Михаил Дорин
Авиатор: назад в СССР 7

Глава 4

Не знаю, что меня сильнее сегодня поразило – появление МиГ-29 над моей головой или новости от штурмана экипажа Ан-12. Слова про свадьбу, эхом продолжали отдаваться у меня в ушах.

– Сергей, ты только не…

– Расстраивайся? – перебил я штурмана, пытавшегося меня приободрить. – Да, всё нормально. А вы о свадьбе-то как узнали?

– Как мы обещали тебе, цветы купили и пошли в часть передать весточку. Нам сказали, что она в отпуске. Поинтересовались у врача, где она живёт. На что нам был задан вопрос: «– А зачем вам?».

– Так, я надеюсь, вы объяснили?

– Естественно тебя не выдали. Сказали, что в благодарность за оказанную медицинскую помощь от лётного состава транспортного полка, хотим передать презент. Но нам, таким красивым, подтянутым, да ещё с цветами, посоветовали к ней не соваться. У неё свадьба сегодня, а жених из ВДВ больно ревнивый и во всех смыслах на голову контуженый.

– А вы чего?

– Ну, мы решили не рисковать. Там же свадьба. Где один десантник женится, там их целый взвод бухает.

– А вам ещё обратно лететь, ВЛК проходить… Теперь понятно, почему письмо не дошло до адресата.

– Мы подумали, что будет не к месту. Серёга, представь, что ты избавился от 45и килограммов лишнего веса. Я вот три раза так делал и до сих пор стройный, каждый развод приносил облегчение. Будто крылья вырастали, даря непреодолимое чувство свободы. Тебе ещё повезло, что сразу избавился от головной боли и бумажной волокиты, – сказал парень, и мы с ним попрощались.

Я и шёл со стоянки в класс на разбор. Потный, уставший и с букетом. Всё как у лошади на свадьбе – в цветах и мыле.

Взгляды техников в мою сторону не особо волновали. Кто-то пытался пошутить по поводу хризантем, мол, теперь так награждают за сбитый.

– Сергеич! – окликнул меня Дубок, шедший ко мне быстрым шагом.

– Слушаю, Елисеич.

– Ты мне про полёт не всё рассказал. Всё у тебя работало? – спросил Дубок.

– Ничего экстраординарного не заметил. А что?

– Вот ты не увидел ничего «экстра», а я обнаружил, – сказал мой техник и протянул пулю. – Дарю.

Я не мог придать значение этому трофею, поскольку до сих пор не получалось сосредоточиться. Новость про Олю заставила слегка тормозить. При ближайшем рассмотрении я сразу определил, отчего пуля.

– Ну, это ДШК. Калибр 12.7, марку пули точно назвать не могу. К чему этот подарок?

– Это с твоего самолёта. Застряла в подголовнике катапультного кресла, – серьёзно сказал техник, будто он стал свидетелем чего-то фантастического.

– Повезло мне. Спасибо за подгон. Буду теперь её хранить…

– Сергей, это знак. Для тебя уже второй, – сказал Дубок, подойдя ближе. – Катапультирование – это раз. Пуля – это два. Как я слышал, ты в училище самолёт в поле посадил…

– Ой, Елисеевич! – отмахнулся я. – Сегодня вообще не тот день, чтобы ещё мне о предзнаменованиях каких-то рассказывать. Предлагаешь не летать?

На этот вопрос Дубок отвечать не стал.

– Ты бы ещё перекрещивал меня перед каждым вылетом, как Макарыч в известной картине, – сказал я, укладывая в карман пулю. – Не переживай, я заговорённый.

– Дай Бог… – тихо сказал Дубок, и тут же замолчал.

Не сильно в эти годы приветствовалось в армии быть верующим. В основном все были атеистами.

– Ладно, пойду. Если хочешь, можешь крестить меня, – улыбнулся я.

– Сергеич, я тут хочу над фюзеляжем покумекать, – сказал Дубок, показывая мне трафарет со звёздами. – Не против, если оформлю?

– Не возражаю, Елисеевич, – ответил я и направился на разбор.

У входа на КДП встретил Марика, которому было интересно, где я достал такой букет. Тут же у него возникло много вопросов.

– Кому? А как достал? – спрашивал он, не давая мне возможности ответить.

– Никому. Где достал, там уже нет. Ты чего пристал? – поинтересовался я, замахнувшись на него цветами.

– Эй, нет! Ты если использовать букет не будешь, то мне продай. С ними же реальный вариант… расслабить партнёршу, – ехидно улыбнулся Ален Делон местного разлива.

– Так забирай. Мне не пригодились, – отдал я ему цветы, собираясь уже идти в класс. – А ты на разбор чего не идёшь?

– Я отпросился. Зубная боль у меня острая, – отмахнулся Марик.

– Её не Ефросиньей зовут, зубную боль твою? – спросил я.

– Я всегда двигаюсь вперёд, Родин. Не оглядываюсь назад и ищу новых для себя ощущений. Тебе самому не надоела Вещевая?

– Всё уже. Замуж вышла Ольга, – сказал я.

– Блин, Серый, поздравляю! – кинулся ко мне обниматься Марк. – Совет да любовь! Любите друг друга, как я… а я никого не люблю, кроме Родины и мамы.

– Да погоди ты поздравлять, – пытался я его оттолкнуть, но Барсов никак не отставал.

– Неа, слушай дальше. Я специально готовил эту речь, – отошёл он на шаг назад и гордо начал поздравлять, словно поэму рассказывал со сцены. – Чтоб меньше было разбросанных носков и пересоленных борщей. Чтоб пилила в доме только пила, а горькими были только попки от огурцов. Чтоб…

– Ты закроешься или нет? – перебил я его. – Замуж вышла не за меня Вещевая.

– Тогда вдвойне поздравляю, Серёга! Баба с возу, коню легче! И вообще, мы так молоды ещё, нам гулять и гулять! – одну руку он положил мне плечо, а вторую устремил в звёздное небо. Это ж какие перспективы открываются!

Марика ничего уже не изменит. Я сбросил его руки и пошёл в класс не обращая внимание на звучащие в мою спину поздравления о сохранении меня в Красной книге холостяков.

И почему мне сейчас как-то не по себе. Есть ощущение, что меня кинули. Да и как такое может быть?! Тут времени прошло не так много, а Оля уже и замуж выскочила. Сколько с ней непоняток возникает!

Получается, что со мной Вещевая была ради «здоровья». Потрясающий доктор!

– Ты чего такой, Серж? – спросил у меня Бажанян.

– Думаю.

– Ну, ты давай быстрее думай. У нас разбор идёт, – спокойно сказал Араратович, и тут же вернул меня в реальность.

Я совершенно не заметил, как вошёл в класс, где уже собрался весь лётный состав. У доски стоит Бажанян, а за его спиной Гнетов с указкой. И гробовая тишина.

– Я… опоздал?

– Как бы да, Сергей Сергеевич. Ещё и зашёл без спроса, – сказал Гнетов.

Мои однополчане, если я им расскажу причину заклинивания у меня аварийного тормоза, поймут. А вот перед штурмовиками я сейчас выгляжу полным идиотом.

– Ладно, – махнул рукой Бажанян, разрешая мне занять своё место рядом с Пашей. – Давайте, Григорий Максимович по сегодняшнему дню.

– Особенностью сегодня явилось то, что мы работали по вновь выявленным целям в районе горного массива Луркох, – продолжил говорить Гнётов.

– А какова ситуация в районе Шаршари? – спросил командир эскадрильи штурмовиков.

– Судя по фотопланшетам, в районе Шаршари ничего нет. Воздушная разведка никаких сведений нам не дала, – ответил ему Гнётов.

– Ну а все наши удары пришлись на второстепенные объекты в, ничем не примечательном, Луркохе, – высказался недовольным голосом командир штурмовиков.

– И как показали результаты, вновь выявленные объекты не были полностью поражены, – подытожил Гнётов.

Тут же среди штурмовиков поднялся шум. Понять ребят можно. Максимович сейчас обвинил их в некомпетентности и непрофессионализме. Мол, бомбили не туда.

– Вы, товарищ Гнётов, сами-то, чем сегодня занимались? Прикрывали? А спустились бы и поработали, – встал со своего места командир эскадрильи штурмовиков.

– Арсений Павлович, поработаем. Дали бы чем, зашли бы на цели и поразили. Так, вам же доверили. А наши: – Мендель и Родин, и вовсе попали под перехват иранцев, – успокаивал рыжего подполковника Бажанян.

Стоит сказать, что с Арсением Павловичем Афанасьевым сталкивался я только на паре совещаний у Хрекова. Невысокого роста, коренастый, с непропорционально большими ладонями. Одной такой лапой он бы мог баскетбольный мяч спокойно держать, словно это теннисный шарик.

– То, что прикрыли, большое спасибо. Насколько было тяжело? – спросил Афанасьев. – Капитан, выйди, расскажи, – предложил он Менделю поведать о сегодняшнем бое, и Паша рассказал, как он уходил от атак Ф-14.

– Затем ещё и МиГи появились новые, – сказал Мендель и по классу прокатился гул удивления.

Но наша минута славы закончилась, и весь личный состав вернулся к спорам. Дело дошло до того, что штурмовикам оказалось не по нраву, почему командует именно наш полк. Они здесь уже базировались до нас и прекрасно справлялись с нанесением ударов. А тут прибыли бравые ребята, которых сам генерал армии Ахромеев сюда определил. Все лётчики-орденоносцы, некоторые повысили класс за время командировки и теперь учат их, как нужно работать по земле. Видимо, не сильно их поощряло командование за боевые вылеты.

А ведь работа у штурмовой авиации весьма опасная. По крепости духа и яиц, круче них только вертолётчики.

– Я ещё раз, вам повторяю, товарищ капитан… – продолжал доказывать свою правоту Афанасьев.

– Опыта у нас хватает, чтобы мы могли вам подсказать, как правильно нужно работать по земле, – не унимался Гнётов.

Бажанян сразу вклинился в эту разборку, призывая всех к порядку. Среди обычных лётчиков тоже начались трения. Опустились уже до внутреннего порядка в жилом палаточном городке.

– Вечно приходите со своего дежурства, и давай намываться, – выкрикнул кто-то из штурмовиков.

– Там бак здоровенный. Чего тебе не хватает? – пытался уточнить суть претензий Паша Мендель.

– Вот ваши все так думают. А приходишь вечером, а воды уже нет, – продолжал возмущаться лётчик «грачей».

Через несколько секунд Араратович не выдержал и громогласно дал всем команду закрыть рты. Точного перевода его гневной фразы на армянском никто не знал, но догадаться о содержании было несложно.

– Завтра нашему полку… – начал говорить Араратович.

– Только вашему? – перебил его Афанасьев.

Вот же какой злючий попался! И не успокаивается. Всё задеть пытается. Не успел я додумать и наградить Афанасьева каким-нибудь нелестным эпитетом, в класс вошёл особый гость в звании полковника.

– Команду не подавайте. Я не надолго, – сказал он, медленно выходя на середину класса.

Полковник имел болезненный вид. Как будто его раньше времени выписали из инфекции и сразу на работу заставили выйти. Лицо, кстати, очень знакомое.

– Хотел бы с вами познакомиться. Всегда с уважением относился к авиации, – сказал полковник, поправляя солнцезащитные очки на воротнике. – Полковник Громов Борис Всеволодович, командир 4й мотострелковой дивизии.

Возможно, я единственный из сидящих сейчас смотрел на этого человека восторженными глазами. Передо мной был если не образец грамотного и достойнейшего генерала, то точно один тех, с кого стоит брать пример по службе.

Борис Громов, в будущем генерал-полковник. Через три года ему будет поручено занять должность генерала по особым поручениям. Эту должность возродят, поскольку Генеральный штаб будет нуждаться в объективной оценке обстановки в Афганистане.

Позже он получит назначение на должность командующего 40й армией. Именно ему поручат организовать и провести вывод советских войск из Афганистана. В 1988 году он будет удостоен звания Герой Советского Союза.

Как и многие видные генералы Советской Армии он уйдёт в политику. Займёт пост Губернатора Московской области. Один из немногих, кто за особо выдающиеся заслуги, связанные с укреплением российской государственности, станет полным Кавалером Ордена «За заслуги перед отечеством».

– Чего спорили то? – усмехнувшись, спросил Громов.

– Борис Всеволодович, дискутируем. Громко, но по делу, – ответил Бажанян.

– Ну да. Я так и подумал, – сказал Громов и подошёл к карте. – В общем, командованием поставлена задача взять проклятый Луркох. Как видите, этот горный хребет находится на пересечении дорог на Кандагар и Герат.

– Много нападений на колонны? – спросил Афанасьев.

– Неприлично много, ребята. Меня не так гепатит достал, как этот Луркох. Ваша задача уничтожить там всё, что только можно. Авианаводчики будут с вами завтра работать, а генерал Хреков руководить с борта Ан-26. Вопросы?

Никто ничего не спросил.

– Это хорошо. Начальника разведки пришлю завтра. Поделится с вами сведениями. Не ругайтесь тут только, – сказал полковник и тихо вышел из кабинета.

Вот такой он – лаконичный и спокойный будущий генерал Громов.

– Итак, как вы уже слышали от Бориса Всеволодовича, завтра и нашему, и вашему, Арсений Павлович. Хоть вы и отдельная эскадрилья, но в данный момент находитесь в оперативном подчинении командира нашего полка. Он же является старшим авиационным начальником на базе Шинданд, – сказал Бажанян и после этого подполковник решил успокоиться.– Давайте уже по задачам на завтра определимся и пойдём спать, – устало произнёс Буянов, похлопав Афанасьева по плечу.

Командир штурмовиков поднял руки, дав понять, что он не против.

– Итак, горный массив Луркох, – показал на карте Гнётов. – Площадь 256 квадратных километров. Имеются вершины до 3000 метров. Ущелья для маневрирования очень сложны.

– Товарищ капитан, вынужден не согласиться, – снова подал голос Арсений Павлович.

Никак он не угомонится! Везде ему надо сумничать. Теперь он решил поднять тему для дискуссии о манёвренных характеристиках Су-25го. Даже вышел к доске и принялся рисовать уравнение движения и схему сил для этого самолёта во время выполнения виража. Пошли формулы, расчёты и примеры. А всё для того, чтобы назвать несколько цифр.

– Из этой схемы видно, насколько наши штурмовики хорошо могут маневрировать в узком пространстве. А живучесть, сами знаете, у нас хорошая, – развёл Афанасьев руки в стороны и положил мел.

Я обернулся назад и обнаружил большую часть класса спящими. Настолько им было «интересно» слушать своего командира, что решили лётчики-штурмовики начать отдыхать уже здесь.

– Палыч, давай уже кончай мериться половыми органами и пойдём спать. Завтра обговорим налёт, – предложил Буянов и был услышан. Класс опустел, практически, мгновенно.

После долгих водных процедур в ледяной воде, наша палатка собралась на вечернее чаепитие. Гусько своих отваров не предлагал.

– Савельевич, как ты мог нас без кваса оставить? – спросил у него Бажанян, доставая большую коробку с печеньями.

– Да с таким презентом от нашего нового друга можно и без собственных продуктов жить, – улыбнулся замполит, заливая кипяток в заварник в синий горошек.

– Это ты на Хватова намекаешь? Он сегодня меня на совещании просто доконал! – воскликнул Буянов. – Смотри, чего дал нам.

На стол Иван Гаврилович положил большую коробку с печеньями под названием «Альберт», написанном на английском языке.

– Югославское? – поинтересовался Гнетов. – Я пару раз только ел подобное в жизни. Вкус интересный. Воздушный такой.

– Тебе вкус интересный, Максимыч, а я теперь голову ломаю, – возмущался Буянов. – Просто так ничего эти ребята не делают. Может, мстит нам за вчерашний вечер?

– Неа. Говорит, что есть у него к нам дело, но его он хочет с Томиным обсудить. Пускай подкармливает. Нам хорошо, а он не жалуется, – махнул рукой Савельевич.

Про себя я подумал, что дело, возможно, будет не совсем законное. Но насчет Томина он явно ошибся – не тот человек. Тем более, что у него тоже до сих пор перед глазами каша с мухами.

В разгар чаепития появился любимец публики Марк Барсов. Вид у него был не самый весёлый. К тому же, голова была в лепестках цветов.

– Ты где был, цветочник? – спросил у него Буянов.

– Товарищ командир, ночью в кусты хризантем врезался, – уверенно заявил Марик.

– Слушай, балбес великовозрастной, – отдёрнул его комэска. – Ты где тут кусты с такими цветами видел? Кроме верблюжьей колючки и акации ничего нет.

– И то, колючку скоро Савельевич всю переработает на отвары, – улыбнулся Гнётов.

Предупреждал Марика Иван Гаврилович, что шкуру спустит, если тот не перестанет по бабам ходить.

– Ты вот мне скажи, почему ты такой? Чего тебя так и тянет найти приключений на… своё «хозяйство»? – задал уже вопрос Бажанян. – Гаврилыч ведь тебя мерином сделает, если ещё попадёшься.

– Да я его сейчас сделаю таким, чего тянуть?! – воскликнул Буянов, замахнувшись на Марка. – Цветы, где взял, зараза?

– Сергей дал, – кивнул в мою сторону Барсов.

Тут уже все навострили свои уши. В течение пары минут проблема Марка забылась полностью.

– Родин, так кому цветы ты нёс? Тем более, около КДП. Там есть несколько интересных кандидаток, – подмигнул Гусько.

– Моей кандидатки там нет. Замуж она вышла, – сказал я, поднимаясь с места. – Не понадобились мне цветы. Я пойду отдыхать с вашего позволения.

– Таак… Погоди, Сергей, – остановил меня Бажанян. – Пошли, отойдём. Поговорить надо.

Глава 5

Как я понял, Араратович собирается мне рассказать сейчас по Вещевую. Вот только я этого ждал от своих однополчан раньше.

– Как узнал, что она вышла замуж? – спросил у меня Бажанян.

– Случайно, – ответил я и рассказал о своём послании через ребят-транспортников.

Темнит Араратович. Судя по его задумчивому виду, подбирает слова, чтобы не сильно меня обидеть. Как будто, это что-то изменит.

– Раз ты всё узнал, можешь теперь сосредоточиться на вылетах и…, – начал он говорить после моего рассказа, но я решил его прервать.

– Тигран Араратович, зачем вы скрывали и продолжаете скрывать от меня якобы ужасную правду? В чём смысл? – спросил я.

– Расстраивать тебя, Серёга, не хотели, – ответил Бажанян, присаживаясь на скамейку рядом с палаткой. – На самом деле все догадывались, по какой причине уехала с Баграма Ольга Онуфриевна, но точно никто не знал. А тут командир недавно прояснил ситуацию, когда уходил на больничный.

– Вы хотели сказать – слёг в госпиталь? – переспросил я Араратовича, присаживаясь рядом.

– Мамой клянусь, он ещё ложиться не хотел. До последнего сопротивлялся, пока лицо не пожелтело…

– Так что там с Ольгой? – перебил я Бажаняна.

– До твоего распределения к нам в часть, у Оленьки был жених. Красавец, джигит, спортивный такой! Васькой зовут, по прозвищу Катапульта.

Катапульта… уже наводит на мысль, что парень не простой.

– Ну да, мне сказали, что десантник. А где он до этого был? Получается, что она при женихе со мной гуляла?

– Та не…, – почесал затылок Араратович. – Любили они друг друга. Потом война началась, и его в Афган направили с полком. Тут он и пропал и почти год числился пропавшим без вести. Все считали, что жених Ольги погиб.

– Печальная ситуация, – сказал я совершенно искренне.

– Ага. Но жизнь идёт, а Вещевая замкнулась. Девчонка красивая, и одна. Многие у нас в части к ней клинья подбивали, но она была кремень. До последнего надеялась, что он жив и вернётся. Шли долгие месяцы неизвестности. И тут ты появился напористый, красивый…

– Джигит, спортивный такой и дальше по списку.

– Ну да, да! Всё так! – улыбнулся Бажанян.

– То-то вы спорили насчёт наших с ней отношений.

– Ты это! Если что я на тебя ставил. Ты ж свой! – похлопал меня по плечу Араратович. – Вот, видимо, вернулся Васька, и Оленька сделала свой выбор.

– Мне от того, что она определилась не легче, – сказал я, вставая со скамейки.

– В жизни всякое бывает, Серж. Главное, что человек жив.

Вот тут я согласен с Араратовичем полностью. Парень вернулся живой. Девушка осталась с ним, хотя могла спокойно сказать, что любовь прошла и помидоры завяли. А то, что у неё кто-то был в это время – злые языки в военном городке поговорят и перестанут.

– Я всё понял Тигран Араратович. Вы за меня не переживайте. Мы с Ольгой друг другу ничего не обещали. В любви она мне не клялась, я в принципе тоже. Поэтому у меня к ней претензий нет.

– Ну, хорошо, что тебе было хорошо и ей приятно. Провели время с пользой. Ладно, иди отдыхай.

Ага. Только вот осадочек у меня остался. Ощущение, будто меня использовали как аэродром подскока. Могла же ведь Вещевая сразу внести в наши отношения ясность, чтоб я по самолётам не бегал за ней и голову не ломал в раздумьях причин её молчаний и побега.

За спиной было слышно, как Буянов продолжал грозить Марику всеми возможными и невозможными наказаниями. Если бы, хоть один процент этих планируемых мероприятий Гаврилович воплотил бы в реальность, то Марик уже давно женился и забыл дорогу «налево». Хотя, это не факт. Барсов настырный.

За всеми размышлениями, я вошёл в палатку, в которой находился только один человек. Мендель рассматривал небольшую фотографию. Рядом с ним лежали несколько писем, а сам Паша выглядел весьма бледно.

– Серый, эт… т… ты? – дрожащим голосом спросил Мендель, убирая фото и письма. – Перечитат… тать решил.

– Паш, случилось чего? – спросил я.

– Нет. Напряжённо сегодня было, вот и устал, – натянуто улыбнулся Мендель, снимая с себя куртку от комбинезона.

– Сходил бы, умылся холодной водой. Бодрит хорошо, – сказал я, готовя свою кровать к отбою.

– Да. Ты прав, – кивнул Паша и мощно выдохнул.

Что-то не так с ним. Нервное напряжение от встречи с «Томкэтами»? Так он после этого ещё летал несколько раз и был вполне спокоен и собран. А сейчас ему впору успокоительное принять.

– Паша, ты точно в порядке? Руки чего дрожат? – спросил я, когда Мендель пытался взять футляр с зубной щёткой из сумки.

– Серёга, расслабься. Просто я устал, – улыбнулся Мендель. – Ты тоже на разборе был задумчивый. Наверняка из-за Ольги?

– Это было так заметно? – спросил я, укладываясь в кровать.

– Ага. Ты, когда вошёл, Гусько в расстройствах сказал, что в споре на ваши с ней отношения его чуйка не сработала уже окончательно.

– Жаль, что разочаровал его.

– Значит, Вещевая вышла замуж, – сказал Паша, покачав головой. – У вас серьёзно всё было?

– Как видишь, нет, раз у неё серьёзные чувства были к другому человеку. Мне, вообще-то, не очень хочется об этом говорить, – сказал я, взяв книгу Пикуля.

– Ладно. Если что, обращайся. Лучший способ склеить разбитое сердце – это время и друзья, – произнёс Мендель.

Вот, вроде бы, социальных сетей нет, чтобы такие статусы можно было почитать. Странно как-то слышать от Паши такие напутствия, да ещё и после его нервного вида.

– Паша, ничего у меня не разбито. Спокойной ночи, – ответил я, и погрузился в чтение.

Мендель больше ничего не сказал и вышел из палатки.

Утром на постановке задач понимания, чего от нас хочет командование, не было от слова «вообще».

– Где расположены основные укрепления духов в Луркохе? – спросил Паша Мендель у представителя разведки 4й мотострелковой дивизии.

– Этого точно мы сказать не можем. Главная задача сейчас…

– Как это вы не можете? Вы предлагаете нам сбрасывать куда попало? – возмутился один из лётчиков Су-25х.

– Почему же? С вами на связи будет авианаводчик, который будет находиться в непосредственной близости от объекта, – сказал разведчик, но в его словах уверенности не было.

Из общей постановки было понятно, что первыми заходят на цель дальние бомбардировщики, затем точечно работают штурмовики. Вот только, куда именно сбрасывать бомбы «грачам» неизвестно.

– Я вам ещё раз говорю, товарищи лётчики, после взлёта вам всё расскажут. Пока долетите, уже будут готовы точные координаты, – объяснял начальник разведки.

– Нам лететь до Луркоха меньше 10 минут. Вы успеете за это время всей эскадрилье определить цели? – спокойно спросил Гнётов.

– Вы же с МиГ-21? – спросил разведчик, и Григорий Максимович утвердительно кивнул. – Вам только средства ПВО подавить надо. Зачем бомбить объекты?

– Так, нам же нужно знать, где эти средства ПВО стоят, – заметил Мендель.

– Мы и вам подскажем в воздухе.

Мда, такой расхлябанной подготовки у нас ещё не было. Вчера начались трения со штурмовиками, а сегодня к ним добавилось отсутствие нужных сведений о позициях духов.

– Есть ли у нас время выполнить разведку? – спросил Бажанян. – Это не дело, вот так идти в лоб на противника, не имея сведений. Вам это не хуже меня известно, – сказал Араратович, но начальник разведки только пожал плечами.

– Задача поставлена сверху. Плюс согласована с афганским руководством. Они предлагают атаковать Луркох сразу после авиации, – покачал он головой.

Через несколько минут споров, Бажанян принял командирское решение, что есть острая необходимость в дополнительной разведке укреплений. С этим предложением он обратился к Хрекову.

– Ну и? – спросил Афанасьев, когда Бажанян вернулся с командного пункта, где он связывался с Кабулом.

– Бесполезно. Сам маршал Кутахов согласовал эту операцию. Кстати, Павел Степанович собирается в Афганистан. Пока не сказал когда, но желает прибыть и лично контролировать проведение операции в Луркохе, – сказал Бажанян, кинув на стол свой блокнот. – Мы вас услышали, товарищ разведчик, – тихо произнёс Араратович и отпустил коллегу с мотострелковой дивизии.

Необходимые расчёты сделаны. Районы, по которым будем наносить удары, определены. Время начала операции доведено.

Нам пришлось ещё пару раз поспорить с коллегами из штурмовой авиации и только затем разойтись по своим самолётам. Когда осматривал самолёт, обнаружил, что его внешний вид слегка изменился. За ночь на него нанесли много красных звёзд, которые указывали на количество боевых вылетов на этом борту.

– Елисеевич, решил украсить? – спросил я, указывая на красные звёзды на фюзеляже.

– Да я посмотрел, у Барсова нарисованы. Его техник с первого дня ему за каждые 25 вылетов рисует. Вот и тебе решил нарисовать, – сказал Дубок, поглаживая фюзеляж. – Самолёты тоже поощрять надо. Они же, как живые.

– Согласен, – сказал я, взглянув на семь красных звёзд. – А как ты смотришь на то, чтобы и эмблему какую-нибудь нанести?

– Как у Литвак во время войны? – спросил Дубок. – Ты извини, но цветочек тебе не подойдёт сюда.

Вновь напомнил мне про цветы, Елисеевич. Опять я вспомнил вчерашний день и то, как мне достался тот самый букет хризантем. Всё никак не могу отойти от мысли, что мной так попользовались. А ведь как говорила эта принцесса, что ей с парнями тяжело и она мало кому доверяет.

– Зачем цветы? Птицу какую или хищника. Подумай, – похлопал я по плечу Дубка и полез в кабину.

– Обычно я тебя сажаю, а тут ты сам полез, – улыбнулся Елисеевич, смотря на меня словно отец на сына в первом классе.

– Конфету давай, а то, как в прошлый раз получится в Хосте, – сказал я и Дубок угостил меня своей фирменной сладостью.

Наступает время «Ч».

– Внимание, я 202й, группе 2 доложить о готовности, – запросил в эфир Бажанян, который шёл с нами старшим группы, а для меня он ещё был и ведущим в паре.

В течение нескольких секунд все наши лётчики вышли в эфир с докладом о готовности

– 216й готов, – вышел я в эфир после всех экипажей.

– Янтарь, группа 2 к запуску готова, – сказал Бажанян, и все стали ждать команды от руководителя полётами.

В это время в воздухе уже начали работать дальние бомбардировщики, которых прикрывало дежурное звено с Шинданда. Эфир второго канала боевого управления был полностью забит докладами и командами их группы.

– Внимание, группе 2, запуск, – дал команду нам руководитель полётами.

Самолёт загудел, приборы начали свою работу, а в ушах начали звучать команды на запуск штурмовикам. Их группа под номером 3 замыкает всё наше построение.

По готовности начали рулить по магистральной. Бажанян возглавляет всю нашу вереницу, а Гнетов замыкает. Периодически ставлю себе канал боевого управления операцией, чтобы знать обстановку в воздухе. Судя по крикам, Хреков недоволен медленными темпами работы дальней авиации.

– Живее можно освобождать воздушное пространство? Не одним вам нужно сегодня поработать, – ругался он на кого-то из бомбёров.

Кричи не кричи на них, а быстрее дальники точно развернуться не смогут. Такие махины маневрируют плавно и медленно. Снова возвращаюсь на стартовый канал и слышу, как нам дают команду занимать полосу.

– Ветер слева, выстраиваемся колонной пар, – дал команду Бажанян, прорулив немного вперёд.

Всё построение на полосе заняло у нас пять минут и до расчётного времени взлёта оставалось ещё достаточно, чтобы проверить расчёты.

– 202й, группе взлёт, – дал команду руководитель полётами.

– Понял. Внимание, 216й выводим, – сказал мне Бажанян.

Отклоняю рычаг управления двигателем, обороты идут вверх, и вот уже стрелка подошла к 100%.

– Готов, – доложил я, держа самолёт на тормозах.

– Паашли! – командует Араратович, и мы одновременно включаем форсаж.

Происходит толчок вперёд от включившегося форсажного режима двигателя, и я отпускаю тормоза. Взлетаем. С нашей боевой зарядкой в тонну бомб, самолёт после поднятия носа долго бежит и отрывается почти с края ВПП.

– Шасси… убрано, – сказал Бажанян, и я перевёл кран в соответствующее положение. – Влево с набором 5500.

Скорость установилась. В эфире уже слышу, как за нами взлетела следующая пара. Интервал между нами не больше 20 секунд, чтобы не растягивать строй. Вот уже вторая пара пристраивается к нам, и мы вместе следуем в назначенную точку начала боевого пути.

– Эллипс, группа 202го, иду с каплями и кассетами. Под ваше управление, – сказал Бажанян, доложив, что у нас подвешены на самолётах бомбы и разовые бомбовые кассеты РБК.

– 202й, курс расчётный, – дал нам команду ОБУшник.

Через три минуты мы в районе населённого пункта Фарах. Выполняем разворот на боевой курс и выходим на связь с авианаводчиком.

– Полог, 202й, на боевом, дайте целеуказание, – запросил Бажанян, разворачиваясь на Луркох.

Среди пустынной местности этот частокол из каменных вершин смотрелся очень необычно. Дальники отработали по этому району очень мощно – клубы пыли и дыма поднимались выше горных вершин. Примерный район удара был нами определён ещё на постановке, но ведь нужно знать точно, куда бомбить.

– Полог, 202му, на боевом, дайте целеуказание, – повторил Бажанян, но ответа не было.

– 202й, боевой курс заняли? – вышел в эфир уже Хреков.

– Точно так, Эллипс. На боевом, но цель не наблюдаем.

– 202й, вам выход во 2й район, 12й квадрат, связь с Торосом, – подсказал нам Хреков.

Я сразу начал глядеть в наколенный планшет. Для такого манёвра, нам нужно развернуться вправо и обойти склоны с южной стороны Луркоха. Фотопланшетов того района у нас не было.

– Понял, – расстроено выдохнул Бажанян. – Группе, выход правым разворотом на курс 210.

Плавно стали разворачиваться, пытаясь удерживать необходимый интервал и дистанцию. Представляю, как неудобно сейчас нашим замыкающим.

– 216й, 202му, – запросил меня Бажанян.

– Ответил.

– Есть карта? У меня нет этого района на фотопланшете.

– И не будет. Его нам не приносили.

–Вот и полетали! – выдохнул Араратович.

Я внимательно ещё раз посмотрел на карту района города Фарах, а затем и на район Луркоха. У меня закрались сомнения по поводу правильности этого разворота.

– Эллипс, 202й готов на связь перейти с Торосом, – запросил Бажанян.

Я начал нервно смотреть по сторонам. Очень странное ощущение, что совершенно не туда летим. И почему я не слышу в эфире «Грачей»?

– Торос, Торос, 202му, – стал запрашивать авианаводчика Бажанян, но в ответ снова тишина.