Михаил Михайлович Сердюков
Неидеальный Джон против неидеального мира
8 декабря. Обед
Я поцеловал Энн. Это произошло совершенно случайно, она подошла ко мне, а я не удержался и прижался к ее губам своими. Я даже не догадывался, что способен на такое. В меня будто кто-то вселился и сделал это за меня. Это было наваждением. Если бы я знал, что мой первый в жизни поцелуй случится сегодня, то еще лучше бы почистил зубы. Вдруг у меня пахло изо рта? От Энн ничем не пахло. Точнее, пахло, но приятно, еле уловимая свежесть, а может, даже аромат цитруса. Сложно сказать, но пахло от нее вкусно. Ее губы были теплые, как пончики.
***
У бара Barcada была небольшая очередь. Изо рта Джона шел пар, но парень не обращал внимания на холод. Энн держала его под руку, и от этого ему было тепло. Они молча ждали приглашения. По ночной улице прокатился смех, Джон не обратил на него внимания, зато поймал себя на том, что впервые вне дома держит взгляд в фокусе. На коричневое пальто Джона аккуратно падали редкие снежинки и тут же таяли. С каждой минутой ожидания Энн все сильней прижималась к Джону, и он уже не хотел заходить внутрь, он желал, чтобы они ждали свою очередь вечно.
Ему было хорошо сейчас. Он попытался сравнить свои ощущения с событиями из прошлого и не смог ничего вспомнить. Так Джон еще себя не чувствовал. Это было новое состояние. Какая-то необычная смесь ощущений, какие он прежде испытывал, когда видел симметрию в архитектуре, ровный газон и хорошо одетого человека. Он подумал, что оказался в идеальном мире, где все вычерчено по линейке, где нет мусора и пыли, а люди живут по правилам и ничего не портят.
Джон представлял картину умелого художника, способного передать чувства через аккуратные мазки. Парень подумал о Боге – что, если бы Он был таким художником? В каком бы мире люди тогда жили, если бы Бог сделал этот мир идеальным? Мир без разрушений, насилия и боли. Что, если бы Он постарался, как Джон старается каждый день, и сотворил бы все по-другому? Что было бы, если бы ничего не ломалось и не портилось? Джон подумал об этом и решил запомнить эту идею, чтобы потом записать ее в заметки.
От Энн хорошо пахло, а нежные руки приятно сдавливали его бицепс. Девушка почти повисла на Джоне, и он был не против. Он не замечал неудобств, он смаковал момент, как аристократы смакуют изысканные блюда. Его радость была сравнима с радостью покорившего Эверест. И если альпинист рискует жизнью, чтобы испытать эти ощущения, то Джон получил их просто так.
Из бара вывалился пьяный в стельку парень лет тридцати, и его тут же вырвало прямо на дорогу. Что-то сжалось внутри у Джона. Бог сделал этот мир ужасным, что подтверждала свежая блевотина у входа.
– Права! – потребовал чернокожий здоровяк.
Они показали документы. Охранник проверил дату рождения и кивнул на вход.
На улице не было слышно, как громко играет музыка в баре. Энн не знала, любит ли Джон старые аркады, но решила рискнуть, пригласив его сюда. В баре было около тридцати игровых автоматов и барная стойка посередине. Посетители, толкая друг друга, курсировали между баром и автоматами. Громкая музыка, смех, разговоры, крики и бесконечный звук компьютерного колокольчика вызывали у Джона панику. Она накатывала на него волнами, и каждый новый приступ становится сильнее предыдущего.
– Тебе нехорошо? – спросила Энн.
Джон не хотел портить вечер. Он стиснул зубы и кулаки, побледнел, будто только что окунулся в чан с мукой, и с усилием выдавил:
– Все хорошо.
Энн не поверила, но говорить об этом не стала.
– Давай выпьем, а потом сыграем в «Мортал Комбат».
Слова Энн доносились до Джона искаженными. Они звучали где-то далеко, как однажды звучали слова брата.
***
– Джон, ты там? Внизу? – глухим эхом прозвучал голос Рика. – Джон, ты живой? Не молчи!
Прижав ноги к себе, Джон сидел по колено в воде. Он больше не боялся, он просто смотрел перед собой и о чем-то думал. Ему казалось, что голос брата – сон или предсмертный бред.
– Да, я тут, – он сказал это так тихо, что сам не услышал себя.
– Я спускаюсь за тобой, Джон, я иду к тебе! – прокричал возбужденно Рик. – Джон, ты же там, да? Живой? А?
– Я тут, ха-ха. – по-прежнему тихо сказал парень.
– Ты там?
– Тут!
Рик не слышал Джона, но ему это было уже неважно. Он знал, что его брат там. Когда Джон не вернулся домой, их мать подняла шум, и вся деревня стояла на ушах. Дяде Лукасу досталось больше всех, а тот накинулся на компанию Майкла. Майкл ничего не сказал про колодец, а Тони не выдержал напора и выложил взрослым, что случилось. Рик не стал никого ждать и побежал первым на помощь брату. Ему было все равно, догонят его взрослые или нет, он бежал быстрее ветра к колодцу, где сидел Джон.
– Джон, я уже иду, потерпи немного.
Рик уперся в бетонные стены колодца и стал аккуратно спускаться, попеременно переставляя то руки, то ноги.
– Джон, я иду! Не бойся, я уже рядом, Джон. Ты слышишь меня? Когда я тебя вытащу, мы еще поговорим с Майклом и его дружками, Джон.
***
Прошло около семи часов, как Джон угодил в колодец. Его ногти были содраны до мяса, руки и ноги в ссадинах, возможно, был перелом, но парень не чувствовал боли, он сидел, смотрел перед собой и что-то бубнил. Когда Рик спустился, в лунном свете он не сразу узнал брата, тот был измазан кровью вперемешку с грязью. Старший брат несколько раз ударил Джона по щекам, но тот не отреагировал. Он был где-то не здесь, а по ту сторону реальности. Возможно, он заглянул в глаза самой смерти или своего первобытного страха. Возможно, он очень близко познакомился с тем, с чем лучше было не знакомиться в его возрасте. Отец Паоло потом скажет: «Сын Оаны побывал в преисподней и пожал руку дьяволу».
Рик долго приводил в чувство своего брата, а когда тот очнулся, тут же громко завопил.
– Джон, все хорошо, Джон, это я, Рик.
Но Джон не видел Рика – он видел перед собой демона в теле брата. Ему казалось, что демон вылез откуда-то снизу, чтобы забрать его с собой. Джон не хотел идти за ним. Он сжал руки в кулаки и пустил их в ход. Зажмурив глаза, он выкидывал руки перед собой. Удары сыпались на Рика. Рик терпел и изредка уворачивался. Быть может, из-за того, что старший брат долго был безучастен к жизни Джона, в нем проснулась совесть, и он почувствовал, что сейчас должен быть рядом, поэтому разрешил младшему выпустить пар. Джон был беспощаден, а Рик терпелив. Когда внезапный приступ закончился, а силы ребенка иссякли, он свалился. Лицо Рика было в кровоточащих ссадинах, но он не был зол на брата – напротив, он впервые почувствовал к нему какие-то незнакомые чувства, напоминающие любовь.
***
– Выпьем, а потом поиграем в «Мортал Комбат»? Ты любишь мордобои? – Энн поднесла сжатый кулак к челюсти Джона и слегка коснулась ее.
Джон посмотрел на нее безучастным взглядом, словно его и не было в этом баре, а она заигрывала с воображаемым другом.
– Сэр, два лагера! – перекрикивая музыку, заказала Энн.
Бармен кивнул и, схватив пустые большие кружки, поднес их к пивному крану.
– Решили немного развлечься? – наливая пиво, поинтересовался бармен.
– Отмечаем триумф этого парня, – Энн кивнула на Джона.
– И что он такого сделал?
– Удивил людей, которые не удивляются.
– Своим молчанием? – пошутил бармен и поставил две кружки пива на барную стойку. – Двадцать баксов.
Энн посмотрела на Джона, но тот не отреагировал. Она поковырялась в сумочке и протянула свою карту.
– Карта.
Бармен достал терминал и, не отводя от Джона взгляд, подал его Энн.
– Этот парень и меня удивляет, хотя я видел многое, – бармен кивнул в зал, – сами понимаете.
Энн подала кружку Джону, тот молча взял ее и замер.
– Тебе тут нравится?
В баре было шумно, Энн подумала, что Джон не расслышал, и, дергая его за рукав, повторила:
– Тебе тут нравится?
Джон наконец-то вынырнул из своих мыслей и посмотрел на Энн. И тут он сильно испугался: перед ним стоял демон из колодца. На лице Джона отобразился ужас.
– С тобой все хорошо?
– Давай уйдем отсюда? – выдавил из себя Джон.
Энн понимала, что эти слова ему дались непросто. Он был напряжен. Его спина была ровной как струна, а на руках и шее набухли вены. Энн впервые видела Джона таким.
– Даже не сделаешь глоток?
Джон с трудом перевел взгляд на кружку. Борясь с собой, он поднял ее и пригубил. Со стороны казалось, что внутри одного тела сидит два человека и один борется с другим. Энн завороженно наблюдала за Джоном и пыталась понять, как ей себя вести дальше.
– Теперь мы можем идти? – твердо произнес Джон.
Энн тоже немного отпила из кружки, поставила ее на барную стойку и, схватив Джона за руку, вывела на улицу.
– Тебе лучше?
Свежий воздух вперемешку с алкоголем отлично подействовал на Джона, и он расслабился.
– Давай не будем возвращаться туда? – накинув коричневое пальто и помогая надеть куртку Энн, сказал Джон.
– Извини, что я тебя сюда привела, я не знала, что ты не любишь шумные места. Что с тобой случилось там? – отходя от дверей бара ближе к проезжей части, поинтересовалась Энн.
– Я кое-что вспомнил, то, что давно забыл.
– Что-то плохое из детства?
– Я вспомнил Майкла.
– Майкла?
– Майкла! – внезапно выкрикнул кто-то за спинами Энн и Джона. Это был Майкл.
Исповедь миссис Рид. Часть 5
– Миссис Рид, ваш сын побывал в преисподней и пожал руку дьяволу.
Мама Джона еле сдерживала слезы.
– Он просидел в колодце по колено в воде больше семи часов. Он сломал ногу и даже не чувствовал боли, так ему было страшно. Страх поглотил его, и теперь он не желает выходить из своего панциря. Молчание Джона – это его возможность скрыться от проделок его собственных демонов.
– Отец Паоло, вы такой мудрый, подскажите, что мне теперь делать? Джон не выходит из своей комнаты, и единственное, чем он занимается, – переставляет с места на место вещи.
– Вода помутнела, дайте ей возможность осесть, дочь моя.
Святой отец представил Джона в роли Гекльберри Финна, на долю которого выпали захватывающие приключения. Сын Оаны оказался в трудной ситуации, но у Паоло не было и такого. У него вообще ничего не было, кроме кровати, сестер и Библии. Он жил в консервной банке, отрезанный от мира, и теперь он хотел хотя бы на секунду оказаться в какой-то беде. Любое приключение – это решение какой-то проблемы, так думал священник.
– Отец Паоло, мы с вами видимся каждую неделю, вы мне как родной человек, – хныкала миссис Рид. – Мне некуда пойти, кроме церкви. Мне некому сказать, что у меня на душе, только вы учтивы ко мне, только вы меня слушаете и ничего не ждете взамен.
– Это мой долг перед Богом, миссис Рид.
Женщина встала и, вытирая слезы, вышла из исповедальни. Оана Рид ждала, когда выйдет отец Паоло, но он не торопился. И тогда она продолжила:
– Мужчины думают, что если я одинокая женщина, то мной можно пользоваться. Они стараются затащить меня к себе в постель. Все мужчины хотят от меня только одного, но не вы. Все ждут, чтобы я спала с ними, и неважно, есть у них жены или нет. У нас маленький городок, и вы знаете, что говорят про меня? За кого меня считают? За шлюху.
Священник вылетел из исповедальни и грозно посмотрел на Оану Рид:
– Вы в доме Господнем, не смейте здесь так выражаться!
– А что мне Бог, если Он сделал со мной и с моим сыном такое? – миссис Рид прижалась к отцу Паоло.
Он замешкался. Его никогда никто не обнимал, а если обнимал, то сухо, без эмоций. Оана обняла его как-то иначе, не как сестра или прихожане до этого.
– Миссис Рид.
– Отец Паоло, вы сильный человек. Вы крепкий и непоколебимый. Вы чуткий и обладаете невероятным умением успокаивать уставшие души, – миссис Рид прижалась сильнее к священнику.
– Это Господь, Отец наш небесный. Это все Он. Это Его дела. Я лишь верую, и верой наполнено сердце мое. А любящее сердце способно излечить израненную душу.
– Я вас люблю, – выпалила Оана и крепко ухватилась за пах священника, – я люблю вас давно и хожу сюда только ради вас, Паоло. – Она потянулась к его губам, но, так как он был намного выше, смогла достать только до подбородка.
Отец Паоло замер. Он почувствовал возбуждение и тут же стал корить себя за это. Он никогда не был с женщиной, священник не был знаком со вкусом женского тела, с его изгибами и округлостями. Он отгонял от себя возбуждение и порывы страсти и стыдился своей слабости и влечения к противоположному полу. Сестры говорили, что Бог не приветствует сексуальной близости, Он против телесных утех и распутства. И Паоло терпел. Самое сложное время пришлось на юношество – от возбуждения Паоло кидало в озноб, по телу растекалось пламя и страстные позывы. Он мечтал прикоснуться к женщине, но вместо этого молился Богу.
– Если в этом храме нет места для любви, то зачем тогда он вообще был построен? Я хочу любви, Паоло, я хочу любви.
Священник был строг к себе и к миссис Рид.
– Миссис Рид, вам лучше уйти, – процедил отец Паоло.
Она посмотрела на священника и вспомнила своего отца, такого же холодного. Она узнала этот взгляд. Оана отстранилась от священника, поправила прическу, словно ничего не было, и быстро покинула церковь, оставив Паоло со жгучим возбуждением.
Вечер после драки
– Майкл, что ты наделал? Я тебя ненавижу! – кричала Энн, пока Майкл безучастно отмывал руки в ванной. – Ты разбил ему нос! Как можно быть таким мудаком? Он же ничего не сделал!
Руки Майкла были в ссадинах и крови. Он сам не пострадал, а даже окреп духом. Его дыхание было тяжелым, движения медленными, словно он наслаждался моментом, смакуя собственное превосходство.
– Ты животное, необузданный дикарь. Мы решили отметить сдачу проекта на работе, а ты распустил руки, – стоя в дверях ванной, не успокаивалась Энн. – Как ты вообще нас нашел? Ты следишь за мной? У тебя паранойя, Майкл? Ты совсем съехал с катушек? А меня предупреждали, что с тобой что-то не так, что у тебя взгляд звериный, только я этого не видела, а сейчас вижу.
Согнутое над раковиной тело пульсировало жадным огнем. Майкл не мог надышаться своей важностью, ему не удавалось собраться и сфокусироваться, настолько эйфория поглотила его, и он совсем не слышал криков Энн. Ему казалось, что, кроме него, никого не существует, что весь мир ждал этого момента и теперь этот мир ликует вместе с ним.
– Твой Джон мелкий сосунок, пыль на подоконнике, он никто и звать его никак. Теперь этот рыжий урод будет знать, что он обычная грязь на моем ботинке, кусок говна, – четко проговаривая каждое слово, выдал Майкл.
Энн никогда не видела его таким. Ей стало страшно. Она испугалась, что все это время жила с монстром и даже не знала этого. Она спала с ним, занималась сексом, мечтала и строила планы, а теперь по ее спине скатывался холодный пот от агрессии и стального голоса Майкла.
– Так нельзя, так нельзя, Майкл, – заплакала Энн.
– Мать этого рыжего недоумка – шлюха, и ты могла бы стать шлюхой, если бы я вовремя не подоспел. – Майкл спокойно выключил воду и посмотрел на Энн.
Она не могла сопротивляться напору своего парня, у нее больше не было сил защищать Джона. Слезы текли градом, и Энн чувствовала себя разбитой и беззащитной против силы Майкла.
8 декабря. Ночь
После встречи с Майклом мое лицо превратилось в кашу. Два синяка под глазами и опухшие губы в ссадинах. Есть не хочется, больно двигать челюстью, но если она сломана, то я живой. Синяки и шишки говорят мне, что я все еще жив. «Мам, я все еще жив» – хочется написать матери, но я не сделаю этого, я уже привык терпеть, и она, кажется, тоже. Побои – часть моей жизни, это нормально, это хорошо. Стыдно перед Энн: не смог постоять за себя. Тряпка. А в остальном – обычное дело. Майкл пришел и навалял мне. Его очень давно не было на горизонте, и я не знал проблем, а тут он появился откуда ни возьмись и началось. Он дьявол, не иначе. Бес.
***
Энн запуталась. Девушка не знала, что делать и как вести себя дальше. С одной стороны, ей было стыдно за свидание с Джоном, тем более этой встрече предшествовал поцелуй, а с другой – она ненавидела Майкла за то, что он сделал у бара. Внутри нее что-то шевелилось, что-то зудело и говорило ей: «Он плохой, уходи». А мысли кричали: «Это все ты, ты сама довела его до этого! Он знает, что ты целовалась с Джоном, из-за этого он такой». «Но откуда он мог узнать? – думала Энн. – Откуда он вообще узнал, где нас найти?»
Пока Майкл сидел в инстаграме, пыхтя, как паровоз, и что-то бубня себе под нос, Энн пыталась понять, откуда ее парень узнал про бар. Приложение «Найти друзей» у Энн не стояло, Майкл не мог отследить их по геолокации, здесь было что-то другое. Она вспомнила про Snapchat. Салли!
***
Энн: Сегодня мы с Джоном идем отмечать наш триумф. Как ты думаешь, он поцелует меня еще раз?
Салли: А ты хотела бы?
Энн: Его поцелуй был каким-то особенным. Он стеснялся и очень хотел этого, я почувствовала его борьбу, и то, что он преодолел себя, сделало этот поцелуй особенным.
Салли: Это значит «да»?
Энн: Да, да, это значит «да»!
Салли: Какая ты романтичная!
Салли: Мальчики часто ведут себя неуверенно рядом с красивыми девочками, и это лучший комплимент. Будем надеяться, что он будет неуверенным, тогда он точно в тебя втюрился.
Энн: Он точно в меня втюрился.
Салли: Своди его в Barcada: пиво и аркадные игры – мечта любого парня. Мой Джо обожает это место, и Майкл, кстати, тоже.
Энн: Давай не будем здесь упоминать Майкла.
***
«Салли! Это она! Она сдала меня, только зачем?» – Энн разозлилась. Но не стала сразу писать сообщение подруге, решила быть хитрей. Если это действительно Салли выдала ее, то их дружбе конец, а чтобы поставить точку, нужно быть уверенной на все сто.
Она почувствовала себя шпионом в тылу врага. Ей стало казаться, что у нее больше нет друзей и она абсолютно одна. Энн еще не понимала, что чувствует к Джону, но события и ее близкие, как ей казалось, люди заставили перейти границу без возможности отступления. Она закрылась ото всех, и у нее остался только ее секрет – необъяснимые чувства к Джону. Этим важным для нее секретом она не собиралась ни с кем делиться. Как жемчуг образуется из песка и мелких паразитов внутри ракушки, так и из смеси непонятных чувств стало образовываться что-то прекрасное внутри Энн.
Дневник тринадцатилетней Энн
Мой папа всегда молчит, а мама много разговаривает. Папа угрюм, а мама весела. Папа сидит на кресле с газетой, а мама крутится вокруг него. В школе говорят, что мужчины не должны разговаривать, они должны что-то делать. Учительница английского сказала, что самые сильные мужчины – молчаливые, потому что они не болтают, а работают. Наверное, мой папа самый сильный мужчина в мире: я не знаю никого молчаливей него.
Интересно, о чем он постоянно думает? Я как-то спросила его, но он ничего не ответил. Промолчал.
Мама сказала, что папа очень умный и работает на серьезной работе, поэтому он не любит все несерьезное. Тогда я спросила: «Почему он любит тебя?» Мама обиделась.
Иногда я думаю, каким будет мой муж. И мне представляется самый сильный мужчина, который способен молчать хоть миллион лет.
Зеркало прошлого
Джон молча дергал пинцетом волоски на шее. В отражении на него смотрел побитый парень. Его лицо было кривым, словно одну его сторону покусали пчелы, но он почему-то не злился. Джон просто смотрел на себя и хладнокровно выдергивал волоски из шеи.
Перед выходом из дома он надел неглаженую одежду. Джона ждала работа в MetLife, его ждали дела и Энн. Он опаздывал, но его это не беспокоило, он был тверд, как камень, и стремителен, как стрела. К метро он шагал уверенно. Если бы Джона встретил мистер Итан или дядя Лукас, они бы не узнали его.
Энн тоже шла в офис, но робко, аккуратно, будто она нежная леди, спешащая на курсы благородных девиц. Весь ее напор куда-то подевался. К зданию MetLife она подходила чуть ли не растерянной. Это не было ей свойственно.
Джон и Энн встретились у входа. Оба замерли и не знали, что делать. Побитый парень смотрел на неидеальную Энн. Они не могли узнать друг друга. Им казалось, что они смотрели в зеркало и видели себя прежних, до того момента, как произошло их знакомство.
Энн выглядела опрятно. От нее исходил приятный аромат, одежда была выглажена, а осанка ровной, но ее тело говорило о сомнениях, а глаза о страхе. Джон же был взъерошен, будто он приехал на бетономешалке, в самой центрифуге. Его глаза пылали, а тело было выгнуто вперед.
– У тебя синяки, – прошептала Энн.
– У тебя приятный парфюм, – ответил Джон.
Они не двигались. Весь мир ходил ходуном вокруг них, люди с папками пробегали мимо, не замечая, что время для Энн и Джона замерло. Они вроде о чем-то думали, а вроде нет. Они вроде желали что-то сказать друг другу, а вроде им важнее было помолчать.
– Ты злишься? – спросила Энн.
– А ты?
Вместо ответа Энн поправила воротник Джона, а потом просто замерла. Они снова стояли молча, боясь все испортить. Много отношений было испорчено именно из-за слов, из-за того, что люди говорили не совсем то, что они думали, и их понимали не совсем так, как хотелось. Слова отдаляли людей друг от друга и были придуманы, чтобы вставлять между ними молчание. Энн и Джон пользовались этой возможностью. Они смотрели друг на друга, а время пульсировало вокруг них, они были вне времени. Энн держалась стойко, как раньше держался стойко ее отец, он мало разговаривал, но она знала, что это было его проявление любви. Джон тоже молчал – привык. Его никто не слушал, его голос никому не был нужен, и сейчас тоже, так ему казалось. Рыжий парень в коричневом пальто смотрел на светлую девушку в длинном пуховике, это продолжалось минут десять, пока девушка не сорвалась с места и не набросила руки на плечи парня, а потом подтянула свое тело ближе к нему и сказала:
– Если мы прогуляем сегодня работу, кто-то это заметит?
– Никто не думает о других, все думают о себе. Зачем нам думать о них?
– Поехали к тебе, Джон, – тихо сказала Энн. Она сказала это настолько тихо, что Джон возбудился, ощутив легкое головокружение. Он сглотнул слюну и ответил:
– Поехали.
