Мэри Робинетт Коваль
Вычисляя звезды

7

РАДИОЛЮБИТЕЛИ ПОМОГУТ ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЕ

ФИЛАДЕЛЬФИЯ, штат Пенсильвания, 17 марта 1952 года

Подразделения гражданской обороны для координации помощи пострадавшим от падения Метеорита используют в зоне бедствия самое различное коммуникационное оборудование. Так, в дополнение к обычным телефонам спасатели повсеместно задействуют переносные радиопередатчики, рации, армейские полевые телефоны, а в качестве вспомогательного канала связи – даже установленные на гражданских автомобилях любительские радиостанции, обслуживаемые волонтерами-радиолюбителями.

По вечерам я работала над расчетами для Натаниэля. После дневных хлопот с беженцами погружение в мир чисел успокаивало меня.

Сегодня, к примеру, я разлила огромным черпаком собственноручно приготовленный мною суп по многочисленным мискам и тарелкам девочек из отряда скаутов и их вожатых. Они отправились в поход незадолго до падения Метеорита, и во время удара им посчастливилось оказаться в Хрустальных пещерах. Почувствовав колебания почвы, которые они поначалу приняли за землетрясение, девочки, да и вожатые тоже, не на шутку перепугались, а потом поднялись наверх и обнаружили, что привычный им мир перестал существовать.

Итак, числа. Числа были утешением. В расчетах были логика и порядок. Я могла собрать воедино разрозненные события и извлечь из них смысл.

Еще одной отдушиной, благодаря которой мне удавалось тогда обрести порядок посреди воцарившегося хаоса, оказалась кухня. Поначалу я исполняла там лишь обязанности поваренка – мыла посуду, резала овощи и прочее в том же духе, но одновременно с тем исподволь уговаривала Миртл доверить мне хотя бы элементарные поварские обязанности. И в конце концов все же уговорила, и через неделю моих мытарств она сжалилась-таки и поручила мне приготовление десерта. Еще через два дня разрешила в одиночку состряпать целый ужин, ну а теперь мы с ней готовим по очереди.

Была ли кухня кошерной? Определенно нет. Но я по этому поводу ни разу не переживала.

Открыв ближайший к раковине шкафчик, я обыскала его сверху донизу и наконец нашла мерный стакан. Сегодня на ужин будет пирог с курицей. Начинка вовсю томится на плите, источая божественные ароматы сливочного масла с тимьяном. В некотором смысле выпечка сродни математике: желаемый результат получаешь, только если все компоненты использованы в правильной пропорции и в должное время.

Направляясь к холодильнику, я бросила мимолетный взгляд через дверной проем в гостиную. Миртл полулежала на диване, потягивая вино из бокала, ее ноги покоились на коленях у Юджина, и тот умело массировал жене стопы.

– …сделать ничего не можешь?

– Увы, лапушка. Я пытался. – Он поморщился и склонил голову набок, продолжая водить большим пальцем по подушечке ее стопы. – Ведь сама же знаешь, что я лечу лишь туда, куда прикажут.

– Но ведь прибывает самолет за самолетом… И на каждом борту – одни лишь белые. А где же наши? Их вообще кто-нибудь спасает?

И как только я этого прежде не замечала? Замерев в позе человека, открывающего холодильник, я судорожно перебирала беженцев в памяти, надеясь вспомнить в людской массе хотя бы одно цветное лицо, и, к сожалению, в этом ни разу не преуспела.

– Ты же знаешь, милая, к чему приведет спасательная операция в черных кварталах. Ну посадим мы их в самолет. Ну доставим сюда. И что потом? Их все равно отправят в отдельный лагерь.

Миртл, вздохнув, нехотя согласилась:

– Знаю я, знаю. Попробую поговорить в церкви. Может, и получится организовать помощь самим.

С мерным стаканом в руке я подошла к двери.

– Простите.

Миртл обернулась ко мне, и лицо ее почти мгновенно скрылось за вежливой маской, а затем в маске этой прорезалась и уже вполне искренняя улыбка.

– Помочь вам что-то найти? – спросила она.

– Нет-нет. Просто я… Я нечаянно подслушала ваш разговор. Хотите, чтобы Натаниэль поговорил с кем-то из руководства?

Юджин и Миртл переглянулись, и он, отрицательно покачав головой, немедленно произнес:

– Спасибо, мэм. Мы попробуем пока управиться собственными силами.

* * *

После ужина я уединилась в кабинете Линдхольмов. Разложила бумаги по всему столу в определенном порядке. Достала из выдвижного ящика блокнотик, служивший нам журналом, и записала там время, чтобы позже вернуть деньги за междугородний звонок. Потом сняла трубку и набрала рабочий номер брата.

– Бюро погоды Соединенных Штатов. Гершель Векслер слушает.

– Привет. Это Элма. Есть минутка посудачить о погоде?

– Моя работа как раз в том и состоит, чтобы разглагольствовать о погоде. Что-то случилось? – На том конце провода зашелестела бумага. – На пикник собралась?

– Хорошая шутка. Считай, оценила. – Я пододвинула свои расчеты поближе. – Помогаю Натаниэлю выяснить, насколько большим был Метеорит, из чего он состоял и все такое прочее… Чесапикский залив кипел три дня. Я и сама разберусь, но… Вдруг есть готовая формула? Такая, что позволит вычислить температуру метеорита, заставившего кипеть такой огромный водоем?

– Интересно… Секундочку. – Теперь в трубке было отчетливо слышно, как сводки погоды с метеостанций по всему миру печатает телетайп. – Глубина залива и объем воды в нем, надеюсь, у тебя под рукой?

– Разумеется. Средняя его глубина – двадцать один фут. Восемнадцать триллионов галлонов.

– Хорошо. Поехали… В марте в Чесапикском заливе вода градусов семь. Значит, изменение температуры составило не менее 93 градусов…

Послышался звук выдвигаемого ящика, и тембр его голоса изменился. Я представила Гершеля с телефонной трубкой, зажатой между щекой и плечом, брови сведены у переносицы, очки сдвинуты на кончик носа, уголок нижней губы зажат между зубами, руки колдуют с логарифмической линейкой, а костыли наверняка приставлены к рабочему столу сбоку. Его бормотание перемежалось мурлыканьем:

– …разделить на молярную массу воды… Получается энергия в одну целую пятьдесят сотых, умноженная на десять в двадцатой степени джоулей… М-м-м… Складываем обе энергии… М-м-м… Получается одна целая восемьдесят четыре на десять в двадцатой степени джоулей. Потребуется… градусов 270 по Цельсию, не менее.

– Спасибо. – Я проглотила появившийся комок в горле и не подала виду, насколько это число меня напугало. – Вообще-то мог бы просто дать мне формулу.

– Еще чего! И признать, что младшая сестренка лучше меня разбирается в математике? – Он хмыкнул. – Уважай мое самолюбие.

Теперь я могла подставить температуру в выкладки наряду с примерным углом вхождения метеорита в атмосферу и на выходе получить его приблизительный состав, исходя из того, какой материал нагрелся бы до 270 градусов за время пролета.

– Ты сказала, что хочешь выяснить, из чего состоял Метеорит? – Тембр его голоса снова изменился – очевидно, Гершель поднес телефонную трубку поближе ко рту.

– Ага. Судя по размерам кратера – восемнадцать миль – и по вытесненному объему воды, у меня довольно точная оценка размера Метеорита. – По ходу разговора я подставляла результаты Гершеля в свои вычисления. – Когда-нибудь туда отправят водолазов, и мы узнаем состав наверняка, но сейчас все заняты только спасательными и восстановительными работами…

Тут я подумала о Юджине с Миртл и примолкла.

– Элма, можно вопрос?

– Домашку по математике за тебя делать не буду.

Он хмыкнул.

– Как дела у Натаниэля?

Я, вздохнув, на всякий случай устремила взгляд на дверь и убедилась, что она закрыта.

– Устал, разочаровался, и половина результатов его деятельности засекречена… Я тешу себя надеждой, что в ближайшее время ситуация стабилизируется, и тогда уж напряги у него на работе сойдут на нет, но…

– Но благоприятных изменений у вас вряд ли стоит ожидать скоро.

– Именно. – Я почесала лоб. – А как там у вас?

– До наших краев недавно добрались первые беженцы, но в целом все как обычно. – Он вздохнул. – Во всяком случае, до тех пор, пока не произойдут необратимые изменения в характере погоды.

– Это как?

– Еще толком не знаю, и как раз над этим я сейчас работаю. Произведенный падением Метеорита выброс в воздух столь огромного количества пыли и дыма еще непременно даст о себе знать. – Послышался вздох, и я представила, как он снимает очки. – Можно еще вопрос?

– Твою домашку по математике все равно делать не буду.

– А ты ее уже делаешь. Так сколько же воды испарил Метеорит?

– Вычислю, хотя бы примерно, после того, как рассчитаю его размер. А что?

– А то, что выброс такого объема воды в воздух, несомненно, повлияет на погоду на всей планете. Хотел бы я предсказать, чем он аукнется в сезон ураганов.

Я улыбнулась стене, как будто между ней и мной сидел Гершель.

– Ладно уж, сделаю за тебя и на сей раз математику, но и ты уговор знаешь.

– Знаю. – Он рассмеялся. – Можешь полистать мои комиксы, но для этого тебе придется приехать в гости.

– Непременно приеду, как только мы здесь разберемся с рутиной, – заверила его я, про себя же решив, что в ближайшее время поговорю с Натаниэлем насчет переезда в Калифорнию.

* * *

Отодвинув бумаги с вычислениями, я обхватила голову руками.

Дерьмо. У меня два вечера ушло на то, чтобы определить все неизвестные. И что теперь? Я еще трижды все перепроверила, и если в моих расчетах и затаилась ошибка, найти ее мне не удалось.

Я позвонила Гершелю. Оказалось, что его рабочий день уже давно закончился. Набрала его домашний. Трубку взяла приходящая няня. Она уведомила меня, что Гершель с женой отправились в ресторан, и один бог знает, что она подумала о сообщении, которое я надиктовала ей для брата.

Встав из-за стола, я принялась мерить комнату шагами. Оказалось, что рядом с бумагами на столе расположилась холодная запеканка. Должно быть, мне ее принесла Миртл, но половину уже кто-то умял. Скорее всего, даже я сама, но, хоть убейте, не припомню, чтоб я что-то ела сегодняшним вечером.

Голову от правого глаза до макушки пронзала боль. Мне позарез нужен Натаниэль. Я сложила все листы в стопку: и черновики, и более свежие с почти окончательным вариантом расчетов.

Натаниэль наверняка еще в штабе. Я могу… А что я могу? Выдернуть его с совещания? А зачем, ведь ничего в полученных мною цифрах не поменяется, если я терпеливо дождусь его возвращения.

Все-таки, когда муж дома и когда на работе – это две большие разницы! Я потерла висок, и боль вроде бы поутихла. Если в моих выкладках и не было ошибки, то таковая, возможно, скрывалась где-то в исходных данных. Может, в одном из докладов с места преувеличены цифры. Или где-то что-то упущено.

Я взяла со стола тарелку и отнесла ее в кухню. В доме было темно, лишь горела лампочка над плитой.

Быстрей бы вернулся Натаниэль! Конечно, вернется, и, возможно, весьма скоро. Я должна быть терпеливой.

Недоеденную запеканку я отправила в мусор и открыла воду, намереваясь помыть тарелку. У Линдхольмов была посудомоечная машина – новехонькая и блестящая, – но проточная вода мне сейчас представлялась привлекательней любой, пусть даже самой лучшей машины, и я, подставив под струю тарелку, а затем и руки, постепенно успокаивалась. Уже пристроив тарелку в сушку над раковиной, я постояла еще чуть-чуть, наслаждаясь тем, как между пальцами течет вода.

Открылась входная дверь. Слава богу. Поспешно вытерев руки кухонным полотенцем, я побежала навстречу Натаниэлю. Он расплылся в улыбке и, наклонившись, поцеловал меня.

– Привет, красавица.

– Надо кое-что тебе показать. – Мне вдруг стало стыдно за свой эгоизм. – Прости. Я должна была сначала спросить, как у тебя прошел день. Убедил всех, что у русских до нас пока не дошла очередь?

– Не совсем. Вдобавок президент Бреннан настаивает на возрождении НАКА, намеревается искать в небе и другие представляющие для нас угрозу астероиды. – Он ослабил галстук. – А ты что собиралась мне показать?

– Оно подождет до утра, – попыталась я, несмотря на беспокойство, быть хорошей женой. Да и откровенно говоря, поделиться своей новостью с мужем сегодня вечером значило обречь и его на бессонницу.

– Давай уж сегодня, Элма. Не хочу, чтоб меня пинали всю ночь.

– Пинали?

– Ага. Когда ты взвинчена, как сейчас, ты ворочаешься и брыкаешься во сне.

Видимо, он прав. И ведь не поспоришь!

– Я… И больно я пинаюсь?

– Давай уж показывай, что там у тебя.

Каюсь, уговаривать меня не пришлось. Схватив мужа за руку, я втащила его в кабинет.

– Я рассчитывала, сколько бы потребовалось энергии, чтобы сдвинуть с траектории Метеорит. Хотела доказать, что русским это никак не по силам.

Он замер в дверях как вкопанный.

– Только не говори, что падение Метеорита – все же их рук дело.

– Нет-нет. – Стоя у стола, я смотрела на листы со своими расчетами. – Понимаешь, мне кажется, что в самом ближайшем будущем нам грозит массовое вымирание.

8

ЦЕНЫ НА ФУРАЖНОЕ ЗЕРНО РУХНУЛИ

ЧИКАГО, штат Иллинойс, 26 марта 1952 года

Ассошиэйтед Пресс сообщает о значительном падении цен на фуражное зерно на сегодняшних торгах Чикагской торговой палаты, и падение цен на данный товар происходит уже второй день кряду. Брокеры объясняют это тем, что из-за разрушений, причиненных портам Восточного побережья, почти полностью прекратился экспорт кукурузы и овса.

Боже, как бы мне хотелось ошибиться. Натаниэль сидел за столом в кабинете Линдхольмов и, вооружившись логарифмической линейкой, проверял и перепроверял мои выкладки. Стол был завален энциклопедиями, справочниками, атласами и газетами за последние недели, в которых были напечатаны многочисленные репортажи с мест разрушений. Я, прикусив губу, прислонилась к стене у окна. Ночной пейзаж за стеклом был уже залит лунным светом. После выпитого за вечер кофе от еще одной чашки я бы, пожалуй, унеслась как заведенная к потолку.

За последний час муж не задал ни единого вопроса. Всякий раз, когда карандаш его выводил что-то на бумаге, во мне рождалась надежда на ошибку – может, я что-то где-то позабыла проинтегрировать или возвести в должную степень или еще что-то в том же роде.

Наконец он отложил логарифмическую линейку и обхватил голову растопыренными пальцами. Взгляд его был прикован к последней странице.

– Пора убираться с этой чертовой планеты. – Послышался вздох, и голова его сползла вниз и уткнулась в сгиб локтя. Теперь он говорил в стол, от чего голос его звучал глухо. – Я, честное слово, хотел бы, чтобы ты оказалась не права, но, увы, ошибки в твоих расчетах так и не обнаружил.

– Может, ошибка в исходных данных?

– Если в них и имеется серьезная ошибка, то кое-кого следует уволить из Американской Энциклопедии. – Он оторвал взгляд от стола и, щурясь, вгляделся в мое лицо. – А я-то прежде по наивности считал сказочным везением, что Метеорит упал в воду.

– Вся беда в водяных парах. – Я подошла и хотела присесть на стол, но Натаниэль перехватил меня за руку и усадил к себе на колени. Я прижалась покрепче и положила голову ему на плечо. – В ближайшее время всего лишь слегка похолодает, но затем порожденный падением Метеорита водяной пар в воздухе…

Он, кивнув, обронил:

– Посмотрим, получится ли организовать тебе встречу с президентом.

– Как? С самим президентом? – Я выпрямилась. Сердцу вдруг захотелось выпрыгнуть наружу. – Просто… Ты знаешь, многое в расчетах не из моей области, и… Наверное, лучше все-таки для начала поговорить с учеными.

– Само собой, поговорим. Но… Нас с Вернером фон Брауном сейчас поставили на ракетный проект по обнаружению и уничтожению других потенциально опасных астероидов. – Он откинулся на спинку стула и почесал подбородок в том месте, где царапина покрылась коркой. – В общем, ты не хуже меня знакома с косностью военной бюрократии.

– Знакома, – согласилась я. – Раз проект начат, остановить его нелегко, а скорее, и вовсе невозможно.

Он снова кивнул.

– А мы, черт возьми, работаем вовсе не над тем проектом, который сейчас является приоритетным.

* * *

Я стояла перед шкафом, придирчиво рассматривая свой скудный гардероб. С каждым извлеченным оттуда нарядом мои внутренности вновь и вновь будто сжимались в комок. Мне предстоит оказаться в центре всеобщего внимания. А вдруг я выберу не то платье? Вдруг где-то в мои расчеты все же закралась ошибка? Для Натаниэля будет лучше, если на встречу я не пойду.

– Элма! Какой галстук мне… – Муж остановился в дверном проеме. – Как! Ты еще не одета? Забыла, что ли, что через тридцать минут у нас встреча с генералом Эйзенхауэром?

В каждой руке у него было по чужому галстуку.

– Повяжи синий. Он подчеркивает цвет твоих глаз.

Я закрыла шкаф, и комок внутри мгновенно рассосался.

– Что-то случилось? – Натаниэль переложил галстук из правой руки в левую, подошел ко мне и коснулся моего лба.

– Малость нездоровится. – У меня как раз были месячные. Правда, худо мне было не из-за них, но ради того, чтобы уклониться от вызывающей у меня дрожь встречи, не грех было и женскую карту разыграть по полной. – Останусь-ка я дома. Доклад я распечатала, а следующие из моих расчетов выводы тебе известны не хуже моего.

– Вряд ли не хуже. – Он бросил зеленый галстук на стол. – Если возникнут вопросы, то я вовсе не уверен, что справлюсь.

Естественно, возникнут. Ведь послушать нас явится целая толпа. Одно дело – сидеть на совещании ради моральной поддержки или даже пререкаться с Паркером, и совсем другое – если в одной комнате собираются более шестерых, и…

На меня нахлынули мучительные воспоминания, и были они столь яркими, что даже ладони вспотели, и я поспешно вытерла их о полу халата.

– Скорее всего, генерал в вычислениях не разберется, и, следовательно, обсуждать тебе на встрече предстоит только выводы.

Натаниэль со вздохом кинул галстук на шею.

– Ну да, именно на это я и рассчитываю, но ты нужна мне для подстраховки на случай, если вдруг будут заданы узкоспециализированные вопросы. Например, о зависимости между влажностью воздуха и повышением глобальной температуры.

Я взяла одну из отпечатанных на машинке копий, пролистнула несколько страниц и выдала ему:

– Вот же. Вот. На четвертой странице зависимость расписана, а на обороте есть еще и график увеличения температуры на ближайшие пятьдесят лет. Так что…

– Я – в курсе.

– Я – женщина, и кто ж моим выкладкам поверит? Так что общаться с руководством следует только тебе одному.

– Элма, ну пожалуйста. – Он отвернулся от зеркала. – Кто из нас двоих, в конце концов, подрабатывал в универе репетиторством по математике? У тебя же врожденный талант объяснять что-либо другим.

Муж у меня замечательный. Он верит в меня. И вдобавок – неисправимый идеалист, который в упор не замечает, как люди частенько пропускают мои слова мимо ушей, а затем благоговейно внемлют тому же самому, но уже повторенному им.

– Ничего не поделаешь. Я сегодня совсем раскисла, так что с твоего позволения останусь дома.

Натаниэль завязал галстук и подтянул аккуратный виндзорский узел к самой шее.

– Извини. Просто я рассчитывал на твою поддержку, но раз тебе нездоровится, значит, нездоровится.

Я, как улитка в раковину, забралась поглубже в халат.

– И… Сегодня не лучший день.

– А когда день был хорошим? Не помню ни единого с тех пор, как упал Метеорит.

– У меня… В общем, у меня чисто женское…

Он нахмурился и потер бровь. Потом покачал головой и взял пиджак со спинки стула.

– Ладно уж. В конце концов, сегодня – всего лишь предварительное совещание, но надеюсь, что ко времени встречи с президентом тебе полегчает.

Беда была в том, что лучше мне, разумеется, не станет, а встреча с президентом обещает выдаться стократ более тяжелой, чем сегодняшняя с Эйзенхауэром. Но хоть не сегодня.

Да и присутствовать на встрече с президентом мне, быть может, и вовсе не потребуется. Бог даст, выяснится, что мой допуск недостаточен. Или что-то еще спасет меня от выступления перед забившей комнату толпой народа.

Я – разумная женщина. Знаю, что выступление перед солидной публикой опасности не несет. Честное благородное слово, знаю.

И все же… Все же!

В старшую школу я перешла в одиннадцать лет, а в университет поступила в четырнадцать, и там, и там я была единственной девочкой, выбравшей предметом специализации математику. И везде на меня пялились из-за того, что я прекрасно считала в уме, а все парни прямо-таки ненавидели меня за то, что я никогда не ошибалась у доски, а каждый преподаватель или даже профессор так и норовил поставить меня в пример. «Стыдитесь, невежды! – бывало, громогласно возглашал очередной из них. – Даже эта маленькая девочка знает правильный ответ!»

К окончанию университета я была готова на все, лишь бы не выступать публично.

Сглотнув комок в горле, я перевела тему разговора:

– Ты его раньше видел?

– Кого? Президента или Эйзенхауэра? Вообще-то да, видел их обоих, но лишь мельком.

– Генерал Эйзенхауэр часто играл с папой в гольф.

– Вот видишь! Еще один довод за то, чтобы ты была на встрече со мной.

– В качестве дочери генерала? Бывшего. Покойного. – Я небрежно бросила доклад обратно на стол. – Неважно. Важно лишь то, что я не смогу.

Натаниэль снова вздохнул и уставился в пол.

– Прости. Я сам порядком мандражирую и потому веду себя как последний эгоист. – Он подошел и крепко обнял меня. – Что тебе принести сегодня? Грелку? Шоколад?

– Хвастунишка, – сказала я, отлично зная, что его посулы пусты, поскольку из-за закрытых портов Восточного побережья на полках магазинов уже давным-давно шаром покати. – Где ты, скажи на милость, раздобудешь сегодня шоколад?

– Истребую у генерала!

– И на каком основании?

– На том самом, что судьба всего мира зависит от здоровья и благополучия моей благоверной. – Он поцеловал меня в лоб. – И клянусь, что не уверен, являются ли мои слова преувеличением.

* * *

Ложь касательно плохого самочувствия, как водится, вечно вызывает эффект домино.

После встречи с Эйзенхауэром я должна была дежурить в больнице, но как только Натаниэль отбыл, в дверь нашей комнаты постучали.

Я поспешно застегнула последнюю пуговицу на блузке и произнесла:

– Входите!

Дверь ногой открыла Миртл, поскольку в руках у нее был поднос с солеными крекерами и стаканом имбирного лимонада.

– Натаниэль посетовал, что вам нездоровится.

– Обычные женские дела, понимаете ли. – Чтобы не встречаться с ней взглядом, я принялась заправлять блузку. – К счастью, худшее уже позади.

– Знаю, что у каждой «женские дела» протекают по-своему. Лично меня они укладывают в постель на целый день. – Она опустила поднос на столик. – Я вам для успокоения желудка принесла всякое разное. Хотите грелку? Или… Есть еще бурбон. Слышала, что он многим помогает.

Как же нам повезло оказаться на постое у такой чудесной пары! На глаза навернулись слезы, что, разумеется, явно указывало на влияние месячных.

– Вы – сама доброта. – Я вытерла намокшие веки. – Честное слово, мне уже намного лучше. Обычно я переношу такие дни легко, но сегодня, наверное, просто… – Я описала рукой полукруг в надежде, что она сама додумает за меня недосказанное.

– Ясное дело, всему виной стресс, вызванный вашими злоключениями в последние две недели. – Миртл протянула мне стакан с лимонадом. – Вполне естественно, что вы переутомились.

– Со мной все вполне уже неплохо. – Я взяла-таки лимонад и с удивлением обнаружила, что всего лишь прохлада стакана успокаивает меня. – Правда, правда. А как ваши дела? Есть ли хорошие новости из церкви о беженцах?

Миртл замялась, а потом, облизнув губы, все же сказала:

– Можно сказать и так. И еще. Есть идея, но она требует одолжения с вашей стороны.

Боже! Возможность быть полезной!

– Конечно же. Конечно! После всего, что вы для нас сделали, считайте, что любая ваша просьба, справиться с которой в моих силах, уже исполнена. Любая.

– Не беспокойтесь – делать вам ничего не потребуется. – Она выровняла поднос по краям столика. – Юджин уверяет, что у вас есть самолет. Так ли это?

– Да, есть, но он серьезно поврежден.

Она кивнула. Похоже, о самолете ей все было известно.

– Если мы его починим, разрешите вы нам им воспользоваться?

– Разумеется. – Низко и мелочно с моей стороны, но я слегка расстроилась, что роль помощника отведена «Сессне», а не Элме Йорк. – Но я уже обзвонила всех механиков, и ни один за ремонт не взялся.

Она едва заметно улыбнулась.

– Вы обзвонили только механиков, чьи номера отыскали в телефонном справочнике, но там значатся далеко не все, кто разбирается в самолетах. Там в основном только белые, а Юджин непременно договорится о ремонте, воспользовавшись своими собственными связями, и самолет ваш, скорее всего, починят спецы одного с ним цвета кожи.

Миртл и раньше знала о других механиках и молчала? Но так или иначе, обижаться было совершенно неуместно. В долгу у нее была я, а не наоборот.

– Вместимость «Сессны» – всего четыре человека. Большое количество беженцев на ней не эвакуируешь.

– Знаю. У нас другой план. – Она приосанилась и хлопнула в ладоши. – Похоже, я чересчур много болтаю, а вам ведь нездоровится. Значит, так, остаток дня отдыхайте, даже если вам и станет лучше. Я оставлю куриный бульон – без бекона – подогреваться на плите.

– Спасибо вам, но правда не стоит…

– Все хорошо. Вы точно как Юджин. Если б мы не были знакомы, то я бы подумала, что вы – переодетый мужчина.

– Наверное, летчицкая закалка сказывается. – Я пожала плечами. – Любой из нас уверен, что следует всегда прикидываться здоровым, а иначе от полетов отстранят.

– Хоть я вам и не мама, но сегодня выходить из дома запрещаю. А иначе вы оборотов не убавите и сами о себе не позаботитесь.

Убавить обороты?

Какие там обороты! С падения метеорита я только и делала, что сидела сложа руки. Надо было все же пойти с Натаниэлем. Глядишь, и стала бы хоть чуточку кому-нибудь полезной.

* * *

– И что вы делаете на кухне? – Из гостиной, еще не сняв шляпку и перчатки, глядела Миртл.

Я держала над миской пригоршню салатных листьев и под ее взглядом отчего-то вдруг почувствовала себя виноватой.

– М-м-м, ужин готовлю…

– Девушка, вам полагалось отдыхать.

Временами ее выговор домохозяйки из высшего общества пропадал, и чаще всего это происходило, когда она вот так, как сейчас, сердилась. Такой неприукрашенной Миртл мне импонировала больше, чем в своей лощеной ипостаси.

Она сложила вещи на ближайший столик и замахала на меня руками.

– Немедленно обратно в постель.

– Мне уже много лучше. Небольшие колики совсем прошли, и теперь мне на самочувствие грех вообще жаловаться. – Я выложила оставшиеся в руке салатные листья в миску и принялась рвать их чуть более энергично, чем, быть может, следовало. По всему выходило, что лучше бы я все же собралась с духом и пошла с Натаниэлем! – Мне нужно было чем-то заняться, а вы весь день работали.

Снаружи послышался рокот мотора.

По крайней мере, один из мужчин вернулся!

Я взглянула в окно и увидела джип Юджина, но кто находится внутри, различить не сумела.

Неужели Натаниэль все еще на совещании? Какая же я дура! Надо было все же отправиться с ним.

Миртл достала из шкафчика фартук.

– Ну, говорите, что мне делать.

– Так… Проверьте тальярини. Может статься, что пора уже снимать фольгу.

Входная дверь отворилась, и послышались голоса обоих мужчин. Юджин использовал любую благоприятную возможность расспросить Натаниэля про ракеты. Или мне так просто казалось?

– …с авиабазы «Эдвардс».

– О господи… Снова та же песня. – Миртл зашагала к гостиной. – Смирись же наконец с тем, что летчиком-испытателем тебе уже не бывать! Хватит с тебя и того, что всю войну ты истребитель пилотировал. Да и сейчас пилотируешь.

– Ну, лапушка… Уверяю, что ни малейших поводов для беспокойства у тебя нет.

Натаниэль, неловко рассмеявшись, пояснил:

– Мы всего лишь обсуждали, какая авиабаза оборудована лучше: «Подсолнух» в штате Канзас или «Эдвардс». И ничего больше… Э-э, я проведаю Элму.

– Она на кухне.

Я только-только дочистила морковь для салата, как вошел Натаниэль и положил на кухонный стол папку с бумагами.

– Привет. Тебе, надеюсь, лучше? – В его голосе звучала искренняя забота.

Надо бы ему новый портфель купить. Но портфель пока подождет, поскольку сейчас есть дела и поважнее.

И я, принявшись натирать на терке морковь, сказала:

– Спасибо, много лучше. А как прошло твое выступление?

– Слава богу, отменно. – Он ослабил узел галстука и оперся о столешницу. – Помочь тебе чем-то?

– Так… Коктейль смешаешь?

Сразу же после первой армейской получки Натаниэля мы основательно пополнили бар Линдхольмов. И признаюсь, несколько бутылок припрятали в нашей спальне под кроватью, это было нашей валютой на случай, если дела пойдут совсем уж худо.

– С удовольствием. Мартини подойдет?

– Идеально. – Я отложила терку и ссыпала морковь в миску с измельченными листьями салата. С тех пор как я завершила вычисления, вид любого овоща или фрукта навевал мысли о том, сколько еще лет всему этому осталось существовать. Морковь и салат… Они переживут метеоритную зиму. Во всяком случае, должны. – Так что же сказал Эйзенхауэр? Похвастайся же наконец тем, как ты предстал пред ним во всем своем великолепии.

Натаниэль фыркнул и вынул из холодильника бутылку джина.

– Твой великолепный муж… Погоди. – Он отошел к двери в гостиную и спросил: – Линдхольмы, мартини желаете?

Мне отчаянно захотелось на него наорать! Вот же любитель раздразнить любопытство, а затем сделать нарочитую паузу!

Приглушенный разговор в гостиной смолк, и Юджин ответил:

– Ей-богу, желаю. Если, конечно, жена не возража…

Тут он охнул, как будто получив удар под дых, и из гостиной заструился голос Миртл, и голос тот был слаще меда:

– Спасибо, Натаниэль. Буду безмерно благодарна. Можно мне двойной?

Хорошо, что я как раз ополаскивала терку, и шум воды заглушил мой сдавленный смешок.

По крайней мере, до Среднего Запада кислотные дожди еще не добрались, и чистая вода здесь была еще не в дефиците. А ведь многие беженцы до прибытия на базу были лишены этой роскоши.

Я напомнила о себе:

– Двойной считаю отличной идеей!

Натаниэль развернулся в дверях. Его брови застыли в удивлении.

– Вообще-то из нас двоих на совещании был только я.

– Мне в лечебных целях. Да и тебе двойной в общем-то не помешает.

Заправка для салата была готова, но ее мы добавим прямо перед самой трапезой. Что еще осталось? Ага, проверить тальярини.

Я вернула разговор в интересующее меня русло:

– Ты рассказывал об Эйзенхауэре и о том, как ловко продемонстрировал ему свою гениальность.

– А, точно, точно. – Он выудил из шкафчика кувшин. – Ну… После того как мое впечатляющее красноречие вкупе с ораторским искусством покорили всех присутствовавших, я поверг Эйзенхауэра в молчание, вручив ему твой гениальный, в высшей степени обстоятельный доклад. Не то чтобы он с ходу разобрался в твоих расчетах, но…

– Ну вот, видишь, что я говорила! На вашем сборище я и в самом деле оказалась бы абсолютно лишней.

Я открыла духовку, и лицо мне обдало жаром. Двести тридцать градусов. Хотя и значительно меньше, чем температура ударной волны, недавно накрывшей Вашингтон.