Михаил Самарский
Божественные приключения кота Сократа в Австралии

На кухне, как и полагается, были сплошные шкафчики, ящички и полочки. В гостиной стоял большой угловой диван, на котором запросто может поместиться котов сто не меньше, перед ним расположился журнальный стол, размером с летное поле. К противоположной стене прилип телевизор, а под ним тумбочка со всякими безделушками, которыми люди так любят захламлять свое жилище. С двух сторон от стеклянных дверей, за которыми открывался вид на бассейн, стояли кадки с декоративными пальмами.

Колумб кинул рюкзак на пол и, сунув руки в карманы спортивных штанов, огляделся вокруг.

– Смотрю у тебя все осталось, как прежде, – улыбнулся он.

Я тоже пошел обследовать family room. Конечно, у меня не такой нюх, как у собаки, но я сразу почувствовал, что в доме нет никаких запахов, напоминающих о присутствии животных.

– А что может поменяться у холостяка? – вопросом на вопрос ответил хозяин дома. Он открыл большой серебристый холодильник, похожий на шкаф и уставился в него, как это делают все люди, – что-нибудь выпьешь? – обернувшись, он посмотрел на гостя.

– Плесни водички, – попросил тот.

Тревор вытащил бутылку минералки, разлил ее по стаканам, которые достал из шкафчика над раковиной и протянул один из них товарищу, – будем считать это аперитивом перед ужином.

Колумб залпом осушил воду, довольно крякнул и вытер губы тыльной стороной ладони. Потом поставил стакан на стол и снова посмотрел по сторонам.

– И где твой жилец? – спросил он.

– Наверное, спит где-то, – ответил хозяин и тоже огляделся вокруг.

– Так зови его, будем знакомиться, – сказал компаньон.

– Ребята, только предупреждаю сразу – не пугайтесь, – Тревор выставил вперед ладони, – он хоть и бандит, каких свет не видывал, но добрый парень.

С кем меня только судьба не сталкивала: с бродячими собаками и со слонами, с гиенами и с крокодилом, со львом и с гепардами. Казалось бы, чего мне уже бояться, но в тот момент я невольно струхнул. Это что же за зверь такой, которого мы можем испугаться. К тому же еще он и запаха не имеет. А может квартирант Тревора оборотень? Однажды я смотрел с Катериной (кто не помнит, это дочка моего хозяина) ужастик, так вот из него узнал, что оборотни ничем не пахнут. Что-то от этих мыслей мне стало совсем жутко.

– Ты меня заинтриговал, – ухмыльнулся Колумб, – давай зови уже, не томи.

– Борзини, ты где? – позвал австралиец.

Ну и имечко у него. Я уже давно привык, что люди еще те мастаки придумывать нам всевозможные клички, но подобную слышал впервые.

– Дружок, иди ко мне – мужчина вытащил из ящика вилку и постучал ею по столу.

Один в один, как делает моя хозяйка, когда хочет, чтобы я появился на кухне. Ей богу, владельцы животных все одинаковые.

Вдруг послышался шипящий звук, от которого у меня шерсть встала дыбом. Клянусь, я чуть в обморок не грохнулся, когда увидел, как из коридора в эту самую family room заползла желтая, как подсолнух змея. Так можно и заикой остаться на всю жизнь. Теперь понятно, почему Тревор первым вошел в дом. От страха я опустился на задние лапы и застыл в оцепенении. И вот с этой бракозяброй мне жить под одной крышей целых десять дней? Да я с ума сойду!

– Офигеть, – воскликнул Колумб, – ты бы хоть предупредил, что у тебя в доме питон живет.

– Эндрю, да успокойся ты, – глядя на округлившиеся глаза товарища, рассмеялся Тревор, – какой это питон, так маленькая змейка. Ты посмотри на него, он всего лишь полтора метра длиной. Это карликовый питон, к тому же не ядовитый, так что он не причинит вам вреда.

– А он Сократа моего не проглотит? – спросил компаньон.

От его вопроса у меня все похолодело внутри. Вот так усну ночью и не пойму, как змей слопает меня. Представив эту картину, мне стало дурно.

– Нет, конечно, – австралиец так убежденно это сказал, что немного полегчало, – я специально для него покупаю в зоомагазине мышей и крыс.

Час от часу не лучше! Я снова представил, как бракозябра поедает моего друга мышонка Траволту и мне стало еще хуже.

Этот, как его там, Борзини первым делом подполз ко мне. Оно и понятное дело, зачем ему люди, если вот он я стою перед ним истуканом и не могу пошевелить ни одной конечностью. Змей поднял голову на уровень моей морды и принялся рассматривать меня, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, при этом его черный раздвоенный язык то высовывался из пасти, то исчезал в ней.

– Здоров, чувак, – прошипел он возле моего уха, отчего у меня по спине пробежали мурашки.

Я на нюх не переношу этих ползучих гадов, но как это ни странно звучит, обожаю смотреть передачи про них. Ученые мужи утверждают, что змеи часто высовывают язык не потому, что хотят обидеть или оскорбить кого-то, они пользуются им для того, чтобы собирать информацию. У них во рту, на нёбе, имеется якобсонов орган. Без дополнительной порции корма это название не выговоришь, но я умудрился даже запомнить его. И знаете почему? Да потому что оно ассоциируется у меня с кофе якобс. Его реклама по телевизору, как назойливая муха, мне все уши прожужжала. Разбуди меня среди ночи и я без запинки мысленно произнесу: «Якобс меликано, кофе молотый растворимый» и даже промурлыкаю ту музычку, что звучит в ролике, несмотря на то, что мне медведь на ухо наступил.

Так вот этот орган перерабатывает крошечные количества химических веществ, попадающие на язык змеи. Каждый раз, когда она высовывает его изо рта, он улавливает эти вещества из воздуха. Затем змея всовывает раздвоенные кончики в два отверстия органа, тот по быстренькому проводит анализ и выдает хозяйке информацию, кто находится перед ней – враг или добыча. Во как! Прямо не язык, а супер современный локатор.

Пока этот шланг сканировал меня своими голубыми, как океан глазищами, я сидел нм живой, ни мертвый. Я много раз слышал выражение: «Он на меня действует, как удав на кролика» и только теперь понял его смысл. Перед Борзини я превратился в желе. Если бы змей захотел меня съесть, он бы сделал это с легкостью. И самое страшное я бы даже сопротивления ему не оказал в тот момент, настолько я оцепенел от страха.

– Ты кот, что ли? – спросил змей, продолжая меня разглядывать, как чучело мамонта в музее.

«Сократ, да ты сума сошел. А ну-ка сейчас же возьми себя в лапы. Ты льва не испугался, а перед каким-то червяком дрожишь, как заяц», – я мысленно прикрикнул на себя и, все еще полностью не отойдя от испуга, промямлил непослушным языком.

– А что, не заметно?

Тот ничего не ответил, потому как в этот момент раздался испуганный голос Колумба.

– Тревор, он точно не слопает Сократа? – еще раз уточнил он, – а то смотри, как он его гипнотизирует.

– Сто процентов, – заверил хозяин, – Борзини, как и твой котейка, очень общительный товарищ. Просто он так знакомится.

Ничего себе знакомство. Прожег во мне дыру своими глазищами.

– Зря твой человек переживает, я котами не питаюсь, – ухмыльнулся питон и спросил:– знаешь почему?

– Почему? – машинально выпалил я и в недоумении уставился на него.

– От вас жутко воняет, потому, что вы едите этот ваш корм, – хоть его физиономия осталась и неподвижной, но я прямо почувствовал, как он скривился.

Фух, наконец-то, можно расслабиться. Слава вискасу и китекэту вместе взятым! Уж лучше пусть от меня воняет, чем я буду пахнуть, как сдобная булка и какой-то червяк, проглотит меня, словно таблетку. Я вдруг вспомнил, как амурский тигр в московском зоопарке тоже заметил, что от меня дурно пахнет (* «Подлинный Сократ»). Интересно, почему я этого не замечаю? А моя Белла, так и вовсе, говорит, что не может надышаться моим ароматом. Пусть для кого-то я воняю, главное, чтобы для нее всегда пах.

– Борзини, иди ко мне, дружок, – похлопал себя по ноге Тревор, как будто собаку позвал, – я вижу вы с Сократом уже подружились, теперь иди познакомься с Эндрю.

«Таких друзей за ухо и в музей, триста лет он мне не нужен».

– Так значит, тебя Сократом зовут, – хмыкнул змей и пополз выполнять команду.

Оказывается и пресмыкающиеся поддаются дрессировке. После того, как он заявил, что не питается котами, я осмелел и направился за ним. Пока он кружил вокруг ног хозяина, выписывая между ними восьмерку, я запрыгнул на стул у стола и оттуда наблюдал за его выкрутасами. Он выразил свою любовь и преданность Тревору, затем потащился к Колумбу. Я всегда знал, что мой компаньон смелый парень, поэтому нисколько не удивился, когда он поднял Горыныча и повесил себе на шею, как полотенце.

– Надо же, какой ты легкий, – воскликнул Андрей, он взял его голову и посмотрел в глаза, а тот давай высовывать и засовывать язык, сканируя, кто перед ним стоит, – запомни, дружище, кота трогать нельзя, – он пригрозил ему пальцем и глянул на австралийца, – Тревор, а ты чего его в мафиози записал?

– Так он же, как гангстер, которого все бояться, – усмехнулся тот, – несмотря на то, что он и мухи не обидит. Когда Борзини выходит гулять, вся живность на соседних участках прячется по домам.

– Так ты же говоришь, что он общительный, – напомнил Колумб.

– Общительный, – подтвердил приятель, – ему хочется с ними дружить, но они все равно его бояться.

– А как ты решился завести его? – поинтересовался компаньон, наглаживая Горыныча по голове, а тот аж прикрыл глаза от удовольствия. Осталось только замурлыкать.

– Да как? – хмыкнул австралиец и принялся рассказывать, – однажды к нам на радио пришла женщина, чтобы дать объявление: «Отдам питона в добрые руки». Он жил у нее в квартире в центре Мельбурна, а потом, в один прекрасный день, сбежал по вентиляционной трубе, забрался к соседям и напугал ребенка. Его родители подали на нее в суд, ну а тот заставил ее выплатить моральную компенсацию и вынес решение, чтобы она в определенный срок избавилась от рептилии, обосновав это тем, что она угрожает человеческим жизням. Вот только как Борзини может угрожать людям, я до сих пор понять не могу. Да, вид у него устрашающий, но разве может он проглотить человека? Он же не анаконда, в конце концов. Объявление то мы дали, вот только хорошие руки все никак не находились, а уже поджимали сроки, которые вынес суд. Куда женщина только не обращалась: и в зоомагазины, и в питомники, но везде получала отказ, мол, у них своих жильцов хватает. Кто-то рекомендовал ей усыпить питона, другие, более сердобольные, советовали вывести в лес и оставить там. Она даже мысли не могла допустить, чтобы дать свое согласие на его убийство, но и выкинуть тоже не могла. Борзини абсолютно не приспособлен к самостоятельной жизни, он с самого детства жил у нее. Отпустить его в дикую природу, это все равно что усыпить. Его же сородичи, более крупные змеи, и съедят его. Ситуация была безвыходная и нужно было принимать какое-то решение, иначе, за невыполнение судебного решения, ей грозил тюремный срок. В общем, мне стало жаль бедолагу, а поскольку я совершенно не боюсь змей, решил забрать его себе. Мы с ним сразу нашли общий язык, возможно потому, что он понял, что я спас ему жизнь. Ну а что? – мужчина вздернул плечами, – какая разница кого держать – кота, собаку или питона?

Хм, действительно разницы никакой. Но, лично я не хотел бы жить с таким квартирантом под одной крышей. Уж лучше десять Пух, чем один Горыныч.

– Ты говоришь, он выходит гулять, так у тебя же нет ограждения на участке, ты не боишься, что он и от тебя сбежит? – спросил Колумб.

– А куда ему отсюда бежать? – пожал плечами австралиец, – дом это не квартира, здесь ему раздолье. Хочешь на лужайке загорай, хочешь в бассейне плавай, хочешь по деревьям лазай да птичек лови. К тому же, он всегда гуляет под моим присмотром. Хоть заводчики и утверждают, что змеи не поддаются дрессировке, но я могу с уверенность сказать, что это не так. Я с легкостью обучил Борзини нескольким командам, и «ко мне» в том числе. Причем, для этого мне не пришлось применять к нему абсолютно никаких жестких мер, он сам подчиняется. Может, тем самым он высказывает мне преданность за свое спасение?

– Надо же, я даже предположит не мог, что змею можно приручить. Они всегда казались мне независимыми тварями, – усмехнулся Колумб и спросил: – а это имя та женщина ему дала?

– Нет, – мотнул головой хозяин, – у нее он был Апполоном, – усмехнулся он, – а я его переименовал в Борзини. Конечно, он красавец, спору нет. Ты часто встречал желтых питонов с голубыми глазами? – спросил он.

Андрей снова поднял голову змея и заглянул в его очи.

– Точно голубые, – оттопырив губу, закивал он, – но,если честно, это первый змей, глаза которого я увидел. Раньше я никогда не обращал на них внимания.

– То-то и оно, – ухмыльнулся австралиец и добавил: – но Борзини это еще не все.

– Что ты имеешь ввиду? – не понял компаньон.

– У меня есть еще один жилец, – улыбнулся Тревор и подмигнул мне, – я спас его из горящего леса.

Что? Так, господа человеки, на сегодня хватит сюрпризов. Мое кошачье сердце не выдержит еще одного подобного стресса.

– Кенгуру что ли? – предположил Колумб.

– Да нет, – отмахнулся тот, – вы бы его уже давно увидели. Малыш, позови сюда Альберта, – он обратился к Борзини.

Нет, вы это слышали? Видели бы вы этого малыша. На него без слез не глянешь. Ну и создал же бог краказябру. Б-р-р!

– Это еще кто такой? – нахмурился компаньон, он опустил змея на пол, тот скрутился буквой «зю», потом вытянулся, как сосиска и, извиваясь, как серпантин пополз к стеклянным дверям, выходящим на бассейн. Такое чувство, будто Горыныч пластилиновый. Я всегда думал, что эти божьи твари бесхребетные животные, а оказывается, у них есть скелет, просто он настолько подвижный, что позволяет им просочиться в любую дырку. Мы тоже гибкие, но не до такой степени, как эти червяки.

Борзини дополз до дверей и остановился возле них. Какой бы он умный ни был, но открывать двери по силу лишь котам. Ну ладно, ладно, еще собакам.

– Сейчас увидите, – улыбнулся Тревор и направился за бракозяброй.

Даже язык не поворачивается назвать его питомцем. Несмотря на вновь поселившийся страх, меня прямо разбирало любопытство, что же еще за зверь живет у Тревора. Я спрыгнул со стула и побежал за ними. Судя по тому, что Колумб пошел за мной, стало понятно, что ему тоже этот вопрос не давал покоя.

Тревор отодвинул дверь в сторону, и теплый вечерний воздух ворвался в family room. Вот так покатаюсь по миру и сам начну шпрехать на английском. Питон пополз к бассейну, ну а мы вышли следом за ним.

– Другой квартирант там живет? – мой напарник в недоумении посмотрел на австралийца, когда змей нырнул в воду.

Мы с Колумбом подошли к краю и посмотрели в бассейн, но кроме извивающегося червяка никого там не увидели.

– Нет, – усмехнулся Тревор, – просто он всегда ходит через него.

И словно в подтверждении его слов, Горыныч вынырнул с другой стороны бассейна и пополз через газон в сторону одного из деревьев. Надо признать, что на зеленой траве ярко желтый змей смотрелся весьма впечатляюще.

– Ему действительно здесь раздолье, – глядя ему вслед заметил Андрей, – Тревор, давай колись, что еще за зверь у тебя живет, – сгорая от любопытства, потребовал он.

– Потерпите немного, сейчас Борзини приведет его сюда, – ответил приятель.

– Сколько лет с тобой общаюсь, я и не знал, что ты любитель устраивать сюрпризы, – хмыкнул компаньон, – слушай, у меня до сих пор в голове не укладывается, что питон может подчиняться, как собака. Кому расскажи, не поверят.

Горыныч дотащился до дерева, с легкость взобрался на него и пополз по одной из веток. Благодаря окрасу шкуры, его с легкостью можно было разглядеть сквозь густую листву. Люди остались ждать у бассейна, а мне не сиделось на месте. Любопытство зашкаливало, так хотелось посмотреть на еще одного квартиранта Тревора. Я оббежал бассейн, плавать-то не умею, как червяк, и помчался за ним. Оказавшись под деревом, я задрал голову и рассмотрел на одной из веток серый комок.

– Альберт, просыпайся, – раздалось оттуда шипение Борзини.

– Отстань от меня, не видишь я сплю, – ответил ему низкий гортанный голос, напомнивший хрюканье поросенка.

– Ты спишь уже вторые сутки, – сказал питон, – к хозяину гости приехали, они хотят с тобой познакомиться.

Видимо, этот Альберт из тех, кто за сон и родину продаст.

– Кого там еще нелегкая принесла? – недовольно пробормотал он.

И тут я увидел, как ветку обхватили когтистые лапы. Я с усердием всматривался в листву, пытаясь понять, кому они принадлежат, но тщетно. Из-за толщины ветки зверя не было видно.

– Вставай и узнаешь, – продолжал настаивать змей.

– Отстань Борзини, – ворчал тот.

– Ты же знаешь, я не могу ослушаться хозяина, – напомнил Горыныч, – так что я не отстану и без тебя отсюда не уйду. Раз сам не хочешь вставать, тогда…

Да что же это за соня такой, которого невозможно разбудить. Я уже поставил лапы на ствол, собираясь лезть на дерево, как в этот момент с него шмякнулся серый комок, возмущенно закричал: «Змеище, ты на фига меня столкнул» и замер на месте.

Наверное, убился. Я рванул к нему и увидел перед собой смешного зверька, похожего на крошечного медвежонка. Конечно, я сразу догадался, что это коала. Вы же помните, мой любимый канал на телевидении Nat Geo Wild. Я миллион раз видел этих зверьков в передачах о животных. Так вот ты какой, Альберт. Этот квартирант на порядок симпатичней и милей желтого червяка. Наклонившись над ним, я обнюхал его и уловил какой-то лекарственный запах. Каково же было мое удивление, когда я понял, что он спит, несмотря на то, что минуту назад грохнулся о землю. Не зря про этих зверьков говорят, что они большую часть жизни проводят во сне. Мы тоже любители поспать, но не до такой степени, чтобы засыпать на ходу.

С деверева спустился Горыныч и подполз к нам.

– Тьфу ты черт, он так и не проснулся, – недовольно прошипел питон и давай пихать его носом в бок. Коала встрепенулся, сел и уставился на нас черными бусинами своих маленьких глаз.

– Эвкалиптику хочешь? – пробасил зверек и, вытащил из-за уха маленькую веточку, протянул мне, – свежак, недавно сорвал. Угощайся, дружище.

Ну и голосок у него! Он никак не вяжется с его милым образом. Я только открыл рот, собираясь отказаться, как вмешался Борзини:

– Достал ты уже своим эвкалиптом. Ты думаешь, если ты без него жить не можешь, то и другие должны любить его.

– Вообще-то, я не тебе предложил, – Альберт стрельнул в него недовольным взглядом, затем снова посмотрел на меня, – может, ему понравится.

– Спасибо за угощение, – поблагодарил я, – но я такое не ем.

– А зря, – хмыкнул зверек, – между прочим, очень вкусно и полезно. А что же ты тогда ешь? – он в недоумении вытаращился на меня.

Я только открыл рот, собираясь ответить, но не успел, за меня это снова сделал питон.

– Такой же вонючий, как и твой эвкалипт, кошачий корм.

– Сам ты вонючий, – огрызнулся я.

– Неправда, – он замотал приплюснутой головой, – я совсем не пахну, потому что мой хозяин за мной хорошо ухаживает и кормит свежими мышами.

– Как ты вообще можешь их есть? – скривил я морду, – они же шерстяные.

Если вы читали предыдущие истории обо мне, наверняка, помните, что даже в ту пору, когда я еще охотился на мышей, я никогда не ел их. Честно сказать я брезговал. Для меня это был просто бизнес. Я ловил мышку, приносил ее на порог дома, а за это Татьяна Михайловна угощала меня какой-нибудь вкусняшкой. Бывало, что одну и ту же мышь я носил и по соседним домам, за что и там получал угощение. Но после того, как подружился на орбите с мышонком Траволтой (* «Кот Сократ выходит на орбиту»), а потом с мышонком Мавроди (* «Театральные приключения Сократа»), я даже охотиться на них перестал. Наверняка, вы сейчас подумали, что я чокнутый, не от мира сего, кот. Возможно, это так. Но все меняется в этом мире – мысли, взгляды. И не только у людей, но и у животных тоже.

– Ну и что, зато они вкусные и питательные, – парировал Горыныч.

Он взял нас в кольцо своего тела, словно боялся, что мы можем сбежать, сунул голову между нами и положил ее на траву.

– Ребята, не ссорьтесь, – вмешался Альберт.

Он выставил вперед лапы, скорее напоминающие кисти человеческих рук, большие пальцы которых смотрели в стороны, а остальные в обратную сторону. Никогда прежде я не видел таких огромных когтей, как у него. Даже у гепардихи Лолы они были непорядок меньше. Прямо не Альберт, а Фреди Крюгер. До чего же он был смешной. Его широко расставленные уши напоминали оладьи, покрытые густой длинной шерстью, которая торчала во все стороны, словно кто-то навел шухер у него на голове, а приплюснутый нос был похож на сломанный нос боксера.

– Да мы и не ссоримся, – приподняв голову, хмыкнул питон, – просто отстаиваем свои точки зрения.

Несмотря на жуткий отталкивающий вид, в целом он оказался неплохим парнем. Вот только строит из себя больно умного и любит перебивать.

– Так значит ты кот? – спросил коала, а я так и не понял, зачем он задал этот вопрос.

Он что не знает, как выглядят домашние коты? А может, их нет в Австралии? Я вдруг вспомнил, как когда-то давным-давно мы с Димкой смотрели передачу про Австралию, так вот ведущий говорил, что это единственный континент, где нет диких кошек. Возможно, и домашних котов здесь тоже не принято держать.

– Ну, да, – закивал я.

– Альберт, – представился зверек и протянул переднюю лапу.

– Сократ, – ответил я на лапопожатие. Как я понял, Тревор назвал питона в честь какого то мафиози, а вот почему он дал такое прозвище коале даже представить не мог и решил поинтересоваться: – а почему тебя так назвали?

– Да бог его знает, – тот вздернул плечами, – раньше у меня не было никакого имени, а потом в нашем лесу случился пожар и мои сородичи стали выбегать на дорогу, чтобы найти спасение у людей. Там меня подобрал Тревор и дал мне это прозвище. Ну а мне какая разница? – хмыкнул он, – Альберт, да и Альберт. Главное, что у него есть эвкалиптовые деревья, а остальное все неважно.

По-моему, мохнатый не только за сон родину продаст, но и за эвкалипт тоже. А насчет клички я с ним полностью согласен. Как говорится, хоть горшком называйте, только в печь на сажайте, да не забывайте любить нас и вовремя кормить.

– А тебя почему так назвали? – спросил коала.

– В честь древнегреческого философа, – заявил я и чуть не лопнул от гордости.

– Это еще кто такой? – нахмурился зверек.

Его вопрос вогнал меня в ступор. Вот как объяснить коале, который большую часть своей жизни спит на дереве, кто такой Сократ.

– Да так, – уклончиво ответил я, – был такой умный человек.

Коала разинул рот и широко зевнул, выставив на обозрение два больших зуба на верхней и столько же на нижней челюсти. Они напомнили мне подушечки дирол, те, что моя Катерина постоянно жует, отчего от нее за три версты несет мятой. По тому как Альберт завалился на бок, точно неваляшка стало понятно, что он устал от нашей беседы.

– О нет, сейчас опять уснет, – недовольно прошипел питон, он поднял голову и давай снова пихать его в бок. Возмущенно рыча, коала вновь уселся на пятую точку. Казалось, он готов был съесть Горыныча живьем. Это только с виду Альберт казался белым и пушистым, на самом деле он был очень даже дерзким парнем и совершенно не боялся червяка.

– Слушай, ты и правда так любишь спать? – поинтересовался я.

– Любит не то слово, – опять вмешался питон, – он может дрыхнуть несколько суток подряд.

– Борзини, ты можешь не встревать в разговор, вообще то вопрос задали мне, – возмутился Альберт и посмотрел на меня, – я не всегда сплю, как это может показаться на первый взгляд. Просто иногда я впадаю в задумчивость и могу находиться в таком состоянии очень долго. Ты же тоже иногда о чем-то думаешь? – спросил он.

– Конечно, – кивнул я, – предаваться размышлениям это одно из моих любимых занятий. Так вот Сократ, в честь которого меня назвали, был тоже мыслителем.

– Выходит и я мыслитель, – сделал вывод Альберт, – вряд ли найдется еще один зверь, который дольше меня может находиться в состоянии задумчивости.

Наше общение прервал голос Тревора, разнесшийся над поместьем.

– Эй, звери, ну чего вы там расселись. Идите сюда, мы ждем вас.

Пока мы шли к людям, я видел улыбку на лице Колумба. Представляю, как смотрелась со стороны наша троица – домашний кот, шагающий в компании коалы и ползущего рядом питона.

– Сократ, разве ты мог подумать, какие друзья у тебя появятся в Австралии? – первое, что спросил компаньон, когда мы подошли к ним.

Конечно нет. Ладно коала, он нормальный зверь, с ним можно дружить, а вот если бы еще в самолете, когда мы летели сюда, мне сказали, что моим другом станет питон, я бы не поверил своим ушам, а того шутника посчитал бы фантазером.

– Так вот ты какой Альберт? – Колумб присел рядом со зверьком и почесал его за ухом, – какой ты симпатяга.

Он взял его на руки, как ребенка и погладил по голове.

– Как я понял, они с Борзини друзья? – спросил компаньон.

– Да, – подтвердил австралиец, – Альберт единственный, кто не боится питона.

Услышав, что говорят о нем, Горыныч вытянул голову на уровень руки хозяина и потерся об нее, точно мой сородич, а тот погладил его, прямо, как мой Петрович гладит нас с Пухой.

– Интересно почему? – продолжал сыпать вопросами Колумб.

Кстати, мне тоже было любопытно поближе познакомиться с квартирантами австралийца. Одно дело смотреть по телевизору передачи и совсем другое узнать о них из уст владельца.

– У коал нет врагов, даже дикие собаки Динго обходят их стороной, – объяснил Тревор, – они так пропахли эвкалиптом, что все звери шарахаются от них, как вампиры от чеснока.

Так вот, оказывается, почему Альбертино так дерзко ведет себя со змеем.

– А почему ты дал ему такое имя? – улыбнулся компаньон, почесывая зверька за ухом.

Признаюсь честно, в тот момент я даже немного приревновал Колумба, но тут же отругал себя за это. Не хочу, чтобы это низменное чувство завладело моим разумом. Ревность это удел слабых, а я сильный и уверенный в себе кот.

– Так ты приглядись к нему, – ответил Тревор, – он же вылитый Эйнштейн.

Андрей взял коалу под передние лапы и, отодвинув от себя, посмотрел на него.

– Точно, – с улыбкой от уха до уха закивал он, – и правда похож.

Кто такой Эйнштейн я так и не понял, впрочем, как и кто такой мафиози Борзини. Надо бы выяснить это. Вот только как? Ну да ладно, это уже второй вопрос. Со временем все узнаю.

– Я видел на тех кустах птицы сидели, – Андрей показал в сторону подъездной дорожки и спросил: – Борзини на них не охотится?

– Еще как охотится, – хмыкнул Тревор, – он их столько переловил, а они глупые, несмотря на то, что бояться его, все равно вьют гнезда на деревьях.

Выходит Горыныч тоже птицелов. В этом мы с ним похожи. А птицы и, правда, глупые создания. У нас во дворе такая же история. Знают, что в доме кот живет, и все равно испытывают судьбу. На мышей я перестал охотиться, а вот перестать охотиться на птичек не могу. Это выше моих сил. Татьяна Михайловна говорит, что я больной кот. А я так не считаю. Наверняка, у каждого из вас есть увлечение без которого вы не можете жить? Согласен, мое не совсем гуманное, но как ни крути, а все-таки я зверь, пусть и маленький. Но ведь и среди вас есть люди, кто увлекается охотой. Взять хотя бы друга Петровича, к которому мы ездили в город Мирный. Помните, как мы охотились на куропаток? Правда, если бы не я, вернулись бы мы тогда с той охоты ни с чем. Нет, вы только не подумайте, что я хвастаюсь. Просто я первым заметил птиц, закамуфлировавшихся под сугробы и поднял их в воздух, благодаря чему Алексей, так звали друга, смог подстрелить их. (* «Кот Сократ выходит на орбиту»). Вот только я никак не могу понять, почему, когда Петрович рассказал Татьяне Михайловне, что мы ездили на охоту, она отнеслась к этому абсолютно нормально, а когда я приношу на порог дома птичку, она называет меня извергом. Это же лицемерие чистой воды.

– Ну, так что, давай ужин сварганим, – предложил австралиец, – а то поздно уже, – он посмотрел на небо. За всеми этими знакомствами, я не заметил, как солнце почти полностью опустилось за горизонт, и лишь оранжевая полукруглая долька еще висела над землей.

– Это отличная идея, – согласился Колумб, он вернул мохнатого на землю и присел рядом с нами, – признаюсь честно, я голодный, как дикая собака Динго, да и Сократ, небось, тоже проголодался, – компаньон подмигнул мне и погладил по голове.

Есть такое дело. От той баночки паштета, что я слопал в самолете, даже привкуса во рту не осталось. Хорошо, что питону мой корм воняет, да и Альберту кроме эвкалипта ничего не нужно. Хоть не придется делиться с ними ужином.

– Предлагаю сделать барбекю, я купил потрясающие стейки из мраморной говядины, – сказал Тревор и направился в дом, – пойдемте звери, – он махнул нам рукой, – вас тоже чем-нибудь угостим.

Глава 2

Скажу вам честно, друзья, мало приятного просыпаться утром от змеиного шипения над ухом. За ночь я напрочь забыл не только о существовании Горыныча, но и о том, где нахожусь. Оно и понятное дело, после долгой дороги, всех пережитых эмоций и потрясающего ужина, во время которого мне перепал приличный кусок поджаристого стейка, я спал, как убитый. Тревор выделил нам с Колумбом спальню на втором этаже, по соседству со своей, Альберт ушел к себе на дерево, а питона австралиец отправил на ночлег в террариум. Он находился в специально отведенной для змея комнате рядом с family room. Хм, еще Тревор меня назвал микадо, вот Горыныч настоящий император. В отличие от него, у меня нет своих апартаментов, мне их заменяет старенький ободранный диван в прихожей. Теперь понятно, почему австралиец так уверен, что Борзини никуда не денется. Надо быть круглым идиотом, чтобы сбежать от такой райской жизни.

Накануне вечером, когда я увидел, как змей, укладываясь спать, обвил телом бревно в своей опочивальне, я облегченно вздохнул и пошел в нашу комнату. Мне гораздо спокойней спать, зная, что этот общительный товарищ не ползает ночью по дому. Бог его знает, что у него на уме. Возможно, в тот момент, когда питон говорил, что не питается моими сородичами, он был сыт. А что ему взбредет в голову, когда он проголодается – неизвестно. Вот если бы я мог влезть в его черепную коробку и прочитать мысли, мне стало бы проще жить с ним под одной крышей. А может, в этом нет ничего хорошего? Мысли то бывают разные. Можно такое узнать, что вообще покой потеряешь.

Представьте мое состояние в тот момент, когда еще не отойдя от фантастического сна, в котором я всю ночь гулял по крышам домов со своей ненаглядной Беллой, я открыл глаза и увидел перед собой не ее, а Горыныча. Лежа прямо перед мной, он свернулся кольцами, положил на них голову и уставился на меня немигающим взглядом. От неожиданности я стартанул с места вверх не хуже, чем та ракета, на которой летел в космос.