельников некогда, – спокойно ответила Вероника, по-прежнему не глядя на него и продолжая вытирать пыль.

Сказать что-то еще Карлов младший не успел – дверь в гостиную распахнулась, и вбежала Олеся в коротеньком трикотажном платьице на тоненьких бретельках. Ее точеная фигурка уже полностью сформировалась к четырнадцати годам.

– Ника, я пришла помочь, – прощебетала она нежным голоском. – Одной тебе не успеть все сделать ко времени.

Что стало с Эдуардом! Его как будто подменили. Он резко соскочил с дивана и проговорил нормальным голосом нормального человека:

– Я тоже могу помочь – четыре руки хорошо, а шесть лучше.

Вероника подбоченилась и с хитрым прищуром во взгляде посмотрела на Карлова младшего.

– Ладно, ты Эдик займись тогда посудой. Правильно расставь ее, ничего не упустив. Ты ведь из интеллигентной семьи, – с ехидцей добавила она, – значит, сделаешь все, как нужно. А мы с Олесенькой пойдем займемся канапе и другими холодными закусками, – схватив девушку за руку, она потянула ту на кухню, едва сдерживая рвущийся изнутри смех.

Эдуард злобно уставился на посуду, борясь с желанием всю ее переколотить. Но делать нечего, придется выполнять поручение, не может же он ударить в грязь лицом перед Олесей, внимание которой так старательно пытался обратить на себя. Он свирепо схватил полотенце и принялся натирать до блеска фарфоровые предметы. Дверь отворилась и показалась смеющаяся голова Вероники:

– Забыла предупредить, сервировать нужно для меню из четырех блюд. Да, и фужеры, – спохватилась она, – под морс, белое и красное вино, и виски.

Не успел Эдуард хоть как-то отреагировать, как она уже снова скрылась за дверью.

С еще более мрачным видом он продолжил свою работу. Но сделать нужно, как следует, чтобы похвастаться перед Олесей.  Благо, он знал все назубок. Приемы в этом доме случались часто, он на них всегда присутствовал. Кроме того, он любил наблюдать за умелыми движениями Вероники, не упуская возможности ее подкалывать.

С важным видом вернулась домработница с ворохом салфеток, зажатым под мышкой и двумя вазами с цветами. Окинув взглядом стол, она одобрительно кивнула и расставила на нем цветы. Салфетки вручила Эдуарду и не менее важно удалилась.

Эдуард мастерски свернул полотняные тряпочки и положил их каждому гостю на закусочную тарелку. В средней части стола на специальной подставке установил приборы с солью и перцем, рядом поставил вазочку с горчицей. Стол приобрел законченный вид.

Безупречные мелкие розочки красовались в невысоких вазах, чтобы не заслонять собой людей, что займут свои места за столом, или блюда, ради которых и выполнялась такая тщательная сервировка.

Вернулись Вероника с Олесей, неся блюда с холодной закуской.

– Да ты у нас просто мастер! – похвалила Вероника. – Советую посвятить этому жизнь, – тут же ехидно добавила она.

Эдуард пропустил ее слова мимо ушей. Он смотрел на Олесю, которая не обращала на него внимания, хлопоча возле стола. В сердцах он развернулся и вылетел из гостиной, сильно хлопнув дверью. Вероника весело рассмеялась, а Олеся только удивленно приподняла брови.

– Наш мальчик получил по заслугам, – сквозь смех проговорила Вероника. – Не все ему издеваться над людьми, пора и самому побывать в их шкуре, – заметив удивленный взгляд Олеси, добавила: – Все нормально, не забивай себе голову, продолжаем накрывать на стол. Пошли за напитками.

– А он красиво все сделал, правда? – спросила Олеся, оглядывая стол.

– Это точно. Я же говорю – у парня талант, – констатировала Вероника.

Эдуард, тем временем, стремительно выскочил из дома и направился в сторону гаража, полюбоваться на свой Феррари, как делал всегда, когда находился в крайнем раздражении. «Эта маленькая сучка совсем не обращает на меня внимания, – думал он, поглаживая ярко-красный капот. – Нужно будет отомстить ей, только как? Что-нибудь придумаю». Заметив маленькое темное пятнышко на левом крыле, он решил: «Завтра дам задание нашему Золушке помыть ее. Пусть отрабатывает харчи, а то, ишь, какой умный выискался, живет тут на всем готовом. А кто он такой? Да никто».

На пути к дому Эдуард завернул в мастерскую Олеси, что располагалась в отдельной небольшой постройке – маленьком уютном домике. Это была личная территория Олеси, где она вольна была делать все, что захочет. Сейчас мастерская пустовала.

Схватив первое, что попалось под руку – масляные краски, Эдуард выскочил из мастерской, воровато оглянулся и кинул их через забор. Вот в этом был весь младший сын Карлова Максима Анатольевича – мелкий пакостник. С чувством глубокого удовлетворения он направился к дому, уже предвидя, как Олеся, нервничая, станет искать эти дурацкие краски.

Одного не учел Эдуард, что из окна мансарды Илья все прекрасно видел. Как только пакостник скрылся в доме, Илья спустился, поднял краски и вернул их обратно в мастерскую. Он уже давно решил не связываться с Карловым младшим по пустякам. К чему лишние проблемы? Но внимательно следить за мелким вредителем не переставал.

***

– Сашенька! Папа уже выкурил две сигареты. Скоро начнет нервничать.

– Уже иду! – крикнула изящная шатенка, сидящая перед туалетным столиком и добавляющая последние штрихи к безупречному макияжу. – Еще пять минут.

Она провела щеткой по длинным волнистым волосам, брызнула на себя немного духов и встала из-за столика. Стройную фигуру подчеркивало маленькое черное платье с глубоким вырезом. Короткие рукава открывали безупречной формы руки с узкой кистью и длинными пальцами.

Туфли на каблуке делали и без того высокую фигуру еще выше. Большие, зеленые глаза, почти не тронутые косметикой, светились умом и сообразительностью. Весь ее облик «кричал» о богатстве.

Она вышла из комнаты и по широкой лестнице спустилась в холл, где ее поджидали мать с отцом. Небольшого роста кругленький мужчина с дымящейся сигаретой в зубах нервно расхаживал взад-вперед, что-то бубня себе под нос и размахивая руками. Высокая красивая брюнетка, лет сорока пяти, в стильном бежевом костюме пыталась его успокоить.

– Вася, она уже идет. Прекрати маячить у меня перед глазами.

– Да, да, папуля, видишь, я уже здесь, – произнесла девушка, преодолевая последнюю ступеньку и крепко держась за перила. – Можно отправляться.

– Слава богу! – в сердцах произнес толстячок. – Мы опоздаем не меньше, чем на час. В приличном обществе себе такого не позволяют. В Англии даже десять минут опоздания уже считается проявлением неуважения, а мы…

– Пап, мы не в Англии, успокойся, – перебила его девушка. – У нас это считается нормальным. Кроме того, ты, как всегда, сильно преувеличиваешь, мы опоздаем всего на полчаса. Пробок уже нет, доберемся быстро.

Толстячок продолжал ворчать, но уже более добродушно. Они вышли во двор, где их поджидал черный БМВ. Водитель предусмотрительно распахнул дверцы.

– В Гайд-парк, – скомандовал толстячок, когда все уселись в машину.

– Что отмечаем сегодня? – спросила брюнетка у мужа.

– Забыла, что ли? Открытие нового оздоровительного центра.

– Сколько их у него? Я уже со счета сбилась.

– Неважно сколько, а важно то, что от каждого твоей фирме перепадает процент, – самодовольно хохотнул муж.

Дочь не участвовала в разговоре, она сидела и думала, что жажда накопительства не имеет предела. Вот у ее отца уже столько денег, в стольких банках, что хватит и ей – его единственной дочери, и ее детям. А он все радовался любой дополнительной возможности заработать. В глубине души ругая себя за ханжество (сама же активно пользовалась деньгами отца), не могла не осуждать его. Хорошо хоть она значительно облегчала его кошелек, много тратя на благотворительность. Но и тут вела себя довольно странно из-за специфического отношения к людям. Она считала, что жалости заслуживают только старики и дети, остальные могут позаботиться о себе сами. Поэтому, ее благотворительность распространялась только на детские дома и пансионаты для престарелых и инвалидов, не более. В семье ей принадлежала главенствующая роль. Все делалось так, как она того хотела.

Александра Стоянова, дочь заместителя мэра, двадцатитрехлетняя красавица, одна из главных модниц Екатеринбурга, которая часто красовалась на глянцевых страницах модных журналов, закончила факультет иностранных языков Свердловского Университета. Полгода провела на стажировке в Англии. Год назад вернулась из Лондона и сейчас занималась вполне успешным предпринимательством. Отец помог ей открыть британо-американский лингвистический клуб, который пользовался популярностью в городе. Там обучались и взрослые, и дети. Александра нанимала только высококлассных преподавателей. Определенное количество часов преподавание велось англоязычным специалистами, которые работали в России по контракту, и были приглашены из Англии, Америки или Канады.

Отец с матерью гордились дочерью и потакали ей во всем. Она платила им снисходительной любовью, прощая слабости.

Александра не любила всякого рода банкеты, особенно с полным обслуживанием. Точность исполнения ритуалов и количество формальностей на таких мероприятиях ее бесили. Особенно выводило из себя, что места за столом следовало занимать согласно плану рассадки.

Слава богу, сегодня ей предстояло провести время совсем по-другому, практически в кругу родственников. Но люди, к которым они ехали, относили себя к высшему обществу, приходилось вести себя соответственно, соблюдая этикет. Отчего Александру и не радовало предстоящая встреча. Все эти формальности любое застолье способно превратить в скучнейшую процедуру.

Александра отлично знала правила поведения, но иногда была не прочь их нарушить. Изредка она любила перехватить что-нибудь в Макдоналдсе, держа гамбургер обеими руками и удобно разместив локти на столе. Там можно широко открывать рот, облизывать соленые после картофеля фри пальцы. И не нужно держать ложку обязательно между большим и указательным пальцем, чтобы при этом её ручка слегка упиралась в средний палец…