Милена Миллинткевич
Басурманин. Крылья каарганов

Вскинул голову Дамир. Вспыхнул взор. Рука легла на рукоять сабли.

– Скажу, княже. Обо всём поведаю. Токмо дай мне слово верное, что исполнишь всё, как велю. Коли ты супротив Джамбулата подняться отважилась, я и воины мои по перед тебя и дружины рязанской стеной встанем. Сколько я поливал землю кровью сынов и дочерей княжества твоего? Но она же, простив всё зло, боль и обиды, приняла и домом мне стала. Как за родную биться буду, себя не щадя.

– Добро! – кивнула Владелина и, дёрнув поводья, поскакала к лесу, где у кромки появилась сгорбленная фигура.

Дамир и остальные последовали за ней.

Деревья, окрасившиеся в багряный с золотым отливом наряд, встретили знатных всадников тихим перешёптыванием листвы, словно знали о них то, что другим знать не следовало. Влада и Дамир молча ехали вдоль леса. Им не нужно было вести речей, чтобы понимать друг друга. Достаточно было находиться рядом. Ловить украдкой взор и знать, что, едущий рядом, не предаст.

Наслаждаясь уходящим теплом, они поравнялись со старухой, шедшей вдоль деревьев. Знахарка и повитуха Агафья жила в этом лесу на заимке очень давно. Влада помнила, как её батюшка, князь Мстислав, сказывал, будто мальчишкой он отправился со своим отцом в эти ещё нехоженые земли и повстречал Агафью. Как она поила его ягодным соком, ворожила на корешках и заклинала его батюшку не ходить в глухие земли.

С тех пор многое переменилось. Вот и батюшка её ушёл к матушке и духам. Но Агафья всё так же жила на заимке, лечила разные хвори, принимала младенцев и ворожила. Старики сказывали, что она знается с самим ведуном Зоремиром, коего в рязанских землях да и по всей Руси почитали и боялись. Многие о нём слыхали, да никто не видал. Злые языки и вовсе уверяли, что то всего лишь слух, и никакого Зоремира нет и не было. Другие рассказывали о чудесах, что творит этот ведун. И клялись, что слыхали о них от тех, кто эти чудеса видал. Иные не верили ни тем ни другим. А о том есть Зоремир или нет высказывались осторожно, мол раз слухи ходят, значит, кто-то да есть. А коли многие старики Агафью помнят ещё с малых лет, стало быть, что-то в этой старухе есть, и, видать, она и правда с ведуном знается, коль столько лет по земле ходит. И покуда одни только догадывались, Владелина и Дамир знали наверняка, что Зоремир живёт в дальних лесах у чёрного валуна и всякий народ его по-своему кличет. А коли так, то и про Агафью, видать, верно сказывают.

Поставив на пенёк полную трав и кореньев корзину, знахарка отвесила земной поклон подъехавшему князю:

– Здрав буди, князь-батюшка! А я иду к себе, дай, думаю, на лужок выйду, вдруг тебя встречу? – покосившись на Дамира, старуха принялась ковыряться в корзине, но, не найдя искомого, махнула рукой.

– И тебе не хворать, Агафья! – кивнула Влада.

– Вели девке сенной поутру прийти. Я тебе травок для отвара ароматного сберу: думы тяжкие разогнать, силы укрепить, дух подбодрить и беспокойство ночное унять. Да, коли позволишь, настойку стряпухе передам. Третьего дня жалобилась она на боли колючие. Сказывала, лытки окаянные её совсем измотали. Я и сама бы пришла, да мне в деревню за реку надобно. Дитятко там у жинки мельника того гляди народится. Вот травок насбирала. Пойду! Здрав буди, княже! – и ещё разок поклонившись, старуха пошла вглубь леса.

– Чудная она! – поглядел ей вслед Дамир.

– Она мне заместо матери была, – тяжело вздохнула Влада.

От её взора не укралась тоска во взгляде любимого.

– Ты так и не поведал мне, отчего не привёз с собой Мару, – продолжив путь, смущаясь, неуверенно спросила она. – Ей бы понравилось в моих землях. В лесах много целебных корешков, грибов да ягод. Травами спелыми луга поросли. Да и с Агафьей, мне думается, они бы поладили.

Лицо Дамира почернело, он осунулся, будто груз тяжкой битвы вновь навалился на его плечи. Владе стало не по себе оттого, что всколыхнула былые воспоминания. Ей и раньше-то казалось, что неспроста её хан не привёз Мару, а теперь и вовсе совестно стало.

– Мара сгинула, – не своим голосом просипел хан. – В пламени пожарища канула в шатре своём.

– Не гневайся, что былое тронула, – подъехав ближе, Влада коснулась руки Дамира.

– Нет в том твоей вины, – Дамир сжал её пальцы и покосился на приближающихся ратников и воеводу с сотником. – Права Мара была. Коли оставил бы тебя при себе тогда, не выжила б ты в битве. Джамбулат становище моё коварством взять хотел. Да сам в мою западню, аки зверь, угодил. Токмо всё одно многим в землю лечь суждено было. Усман своими руками Негудера в курган уложил. Земли те ещё многие лета гиблыми будут.

– Отчего же ты тогда сразу не открыл мне, что батюшка мой посольством у стен стоит?

– Желал, чтобы ненависть в тебе огнём полыхала. По-иному ты бы не ушла. А я так и не ведал бы, что значу для тебя, – голос Дамира дрогнул.

Владу разозлили последние слова, хотя она и не понимала отчего.

– Теперь ведаешь! – сорвались с уст полные горечи слова.

Владелина хлестнула коня и поскакала навстречу ратникам. Она не слышала, ни тяжёлого вздоха любимого, ни его слов:

– Ведаю! Токмо знамо ли тебе, что значишь для меня ты́?

Поравнявшись с воеводой и сотником, Владелина посмотрела в сторону дальних лесов:

– Симеон Тихонович! Пошли в Рязань за дюжиной верховых и свежими лошадьми. Дождись и догоняй. Мы поедем на дальние подступы. Хан Дамир нам тропки тайные укажет. Поглядим, где посты худые, а где их и вовсе нет. Надобно границы стеречь получше. Коли хан Дамир смог неприметно к граду подобраться, то и прочие смогут.

– Чтобы я, воевода, да басурманина слушал? – возмутился Симеон. – Ты кому, княже, просишь меня́, русича́, покориться? Тому, кто Рязань сжёг? Ты половцев в стенах приветил. То дело твоё. Токмо у каждого из них на нас кинжал припасён. Слово моё верное, гляди…

– Ты что мелешь, Симеон? – пробасил Артемий Силыч, покосившись на подъехавшего Дамира. – Коль знаешь чего за людьми хана, так слово делом подкрепи, толком сказывай за кем какая вина есть. Не то сам на расправу лютую напросишься.

– И ты с ними заодно? – замотал головой воевода. – Твоего слова, сотник и вовсе не спрашивали. Я завсегда говорил князю Мстиславу, что ты к басурманам переметнулся!

Дамир выхватил кинжал, а Симеон, увидав ярость во взгляде Дамира, вдавил сапоги в бока кобылки и что есть духу помчался к Рязани. Промеж ратников послышались смешки. Один подъехал ближе:

– Дозволь, княже, мне за людьми и лошадьми в Рязань отправиться. Да и за воеводой присмотреть надобно. Не свалился бы где в канаву! А то вона его как хан спужал! Кобылка подковами, что деньгой сверкает.

Послышался сдавленный смех. Владелина обернулась. Ратники, что есть сил сдерживались, глядя на удаляющегося воеводу.

– Поезжай! – махнула рукой Влада. – Поди и вправду куда свалится, али того пуще – с пути собьётся!

На сей раз рантики расхохотались, да так, аж слёзы на глазах выступили.

– А я с тобой поеду, княже! – выехал вперёд Артемий Силыч. – Пущай хан Дамир мне укажет, где у нас худо стерегут.

– Добро, Артемий Силыч! – согласилась Владелина. – Мудрость твоя и сметливость всем ведомы!

Светило уже пошло к закату, когда у кромки дальнего леса Владелине померещилось, будто кто-то прячется за кустами. Она всматривалась в скользнувшие за деревья тени, вслушивалась в затихающий шелест облетающей листвы. Ничего. Влада подняла руку, велев ратникам отстать, и поманила Силыча.

– Глянь-ка туда? – указала она подъехавшему сотнику. – Разбойный люд тайными тропами пробирается?

– Дозволь, княже, поглядеть, – Борич, всегда неотступно следовавший за Артемием Силычем, спрыгнул с коня и бросил ему поводья.

– Токмо понапрасну на рожон⁵ не лезь, не медведь, – велела ему Владелина.

– Княже, может лучше я? – Дамир подъехал ближе.

– Вместе пойдём! – спешившись, Владелина вытащила из ножен меч и, стараясь ступать тихо, пошла за Боричем.

Дамир последовал за ней. У раскидистого куста, всё ещё одетого в густую зелёную листву, Влада остановилась и подняла руку, указывая куда-то вперёд. Дамир замер на миг и крадучись, подошёл ближе.

Трое разбойников, так же как и они, прятались за кустом и бранились промеж собой.

– Тихо ты, Шельма! Спугнёшь!

Рябой замахнулся на тощего, но тот оказался столь прыток, что увернулся от удара и отскочил в сторону.

– Шам ты, Кутя, шельма! Шумишь, а пошле бранишьща. Глянь-ка! Поди оборотитща. Жаприметит наш, тогда гиблое дело.

– Цыц, вы оба. Вот взрежу ножичком! Останетесь тут, зверью на забаву, – пригрозил третий, явно старшой.

– А чего он, пёс брехливый… – огрызнулся Кутя.

Старшой смерил подручников недобрым взглядом.

– Вот я вас…

Опустив мешавшую ветку, он вглядывался в сгущающийся сумрак:

– И откель он тут взялся? Прочих не видать… – прислушавшись, старшой махнул подручникам. – Кажись, один! Слышь, Кутя! Иди вона той тропкой. Как в низину спустится, так и выскакивай перед ним. Понял? А ты, Шельма, голдень ты, шелудивый, дубину бери. Вона за те кусты ступай. Как Кутя выскочит, так ты ратника-то по головушке и отходи, чтобы не поднялся. Доспех у него вишь, какой, знатный! За него деньгу добрую выручим.

– Плащ – мне! – потирая руки, обрадовался Кутя.

– Чего это? Ишь, чего удумал? Плащ и кинжал – мне! Доспех, меч и щит – сбудем на ярмарке по случаю, – возмутился старшой. – С тебя и рубахи хватит.

– А я шебе шапку вожму и шопоги! – переминаясь с ноги на ногу и поигрывая дубиной, гундел Шельма.

Дамир посмотрел на Владу. Она молча кивнула.

– А мне головы ваши! – выскочил из-за куста хан.

Разбойники присели от испугу, увидав басурманина, а после и вовсе бросились врассыпную. Старшого поймал Дамир и, не дав ему опомниться, одним ударом сабли снёс голову. Шельма выронил дубину и кинулся бежать. С перепугу налетев на Владу, он повалился ей в ноги.

– Шпаши меня, добжий воин! Тут по лешу башурман шаштает!

– Может и спасу, коли скажешь, чего это вы тут замышляли?

Владелина ухватила его за шиворот и, подпихнув вперёд мечом, повела к кромке леса. Шельма, видать, сообразив, что и воин, и басурманин заодно, скулил, но шёл. Когда же увидел верховых, бросился наземь и завыл:

– Ох, беда мне, горемышному! Ох, беда!

– Ещё один! – Борич выволок из лесу Кутю, и кинул в руки Силыча небольшой мешочек. – При нём было. Видать, я не первый, на кого они тут в кустах прятались.

– А это у старшого сыскалось, – появившись из-за деревьев, передал Владе мешок побольше Дамир. – Тяжёл, будто камень. Не с руки, видать, такой за пазухой носить было, да от этих прятать!

– Вот хмыстень⁶! – надулся Кутя. – Брехал, что поровну хабар⁷ делил, а сам…

– Что с ними делать станем, княже? – выпрямившись в полный рост, Борич встал над лежащими на земле разбойниками.

– С собой возьмём, – Владелина бросила мешок с монетами Силычу. – Поутру совету предъявите. В хлеборост⁸ или страдник⁹ и не сыскали бы. Возьмите их! – кивнула она ратникам. – Вяжите крепко, чтобы не сбёгли.

Ратники схватили разбойников, скрутили и отвели в сторонку.

– Стражу на границах по-иному устроить надобно, – обернувшись на лес, Влада поглядела на Силыча и, подумав немного, махнула рукой, подзывая Борича. – Она-то по верхам ездит, в низинки и лесочки не заглядывает. Тут и войско пройдёт, никто не приметит.

Владелина покосилась на Дамира.

– Лесок этот в овраг широкий спускается. Там тропа широкая, дерева высокие. Верховые по три зараз проходят. Вот где стражу припрятать надобно. По тому оврагу я оба раза шёл, никто мне путь не преградил. Стало быть, и Джамбулат, коль на Русь пойдёт, тем же путём пробираться станет.

– Значится, так тому и быть! – кивнула Влада, похлопав коня по морде. – Борич! Доставь в Рязань этих, – она кивнула на разбойников. – Чтобы не сбёгли. А то ведь гляди, Симеон Тихонович не поверит нам.

Ратники вновь расхохотались и принялись готовиться в обратный путь.

Глава 2

Светило вынырнуло из-за крыши терема и лениво заглянуло на ратный двор, где шестеро мальчишек лет по пять, вооружившись малыми щитами, деревянными мечами и водрузив на головы мохнатые шапки, словно на дворе лютень¹⁰, внимательно слушали пожилого дружинника. Выслушав очередное наставление, они встали друг против друга. И началась битва. Стук деревянных мечей разносился по двору, вперемешку с визгами малышей и грозными окриками наставника.

В ожидании князя и сотника Дамир стоял на заднем крыльце гридницы¹¹, выходившим на широкий двор. Постукивая ладонью по рукояти сабли, он глядел на мальчишек. Взгляд всякий раз цеплялся то за одного, то за другого мальца. Один казался слишком медлительным и оттого получал удары чаще остальных. Другой чересчур вертлявым, настолько, что путался в ногах. Третий, хоть и был ростом выше остальных, казался ещё совсем маленьким и не понимал чего от него хотят.

С шумным гомоном и смехом на двор из избы выскочила дюжина отроков. Одетые, как и положено ратникам, в кольчуги поверх плотных рубах, шеломы с бармицами, со щитами и настоящими, а не деревянными мечами, они выглядели очень неуклюже. На миг Дамир подумал, что они и мечом-то взмахнуть ни разу не смогут. Но когда на дворе появился Борич, отроки притихли и подбежали к нему за наставлением. И вот уже взметнулись ввысь мечи и оглушительный звон, крики и брань огласили двор.

– Ах ты, басурман! Я тебя!

– Поди сюда, супостат! – кричали те, кому выпало изображать русичей.

– Вот вспорю брюхо, поглядим кто супостат!

– Сам ты басурман! – вопили те, что изображали ворогов.

– В ратном поединке речи вести, что самоё себе голову снести! – наставлял Борич.

В груди у Дамира больно кольнуло. Он глядел на отроков и внутри него всё переворачивалось, бурлило, подступало мутью к горлу и ухало к ногам.

– И думать не моги об том! – услышав гневный шёпот Влады над ухом, Дамир от неожиданности вздрогнул и резко обернулся. – Я-то помню твои…

Она недоговорила. Смерила хана тяжёлым взглядом и посмотрела на будущих ратников.

– Тронешь кого – от моего меча падёшь! – глядя на появившегося из ратной избы Силыча, прошипела она.

– Княже! Тебе ведомо всё обо мне. О былом и не помышляю, – Дамир подошёл к Владе и встал за её плечом. – Я в толк не возьму…

– Чего? – вмешался в разговор Силыч, подходя ближе.

– Пошто мечи у мальцов деревянные?

Силыч усмехнулся:

– Княже, если не передумал со мной в становище ехать, то пора!

– Поедем! Давно за стену не хаживал, – кивнула Влада.

– Добро! – и глядя на спускавшихся с крыльца Владу и Дамира добавил. – А у вас, что, не так воинов учат?

Дамир обернулся на мальчишек:

– Кыпчаки сыновей сызмальства в седло сажают и к сабле приучают. Но деревянных не дают. Кинжалу или малой сабле из-под руки кузнеца выйти должно. Воину и клинок под стать.

Силыч покосился на Владу:

– Ежели княжичам да не деревянный меч, а кинжал с пылу с жару даден был, половину дружины извели бы и без набегов басурманских.

– Пошто так? – от Дамира не укрылось, как зарделась Влада.

– Да они так яростно мечами махали, что к вечерней зорьке всякий раз искать наставника приходилось. Прочие, что были, к утру ещё не могли подняться. Любо княжичам было пошалить да позабавиться. Особливо княжич Владислав этим славился. Верно сказываю, князь-батюшка?

– Верно! – вздохнув, отозвалась Влада, с грустью покосившись на сотника.

Дамир видел, как Силыч, потупив взор, отвернулся, чтобы не смущать Владу, и без того огорчённую упоминанием погибшего брата.

На конюшне их уже ждали. Три запряжённых коня стояли у ограды, нервно перебирая ногами, помахивая хвостами и всхрапывая.

– Ты так и не сказал, отчего мечи деревянные, – решив прервать гнетущее молчание, Дамир подъехал к Силычу, как только они выехали в поле.

– Деревянный меч не может причинить большой вред. Больно ударить, оцарапать – да, но жизнь не отнимет. Потому мальцы не боятся наносить удары. А когда становятся старше и опытнее в бою, получают из рук наставника первый настоящий меч. К отрочеству они ведают всё, что должно знать ратнику. И лишь окрепших силой, их берут в малую дружину. Вот так! – покосился на всю дорогу молчавшую Владелину Силыч.

Дамир тоже поглядывал на неё. Его тяготило то, что Влада решила, будто он прельстился отроками. Он старался не вспоминать о том, к чему вынуждала его злоба и ненависть Агын к пленницам. Но Влада помнила. Она так и не простила ему погибели отроков. И, хотя с тех пор как половцы поселились рядом с Рязанью, она впервые упомянула о его былой жестокости, её слова острым клинком вонзились в тело, разрывая нутро на куски.

– Глядите! Усман! – услышал он голос Владелины.

Указав на быстро приближающегося всадника, она вдавила сапоги в бока коню и поскакала вперёд.

Дамир и Силыч помчались следом за ней.

Они встретились с Усманом у раскидистого старого дерева. Спрыгнув с коня, половец взял за узду жеребца князя и погладил морду.

– Усман! – окликнул его Дамир, подъехав ближе и спешившись. – Ведомо ли тебе, отчего русичи столь отважны в бою?

– Нет, мой хан!

Он раскрыл рот, хотел было что-то сказать, но благоразумно решил промолчать.

– Оттого, что их дитя уже в три года обучают ратному делу. В четыре малец получает в руки меч. Но не как нам с тобой атасы поднесли малую саблю, а из дерева.

– Как с деревянным мечом можно стать воином? – удивился Усман и покосился на князя и сотника.

Силыч хмыкнул и кивнул в сторону князя.

– Ты летами постарше меня будешь, Усман? – Влада выбралась из седла и скинула плащ. – Стало быть, я для тебя как отрок из малой дружины для ратника. Сразись со мной, коли полагаешь, что с таким мечом воином не стать.

Усман тряхнул головой:

– Помнишь наш лёгкий бой, княже? – он вынул кинжалы и бросил их рядом с плащом князя. – Вы с Гайлисом супротив нас с ханом? Тяжко поверить, что наставники тебя учили мечом, выстроганным из дерева. Уж больно ты прыток и ловок.

Владелина усмехнулась. Дамир залюбовался лёгкой улыбкой, тронувшей губы любимой. Так захотелось прижать её к груди.

– Сразись со мной! – услыхал он голос Влады.

Она достала меч, взяла в руки щит и отошла подальше от расползающихся, что земные гады в траве, корневищ старого дерева.

– Ну, коли князь просит, отказать не смею, – вынимая саблю, Усман покосился на Дамира.

От его слов внутри у хана полыхнуло. Дамир лишь взглянул на Усмана и тот под тяжёлым взором убрал саблю в ножны и отступил.

– Неужто ты спужался быть поверженным? – усмехнулась Влада. – Коли твоя́ правда, Усман, и с палкой воином не стать, тебе нечего страшиться.

– Ежели, княже, правда твоя́, и воином даже с палкой становятся, то сразись со мной́. Отважишься? – выхватил саблю Дамир.

– Не убоишься супротив князя сваво выступать? – ухмылка засияла на лице Владелины, на миг заставив Дамира усомниться в верности задуманного. – Что же! Быть по сему! Токмо биться со всех сил, не отлынивать.

– Княже, разве мы за тем в становище ехали, чтобы ты ребячеством забавлялся? – Дамир уловил тревогу в голосе и взгляде сотника.

– Тебе нечего страшиться, Артемий Силыч! – попытался успокоить его Дамир. – До крови биться не станем, тем паче головы рубить.

За разговорами он пропустил первый удар, оказавшийся столь мощным, что сбил с ног.

– В бою речи вести, что самоё себе голову снести! – повторила Влада слова Борича. – Притомился, хан? Пошто собой землю согреваешь?

Дамир сцепил зубы, вскочил и кинулся на Владу. Его удар она еле успела отбить.

– Нешто тебя то не касаемо? – оскалился он, скрестив клинки и отпихнув от себя Владу.

Она сжалась и бросилась на него. Больше сшибка речами не прерывалась. Оба противника лишь изредка покрикивали, бросаясь друг на друга. Рычали, скрипели зубами, сверкали гневными взглядами.

Трижды Силыч желал остановить битву. И трижды ему казалось, что Дамир отступал. Всякий раз, когда рука хана, сверкая саблей, взлетала над головой, сотник хватался за меч, готовый броситься на подмогу. С тревогой он косился на Усмана. Тот тоже сжимался и хватался за саблю, когда хан начинал брать верх. Он явно готовился кинуться на него и закрыть князя собой или оттащить в сторону яростного степняка.

Засмотревшись на Усмана, Силыч пропустил тот миг, когда Дамир стал теснить Владу к торчащему из земли корневищу. И не успел сотник подумать, что Влада споткнётся и упадёт на спину, как и её брат когда-то, Дамир бросил саблю под ноги Владелине.

– Твоя взяла, княже! – коснувшись груди и склонив голову, прохрипел он.

Тяжело дыша, Влада глядела на хана с нескрываемым раздражением:

– От битвы лытаешь¹², Дамир?

– Не гневайся, княже! – поднимая саблю, он старался говорить тихо, желая потушить пламя недовольства любимой. – Не желал тебя ранить.

– Я велел в полную силу биться, а ты…

Силыч подошёл к Владелине и положил ей руку на плечо:

– Княже, Дамир прав. Как ему супротив тебя биться в полную силу, ежели он клялся верно служить, да клинка на тебя и народ твой не обнажать?

Владелина покосилась на Усмана. Тот лишь кивнул соглашаясь:

– Ты, княже, и вправду противник отважный! Ловкий, сноровистый! С таким в бою нелегко сладить. И хану непросто пришлось, я-то его не раз в бою видал. Но и битва была не за жизнь, а лишь забава. В кровавом поединке тебе супротив него не выстоять. Да и никто из воинов кыпчакских, что многие битвы с ханом прошли не отважатся супротив него выйти. Не сыскать равного по силе хану Дамиру!

– То ты лишку хватил, Усман! – ухмыльнувшись, замотал головой Силыч. – Хан твой воин знатный, коли сам Джамбулат от него бежал. Токмо на сей раз он пострашился в полную мощь перед князем предстать.

Силыч взглянул на хана. Тот смотрел на лошадей, словно его те речи и не касались. Влада подошла и встала перед ханом:

– Усман верно говорит?

– Верно! – вскинув голову, тихо заговорил Дамир. – Ежели я призову духов, дабы в полную силу биться, то никому предо мной не устоять. А и не призову, в пылу битвы не отступлю, покуда враг повержен не будет. Чтобы меня остановить, придётся меня убить. Но покуда не сыскался воин равный по силе. Был один. Улубий. И тот от моей руки пал.

– Коли так, ворогам, что на подступах к Рязани бродят, худо придётся. И коли хан столь силён, то не убоится же он супротив меня выйти? Я на голову выше и в плечах вдвое шире хана буду, да и бить стану вполсилы.

Дамир покосился на сотника:

– Мы в становище не для забавы ехали, Артемий Силыч! – попытался он уйти от сражения.

Но Силыч уже выхватил меч и поигрывал тяжёлым клинком, что веткой ракиты.

– Ну, нет! Ты тут силушкой похвалялся, так покажись!

Дамир поглядел на Владу, Усмана, Силыча и отвернулся. Сделав пару шагов к мирно пасущимся жеребцам, он выхватил саблю и, рыча, бросился на Силыча.

Воеводой Артемий Силыч славился самым сильным и отважным среди всех воевод княжеств Руси. Равного ему не было от Чернигова до Новгород-Северского и от Полоцка до Тьмутаракани. И, впав в немилость к князю Мстиславу, став сотником, былой хватки не утратил. Посему коварный замысел хана разгадал мигом и был готов. Отразил и первое его нападение, и второе. Мощные удары меча сыпались на Дамира, словно орехи. Но и хан не промахивался. И когда клинок обагрила кровь сотника, он бросил саблю к его ногам, отступил и опустился перед ним на колени.

– Гиблая то затея была, Артемий Силыч! – склонив голову, прохрипел хан, боясь поднять взор на Владелину. – Видят духи, не желал я того. И коли клялся, что сабля моя русича не коснётся, приму волю князя и твою.

– Об чём ты сказываешь, в толк не возьму? – Силыч зажал неглубокий порез на руке, покуда Владелина развязывала мешочек с сухими листьями, который сотник всюду носил с собой. – Вот посыплю трухой на царапину и хвори как не бывало.

– Встань! – не глядя на него, недовольно пробурчала Владелина. – В становище с Усманом поезжайте. А то, что было тут, наперёд нам всем ученье!

Когда половцы удалились, Силыч убрал за пазуху мешочек и поглядел на Владелину:

– А и правду сказывал Усман, нет хану равного в битве. Одолеть его не под силу даже мне. И то добро, то ладно, что хан Дамир и воины его Рязанское княжество стерегут. Супротив силы такой не сыщутся глупцы в битву идти.

Влада молча смотрела вслед удаляющемуся Дамиру.

– А что хан про духов сказывал? Нешто он и вправду их призвать может? – призадумался Силыч.

Она посмотрела на сотника и вздохнула:

– Дамир обладает властью над духами и потому его не одолеть. Но силу ту токмо на правое дело направить можно. Задумай он с такой властью напасть, и духи покарают его и всех, кто ему дорог.

Сотник тряхнул головой, глядя на всадников вдалеке. Влада коснулась его руки:

– Артемий Силыч, поезжай в становище сам. Я в Рязань ворочусь.

На лице её отразилась глубокая печаль. Сотнику стало жаль воспитанницу.

– И пошто я его на эту сшибку уговорила? Твоя рана – моя вина! – ругала Влада себя.

Вскочив в седло и не взглянув на Силыча, Владелина ускакала прочь.

***

После обеденной трапезы бояре, воевода и сотники, вельможи, городские старосты и знатные горожане собрались в думных палатах на большой совет. Из половецкого становища воротились и Силыч с Дамиром. Бросая косые взгляды на лавку, где они сидели, и под гулкие разговоры поглядывая на тяжёлые двери, все ждали князя.

– Сказываю вам, князь наш к басурманам переметнулся, коли уж на совет хана ихнего позвал, – склонясь к стольникам, бубнил воевода. – Припомните моё слово верное, мы ещё им в ножки кланяться будем.

– Да уж твоя спина точно не переломиться поклоны бить, Симеон Тихонович, – маленькая боковая дверка в стене раскрылась и в палаты вошёл князь Владислав. – Ты и при батюшке моём, князе Мстиславе, мир ему, не больно-то спину гнул. А чего же нынче заколготился¹³?

В палатах враз стало тихо. Воевода сжался, как от удара плетьми, заозирался по сторонам, ища одобрения. А не найдя его, подскочил с лавки. Глазки его сузились, забегали:

– Ты, князь-батюшка, летами-то молод, опыту тебе недостаёт. Для того мы тут и собираемся, чтобы думам твоим княжеским подсобить. Погляди, сколько мужей собралось на совет! А ты на нас, тьфу, и сапожком-то растёр! Не слушаешь речей, не внемлишь советам. Всё по полям с басурманом своим скачешь. Обо всём его по первой спрашиваешь, а наше слово пустое. Так, что ли, княже?

Владелина окинула взором совет, подмечая, как вельможи от таких речей воеводовых головы повжимали в плечи. Медленно пройдя через палаты, села в отцовское кресло и задумалась, разглядывая шитый узор на кафтане. Потом подняла голову и уставилась на Симеона:

– То ты верно подметил, воевода. Не у тебя совета по превой спрашиваю, а у того, кто земли наши пожёг и разорил. У хана Дамира подмоги ищу, потому как на совет надеги нет!

Вельможи зашумели, заволновались, загомонили. И только бояре Яр Велигорович и Велимудр Крутович молчали.

– Как же так, князь-батюшка, – поднялся староста ремесленников. – Нешто мы град свой не ведаем? Нешто руки наши ремесло позабыли, что тебе с нас спрос мал да не важен?

– Не о ремесленниках веду я речи, староста, не о купцах или рыбарях, – говоря с ним, Влада поглядывала на Силыча и Дамира. – Ты на свой порог сие не принимай. О воеводе речи мои! А скажи-ка нам, Симеон Тихонович, хороша ли стража в дозоры ходит? Не видать ли степняков на границах наших? Не попадались ли разбойнички лихие в лесах да оврагах?

– Ты и в дружине своей сомнения имеешь, княже? Дозоры и посты княжества Рязанского половцам стеречь велишь? – огрызнулся воевода.

– Отвечай, коли спрашивают, Симеон Тихонович, – подал голос Яр Велигорович. – Али по-твоему нам тут до вечерней зорьки сидеть должно?

– Тихо на границах наших, – оглядываясь на совет, пробурчал воевода. – Спокойно всё!

Влада бросила короткий взгляд на Силыча. Он поднялся и вышел, но тут же вернулся вместе с Боричем и двумя разбойниками. Подтолкнув их на середину палат, он разом надавил на плечи обоим, заставляя опуститься на колени.

– Вот, узрите вельможи на то, как спокойно на границах наших, – забасил сотник. – Сих лихоимцев поймали князь наш Владислав, хан Дамир и ратник Борич. Был ещё третий тать¹⁴, но хан Дамир по горячности своей голову ему снёс.

– Деньги́ у них сыскали два мешка, – Борич подошёл к княжескому месту и с поклоном взял стоявший у кресла ларец.

Показав совету, ратник поднёс его к боярину Магуте, поставил рядом на лавку, достал два мешочка и потряс. Запустил руку в тот, что поменьше, достал монеты, показал и со звоном высыпал обратно. Открыл второй, побольше:

– Тут и рязанская деньга, и муромская, и ростовская. Вот, – Борич поднял, показал всем, а потом передал боярам, – даже деньга, что у булгар в ходу есть. А вот ещё… Такая мне неведома. И таких тут поболе всего будет.

Велимудр Крутович взял монету, покрутил в руках:

– А это деньга из Хорезма!

– Что скажете, совет? Хорош хабар? – Влада уставилась на перешёптывающихся вельмож. – Хорезмскую деньгу в реке или поле не сыщешь, – покосилась она на Дамира. – Стало быть, сие подкуп!

Силыч пнул Кутю в спину:

– Отвечай, злыдень, ваше добро?

– Не-нет, не наше, – озираясь по сторонам, забубнил Кутя. – Старшо́го мешок. Наш с Шельмой тот, меньший.

– Кто отсыпал столько? Не разбоем же у купцов натрясли? Сказывай! Ну! – замахнулся на него Силыч.

Кутя заскулил, озираясь по сторонам:

– Третьего дня ждали мы у реки. Прискакал один. Одет чудно. Речи вёл не по-нашему. Старшо́й с ним об чём-то долгонько перешёптывался. А потом принял сей мешок с монетами. Сказывал, на троих поделит, когда дело справим. В лесок привёл. Ждать велел. А тут вы…

– Кого ждать велел старшо́й? – поднялся с лавки Дамир и подошёл ближе.

Увидав его, оба разбойника затряслись от страха.

– Сказывайте! – пнул их в спины Силыч. – Кого в лесочке ждали? Его?

Силыч кивнул в сторону хана.

– Штагшой шкаживал княжя ждём, – шмыгая носом, забубнил Шельма.

– Какого князя? – схватил его за шиворот Силыч.

– Не ведомо нам! – заскулил Кутя. – Старшо́й не сказывал.

– Силыч, убери этих прочь с очей моих! – велела Влада и с укором поглядела на воеводу. – Ежели в наших лесах такие людишки в одном месте завелись, стало быть, и в прочих сыскаться могут? А, воевода? Спокойно в землях рязанских, сказываешь?

Перешёптываясь, вельможи неодобрительно качали головами, косились на воеводу, на ратников, уводивших разбойников из думных палат.

– Земли княжества стерегутся худо! – бросив украдкой взгляд на Владелину, вышел вперёд Дамир. – Дозоры лишь по верхам ездят. В леса да овраги не заглядывают. В низинах так и вовсе ходи кто хошь, ни стражи, ни ратников не повстречаешь.

– Пошто хулу на дружину нашу возводишь, – подскочил с места купеческий староста. – Тебе, басурман, князь слова не давал.

– Сядь! – пробасил Силыч. – Коли сам князь молчит да внемлит словам хана, то и тебе пристало.

Гул, поднявшийся было среди вельмож, тут же прекратился.

– Сказывай, хан Дамир! – велела Влада. – От речей твоих всем польза.