Милана Шторм
Немая и Туз

Пролог

В воздухе пахнет полынной горечью и мокрым песком. Бескрайняя степь вокруг Омирши дышит стыло, прощаясь с летом до следующего года. Дождь прошел совсем недавно, но он был настолько коротким, что не смог даже умыть мостовую. Только слегка намочил ее. Дожди в Омирше не такая уж и редкость, но они – лишь эхо, отзвуки того, что творится в столице или Дирне, городе на болотах.

Омирша любит солнце, а солнце – любит этот город, смело встречающий все тяготы степных пожаров и вечной засухи.

Дождь прошел совсем недавно. Но пятна на мостовой он так и не смыл… Глина, грязь, кровь… все осталось.

Алые капли падают на камень и разбиваются на десятки брызг. Слышится тихий стон и странный звук: как будто крысиные лапки перебирают по карнизу.

– Нет… пожалуйста… – Стон переходит в шепот. Отчаянный, умоляющий. Безнадежный.

Цыки-цыки-цыки-цыки-цык.

– Я все отдам… все отдам!

Странный цокающий звук прерывается. Сменяется шорохом ткани.

Фигура в черном плаще стоит перед молодым мужчиной, прижавшимся спиной к стене. Мужчина тяжело дышит, и из его рта вырывается пар. Лето еще не закончилось, но до заморозков не так уж и далеко.

Мужчина прижимает руку к груди, и даже в скудном освещении можно заметить, что пальцы отрублены. Он пытается остановить кровь, но она все равно течет. И капли продолжают падать на камни мостовой.

И разбиваться…

Фигура в черном плаще делает шаг вперед, и по ее очертаниям невозможно определить, кто именно скрывается за чернильной тьмой бесформенной одежды. В Омирше, где ментальных колдунов едва ли не четверть от всего населения, трудно уйти от правосудия.

Но стонущий человек без пальцев не видит лица своего мучителя, и его тело не выдаст его потом. Потом, когда мучитель превратится в убийцу…

А это – самое главное.

– Прошу вас… пожалуйста… я все отдам… только дайте время!

Человек больше не в силах стоять… он сползает по стене вниз и беспомощно смотрит, как фигура в плаще склоняется над ним.

– Пожалуйста… пощади, – шепчет он. – Дай мне время…

Сухой ветер играет с Омиршей. Он налетает шквалом и заставляет свежие капли крови засохнуть вмиг.

Человек придерживает капюшон, чтобы ветер не выдал его, а потом садится на корточки напротив жертвы.

Ветер стихает так же резко, как и появился. Вновь слышится цокающий звук.

– Твое время закончилось, – хриплым шепотом говорит фигура в плаще. – И началось мое!

Цоканье сменяется чавканьем, раздается стук металла о камень, и стоны затихают.

Утром, когда тело обнаружит прачка, которой не суждено будет в тот день дойти до места работы, в кармане мужчины найдут то, что взбудоражит Омиршу на несколько месяцев вперед.

Игральную карту.

Туз треф.

Глава 1

Молчание было вязким, словно гречишный мед на куске прожаренного хлеба. Тяжелым, словно бархатное одеяло. Удушающим, словно чересчур стянутый корсет.

Хруст и деликатное почавкивание заставляли Силь скрежетать зубами от бессильного бешенства, а ее желудок – сжиматься от сосущего голода.

Но она решила, что не притронется к еде. Она поклялась себе самой: пока отец не поменяет своего решения, она будет голодать. Пусть от недостатка еды у нее уже кружится голова, но она выстоит.

Отец всегда говорил, что она унаследовала его упрямство, так пусть же теперь он поймет, что она еще упрямей! В тысячу раз упрямей, чем он!

– Ты бледна, Сиэлла, – заметила Элис, ее новая «мама», которая была старше ее всего на пять лет. – Возможно, стоит умерить свой характер и все же поесть?

Силь сглотнула слюну и пригубила кофе из миниатюрной чашечки. Несколько капель черного, как тьма в ее душе, напитка утром и пара глотков зеленого чая перед сном – все, что она позволяла себе вот уже пятый день.

С тех пор как отец объявил о дате ее помолвки. Помолвки с человеком, который согласился взять в жены ее, бесприданницу. И поправить незавидное положение ее семьи.

Что ж, отец хотя бы может быть точно уверен, что его молодая жена действительно его любит. Потому что Элис согласилась когда-то выйти замуж за нищего вдовца с двумя дочерями. Но, кажется, поддержки от мачехи сейчас не дождешься.

Всем надоела нищета.

– Твое поведение ни к чему не приведет, – продолжила Элис, хмурясь и изящно закусывая губу. – Если ты продолжишь голодать – просто упадешь в обморок. И поверь: пока ты будешь без сознания, я успею тебя хорошенько накормить.

Силь кинула на молодую женщину взгляд исподлобья. Мачеха сидела прямо, будто насаженная на кол, темно-рыжие волосы ее были собраны в сложную прическу, из которой кокетливо выбивались волнистые пряди. Облаченная в недорогое, но справное платье темно-синего цвета, Элис выглядела… жутко. И виной тому была карминовая помада, совершенно неуместная в свете утреннего солнца.

Шестнадцатилетняя Эви, сидевшая напротив отца, тоже выглядела неуместно шикарно, во всем подражая мачехе. И отец был рад, что его жена и младшая дочь сохраняют облик знатных леди. А вот Сиэллой он был недоволен. И не только потому, что она заупрямилась, отказавшись выходить замуж непонятно за кого. Нет. В отличие от мачехи и младшей сестры она вышла к завтраку в самом простом платье, а волосы собрала в косу, не желая отвлекать и так измученную горничную. В доме, где работает одна кухарка, одна горничная и один садовник, являющийся по совместительству чернорабочим, плотником и лакеем, нельзя делать вид, что все в порядке.

И Силь не понимала, почему остальные этого не осознают, цепляясь за внешний лоск, когда нужно смотреть в самую суть. Знатность. Графский титул. Вот и все, что у них осталось.

И отбирать у горничной лишние минуты драгоценного сна ради ненужной прически Силь считала верхом неблагодарности к девушке, которая оставалась с ними только из преданности – вот уже третий месяц она получала урезанное жалованье.

Сиэлла допила кофе, поставила чашку на стол и посмотрела мимо Элис, будто задумавшись.

Элдж, выполняющий по дому всю тяжелую работу, остановился в дверях столовой. Пока никто, кроме Силь, его не заметил, он светло улыбнулся ей, и от этой улыбки в груди стало тепло. На целое мгновение она почувствовала себя почти счастливой. Щемящее чувство нежности разлилось по телу, и она приподняла уголки губ в ответной улыбке.

А потом уткнулась в пустую чашку.

Когда же закончится этот бесконечный завтрак? Ей нужно уйти отсюда. Оказаться в своей комнате, лечь поверх покрывала и заснуть.

Во сне голод не мучает ее.

Во сне к ней приходит Элдж. Тот Элдж, с которым она может быть вместе.

Ирония судьбы: тот, кого она любит всем сердцем – беден как церковная мышь. Но зато ей можно не опасаться подвоха с его стороны: она тоже бедна. И поэтому знает точно, что Элдж любит именно ее. А не деньги, которых у нее нет.

– Сиэлла, – отец отложил недоеденный хрустящий тост и сурово посмотрел на нее, – ты должна понимать, что твоя голодовка ничего не изменит. Желаешь ты этого или нет, но завтра ты будешь помолвлена с Нейтаном Тинклером.

При упоминании имени жениха Силь сжала зубы. В горле и груди поселился холод. Жуткий мороз, уничтоживший все тепло от улыбки Элджа.

Младший брат мэра Омирши, Нейтан Тинклер слыл богатым повесой, любящим азартные игры и вино.

Говорили, что он не выходит из-за покерного стола. Говорили, что за последние пять лет он ни разу не проиграл. Когда-то лишенный наследства за бесконечное пьянство и разврат, он заново сколотил состояние. Играя в покер.

Этот человек мог спасти ее семью от нищеты. Так считал отец, но Сиэлла думала по-другому. С чего ему делиться своим состоянием, шатким, как и у любого заядлого игрока?

С чего Нейтан Тинклер вообще вздумал жениться? И почему именно на ней?

О том, что она привлекла его как женщина, Сиэлла и не думала. Они встречались-то всего пару раз на каких-то пышных приемах, куда время от времени приглашали отца благодаря его благородному происхождению. Да, однажды он пригласил ее на танец, но Силь не захотела с ним танцевать. Ей было противно находиться рядом с ним. Она ненавидела игроков и уж точно не могла предположить, что самый знаменитый игрок Омирши предложит ей выйти за него замуж. Нет, не ей. Он предложит это ее отцу.

Силь никогда не пользовалась популярностью на подобных мероприятиях. Наверное, потому что предпочитала прятаться по углам вместо того, чтобы кружить в танце по гостиной. Она не любила танцевать. Она любила петь. Она хотела бы блистать на таких праздниках и званых вечерах, даря каждому немного радости волшебством музыки.

Но отец был непреклонен: знатной леди не пристало стоять на возвышении возле рояля и продавать себя, подобно уличной девке.

К сожалению, салонные разговоры и сплетни Сиэллу утомляли своей пустотой и однообразностью, поэтому на званых вечерах она предпочитала притворяться немой.

Как она могла привлечь внимание Нейтана Тинклера, циничного ублюдка, рядом с которым вились самые ослепительные красавицы Омирши? Да и разница в возрасте у них была довольно большой… Тинклеру было тридцать пять, и разгульный образ жизни уже оставил свои следы на его лице: вечные темные круги под глазами и морщины возле губ отталкивали двадцатитрехлетнюю Сиэллу. Он для нее слишком стар!

А еще она его боялась. До дрожи в коленках, до головокружения и обморока. Эти его глаза… Черные как ночь, они заставляли Сиэллу цепенеть. Это были глаза змеи. Глаза убийцы.

Будущий муж внушал ей откровенный ужас. И именно эти цепкие, заставляющие холодеть все внутри глаза были, пожалуй, самой главной причиной, по которой Сиэлла не хотела выходить замуж за Тинклера.

Со всем остальным можно было смириться, даже с тем, что ее, по сути, продают… но не с этим.

А в свете последних событий…

Шесть дней назад общество содрогнулось от известия, что неподалеку от ратуши, в самом сердце огромного города, было найдено тело Кирана Крейна, молодого и безрассудного виконта, который вот-вот должен был жениться на одной из самых богатых наследниц Омирши. В самом факте убийства не было ничего странного: добившись руки Зиры Мейнар, он перешел дорогу слишком многим, но способ убийства был ужасен.

Бедняге отрубили пальцы, а потом каким-то страшным клинком разворошили внутренности, вытащили из живота печень и уложили пальцы на ее место. А печень засунули в рот. Газеты буквально трубили об этом, и крики разносчиков раздавались на каждом шагу. Пожалуй, впервые за долгое время тираж разлетелся еще до обеда. В кармане сюртука жертвы убийца оставил «подарок». Игральную карту, туза треф. И газетчики тут же дали убийце прозвище Туз.

Сиэлла помнила, как страшно ей было читать ту статью. А еще она помнила, что после обеда в их дом пришел Нейтан Тинклер. И отец объявил о предстоящей помолвке.

Эти два события никак не были связаны между собой. Но совпадение пугало.

Три дня назад таким же образом убили еще одного. Какого-то простолюдина, торговца рыбой. Но снова – неподалеку от ратуши. И снова – в кармане туз. Червонный.

Омирша, город, за которым кончался Хортелл и начинались владения степняков – кровожадных кочевников, чьи набеги прекратились лишь полсотни лет назад, был привычен к странным обрядам беспокойных соседей. И к их жутким культам.

Но Туз точно не был кочевником. Степняки не играли в карты.

Только в кости.

Устав от совершенно бессмысленного соблюдения приличий, Сиэлла резко встала из-за стола, несколько раз моргнула, справляясь с головокружением, и твердо посмотрела на отца. Судя по его взгляду, он был очень недоволен тем, что она покинула завтрак раньше его.

– Я никогда не думала, что такое скажу. Я ненавижу тебя. Ты используешь меня, чтобы поправить свое положение. Ненавижу…

Глаза защипало от подступающих слез, и Силь поспешила выбежать из столовой, не слушая окриков отца и мачехи.

Надежды нет. Ее просто продают, как породистую сучку. Красивую собачку с хорошей родословной. И чувства собачки никому не интересны. Никому!

Важна лишь ее цена.

Ноги сами понесли ее на улицу, где она встретила покорившиеся первому дню осени и первым же заморозкам поникшие цветы.

Только бархатцы оранжевыми всполохами раскрашивали царящее вокруг уныние. Скоро и листья станут желтыми, сгорят в собственном пожаре и опадут, оставив остовы деревьев чернеть. Это произойдет быстро: степные ветра уже идут на Омиршу, и скоро в городе станет очень холодно.

Солнце еще не знало, что лето закончилось, поэтому, несмотря на то что ночная стылость еще не полностью ушла, Сиэлла не замерзла, хотя и была в одном платье. Впрочем, она в любом случае не стала бы возвращаться за накидкой.

Так и не позволив слезам вырваться, она судорожно вздохнула, провела ладонями по лицу и шагнула к воротам отделяющей владения графа Ремур от остального мира невысокой, чуть выше двух метров, каменной стены.

Ворота давно скрипели: Элдж никак не мог добраться до них, потому что отец не давал денег на смазку, и это почему-то разозлило Сиэллу еще больше.

На наряды для приемов деньги есть, а просто смазать механизм ворот – нет!

Она покинула владения отца, и на нее тут же нахлынули запахи давно уже проснувшегося города, его шум и гвалт. Создавалось впечатление, что ее дом и сад находились под куполом, скрывающим их от внешнего мира.

– Слушайте все! Туз снова вышел на охоту! Динар Крейн мертв! Скольких еще убьет маньяк, пока магполиция бездействует?! – сквозь грохот проезжающего мимо экипажа услышала Сиэлла.

На другой стороне улицы Мятного Хлеба стоял мальчишка-разносчик.

Еще одно убийство? Третье за пять дней?

Крейн… это же брат первой жертвы! Скромный парень, Сиэлла помнила его по салонным сборищам. Тоже прятался по углам.

Сиэлла почувствовала, как ее начинает бить озноб. И прохлада первого дня осени здесь была ни при чем.

Словно завороженная, она пересекла улицу, не обращая внимания ни на что, чем сильно рассердила возницу очередного экипажа, едва не попав под копыта несущихся лошадей. Пропустив мимо ушей грязную ругань, она подошла к мальчишке и сунула руку в карман. Нащупав ассигнацию, протянула ее разносчику.

– Дай одну, – отрывисто сказала она.

Разносчик глянул на достоинство ассигнации и скривился. Пять медянок, ровно столько, сколько стоит один экземпляр. И не скажешь теперь, что сдачи нет, «но ведь вы же так щедры, благородная госпожа!».

Как только газета оказалась в ее руках, Сиэлла впилась взглядом в центральный заголовок.

«Новое убийство благородного. У Крейна остался последний сын, неужели и его ждет страшная участь?»

Статья была большой, и яд в адрес магполиции буквально сочился из страниц. На самом деле Силь не считала это правильным. Она была уверена, что детективы делают все, что могут. Такое громкое дело… если бы маньяк убивал простолюдинов, возможно, такой шумихи бы и не было…

Но третьей жертвой опять стал благородный. Из статьи было понятно, что газетчикам удалось увидеть тело, но комментариев от магполиции они не дождались. Со смаком и подробностями было расписано то, что и так было известно наперед. У жертвы отрубили пальцы правой руки, распотрошили и вытащили печень. В сюртуке был туз пик. И опять тело нашли неподалеку от ратуши.

Как будто в насмешку над мэром.

Сиэлла нахмурилась. Правая рука… она хорошо помнила, что первую жертву лишили пальцев левой руки. А что насчет торговца рыбой? Кажется, про него не было написано ничего…

Но одно было понятно точно. Теперь – это было ясно как день.

Туз не остановится. Кем бы он ни был.

– Силь! – На плечи опустилась тяжелая ткань, и Сиэлла, испуганно вздрогнув, обернулась.

Элдж виновато смотрел на нее, и в его глазах плескалось отчаяние.

– Ты зачем убежала? Холодно…

Он, оказывается, накинул на нее свой плащ, и только сейчас Сиэлла поняла, что первый день осени действительно выдался холодным. Потому что сейчас по ее телу разливалось блаженное тепло.

И она не знала, что именно ее сейчас согревает: теплая ткань или присутствие Элджа.

Сиэлла свернула газету и сунула ее под мышку.

– Они сильно рассердились, да? – спросила она.

Элдж криво усмехнулся.

– А как ты думаешь? Твой отец не любит непослушания. Тебе лучше вернуться.

Чувство полнейшей безнадежности охватило ее. Она знала, почему Элдж выглядит виноватым. Он любил ее, но не мог помешать отцу сломать ей жизнь.

Сиэлла судорожно выдохнула и скинула плащ. Выпрямилась, расправила плечи и вздернула подбородок.

Омирша будто бы затихла, затаила дыхание, наблюдая за ней. Гвалт и шум заволокло пеленой, и звуки достигали ее слуха словно сквозь затычки. Единственное, что она слышала ясно и четко, – дыхание Элджа. Ей казалось, что, если она прислушается, сможет разобрать биение его сердца.

Сердца, рядом с которым ее собственное начинало биться быстрей.

Но им нельзя.

Не судьба.

Еще раз выдохнув, Сиэлла похлопала Элжа по руке и двинулась к воротам. Сейчас она зайдет в дом, закроется в своей комнате и немного поспит. При этой мысли резь в желудке стала невыносимой…

Да она лучше умрет, но не выйдет замуж за циничного ублюдка и игрока! Но смерть от голода – это слишком долго.

И мучительно.

Отгоняя малодушное желание отправиться на кухню и съесть хотя бы краюшку черного хлеба, Сиэлла быстро прошла по каменной дорожке через сад, поднялась на крыльцо и… нос к носу столкнулась с отцом.

Прищуренные глаза и гневно раздувавшиеся ноздри не обещали ничего хорошего, и она решила, что лучшая защита – это нападение.

– Вот! – Она вытащила газету и помахала ею перед носом опешившего отца. – Третье убийство! Вы собираетесь выдать меня замуж в то время, когда по улицам Омирши бродит маньяк!

К сожалению, отец быстро пришел в себя. Он вырвал газету из ее рук и уставился на заголовок.

– При чем здесь Туз? – скривив губы, спросил он. Его тоже впечатлила статья, как бы он ни пытался это скрыть.

– При том, что я не собираюсь играть свадьбу в темное время! Я знала Динара Крейна…

– Ты была едва с ним знакома… – процедил отец. – Собираешься носить по нему траур?

– А может быть, и да! – беспомощно воскликнула Силь, понимая, что проиграла. С чего ей вообще пришло в голову приводить подобный аргумент? К сожалению, серийный убийца никак с ней не связан и она не может использовать его против нежеланной свадьбы.

Интересно, а если Тузом окажется Нейтан Тинклер? Сиэлла даже усмехнулась этой неожиданной мысли. Тогда уж отец точно не сможет ее ему продать. И как было бы приятно сказать: я же говорила, что он мне не подходит.

Увы, отец не дал ей всласть насладиться этими мыслями, сказав:

– Отправляйся в комнату и приведи себя в порядок. Твой будущий жених прислал записку. Он хочет посетить нас, обсудить кое-что. И я хочу, чтобы сегодня ты встречала его рядом со мной.

– Нет! – вскричала Сиэлла. – Папа, пожалуйста!

– Хватит, Силь, – непреклонно ответил отец. – Ты избежала уже двух встреч, притворяясь больной или уставшей. Сегодня ты с ним встретишься. И мне все равно, как ты себя чувствуешь.

С этими словами отец развернулся и пошел в гостиную, оставив Сиэллу одну.

Только сейчас она обнаружила, что все это время они разговаривали через порог.

А обернувшись, увидела, что Элдж стоит у ворот и на его лице застыло отчаяние.

Она горестно вздохнула и зашла в дом.

Ей хотелось умереть.

Больше никого не встретив, она добралась до своей комнаты и закрыла дверь на ключ.

Что же делать? Встречаться с Нейтаном ей не просто не хотелось – даже мимолетная мысль о нем бросала в дрожь.

Сев на кровать, она вытянула руки и стала бездумно разглядывать свои ладони. Разум будто покрылся слоем степной пыли, мысли текли медленно, вязко, словно сосновая смола.

Наверное, это от голода. Скорее всего, это именно так. Энергии почти не осталось, она истратила все на пробежку за газетой. Может быть, стоит прикинуться сумасшедшей?

Кажется, у нее это получится очень хорошо! Просто отпустить себя… наговорить Тинклеру странных вещей… он сам сбежит!

Или, может быть, попробовать договориться?

О чем? О чем она может с ним договориться? Ей нечего ему предложить взамен! Нечего! Убедить его в ненужности этого брака? Как? Он ее совсем не знает, а она… боится его.

Силь подумала, что вряд ли сможет нормально поговорить с будущим мужем.

А что она будет делать потом, когда… если они поженятся?

А что будет делать он?

При мысли о том, что эти глаза будут смотреть на нее всю оставшуюся жизнь, Сиэлле стало совсем плохо.

Так ничего и не придумав, она закрыла лицо руками, уткнулась лбом в колени и затихла. Хотелось расплакаться, но не получалось. Ничего не получалось. Даже думать.

Поэтому когда кто-то тихо подошел к ее комнате, она услышала. Кто-то не решался постучать, и как бы Сиэлла ни хотела, но это был не Элдж.

Она узнала это дыхание.

Оторвав руки от лица, она поднялась и подошла к двери.

– Что тебе нужно, Элис? – спросила она.

Мачеха переступила с ноги на ногу, Силь слышала это так ясно, будто между ними не было закрытой двери.

– Я… я попросила твоего отца не заставлять тебя встречаться с Нейтаном… сегодня. – А вот голос Элис звучал глухо.

На Сиэллу накатило странное безразличие.

– А завтра? – спросила она. – Или на собственную помолвку я тоже могу не приходить?

– Силь… открой, пожалуйста.

Пожав плечами, Сиэлла подчинилась. Элис стояла на пороге, а в ее глазах можно было прочесть искреннее сочувствие.

– Так что же? Я могу и завтра не приходить? – спросила Сиэлла жестко.

– Силь… мне очень жаль. Правда жаль! Я не представляю, каково тебе. Я люблю твоего отца, я… мне действительно очень жаль. Я бы хотела тебя поддержать…

– …но ты не хочешь прожить всю оставшуюся жизнь в нищете, когда есть такой прекрасный шанс, да? – усмехнулась Сиэлла.

Как бы она ни хотела услышать в интонациях мачехи фальшь – ее не было. Но это ничего не меняло. Элис искренне сочувствовала ей, но при этом не собиралась уговаривать мужа отменить помолвку.

Она, Сиэлла, должна стать овцой на алтаре Старухи – одного из самых жестоких божеств степняков, чтобы остальные обрели желаемое.

В который раз за сегодняшний день она почувствовала себя вещью.

– Убирайся, Элис. И Эви передай, чтобы не приходила. Мне не нужна поддержка, – спокойно сказала Силь.

– Но… – В глазах мачехи появились слезы. – Послушай… я… я тебя поддержу… если он будет тебя обижать, мы… твой отец…

– Моему отцу все равно, – безжизненно ответила Сиэлла. – Он сам так сказал. Да и тебе все равно. Ты сочувствуешь мне, да, но, если бы был шанс остановить все это и Нейтан Тинклер отказался от свадьбы, оставив все как есть, что бы ты выбрала? Меня или деньги?

Элис закусила губу.

– Силь…

– Я так и думала, – спокойно сказала Сиэлла. – Я тебя не осуждаю, Элис. На твоем месте я думала бы так же.

И она закрыла перед мачехой дверь.

Не слушая ее сбивчивые попытки оправдаться, она подошла к большому зеркалу в резной раме. Позолота облупилась, да и амальгама была неровной.

Что ж, если Нейтан Тинклер хочет встречи, она исполнит его желание.

Все равно она не нужна никому, кроме влюбленного в нее слуги.

Может, стоит наложить на себя слой краски? Подвести глаза черным карандашом, стащить у мачехи карминовую помаду и яркие румяна? Возможно, Нейтану Тинклеру не понравится, что его будущая жена выглядит вульгарно, и он откажется от мысли жениться на ней? И платье… обязательно нужно платье с открытыми плечами и глубоким декольте. Волосы… волосы она распустит, начешет, и тогда уж точно будет выглядеть как шлюха!

С другой стороны – у ее будущего мужа репутация не самого благопристойного мужчины высшего общества. Пожалуй, более циничного ублюдка, пренебрегающего общественными приличиями, нужно еще поискать… А вдруг ему, наоборот, придется по вкусу?

Что же делать?

Сиэлла провела рукой по своим темно-каштановым волосам и намотала косу на руку. А если она отстрижет ее, как делают степняки в знак скорби? Это уж точно никому не понравится!

Даже ей самой…

Но отец, очевидно, предполагал что-то подобное, потому что не успела Сиэлла хоть что-нибудь решить, в комнату опять постучали.

– Кто там? – недовольно спросила девушка.

– Это я, Мирра! Госпожа, впустите меня, пожалуйста! – послышался умоляющий голос горничной.

Что ж, этого следовало ожидать. Отец прислал к ней служанку, предполагая, что она может что-нибудь выкинуть. Как ни странно, Сиэлла почувствовала нечто похожее на облегчение.

Мирра помогла ей переодеться в красивое платье из зеленого бархата, переплела косу и заколола ее сзади, открывая шею. От драгоценностей Силь отказалась, и горничная не стала настаивать. Да и много ли у Сиэллы драгоценностей? Серебряная подвеска с большой черной жемчужиной да жемчужная же нить.

Жемчуг совершенно не подходил к зеленому бархату.

Пока Мирра возилась с прической, Сиэлла вновь почувствовала, что у нее начинает болеть живот. Голод опять проснулся.

Ничего. Наверное, после помолвки не будет смысла продолжать этот ненужный и бесполезный протест. Сиэлла поймала себя на мысли, что хочет, чтобы все произошло как можно быстрее.

Вот отец удивится, если она предложит не тянуть и объявить о свадьбе уже сегодня!

Усмехнувшись своим мыслям, Сиэлла отпустила горничную, пригладила подол и прислонилась к стене. Ей казалось, что если она сядет, то боль станет сильней.

Надо заканчивать. Если уж умирать, то не от голода.

В гостиной тикали часы, и Силь слышала их так ясно, будто они были возле ее уха.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Надо настроиться. Смириться. Может быть, не все так плохо?

Тик-так. Тик-так.

В конце концов, ее отдают замуж не за уродливого старика.

Тик-так.

Может, если она будет правильно себя вести, Нейтан Тинклер разрешит ей петь? Хотя бы для себя. Интересно, а у него в доме есть рояль?

Тик…

Хотя бы очень маленький…

Так…

Или хотя бы клавикорд?

В гостиной послышались голоса, хлопнула дверь, и Сиэлла поняла, что все ее смиренные мысли улетучились. Снова поднялась волна обиды, непринятия и ненависти.

И когда, черт возьми, она успела съесть нож?

Внезапная резь в животе была настолько сильной, что Сиэлла не смогла сдержать стон.

Больно… как же больно…

В глазах рябило, в голове будто взрывались фейерверки, а очередной нож в животе, кажется, порезал печень.

Сползая по стене вниз, Сиэлла подумала, что точно знает, как больно было жертвам Туза…

Сколько она так просидела? Время остановилось или текло как обычно? А что, если прошла целая вечность? И эта вечность была для Сиэллы болью. Сначала резкой, а потом – тягучей, словно кто-то разбередил незажившую рану.

Вспышки сменились темной пеленой, и в один прекрасный момент Силь обнаружила, что лежит на полу.

Как она может встречаться с Нейтаном Тинклером в таком состоянии? Но Силь понимала – отец вынесет ее на руках, если понадобится. Упрямство сыграло с ней злую шутку.

Кое-как поднявшись, Сиэлла отряхнула платье и снова прислонилась к стене. Боль в животе немного стихла, затаилась, чтобы ударить в самый неожиданный момент. Она сама виновата. Сейчас, когда ей нужны все силы, их просто неоткуда взять!

Идиотка, вот кто она.

Не помня себя и не понимая, зачем она это делает, Силь подошла к платяному шкафу, выдвинула один из ящиков и вытащила перчатки. Длинные, они закрывали всю ее кожу до самых рукавов платья.

Выполненные из белоснежного бархата, они не подходили под ее наряд совершенно, но Сиэлла почему-то решила, что с ними ей будет лучше.

Так он к ней не прикоснется.

Хотя бы сегодня.

Стоило ей натянуть перчатки, как в дверь постучали.

– Сиэлла! Ты здесь? – Голос отца. Он был очень зол, Силь слышала это даже через дверь.

Почему он злится? Он же не хотел, чтобы она встречала Нейтана Тинклера вместе с ним? Или хотел? Силь не могла вспомнить. Она смотрела на свои белоснежные перчатки и понимала, что в ее голове не осталось ни одной связной мысли.

Она медленно, будто идя на заклание, подошла к двери и открыла ее.

Отец действительно был зол.

– Почему ты не спустилась? – сердито спросил он. – Я же…

– Папа… мне очень плохо… – В желудок снова воткнулся нож, и Силь, не притворяясь, застонала и схватилась за живот. – Пожалуйста…

– Не обсуждается, – отрезал отец. – Я предупреждал. И хватит делать вид, что тебе плохо! Я и не думал, что ты такая лгунья!

Но ей действительно плохо!

Зря она в прошлый раз притворялась… Теперь отец ей просто не поверит.

– Помоги мне… – Она протянула ему руку. – Просто отведи. Я… – Боль в животе становилась все сильней. – Я волнуюсь.

Отец предложил ей локоть и повел вниз, в гостиную.

Он все-таки ей не поверил: несмотря на застилающую глаза боль, Сиэлла видела, как он сердит. Может быть, он сердит не на нее? Может, что-то случилось и ее жених его больше не устраивает?

Вряд ли. Иначе бы ее не вели на эту встречу.

Перед дверью гостиной отец остановился.

– Я хочу, чтобы ты меня не опозорила, дочь. Я оставлю вас на несколько минут. Совсем ненадолго. Пожалуйста, будь с ним любезна. Он все-таки приближен к верхушке нашего города!

Силь судорожно кивнула. Она не знала, как ей трактовать слова отца. С одной стороны, он просто просил, а не приказывал… с другой – неужели он не видит, что Нейтан Тинклер всего лишь игрок, лишенный наследства? Неужели он забыл, что мэр предпочитает не вспоминать, что у него есть младший брат?

Нет, Нейтан не приближен к верхушке. Он, скорее, достиг самого дна. И хочет утащить ее вслед.

– Я постараюсь, – почти беззвучно прошептала Силь, приказала себе не замечать боли и толкнула дверь.

Чем быстрее они начнут, тем быстрее все это закончится.

Нейтан Тинклер стоял спиной к широкому витражному окну, и свет лился на него… сквозь него, заставив Сиэллу прищуриться. Разглядеть можно было только его силуэт, и она решила, что так даже лучше. Есть повод отвести взгляд, опустить глаза в пол и не смотреть. Не видеть тьмы, которая опускается на нее, когда она видит его черные глаза.

Она нехотя закрыла дверь, слыша, как удаляются отцовские шаги, и повернулась к будущему мужу. Нет. Будущему жениху, завтра они только объявят о помолвке.

У нее еще есть время побыть… свободной?

Она повернулась к Нейтану и слегка склонила голову.

– Добрый день, господин Тинклер. Искренне рада… вас видеть. – В желудок опять вонзился нож, и она закусила губу, чтобы не застонать.

Нет, перед ним она не будет слабой. Не будет. Она справится.

– Вы бледны, – раздался его голос. Резкий, скрежещущий, словно сталь по стеклу.

Сиэлла почувствовала, как ее берет злость. Он даже не поздоровался с ней! Воистину, этот человек не ведает о приличиях! Неудивительно, что в высшем обществе его принимают только из-за того, что он – брат мэра.

– Это… пудра.

О чем ей с ним говорить? О чем можно вести разговор с силуэтом? Неужели он не понимает, что ей неудобно на него смотреть?

Будто услышав ее мысли, Тинклер отошел от окна и приблизился к ней. Теперь она могла его видеть, и это тоже было плохо. Теперь тьма его глаз разливалась по комнате, заставляя Сиэллу дрожать.