Михаил Кубеев
Сбежавший из вермахта

Город давно проснулся. Люди спешили к рабочим местам, по булыжной мостовой гремели запряженные лошадьми повозки, изредка мелькали тени черных автомобилей, со светомаскировкой на фарах. В некоторых окнах домов горели рождественские свечи.

Перед входом в воинскую часть едва светились два плафона. Теперь все изменилось, все приглушено, военные маскируются, не хотят, чтобы луч света пробивался наружу, никаких улыбок, служивые двигаются молча, как заведенные. Ни малейшего намека на торжественную атмосферу. Все настроены по-деловому, все выполняют свой долг.

На КПП он предъявил повестку, его проверили по списку и направили на плац к дежурному офицеру. Тот снова проверил по списку и указал ему место для построения на плацу. Там собрались новобранцы. Сколько их? Две-три сотни, если не больше. Наконец всех построили, снова пересчитали. Появившийся гауптман представился начальником учебной части, поздравил прибывших новобранцев с началом службы в учебном полку и пожелал им за два месяца побыстрее освоить азы армейской науки, принять присягу фюреру и фатерланду и отправляться на фронт, доказывать делом свою преданность идеалам Третьего рейха и бить врага. После краткой речи их предоставили в распоряжение лейтенантов и унтер-офицеров, чтобы те распределили всех по ротам и взводам.

Эриху для полноценного отдыха требовалось минимум семь-восемь часов сна. После вчерашних проводов, после бессонной ночи он чувствовал себя разбитым. Откровенно зевал, потягивался. Он едва стоял на ногах и только ждал команды разойтись, чтобы отправиться в казарму и завалиться там на койку. Но вдоль строя пролетел шепоток, «подтянись, идет фельдфебель». Все успели вытянуться в струнку, а Эрих нет. Возле него и остановился старший фельдфебель. Этот вояка оценивающе рассматривал Эриха.

– Вы откуда?

– Из Франкфурта-на-Одере, герр старший фельдфебель.

– Звать?

– Эрих фон Ридель.

– Понятно, пруссак бранденбургский, из интеллигентов. Где служили?

– В театре.

– Надо добавлять герр старший фельдфебель. Запомнили?

– Да, герр старший фельдфебель.

– Не да, а яволь, герр старший фельдфебель. Повторить!

Эрих повторил.

– Почему не сбрили бороду?

Эрих хотел ответить, но вопрос застал его врасплох, и он и остался стоять с открытым ртом.

– Вы меня не поняли?

– Понял, герр старший фельдфебель, но… послушайте…

– Никаких но! Теперь слушайте меня внимательно, герр театральный деятель Эрих фон Ридель! Все ваши сценические фокусы-покусы остались дома. Здесь нет вашей обожаемой публики. Здесь мы, ваши командиры. А вы – наши подчиненные. И все мы солдаты фюрера. Итак, слушай мою команду. – Старший фельдфебель сделал шаг назад, набрал в легкие побольше воздуха и выпалил: – Новобранец с жидкой бородой, вы выглядите, как артист балаганного театра, – это раз! В армии таким не место – это два! От вас разит перегаром – это три. Немедленно сбрить бороденку, почистить рот и тотчас доложить. Ясно?! Приступить к исполнению команды!

Эриха как ветром сдуло. Он с вещмешком за спиной помчался к казарме. А сзади послышался приглушенный смех и новые слова команды.

– Первый, второй, третий… – летело по строю.

Эрих взлетел на второй этаж. Длинный коридор был пуст. Он перевел дыхание.

Сбрить бородку! Чертов фельдфебель. Чем она ему помешала? Но что делать, приказ надо выполнять. Все в театре говорили, что эта бородка очень идет к нему. Он похож на французского короля Генриха Четвертого, большого жуира. Предстояло лишиться театрального образа. Эрих остановился у двери в туалет и невольно выругался вслух:

– Идиот казарменный! Чертов провинциал!

– Что вы сказали? – из туалета, застегивая на ходу ширинку, вышел унтер-офицер. Он внимательно посмотрел на обомлевшего Эриха. – Это вы мне? Вы чем-то недовольны?

– Яволь! – выкрикнул Эрих первое армейское слово, которое пришло ему в голову. – Яволь, я сказал, и больше ничего, – ответил он.

Унтер-офицер склонил голову набок, изучал его и некоторое время не произносил ни слова. Потом скривил презрительную мину и медленно произнес:

– А что значит ваше «яволь»? Объясните!

Эрих хотел послать его подальше, но вспомнил, что он не в театре и ничего не ответил.

– Вы меня, кажется, не расслышали, – звучал вкрадчивый голос. Эрих уловил в нем коварные нотки, которые не предвещали ничего хорошего. – Я просил объяснить ваше «яволь»!

Эрих вспомнил, как гаркнул на него старший фельдфебель, и решил повторить сценический прием. Набрал побольше воздуха в легкие, задержал, а потом…

– Яволь!!! – выпалил он во всю силу своих легких.

Эхо прокатилось по этажам. Унтер-офицер от неожиданности дернулся назад, его словно чем-то оглушили, руки опустил по швам. Потом приблизился, вытаращил глаза.

– Это что за крики! Вы что с ума сошли?

– Яволь! – уже тише повторил Эрих.

Глаза у унтер-офицера стали совсем круглыми. Несколько мгновений он оторопело изучал лицо Эриха. Очевидно, размышлял над тем, кто перед ним – сумасшедший или симулянт? Как бы наказать этого странного парня.

– Вы в самом деле больной или притворяетесь?

– Яволь! – как заведенный ошалело выкрикивал Эрих. На него нашло. Из памяти выскочили все армейские слова, которые он когда-то учил.

Унтер-офицер не знал, что делать. Он сложил руки на груди.

– Вы вообще понимаете, где находитесь? Вы что не видите, что перед вами старший по званию, что надо стоять по стойке смирно и не кричать на меня. Вам приказали бородку сбрить?

– Яволь, герр… – Эрих откашлялся.

– Вы что не разбираетесь в званиях? – удивлению унтер-офицера не было предела.

– Яволь, герр унтер-офицер! – нашелся наконец Эрих. – Я первый день сегодня.

Унтер-офицер слегка улыбнулся. Понял, что этот новобранец в незнакомой обстановке совершенно потерял дар речи. Он пальцем ткнул на пришитый к кителю свой знак отличия.

– Эта нашивка означает, что я штабс-фельдфебель, имею право носить портупею, а вот эта нашивка означает, что я служу в вермахте свыше шести лет!

– Яволь, герр штабс-фельдфебель! – облегченно произнес Эрих и тоже чуть улыбнулся.

– Еще что скажите?

– Я допустил ошибку, – нашелся наконец Эрих.

– Не забывайте добавлять, виноват, герр штабс-фельдфебель. Новобранец, какой же ты бестолковый! – покачал он головой, размышляя, что делать с этим парнем дальше. – А теперь…

В этот момент на плацу зазвучал резкий сигнальный свисток, обозначавший полный сбор.

– Ну что вы стоите? Сигнал слышали? Убирайтесь с глаз моих! Сбривайте свою бороду! И марш на плац!

Эрих, изрядно вспотев от напряжения, вытянулся в струнку. Что за комедия, эти армейские обращения? Он дернулся вперед, чтобы убежать, но его остановил зычный голос унтер-фицера:

– Почему вы не спросили у меня разрешения, новобранец? Уже забыли! Ну-ка, повторим все с начала.

Эрих решил не усугублять ситуацию, снова вытянулся в струну, поднял гордо голову и спросил:

– Герр штабс-фельдфебель, разрешите мне отправиться в туалет выполнять приказ старшего фельдфебеля?

– Вот теперь все правильно, рекрут. Отправляйтесь в туалет. Не застряньте там. Помните, что ваше место в строю. Торопитесь, иначе старший фельдфебель прикажет выщипать вашу бороденку, ха-ха-ха! – И он, довольный своей шуткой и тем, что сумел унизить бестолкового новобранца, двинулся по коридору.

4. Муштра

Человек ко всему привыкает. Солдатская жизнь только подтвердила это правило. Эрих с трудом, но освоился в новой обстановке, вынужденно стал участником сумасшедшего армейского распорядка: ранний подъем, зарядка на свежем воздухе, коллективный завтрак за длинным столом. Потом на учебные занятия, изучение материальной части. Его раздражала бесцельная шагистика по плацу, все эти повороты, доклады старшим. А ночные тревоги? После звенящего сигнала – «Аларм!!!» – казарма превращалась в гудящий котел. Все бегали, суетились, каждый забирал свой карабин, каски, ящики с патронами, разные подсумки, потом все выбегали на плац и строились. А там проверяющие с секундомерами. Среди них объект насмешек – «инвалид», лейтенант, постоянный дежурный при штабе учебного полка. На вид ему было лет сорок. Среднего роста, с печальным взглядом карих глаз, он слегка прихрамывал. Солдаты между собой со смехом говорили, что ему мешает осколок снаряда, который застрял в его заднице. Старший фельдфебель, который терпеть не мог таких отсиживающихся в цивильной теплоте интеллигентов, был уверен, что лейтенант просто перетрудился, когда он служил в Париже. Женщины довели его до инвалидности. И теперь он не способен ни к воинской службе, ни к семейной жизни. Дегенерат. Старший фельдфебель не жалел циничных слов, чтобы посильнее унизить этого лейтенанта. За что он его так ненавидел?

Раз в неделю под грохот барабана и флейты проводилась парадная шагистика на плацу. Фельдфебель требовал начинать песню. Раз в неделю марш-бросок на пять километров с полной выкладкой: с шинелью, с ранцем, с телефонной катушкой за плечами, с карабином наперевес. Эрих не считал себя слабым парнем, но уставал до изнеможения. Возвращался в казарму, готов был упасть на койку, но следом начинались всякие проверки имущества, разбор выполнения заданий. Некогда было дух перевести. Казарменный распорядок не менялся. Каждый день задания увеличивались, увеличивалась и нагрузка: подъем по команде, пробежка на три километра, завтрак, выстрелы в тренировочном тире, рытье траншей и окопов, метание гранат, ползание под колючей проволокой, маршировка по плацу, снова выстрелы по мишеням, чистка оружия, изучение материальной части – телефонных аппаратов, коммутатора, вечером документальные фильмы о победном продвижении на Восток…

Каждый день становился похож на другой. Никакой разницы. Но так было даже лучше. Не оставалось времени, чтобы вспомнить свой дом. Хотя он и находился в тридцати минутах хода. На выходные лучшим давали увольнительные. Эрих был среди них, ему очень хотелось навестить родителей. Мать и отец его ждали, готовились. Это были прекрасные домашние вечера. Отец садился к роялю, мать несла из кухни приготовленный пирог с начинкой из паштета с луком. Специально для него она готовила зельц, отец откупоривал бутылки пива с любимым Эрихом сортом «Франкфуртское особое». Они не хотели его отпускать. Но вечером, засветло ему надо было вернуться на ужин в казарму… Если к армейскому распорядку можно было приспособиться, то привыкнуть к подаваемому на завтрак жидкому кофе, к прозрачному слабожирному маслу, к вечерним анекдотам, которыми перед сном местные комики смешили камрадов, извините, нет.

Два месяца учебы пролетели, медицинский осмотр произведен, почти все были признаны годными к строевой службе, присягнули на верность фюреру и фатерланду и в первых числах февраля 1943 года новобранцы, которые успешно прошли весь курс боевой подготовки, стали собираться к отправке. Им никто ничего не объявлял, но они догадывались. Кто-то по цепочке сообщил, что в штаб пришла бумага – новый пехотный батальон, это свыше 300 молодых солдат, поедет на Восточный фронт.

Сигнал тревоги прозвучал, как всегда в самый разгар сна, далеко за полночь. И казарма пришла в движение. Свет не зажигали, все действовали как заведенные. Парни оделись за секунды. Бросились к хранилищу оружия, взяли карабины, подсумки с патронами, каски, нацепили ранцы, вытащили на плац ящики с имуществом роты. Построились. Из ангаров с едва светившимися фарами выезжали укомплектованные грузовые автомашины. Началась загрузка. Проверяющие с секундомером по последнему солдату судили о готовности батальона выступить в поход. Все нормативы выдержали.

Старший фельдфебель в хорошем настроении докладывал проверяющим о готовности выступить. Потом он еще раз обошел строй, внимательно изучал каждого, просмотрел тот материал, который в течение двух месяцев готовил на войну. Проверяющие остались тоже довольны. Возле Эриха старший фельдфебель остановился, улыбнулся и попытался пошутить:

– Ну что, камрад-театрал, бородку свою теперь можете отпустить. Все-таки растение, тепло сохраняет. Она понадобится вам, когда столкнетесь с Иванами, там снег и мороз.

Шутка не удалась, никто не засмеялся. И тогда старший фельдфебель набрал воздуха в легкие и выкрикнул:

– Рота, по порядку рассчитайсь! Равнение на центр!

Он доложил «инвалиду» о готовности личного состава. Тот поблагодарил, осмотрел солдат, доложил начальнику учебной части, гауптману и вернулся в строй. Гауптман собирался произнести речь, откашлялся. Лицо у него было серьезным.

– Камрады! Вы солдаты и офицеры нашего фюрера, и вам выпала большая честь отправиться за рубежи нашего фатерланда. Вы пополните ряды сражающихся на Восточным фронте. Вы будете биться с коварным врагом, с русскими, с большевиками, с комиссарами. Чтобы победить этого врага, надо проявить лучшие качества немецкого солдата! Вы доказали, что они у вас есть!

Гауптман выразил уверенность, что все они послужат на славу немецкому народу и Великой Германии. Лейтенант вышел перед строем и тонким голосом скомандовал:

– Батальон, слушай мою команду! Напра-во! Шагом марш!

Сотни сапог разом грохнули по бетонным плитам плаца. И сразу перешли на спокойный размеренный шаг. Впереди колонны с фонарем шел фельдфебель. Так начался ночной марш в полной экипировке по затемненному городу в обход центральных улиц в направлении грузового вокзала.

Лейтенант семенил по тротуару. Вблизи послышался гудок локомотива, запахло мокрым углем. Тусклые лампочки едва освещали темный перрон. Изо рта шел легкий пар.

– Батальон, стой! Командиры рот, приступить к погрузке. Всем распределиться по своим местам. Погрузим технику, потом разместимся сами. Командиры взводов должны немедленно докладывать о своей готовности!

Они грузили пулеметы, ящики с боеприпасами, на открытые платформы въезжали грузовики. Четыре часа заняла вся процедура. Наконец старший фельдфебель доложил лейтенанту о завершении погрузки и вместе с солдатами забрался в пассажирский вагон. Лейтенант остался на перроне. Он улыбался и по-граждански вяло помахивал рукой вслед отъезжавшим.

– Дегенерат он и есть дегенерат, – зло сплюнул старший фельдфебель, – у него нет даже сил поднять руку и взять под козырек. Ведь не бульварных девиц провожает, а солдат на фронт. И так каждый раз, я веду колонну, еду в гости к Иванам, рискую жизнью, а этот остается дома в тепле. Может, и мне записаться в дегенераты?

Поезд грохотал по стрелкам, набирал ход, показались знакомые шпили кирхи Святого Мартина, силуэты жилых домов, замелькали редкие окраинные постройки…

5. Артист?! На передовую!

Февраль в России – это все еще суровая зима, мороз, снег, горы которого высились вдоль железнодорожного полотна. Такого обилия снега Эрих никогда не видел. За замороженным стеклом вагона тянулись белые равнины, бесконечные белые леса. Иногда попадались деревни, низкие дома, накрытые снежными крышами. Но людей на улицах не было видно. По редким дорогам двигались немецкие грузовые колонны, танки, строем шагали солдаты.

Дорога от временной разгрузочной железнодорожной станции была утрамбована санями и колесами тягачей. Земля сделалась мерзлой, затвердевшей, как камень. По твердому заснеженному насту шагается легче. На плече карабин, за спиной ранец, на поясе патронташ, саперная лопатка, фляга, сухарная сумка. Три новобранца, среди них Эрих, впервые в России, впервые в одиночестве пешим ходом направлялись они к месту своей новой службы, точнее, к штабу полка. Они не разговаривали, слишком холодно. Ускорили шаг, хотелось согреться и быстрее добраться до места назначения.

Под тяжестью снега наклонились ветви елей. В лесу все замерло, тишина, ни одного звука. Где война, где фронт? Они были хорошо вооружены, но страх вынуждал их оглядываться. Кто его знает, не появятся ли из лесу какие-нибудь замаскированные партизаны, не откроют ли стрельбу? Такие случаи уже бывали. Партизаны наводили страх на всех. Как от них обороняться? Все полученные во время учений навыки не очень подходили к этой ситуации. Мерзлой земли и снега на полигоне не было. И маскхалатов им не выдали, и на лыжах кататься они не умели. Мороз пощипывал щеки, ноздри, пар шел изо рта. Сколько градусов? Никак не меньше минус пятнадцати по Цельсию…

Минут через двадцать они остановились у широкого белого щита.

«Вниманию всех немцев! Это зона повышенной опасности, враг поблизости. Будьте предельно бдительны!» Черные готические буквы на белом щите с заметными пулевыми отверстиями настораживали, вызывали подозрительность. Эрих невольно покрутил головой, посмотрел по сторонам. Ничего опасного не заметил. Два новобранца тоже прочитали надпись и теперь настороженно озирались, не знали, что делать дальше: идти в штаб полка или, может быть, ложиться на землю и начинать окапываться. Надпись создавала жуткое ощущение холодной враждебности окружающего. Но стоило остановиться, как шинель переставала греть. Им говорили, что местность спокойная, до передовой далеко, вокруг одни немцы, а надпись на пути старая, но напряжение все равно не спадало. От самой природы веяло жутью.

– Пойдемте дальше, камрады, – разрядил обстановку Эрих. – Не волнуйтесь, мы на месте, среди своих. Это старый щит. Фронт ушел из этих мест. Вон там стрелка, она указывает направление к штабу. Слышите рокот моторов? Впереди наши.

Через несколько минут показались одноэтажные деревенские строения. Жителей не было видно. В некоторых домах отсутствовали окна и двери. На улицах стало оживленней, навстречу попадались солдаты и офицеры, слышались слова команды, мимо пролетали мотоциклы, чуть в стороне от дороги солдаты разогревали двигатель тягача, раздался грохот, сизая гарь заклубилась в морозном воздухе.

Новобранцы вздохнули свободней – они среди своих. Чувство страха исчезло, на лицах появились улыбки. Они бодро двигались по мерзлой, развороченной гусеницами танков и тягачей деревенской улице к штабу полка, который, как им сказали, располагался в подвале полуразрушенного двухэтажного административного здания. Неожиданно в наружном динамике, укрепленном на деревянном столбе, раздался треск и незнакомый голос произнес: «Послушайте, камрады, эта песня по вашим просьбам». И зазвучала знакомая мелодия. Эрих замедлил шаг. Потом остановился. Не верил своим ушам. Не может быть… Звучала «Лили Марлен», песенка расставания перед отправкой на Восточный фронт. Ему показалось, что из динамика раздавался голос Блюмхен. Очень на нее похож. Он прислушался. Да, это была его театральная любовь, о которой он почти забыл. Вот так встреча! Знакомый приятный голос произносил не так давно слышанные слова. С этой песней Блюмхен отправила его на учения в казармы. С этой песней встретила его в России, где ему предстоит участвовать уже в боевых действиях.

 
Возле казармы, в свете фонаря,
Кружатся попарно, листья сентября.
Ах, как давно у этих стен
Я сам стоял,
Стоял и ждал
Тебя, Лили Марлен…
 

Эрих вытащил из кармана фотографию. Блюмхен была изображена на ней в сценическом наряде Мари Бомарше по пьесе Гёте «Клавиго». Но сыграть в этой драме им обоим так и не довелось.

– Это кто? – приблизились к нему новобранцы. – Твоя девушка? Какая красивая! Как ее зовут?

– Это Лили Марлен, – серьезно произнес Эрих.

– О! В самом деле?! – спросил один из них и с неподдельным удивлением уставился на фотографию, потом перевел взгляд на Эриха.

– Да, в самом деле, – серьезно ответил он. – Лили Марлен ее псевдоним, а зовут ее Луиза Блюм, она артистка. Мы с ней вместе играли в театре, снимались в кино.

– Так ты артист? – оба посмотрели на него с нескрываемым восхищением.

– Да, – почему-то удрученно произнес Эрих и убрал фотографию.

– Зачем тебе воевать-то?

Эрих ничего не ответил. Они свернули в сторону штаба, куда указывала еще одна стрелка, а вдогонку им несся голос Луизы Блюм, артистки франкфуртского городского театра, когда-то близкой и задушевной подружки Эриха.

 
Лупят ураганным, Боже помоги,
Я отдам Иванам шлем и сапоги,
Лишь бы разрешили мне взамен
Под фонарем
Стоять вдвоем
С тобой, Лили Марлен…
 

Они спустились по ступенькам вниз. В нос ударили запахи горохового супа и вонючего кислого табака. Из-за одной двери доносился стрекот телеграфного аппарата, из-за другой мужской голос называл цифры. Они вошли в помещение для вновь мобилизованных солдат и доложили о прибытии. Старший фельдфебель взял у троих документы и стал их изучать.

– Все в порядке, – сказал он. – Мне о вас сообщили из дивизиона. Вы все связисты? Очень хорошо. Связь нам нужна позарез, особенно на передовой. – Он повернулся к соседу Эриха справа: – Вы?

– Хорст Циммерман!

– Кто вы по гражданской профессии?

– Страховой агент, герр старший фельдфебель, – отрапортовал тот.

– Понятно. Откуда?

– Из Коттбуса.

– Хорошо. А вы? – фельдфебель повернулся к соседу слева.

– Юрген Брукс. Тоговец из свободного города Данцига.

– Вот это уже интересно. И чем торговали?

– Алкогольные напитки разных видов.

У старшего фельдфебеля отвалилась челюсть и от удивления расширились глаза. Он не верил своим ушам.

– Вы хотите сказать, что торговали спиртным?

– Яволь, герр старший фельдфебель!

– Какой же продукт был у вас самым классным?

– Данцигский ликер «Гольдвассер».

– Это тот, что с золотыми опилками внутри?

– Именно так, герр старший фельдфебель, этот единственный в мире крепкий травяной ликер с двадцатидвухкаратными золотыми частицами. Он был изобретен в Данциге в 1598 году. Те, кто его пьют, имеют шанс разбогатеть. – Брукс улыбнулся. Он был уверен, что теперь после этих слов старший фельдфебель быстро окажется в его друзьях.

Удивлению старшего фельдфебеля не было предела.

– Та-ак… – протянул он. – Я надеюсь, вы прихватили с собой…

– Точно так, герр старший фельдфебель, – тотчас отозвался Брукс. – Я прихватил с собой бутылочку, и не одну.

Старший фельдфебель довольно потер ладони.

– Ладно, обо всем этом поговорим с вами позже. Ну а вы, что вы за птица? – старший фельдфебель посмотрел на Эриха с явным неудовольствием. Может быть, ему не понравилось выражение его лица. Может, слишком выразительные глаза.

– Я актер, герр старший фельдфебель.

Старший фельдфебель уставился на Эриха так, как будто увидел перед собой русского. Он вначале подумал, что его разыгрывают и несколько мгновений молчал. Он ожидал, что последует опровержение. Но солдат не открывал рта.

– Значит, актер, говорите… – после затянувшейся паузы медленно произнес старший фельдфебель. – Интересно, интересно. Комедиант, значит… Всякие шуточки со сцены, хохот в зале. Это как Карл Валентин из Мюнхена? Что ж, такой вариант нам может пригодиться.

И старший фельдфебель круто повернулся к сидевшему за печатной машинкой унтер-офицеру.

– Ну что скажешь, Лефлер, не оставить ли его у нас, на коммутаторе, как?

– Но у нас же есть Вертер, Петтерс, Линднер. Парни хорошие, нам их хватает.

– Согласен. Но твой друг Вертер часто болеет, поэтому мы направим его в санитарную часть, пусть там лечится и помогает камрадам выздоравливать. А вот этого новичка, я думаю, оставить у себя. Он нас позабавит. Иногда нам тоже нужно поразвлечься! Особенно после того, как мы выпьем ликера из Данцига с золотыми опилками. – Он громко рассмеялся.

Сидевший унтер-офицер не высказал по этому поводу никакого восторга. Вертер был его другом, он сидел на коммутаторе, многое знал, иногда делился с ним полезной информацией.

– Вертер настоящий мастер в своем деле, он умеет ремонтировать телефоны, – недовольно произнес унтер-офицер.

– Но и болтает больше всех, порой не то, что нужно, – раздраженно ответил старший фельдфебель и благосклонно кивнул Эриху: – Ну, герр артист, откуда ты родом, где выступал?

– Я из Франкфурта-на-Одере, герр старший фельдфебель, выступал в местном городском театре.

– Очень хорошо. А покажи-ка нам свое умение. Ты только что из дома, тепленький, знаешь театральную жизнь. Давно не был я в варьете. Посмеши-ка нас. Готовы послушать самый сальный анекдот! – Он громко рассмеялся. – Особенно люблю я про этих, про потаскушек. Ну давай! Видел я один фильм про рыцаря Кальбуца, у которого было триста девушек. Вот уж он с ними порезвился. Ха-ха-ха! Что же ты молчишь?

Эрих не знал, что отвечать. Разыгрывать сценки не было никакого желания. Они только что с дороги. Устали. Им бы раздеться, переобуться, выпить горячего чая, а тут тебе предлагают устроить концерт в штабе…

– Я драматический актер, герр старший фельдфебель, я участвовал в спектаклях с другими актерами. Это не варьете. И фильма про Кальбуца я не видел.

– Вот те на! Что это значит?

– Я исполнитель ролей в классических пьесах Шекспира, Гёте, Шиллера.

– Ага, классики. Значит, шибко ученый… Прав, Лефлер, такой артист нам едва ли пригодится. Значит, так, запиши этих двух, страхового агента и мастера по спиртам, в нашу резервную роту, пусть парни наберутся там опыта, Вертера оставить на прежнем месте, а вот герра артиста отправить на передовую. – Фельдфебель, сощурившись, зло посмотрел на Эриха. – В первый батальон его, к майору Хойсу. Там вы узнаете, что такое настоящее боевое варьете. Там под огнем противника проявляйте талант драматического артиста. Классик хренов! Побегайте там с катушкой по пересеченной местности. Можете в напарники взять с собой еще двух классиков, Гёте и Шиллера. А нам нужны простые комедианты. Мы хотим веселиться.