Морган Монкомбл
Туз червей

Глава 5. Май. Лас-Вегас, США. РОЗА

Никогда еще мне так сильно не хотелось кого-то ударить.

Левий одаривает толпу гордой, достойной новобрачного улыбкой, и на секунду я представляю, как заряжаю ему кулаком прямо в лицо. Словно прочитав мысли, он сжимает мои пальцы своими, приказывая быть паинькой. Он задумал это с самого начала, ублюдок.

Я молчу, взглядом избегая камер. Я не слишком хорошая актриса. Да, я умею врать и скрывать эмоции. Но актерствовать – это совсем другое.

– Прошу прощения, но у нас был долгий перелет, – говорит Левий, по-джентльменски подхватывая мой чемодан. – Мы хотим отдохнуть. Правда ведь, lyubimaya?

Не знаю, как он только что меня назвал, но когда он смотрит на меня взглядом, полным любви и обожания, я борюсь с желанием вдарить ему коленом по яйцам.

О, я его прибью.

Что с ним, черт возьми, не так? Я на такое не подписывалась! На протяжении всего времени, что мы пробиваемся к входу, он не выпускает моей руки, и я слишком поздно понимаю, что так он пытается скрыть отсутствие кольца на моем пальце. Он с самого начала это планировал? Или он так меня наказывает? Этим поступком он припер меня к стенке, заманил в ловушку, потому что знал, что я не смогу все опровергнуть при свидетелях.

О, он не знает, с кем связался.

Я сохраняю внешнее спокойствие, когда мы встречаемся с Томасом в вестибюле отеля. Он удивленно и недовольно поднимает бровь, замечая наши сцепленные руки, но ничего не говорит и протягивает ключи от номера. Левий кладет их в карман брюк и говорит ему зайти за нами через час.

В моих жилах закипает кровь. Я чувствую на себе взгляды окружающих нас людей, и только это сдерживает меня и не дает взорваться. Словно ни в чем не бывало мы заходим в лифт, и в ту же секунду, как за нами закрываются двери, Левий первым выпускает мою руку, да так резко, будто это прикосновение его обожгло.

В следующий миг я хватаю его за воротник рубашки и с силой впечатываю в стену лифта.

– Cazzo^[4]! Что с тобой не так?! – яростно кричу я в нескольких сантиметрах от его лица.

Он не меняется в лице, будто ожидал подобной реакции. Он просто смотрит на меня сверху вниз, и его ресницы щекочут щеки. Несмотря на его показное спокойствие, я понимаю, что мой тон не особо приходится ему по вкусу.

– Я не очень люблю, когда меня трогают. Отпусти, – сухо приказывает он. – Сейчас же.

– А я не люблю, когда из меня делают дуру. Полагаю, всем нам приходится с чем-то мириться.

Недавняя улыбка полностью исчезает с его лица, и на смену ей приходит невероятно холодное выражение. Он одновременно прекрасен и ужасающ. Наверное, мне бы лучше не связываться с подобным человеком, но отступить не позволяет гордость.

– У стен есть уши, – в конце концов говорит он.

Когда открываются двери, он берет меня за запястье, я мигом выпускаю его рубашку. Невозмутимо ее разгладив, он выходит из лифта, даже не проверив, иду ли я следом.

Мне даже не удается восхититься красотой ни коридора, ни самого номера люкс – люкс! – когда мы в него заходим. Я ограничиваюсь тем, что, замерев посреди комнаты, возле бильярдного стола, скрещиваю на груди руки и жду от него объяснений. Левий же не торопится их давать и, тихонько вздохнув, опускается на велюровый диван фиолетового цвета.

Он проводит рукой по темным волосам, на секунду обнажая лоб, и расслабляет галстук.

– Эта невинная ложь – часть моего плана по ослаблению Тито, – наконец проясняет он. – Хочу, чтобы он думал, что победит, что я потихоньку отхожу от покера, и тогда он ослабит бдительность.

Что ж, по крайней мере, за этим реально крылось нечто большее, чем просто желание мне насолить… Но «невинная» ложь? Правда? Речь ведь о браке! В моем мире брак священен. Я испытываю желание прикончить его просто за то, что он обманул меня, но зов денег побеждает.

– Каким образом?

Левий поднимает на меня глаза и одаривает откровенно дьявольской улыбкой. У меня почти появляются мурашки.

– Тито меня знает. Он знает, что я ни за что не сдамся, – не после того, как однажды пообещал свергнуть его с пьедестала. Единственное, чему потенциально под силу отвлечь меня от цели, – это любовь, – добавляет он, постукивая в районе сердца двумя татуированными пальцами.

Ход его мыслей несколько застигает меня врасплох. Если я правильно понимаю, он хочет, чтобы Тито и все остальные поверили в то, что он встретил свою любовь. Что эта любовь отвлекает его от покера. Что теперь он почивает на лаврах. Что больше не стремится к победе.

Притянуто за уши, но все же недурно.

Левий скрещивает длинные ноги, откидываясь на спинку дивана, и многозначительно на меня смотрит.

– Мужчины слабы, Роза. Моей слабостью будешь ты.

– Я не давала своего согласия на подобный фарс. К тому же мы не помолвлены. Мы даже не знаем друг друга.

В ответ на это он хитро улыбается.

– Мы в Лас-Вегасе, Роза. Здесь возможно все.

Этот человек просто спятил. И гораздо сильнее, чем я думала. Во что я, черт возьми, ввязалась?

– Я не выйду за тебя.

Он отмахивается от моих слов и так, будто это само собой разумеется, отвечает:

– Конечно же, не выйдешь. Это лишь для отвода глаз.

Неужели я действительно раздумываю над этим? Притворяться женихом и невестой гораздо хлопотнее того, что он мне обещал. Я не актриса. Более того: это опасная игра. В особенности с мужчиной вроде него.

С другой стороны… это прекрасная возможность выдвинуть свои требования. В конце концов, это всего полтора месяца.

– Я даже не знаю, кем ты работаешь. С учетом всей имеющейся у меня информации ты с таким же успехом можешь быть членом русской мафии.

Он закатывает глаза, а затем ровным голосом отвечает:

– Как банально. Я владелец русского ночного клуба «Распутин». Так спокойнее?

Это открытие весьма меня удивляет. Владелец ночного клуба? Вкупе с покером он, кажется, действительно вполне может быть при деньгах. Но я не могу сдаться после первого же пройденного препятствия.

– Хорошо, я согласна. Но я хочу больше денег.

– Само собой разумеется.

Затем он объясняет мне, что забронировал номер люкс, чтобы у всех было достаточно личного пространства, но при этом со стороны казалось, будто мы спим в одной постели. Поверить не могу, что реально это делаю…

– Здесь три комнаты, каждому по одной. Если уж на то пошло, то нам даже не обязательно ни видеться вне тренировок, ни нравиться друг другу.

Все четко и ясно. Я соглашаюсь и спрашиваю, займет ли блеклая копия Тора соседний номер, и это вызывает у него очередную торжествующую ухмылку.

– Нет. Томас останется здесь, с нами.

Я вопрошающе поднимаю бровь, на что он отвечает:

– Угадай.

Поверить не могу.

– Тито?

Он лишь шире улыбается, будто смеясь над какой-то беззвучной шуткой. Я не особо понимаю его логику. Это рискованно – занимать соседний с ним номер. Он слишком близко, близко настолько, что одной ошибки с нашей стороны будет достаточно, чтобы он разгадал наш обман. Не знаю, о чем он думает, но, на мой взгляд, у него слишком извращенный мозг. На сегодня с меня хватит.

– Левий.

Он поднимает на меня взгляд, весь внимание. Я крайне серьезным голосом говорю:

– В следующий раз, когда ты решишь действовать у меня за спиной, мой локоть прилетит тебе в лицо.

Молчание с его стороны тяжело, холодно и опасно. Я сверлю его взглядом, давая понять, что не шучу. Что я ненавижу, когда меня водят за нос. Что я ему не сотрудник, а союзник. Или я буду ему ровней, или не буду никем.

Поскольку я не нуждаюсь в его ответе, я беру чемодан и начинаю подниматься по винтовой лестнице в поисках комнаты. Ровно тогда, когда я уже почти исчезаю в коридоре, от стен эхом отражается его ровный голос:

– Раз уж мы заговорили об угрозах…

Я оборачиваюсь и замечаю взгляд его яростных глаз, направленных на меня с пугающим спокойствием. Ледяным тоном он говорит:

– Больше никогда не хватай меня так, как тогда в лифте.

Тишина. Он что, думает, что я Томас? Что я стану подчиняться ему и все сносить только лишь потому, что он мне платит? Потому что если так, то, пожалуй, велик риск того, что его ожидает неприятное удивление. Я улыбаюсь ему и продолжаю шагать, перед этим бросив за спину:

– Будет зависеть от твоего поведения, Левий Иванович.

* * *

Номер просто невероятен.

У меня высокая и огромная кровать с матрасом настолько мягким, что я каждое утро переживаю, что не смогу с нее встать. Комната Левия располагается на первом этаже, рядом с большой ванной комнатой. В ней даже есть джакузи и тропический душ.

Я испытываю просто невероятный восторг, пусть даже мысль об очередном путешествии и вселяет в меня некоторую тоску. Хотя я попадаю во множество приключений и проживаю в роскошных местах, я жалею об отсутствии нормальной жизни. У меня нет своей мебели, специально выбранного постельного белья, комнатных растений… Мне бы хотелось развесить на стенах картины, любимые фотографии, но это невозможно.

Такое чувство, будто у меня нет ничего. И это изнурительно.

Ни разу, зайдя в номер, я не столкнулась с Левием. Сходив в душ, я усаживаюсь на диване, держа в руке бокал с вином, и закидываю ноги на стол. Как по мне, покой длится недостаточно долго.

– Ни в чем себе не отказываешь?

Я не поднимаю глаз, узнавая грубый акцент заявившегося без приглашения Томаса. Он, как обычно, хмурит брови и снисходительно смотрит на меня. Не нужно быть гением, чтобы понять: он мнит себя лучше всех остальных. В иных обстоятельствах мы могли бы с ним подружиться.

– Нашла в холодильнике, – говорю я, чокаясь в воздухе.

– Сейчас полдень.

– Где-то в мире стопроцентно найдется место, где сейчас шесть вечера.

Он замирает напротив, прожигая меня взглядом голубых глаз. У него, мягко говоря, нестандартное лицо. Он по-своему красив, но по большей части пугает. Он сообщает, что Левий ждет меня в вестибюле отеля. Я спрашиваю зачем.

– Работать. За это ведь тебе и платят, нет? Завтра начинается турнир.

Я залпом допиваю остатки белого вина и, водрузив бокал на журнальный столик, встаю на ноги. Я оставляю свой пиджак, устав от изнуряющего пустынного зноя, и следом за Томасом выхожу из номера. Я спрашиваю, почему он решил заселиться вместе с нами.

– Чтобы знать о каждом твоем шаге.

Ну все, с меня хватит. Потеряв терпение, я поворачиваюсь к нему и скрещиваю на груди руки.

– Какие у тебя ко мне претензии?

Не теряя ни секунды, он холодно и сухо, словно ждал этого момента с самого утра, отвечает:

– Ты продажная, капризная, вспыльчивая, эгоистичная и лживая манипуляторша – я знаю это, потому что и сам такой.

Вау. Он думал, что заденет меня, выплюнув все эти чудесные прилагательные мне в лицо? Подумать только: он знает меня всего двадцать четыре часа! А ведь бедняга еще ничего такого даже не видел. Я весело и благодарно ему улыбаюсь.

– Браво, за один день ты понял меня лучше, чем мой бывший психотерапевт за шесть лет. К чему ты клонишь?

– Левий мне словно брат, которого у меня никогда не было, – признается он, когда двери лифта открываются на первом этаже. – Я люблю его, но вкусы в женщинах у него весьма сомнительные. Иными словами, он придурок. Но сейчас в его жизни неподходящее время для того, чтобы искать себе новый способ саморазрушения.

Я указываю пальцем в грудь, словно спрашивая: «Это кто это? Я?» Но он в лучших своих традициях меня игнорирует.

– Так что, если твоя цель – обобрать какого-нибудь простака, ищи себе кого-нибудь другого.

Миленько. Я ничего ему не отвечаю, потому что совершенно плевать, что он там обо мне думает, и подхожу к стоящему около входа Левию. Томас же куда-то исчезает, вероятно, в темный уголок, в котором он сможет излить всю свою ненависть к жизни в личный дневник.

Готова поспорить, он был из тех эмо-подростков, что в 2010 году писали депрессивные стихи на Тамблере. У меня фобия на таких.

– Куда он делся? – спрашиваю я у Левия, взгляд которого прикован к моей левой руке.

И тем не менее он не накрывает ее своей. Вместо этого он делает вид, что касается своими пальцами моей спины, увлекая за собой, хотя на самом деле он никогда не прикасается ко мне по-настоящему.

– У Томаса другие дела, – отвечает он, прежде чем сменить тему: – Полагаю, отсутствие кольца будет проблемой.

Да, это действительно может вызвать некоторые вопросы. Но если мы купим обручальные кольца, то шутка зайдет слишком далеко. Я приспускаю свои солнцезащитные очки на нос и все же говорю ему:

– Если уж на то пошло, я предпочитаю бриллианты.

– Приму к сведению.

Мы проходим через зал, огибая стоящую в центре римскую статую. Я чуть не задыхаюсь, когда снаружи на нас обрушивается волна обжигающего зноя. Я очень люблю солнце: я итальянка, а потому привыкла к нему. Но это нечто совершенно иное. Воздух настолько горячий и сухой, что почти невозможно дышать.

Левий подводит нас к бассейну – которых здесь, к слову, шесть, – и я присвистываю от восхищения при виде этой красоты. Он оформлен в самом настоящем античном стиле, с колоннами, статуями и скульптурами, вдохновленными греко-римской империей.

Я с завистью разглядываю купол и его каскадом стекающие струи воды. Мне невыносимо хочется нырнуть в воду. Уверена, в ней очень свежо. Я мысленно отмечаю, что мне как можно быстрее нужно будет приобрести купальник.

– Кстати. Как ты меня тогда назвал?

Левий непонимающе смотрит на меня, занимая несколько шезлонгов. Он снимает обувь и носки, обнажая тонкие, изящные лодыжки. Не знаю, по какой причине и как это объяснить, но кажется, что он очень о себе заботится.

Это горячо.

– Там, под объективами, ты как-то меня назвал. Полагаю, на русском.

– А. Lyubimaya? Это значит «любовь моя».

Я запрещаю себе как-либо на это реагировать, но вопреки моей воле по коже пробегают мурашки. Звучит красиво. И очень естественно из его уст. Глупо, но я вспоминаю о словах, что сказал в лифте Томас. «Я люблю его, но вкусы в женщинах у него весьма сомнительные».

И все же мне не кажется, что за этим кроется какой-то больший интерес. Левий как будто бы из тех людей, что глубоко одержимы соперничеством и, следовательно, эмоционально недоступны. На первый взгляд он кажется самым настоящим джентльменом, но я не могу представить, чтобы он заботился о женщине – или даже о мужчине.

– Тогда как мне называть тебя? Этим же словом?

Он наклоняется к небольшому деревянному столику, стоящему между нашими шезлонгами, и достает из кармана колоду карт.

– «Левий» будет в самый раз.

Как я и говорила – никакого интереса.

– Мы здесь, чтобы работать, – напоминает он мне.

– И я крайне серьезно отношусь к своей роли. И коли уж я безумно в тебя влюблена, я не стану называть тебя «Левий», как делает все остальное население Земли. Это отстойно и банально. А вот если я стану использовать какое-нибудь русское ласковое прозвище, получится очень душевно. Доказательство того, что я интересуюсь культурой своего возлюбленного.

Наконец он поднимает на меня глаза, явно не впечатленный моей речью, но ничего не говорит. Я довольствуюсь тем, что смотрю на него в ответ, давая понять, что предельно серьезна. Я и сама не знаю, что за игру веду, и, скорее всего, в процессе обожгусь, но, как и всегда, меня это не останавливает. Потому что, по всей видимости, когда мне становится скучно, я начинаю флиртовать, причем исключительно с теми, кого ненавижу или кому завидую.

Он раздает карты, а затем тихо говорит:

– Lyubimyy. То же самое, только для мужчин.

Я закрываю глаза и снова и снова повторяю это слово, стараясь как можно больше к нему привыкнуть. После шестого раза я замечаю на себе взгляд Левия. Выражение его лица все столь же непроницаемо, но во взгляде что-то изменилось. Я поднимаю бровь. Он в ту же секунду отводит глаза, словно бы мне это привиделось.

– За работу.

Глава 6. Май. Лас-Вегас, США. ЛЕВИЙ

Вторую половину дня Роза проводит за тем, что объясняет мне, как считать карты и выводить вероятности. Разумеется, я в этом не новичок: подсчет аутов – базовый навык игрока в покер. Но, должен признать, я никогда особо на него не полагался. Я всегда считал, что это одновременно и слишком сложно, и по сути своей является пустой тратой времени.

– Всегда помни о том, что это не непогрешимая наука, – напоминает она, тасуя у бассейна карты. – Никогда нельзя знать руку оппонентов наверняка.

– Я не идиот, Роза. Просто объясняй.

Так она и поступает, да и еще, должен признать, очень толково. Словно прямо на моих глазах она становится совершенно другим человеком. Она кажется… увлеченной этой темой. И ей это очень идет. Гораздо больше, чем этот ее нелепый и банальный флирт.

– Начнем с «Правила умножения на четыре и два», – говорит она, раздавая нам карты. – Оно используется только на стадиях флопа и ривера^[5]. На флопе, чтобы рассчитать свою долю, ты умножаешь количество аутов на четыре. На ривере – на два.

Мне никогда особо не давалась математика, но я довольно быстро улавливаю, о чем она говорит. Вопреки мнению множества людей подсчет карт помогает нам не угадать, какие попадутся карты, а подсчитать вероятности.

– Значит, если на стадии флопа у меня двенадцать возможных аутов, я умножаю их на четыре? – резюмирую я, чтобы удостовериться. – И у меня получается… сорок шесть процентов вероятности того, что выпадут хорошие карты и я соберу свою руку.

– Скорее сорок восемь. А в случае если двенадцать аутов осталось на терне, то процентов получается двадцать четыре.

Основную идею понять не очень сложно. Однако чем больше партий мы проводим, тем сложнее оказывается применять ее на практике. Покер – игра прежде всего азартная, а потому играть с учетом вероятностей оказывается очень непросто. Даже у Розы, которая, судя по всему, в этом профи, не получается выигрывать каждый раз. Суть в том, чтобы понять, когда нужно продолжить, а когда лучше спасовать.

Завтра первый день турнира. Этот день не станет решающим, но он все равно важен. Он – это первое впечатление, что мы произведем на весь остальной мир.

Более того, я играю не один. Томас тоже там будет, за одним из столов. Кто знает, быть может, нам доведется сыграть друг против друга. Роза тоже будет присутствовать, хоть и под прикрытием.

– Ты так и не объяснил, каким образом я проникну в турнирные залы, – как раз говорит она.

Я лукаво полуулыбаюсь ей, и этого достаточно, чтобы она подозрительно прищурилась. Она начинает все лучше меня понимать. Это хорошо.

– Ты будешь там не в качестве Розы. Ты известна людям в качестве моей невесты, и поэтому тебе придется стать кем-то другим.

– В смысле?

– В какой-то день ты будешь журналисткой. В другой – массажисткой. В третий – официанткой. В общем, кем угодно, кто сможет войти в зал и свободно по нему перемещаться. Все, что тебе нужно, – это любой ценой избегать зрительного контакта.

– И как же ты планируешь это сделать?

– Я знаю парочку людей.

Тишина. Роза неглупа.

– Иными словами, ты их подкупил?

– Именно. Твоя задача – наблюдать за игроками, в особенности за теми, с кем мне доведется встретиться, и в каждом перерыве мне отчитываться. Разумеется, главная твоя цель по-прежнему в том, чтобы сосредоточиться на Тито.

В ответ она просто кивает.

Вскоре после ужина мы возвращаемся в номер. Я прикрываюсь тем, что мне нужно лечь спать пораньше, чтобы завтра быть в форме, и говорю ей пользоваться мини-баром и обслуживанием номера на свое усмотрение.

После хорошего душа я уединяюсь в своей комнате и снова и снова тренируюсь. Из-за ужасной головной боли мне приходится выключить верхний свет и воспользоваться прикроватной лампой. Глаза болят больше обычного, и причиной тому, вероятно, усталость из-за смены часовых поясов. Такое происходит чаще, чем хотелось бы признавать.

Ввиду своей инвалидности я также страдаю и от светобоязни, то есть невероятно сильной чувствительности к свету. Поэтому во время игры в покер я почти всегда сижу в солнцезащитных очках. Люди думают, что я делаю это, чтобы блефовать, а то и просто ради выпендрежа, но правда далеко не столь гламурна.

Без них я просто не смог бы продержаться за столом десять часов.

* * *

На следующее утро я застаю Розу в гостиной совершенно преображенной. На ней парик с длинными вьющимися волосами, облегающий костюм и очки-бабочки без диоптрий. Единственное, по чему я ее узнаю, – это убийственный взгляд.

Вне всяких сомнений, это действительно она.

– Uffa^[6]. Ненавижу желтый, – бормочет она.

А, так костюм желтый. Понятно. Я подавляю желание спросить, почему он ей не нравится. Разве желтый не цвет солнца? А солнце ведь прекрасно, нет? Почему она ненавидит цвет солнца? Странно.

– Это всего на пару часов, – подбадриваю ее я. – Ты справишься.

В этот самый момент появляется Томас, одетый в свой привычный серый костюм. Его светлые волосы касаются плеч. Увидев его, Роза одобрительно присвистывает.

– Вау… сам бог грома во плоти! А где Мьельнир^[7]?

Он не реагирует и что-то ей протягивает.

– Вот твой пропуск.

Она берет его в руки, любопытствуя, переворачивает, а затем кривится.

– Маргарет Фишер? Серьезно? Как банально…

У меня не получается сдержать усмешку, расползающуюся на губах. Она исчезает в ту же секунду, когда я замечаю на себе взгляд Томаса. В следующее же мгновение я беру себя в руки.

– Готовы? Поехали.

Я ужасно скучал по атмосфере турнира.

По этой эйфории, по ощущению адреналина каждой клеточкой моего тела, по шуму разговоров и выражениям лиц, столь же возбужденным, сколь и встревоженным… Едва зайдя в назначенный мне зал, я надеваю на себя маску.

Я больше не Левий, я Левий Иванович. Сын знаменитого Иакова.

Я безмятежно сажусь за первый столик и замечаю несколько знакомых лиц – завсегдатаев WSOP, но есть там и два новых, еще неизвестных мне. Я достаю фишки и занимаю свое место, делая вид, что не обращаю на них внимания.

Игра начинается спокойно. Ничего суперзахватывающего. Игроки, сидящие за моим столиком, не кажутся шибко смекалистыми, но меня это не удивляет. На турнире со вступительным взносом в десять тысяч долларов не стоит ждать от них многого. Меня это не смущает. Даже наоборот: так я совершу меньше крупных ошибок.

Я не знаю, где сейчас Томас, но меня это не заботит. Розы меж тем тоже нигде не видно. Я стараюсь не отвлекаться и продолжаю играть. Самый оригинальный за этим столом оппонент всеми силами избегает моего взгляда и постоянно поигрывает с воротником своей футболки, словно ребенок поднося ее ко рту. Я дважды пасую, в основном для того, чтобы проанализировать его игру и реакции. Едва ли он умеет блефовать: он очень быстро совершает чек. Сражаться за банк он тоже, кажется, не собирается. Я это отмечаю.

Через час, как раз когда я собираюсь повысить ставку одного из игроков, я напрягаюсь. Роза стоит где-то за моей спиной, я чувствую это, я это знаю. Я не вижу ее, но запах, вдруг защекотавший мне ноздри, слишком очевиден. Она каждый день носит этот парфюм, столь сильный, что он пропитал даже топ, что она оставила на полу ванной сегодня утром.

Как ни в чем не бывало я продолжаю играть, краем глаза замечая, что она проходит мимо меня. Никто не обращает на нее внимания. Она бродит между столами, но всегда возвращается поближе к моему, не сводя глаз с нашей игры.

Потихоньку игроки начинают менять места. Меня и самого зовут перейти за другой стол, что равнозначно переходу на новый уровень. Я выигрываю чаще, чем проигрываю, и хоть это и не удивительно, но все равно приятно.

– Так-так-так! – восклицает мелодичный голос, когда я сажусь за новый столик. –  ^[8].

Я поднимаю пустой взгляд на Ли Мей, постоянную участницу турниров. Если верить СМИ, эта двадцатичетырехлетняя девушка – типичная дочка богатого папочки, у которой денег так много, что она не знает, что с ними делать.

Поэтому она тратит их на роскошные отели, дизайнерскую одежду и турниры по покеру, в котором оказалась на удивление хороша. В придачу к этому она ярая фанатка одной певицы, чьего имени я не помню, и большую часть речи цитирует слова из ее песен. Большинство считает общение с ней утомительным, но мне ее характер нравится.

Разумеется, прилюдно я этого не показываю.

– Видела на Weibo^[9], что ты только что вернулся из Китая, – говорит она, когда я наконец усаживаюсь. – Надо было сказать мне, мы совсем ненамного разминулись!

Ли Мей родилась в Шанхае. Я разглядываю ее идеальную кожу, смеющиеся глаза и белоснежный, словно снег, маллет. На ней топ с длинными рукавами, закрывающий шею и плечи, но невероятно короткая юбка клеш. Должен признать, она настоящая красавица.

– Насколько мне известно, мы с тобой не друзья.

Она не тушуется, уже привыкшая к моей холодности, и делает грустную мордашку, что не затрагивает ее глаз.

–  ^[10]. Можешь не сомневаться, сегодня ночью я поплачу об этом в своей кровати.

Мы играем еще добрых два часа. Должен признать, с каждым годом Ли Мей становится все лучше и лучше. В отличие от остальных пассивных игроков она не стесняется атаковать более агрессивно. Это мне и нравится в стиле ее игры.

Она бросает настоящий вызов там, где остальные, как, например, мужчина справа от меня, не слишком готовы сражаться. Единственный ее минус в том, что она делает смехотворно высокие ставки, словно показывая, что у нее есть на это деньги.

– Мои поздравления тебе и твоей невесте, – весело говорит она, когда начинается перерыв. – Какой будет свадебная тематика? Умоляю, только не на открытом воздухе.

– Забавно. Говоришь так, будто тебя кто-то пригласит.

Она присвистывает, скрещивая руки.

– Просто хочу убедиться, что бедную девушку не заставляют выходить за тебя силой. Впрочем, она кажется вполне здравомыслящей. Разумеется, это меня интригует.

– Обещаю, она делает это более чем добровольно, – холодно отвечаю я.

– С твоим-то лицом, так уж и быть, верю. Я подумывала пригласить вас на ужин, но Тейлор Свифт говорит мне, что это будет уже чересчур…

Несколько растерявшись, я поднимаю бровь.

– Вы с ней дружите?

– Если бы! Нет, так зовут мой внутренний голос.

Понятно. Совершенно нормальное явление.

– Раз так, то Тейлор Свифт права. Пока.

Ли Мей не пытается меня остановить, и я выхожу на улицу, одну руку сунув в карман брюк с высокой посадкой, а другой крепко обхватив сумку. Вот всегда ей нужно делать это у всех на виду – надоедать и приставать. Я не иду следом за остальными игроками и вместо этого уединяюсь в уголочке, возле бассейна, в тени греческого интерьера.

В ожидании я мысленно анализирую все произошедшее. До сих пор все шло по плану. Сидя за первым столиком, я особенно отметил одного из игроков, никому тем не менее неизвестного. Он почти не двигался и все свое внимание сосредотачивал на воткнутых в уши наушниках. Скорее всего, он профи и, учитывая внешность, профи весьма умелый – знаю, что это глупо, но все же внешность человека говорит о многом.

Наконец объявляется Роза, уже без очков и парика. До того, как сесть рядом, она с обворожительной улыбкой на губах проводит пальцами по моей руке:

– Здравствуй, lyubimyy. Как прошло твое первое утро? Удалось завести друзей?

Против воли меня пробирает дрожь. Было большой ошибкой позволить ей так меня называть. Теперь, понимая, как это на меня влияет, я ужасно сожалею об этом решении. Я игнорирую ее актерскую игру и спрашиваю, что ей удалось выяснить за время первого раунда. Как по мне, перерывы здесь недостаточно длинные, а потому затягивать не стоит.

– Та красотка, что постоянно с тобой флиртовала, – говорит она, вновь принимая серьезный вид.

– Ли Мей Цянь.

– Она не умеет скрывать свои эмоции. Каждый раз, когда ей выпадает хорошая рука, во внешних уголках ее глаз появляются морщинки. Еще она чуть приоткрывает рот, как бы слегка улыбаясь.

Заинтригованный, я хмурюсь.

– Я крайне внимательно наблюдаю за всеми игроками, но ни разу не видел, чтобы кто-то из них улыбался при виде своих карт.

– Именно поэтому это и называется микровыражением, – сухо отвечает она, раздраженная тем, что я подвергаю сомнению проведенный ею анализ. – Оно длится всего полсекунды. Зачастую сразу после люди возвращают себе нейтральное выражение лица, поэтому эти изменения трудно заметить.

Она права. Я медленно киваю, впечатленный, и спрашиваю, что еще она может сказать.

– Парень с первого стола, что сидел по левую руку от тебя: он считает себя сильнее всех остальных. Он очень в себе уверен: это видно по тому, как он сцепляет руки в замок за головой, как откидывается на стуле и вытягивает ноги под столом. А еще он всех вас презирает, и тебя в особенности.

Это я знал и сам: в прошлом году он проиграл мне в полуфинале, но мне любопытно узнать, что об этом думает Роза.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Его внимание целиком и полностью было приковано к тебе. Презрение – это единственное асимметричное микровыражение, при котором движется лишь одна какая-то часть лица. В его случае можно заметить, как слабо подергивается правый уголок его губ.

– Из чего я делаю вывод, что он не представляет большой угрозы.

Она с серьезным видом на меня смотрит.

– Наоборот. Сила презрения обратно пропорциональна силе сокращения: так, если сокращение слабое (то есть происходит попытка его скрыть), значит, презрение довольно велико. Думаю, он сильный игрок и при этом имеет на тебя зуб, хоть я и не понимаю причины. Но он слишком почивает на лаврах и забывает обращать внимание на остальных игроков.

– То есть?

Она задумывается, глядя куда-то вдаль. По ее виску стекает бусинка пота.

– Я бы описала его игру как «тайтово-пассивную»: если он входит в банк, значит, у него хорошие карты. Но при этом он не делает больших ставок. Он повышает лишь тогда, когда уверен, что его карты – выигрышные, и потому подобная стратегия слишком предсказуема. Он вот-вот облажается.

Я был прав: нанять Розу было подарком судьбы. В глубине души я улыбаюсь и довольно бормочу:

– Очень неплохо, Альфьери.

Она сообщает, что ни один из игроков, с которыми я уже встретился, не кажется ей достаточно хорошим, за исключением того парня в футболке с «Парком Юрского периода», о котором я думал чуть ранее. Как и мне, ей сложно его прочесть.

Я спрашиваю, видела ли она Тито, но она качает головой.

– Да и Томаса тоже, раз уж на то пошло. Думаю, они в другом зале.

Я рассеянно киваю. Затем, бросив взгляд на часы, встаю. Роза делает то же, обмахивая лицо рукой. Здесь жарко, как в аду, даже ранним утром, в отличие от прохлады гостиничных номеров, оснащенных кондиционерами. Я каждый год умудряюсь заболеть.

Я напоминаю ей пить побольше воды, а затем, заметив краем глаза парочку наблюдающих за нами игроков, шепотом добавляю:

– Пора возвращаться.

Я скрываю ее растерянное выражение лица легким поцелуем в щеку и исчезаю, лишая себя удовольствия понаблюдать за ее реакцией.

Первый день длится десять часов, и это подобно сладкой пытке. Вторую половину дня я провожу с солнцезащитными очками на носу и шумоподавляющими наушниками на голове. Я теряю счет времени. Этим и опасны подобные места: в них можно пробыть несколько дней, ни разу не выйдя на улицу.