Михаил Николавевич Араловец
Яй Цо, Димон и черепахи
По выражению моего лица тренер понял, что он рискует потерять собеседника, и торопливо заговорил:
– Ты слушай, слушай. Сейчас самое интересное начинается. Подходил к концу турнир двадцатиборцев на ХХVIII Межгалактических олимпийских играх. Оставалось три дисциплины – толкание ядра, гонки с препятствиями на космоциклах и скачки на морских коньках. У нас троих было одинаковое количество очков и на финише намечалось острое соперничество. Остальные давно уже отстали. Кто из нас выигрывал, тот становился межгалактическим олимпийским чемпионом. Сам понимаешь, ставка была как никогда высокой. Такой шанс мог быть только однажды в жизни, потому что МОИ проводятся раз в десять лет.
Ну, так вот. Ты, я надеюсь, не забыл, что такое толкание ядра?
Я молча кивнул головой в знак согласия.
– Тогда знаешь, что в свое время его хотели исключить из программы МОИ. Потому что, видишь ли, некоторые участники оказались безрукими и развели хипишь про дискриминацию. Но их быстро успокоили и отправили на Паралимпийские межгалактические игры.
Дисциплинка сложная, нечего сказать, одно ядро чего стоит – полная копия ядра кремлевской Царь – пушки. Ну, ты сам знаешь.
Тренер вдруг остановился. Глаза выдавали работу мысли.
– Надо рыбу почистить и пивка долить.
Он встал, налил третью кружку, пожевал хвост воблы, глотнул пива и зажмурился от удовольствия.
– Понятно, что такое ядро одному человеку не то, что толкнуть, даже не сдвинуть. Поэтому соревнования проводились на планете с малым притяжением. Спортсмен надевал специальные гравитационные башмаки, чтобы не улететь вместе с ядром. Потом нужно было рассчитать усилие, чтобы попасть в соседнюю планету. Бросок не засчитывался, если ядро не долетит, или перелетит через нее. В общем, это тебе не в Чапаева играть.
Надо сказать, что Яй Цо был сильнейшим толкателем из нас и имел все шансы выйти вперед в наших разборках за титул. Его попытка была первой. Он вышел в сектор, встал, как обычно, спиной к направлению полета снаряда, резко развернулся и выбросил ядро. Выбросить-то выбросил, но и полетел вместе с ним. Все так и ахнули! Ему пришлось уцепиться за ядро, иначе он рисковал затеряться в космосе: скорости у ядра и человека из-за веса разные. В общем, летел он как этот, ну, скажи…
– Мюнхгаузен.
– Во, во, – обрадовался тренер, – Мюнганзен. Так и приземлился вместе с ядром. Хорошо, что сообразил отцепиться в последний момент, иначе бы ядром придавило. Не повезло мужику. А все почему? Потому что гравитационные ботинки оказались неисправными. А он не проверил. Ну, а мы с Димоном технично остальное сделали. Он устроился первым, я вторым.
– Виновных нашли?
– Даже не искали. Гравитационные башмаки у каждого личные. Сам должен следить.
Глаза тренера затуманились от воспоминаний. Или от алкоголя? Я поторопил:
– Дальше.
– Следующей жертвой оказался я.
– Жертвой? Жертвой чего?
– Потерпи немного, поймешь. Вот слушай. Предпоследним видом двадцатиборья в регламенте стояли гонки с препятствиями на космоциклах. Каждый спортсмен должен был обогнуть пятьдесят планет по строго намеченной траектории. Вот тут я был король! Я и сам в технике шарил, а космоцикл мне по спецзаказу собирал сам четырехрукий механик Беня с планеты Шварцкопф. Каждая деталь впиритирочку, антигравитационный движок отлажен как часы. Не космоцикл, а конфетка! Я был уверен в победе, но все пошло не так.
Тренер сделал паузу, чтобы приложиться к кружке с пивом.
– Дерьмо, полное дерьмо! – внезапно он стукнул кружкой по столу. Пиво расплескалось, закапало на пол. Тренер этого не замечал. Мне подумалось, что он уже захмелел.
– Ты считаешь, что я пьян? – казалось, тренер подслушал мои мысли
– Но и не вполне трезв.
– Ошибаешься. Просто злюсь. Не могу спокойно вспоминать то дерьмо, хотя уже прошло тридцать лет.
– По твоему поведению можно подумать, что случилась вселенская трагедия.