Мерилин Рей
Exuvium

Глава 3.

Серое небо мелькало в больших лужах, сливалось с пожухлой листвой, через которую ещё не могли пробиться первые яркие травинки. Мрачно, страшно и паршиво – утро Шелби можно было описать только такими словами. Девушка в очередной раз бросила сонный взгляд на мелькавшие за окном автомобиля пейзажи, которыми славился новый городок Лаквий. Посредственная брошюрка не соврала, описала его неплохо, правда, без лишних подробностей и деталей. Каждый, кто здесь побывал, прекрасно понял бы человека, который выдал такой скудный текст про невзрачную копию Круделитаса. Потому что описывать здесь было действительно нечего.

Даже поля и леса, растянувшиеся по длинной дороге, ведущей ко въезду в город, были одинаково тёмно-сизыми, почти сливались с тучами, скопившимися на небе большими клочьями. В самом Лаквии дела обстояли ничуть не лучше: однотипные многоэтажки также сложились в виде годичных колец вокруг центра, а между ними располагались улочки-лучи. Как на детских рисунках, они вели к самому пеклу – солнечному ядру, заставляя её сильнее осознать неизбежность.

Она сама не заметила, как до побеления кожи на костяшках сжала руками край тонкой чёрной курточки, поджала нижнюю губу и уставилась в окно. Меньше всего ей хотелось, чтобы страх, застывший в серых глазах, был раскрыт Дженкинсом. Мужчина занял себя объездом улочек, чертыхался под нос, но потом всё же решил поговорить со своей подопечной напоследок. Хотел ли он этим бессмысленным разговором поддержать её или дать пару советов – Эртон было всё равно. Ведь общение с ним заведомо было обречено на провал.

– Боишься? – спросил довольно мужчина, мельком поглядывая на сжавшуюся девушку, затем снова принялся смотреть на дорогу.

– Не особо, – соврала Эртон.

Ей было страшно. И больше всего настораживало волнительно ожидание, предчувствие чего-то плохого. Они застали её врасплох ещё вечером прошлого дня, мешали спать, отличались от обычных переживаний перед сложным экзаменом. Это совершенно новое чувство подпитывалось осознанием собственной беспомощности, крепло вместе с ним и выливалось в бессонницу. Было бессмысленно успокаивать себя, тем более просить Дженкинса развернуть машину и убраться подальше от этого чёртового города. Пару раз ей даже пришлось слабо прикусить язык, чтобы заветные слова не сорвались с губ.

– Не переживай, год пролетит незаметно, а потом мы пересечёмся и будем работать вместе.

– Я всё думаю о том, что будет с отцом, если он вдруг очнётся, – Шелби не смогла больше игнорировать Майкла.

Её выводила из себя лёгкая улыбка, периодически мелькающая на лице, покрытом щетиной. Будто Дженкинса вовсе не касалось её горе. Больше всего разочаровывало, что в глазах чужих людей она замечала гораздо больше жалости к шерифу, чем во взгляде его лучшего друга.

– Мы же с тобой это обсуждали, – в привычном низковатом голосе начали прослеживаться следы раздражительности, и это почему-то принесло ей некоторое облегчение.

– Знаю, – ответила она, затем чуть оживилась в надежде поддеть мужчину, – но нам надо было ещё подумать. Мы могли бы осуществить твой план гораздо быстрее. Например, создать мне липовое удостоверение, заплатить за моё место в отделе. Это лучше, чем ждать меня целый год, гадая каждый день, а получится ли у меня выпуститься из Вивария.

Шелби повернулась к мужчине, заведомо зная, что тот смерит её удивлённым взглядом, но она никак не ожидала увидеть в нём едкую, похожую по цвету на желчь, примесь отвращения. Удивительно, как пара слов может вывести человека на чистую воду, заставить его выдать свои настоящие помыслы. Но всему виной было моральное напряжение – иначе не получилось бы так легко поиграть с эмоциями полицейского.

– Ты сейчас серьёзно? – спросил Дженкинс, но в ответ прозвучало только многозначительное молчание.

Девушка знала, что несла полнейший бред, но ей хотелось как-нибудь задеть мужчину, чтобы стереть вечную улыбку с его лица. Ей приходилось лишь догадываться, что Майкл не гнушался брать взятки от преступников или их родных, погряз в коррупции, как и весь город, некогда служивший образцом честности и справедливости. Было очевидно, что в последнее время шериф Эртон ходил как в воду опущенный из-за конфликта со своим другом. Не пришлось даже гадать, откуда упало яблоко раздора.

Казалось, что ненависть к самому честному работнику отдела, копившаяся в Дженкинсе долгое время, перекинулась на неё. Она выливалась наружу, словно яд, капала с маленьких зубов, медленно подбиралась к её голове, сжигая там все положительные чувства, эмоции и воспоминания.

В одном из них она также сидела в нагретом салоне. На улице стояла более отвратительная погода: ливень бился о стёкла из-за сильного ветра, а маленькая девочка пыталась согреться. Её тонкое, длинное тельце била дрожь, по щекам лилась дождевая вода вперемешку с горячими слезами. Она тихо всхлипывала, наблюдала за каплями, стекающими по запотевшему стеклу, так сильно задумалась о чём-то своём, что испугалась, услышав щелчок открывшейся дверцы.

Майкл быстро залез в свою старенькую машинку, отряхивая кожаную куртку от последствий разбушевавшейся погоды. Шелби поджала губы, снова спрятала покрасневшую щеку за длинными тёмно-каштановыми волосами и шмыгнула носом. Участок прядей на макушке, за который нещадно тянули девочку, даже смогли вырвать из него небольшой клок, до сих пор болел. Она, испугавшись, снова потянулась пальцами к нему, боялась, что нащупает лысину, но её там не было.

– Держи, вытрись, а то заболеешь, – сказал Майкл, доставая из-за пазухи небольшое полотенце и протягивая его девочке. – А теперь расскажи мне, что случилось? Где твой зонт?

– Забрали, – пробурчала рассерженно она, всхлипывая и осторожно промакивая волосы шершавой тканью.

– Подралась? – прозвучал очередной вопрос, на который проницательный мужчина уже знал ответ.

Девочка нахмурилась ещё сильнее, только кивнула и прикусила нижнюю губу, чтобы не заплакать от обиды. Её в тот день сильно дразнили из-за высокого роста, ведь она в пятом классе переросла всех своих ровесников. Шелби была несдержанной, грубой, не любила платья и юбки, а общалась больше с мальчиками, за что и поплатилась чужой завистью. Маленькую Эртон часто задевали по поводу и без, а она пыталась игнорировать обидные слова, которые на самом деле сильно злили вспыльчивую школьницу. В какой-то момент очередной выпад со стороны группки одноклассниц не остался безнаказанным.

Первая драка не была удачной: сильная пощёчина, оттасканные волосы, местами помятая, испачканная и порванная форма, ушибы по всему телу, которые вскоре должны были превратиться в синяки. Но рассказать об этом школьница могла только Майклу, потому что не хотела доставлять отцу ещё больше проблем. Она видела, как тяжело ему было совмещать работу и роль хорошего папы, поэтому часто умалчивала о небольших склоках и драках. Дженкинс молча слушал её истории, поведанные гнусавым голосом, прерываемые всхлипываниями, затем тайком от девочки ездил в школу. Он разговаривал с директором, учителями, даже родителями, которые никак не могли уследить за своими жестокими детьми, понимал, что трудоголику Эртону сделать это будет ещё тяжелее.

Куда делось то сострадание, стремление помочь другу и защитить слабых? Почему сейчас она не узнавала сидевшего рядом с ней человека? Вопросам этим не суждено было получить ответ, потому что цепочку мыслей прервал Дженкинс. Только на этот раз его голос был насмешливым и язвительным. Забота и волнение остались в далёком прошлом, к которому возвращаться мужчина не желал.

– Знаешь, как переводится название этого города?

Шелби посмотрела в сторону типичной серой многоэтажки, никак не выделяющейся из общего пейзажа, нарисованного лиловыми, белыми и чёрными красками. Как раз туда указывал Дженкинс, противно улыбаясь, чувствуя приближение своего триумфа. Было понятно, что слово «лаквий» происходило из недр необъятной латыни, поэтому девушка не имела даже малейшего понятия о том, как оно переводится. Но выражение лица Майкла несло гораздо больше информации, чем толковый словарь. Эмоции, вызывающие отвращение, наделяли обычную смесь звуков смыслом, который доводил до неприятной дрожи.

Не получив ответа, мужчина продолжил:

– Оно происходит от слова «laqueum», которое переводится как «капкан».

Сказав это, полицейский резко остановился возле большого, двухэтажного здания, которое напоминало тюрьму своим высоким забором с колючей проволокой. Если бы не знакомая эмблема, почётно висевшая над широкими металлическими воротами, Шелби вскрикнула бы. Недвусмысленное слово, небрежно брошенное, послужившее анонсом дальнейшей судьбы вкупе с пугающим видом Вивария чуть не довели пошатнувшуюся психику до крайней степени разрушения.

– Может, они не просто так его назвали… Как думаешь? – Майкл тем временем продолжил свой монолог, зная, что собеседница скоро сломается.

Он слышал хруст грудной клетки, тонких рёбер, смешанные с истошными криками и хриплыми мольбами о помощи. Так вопила девушка, которая вступила в схватку с ним и проиграла её, которая приехала в Лаквий по собственной воле и поняла это слишком поздно. Но его вопрос тоже остался без ответа.

Шелби молча стянула с заднего сидения небольшую спортивную сумку, поджимая губу, затем пулей вылетела из автомобиля, громко закрывая за собой дверь. Её не волновало, что весь путь до металлических ворот она прошла в сопровождении взгляда, наполненного нескрываемой обоюдной ненавистью. Она не поблагодарила, даже не попрощалась, ведь это было последним, что ей хотелось сделать. Ощерившаяся морда чёрного пса и то выглядела гораздо приятнее, чем улыбка Майкла.

Девушка не слышала ни шума мотора, ни хлопка закрывающейся дверцы, знала, что полицейский с коварным прищуром продолжал метать в её спину проклятия. Казалось, что сейчас в машине сидел вовсе не старый приятель, а её мать. И та должна была обязательно снять с себя маску, чтобы раскрыть дочери правду перед тем, как капкан захлопнется. Она не думала, что будет оборачиваться, но в какой-то момент почувствовала в этом острую необходимость. Прежде чем она собралась повернуть голову в сторону белой «Тойоты», припаркованной неподалёку, её периферическое зрение заметило промелькнувший световой сигнал.

Огонёк проблесковой лампы мигал на верхушке забора, располагался аккурат над эмблемой и предупреждал добровольцев, желающих попасть внутрь, что откатные ворота раскрываются. Металлический лист, а вместе с ним и чёрный пёс, стали медленно уплывать вправо, прячась за абсолютно таким же стальным пластом. Шелби на мгновение затаила дыхание, внимательно изучая каждую деталь открывшейся перед ней огромной территории. Но понаблюдать со стороны у неё получилось недолго: маячок лампы замигал снова, а ворота стали медленно задвигаться обратно. Над ней решили поиздеваться – не иначе.

Люди, рискнувшие пошутить так над девушкой, ещё не знали насколько высока была степень её упрямства. Посильнее сцепив пальцами перекинутый через плечо ремешок спортивной сумки, она быстро проскочила условную линию, разделяющую территорию Вивария от серой улицы Лаквия. За спиной раздался щелчок закрывающихся ворот, и гостья, на удивление, расслабилась. Будто утренний кошмар был отрезан от её воспоминаний огромным металлическим ножом, а впереди её уже поджидал второй, более мрачный сон.

Она попала в плен высокого забора и тусклой постройки, поделённой на несколько корпусов, два из которых отходили от центрального здания и были похожи на длинные ножки стула. Всё остальное пространство, простирающееся от ворот до большой стеклянной двери, ведущей прямиком в точку невозврата, состояло из бетонных плит. Поначалу девушке они показались обычными, но потом, продвигаясь вглубь Вивария, Шелби стала замечать на них различные отметки с цифрами.

В голову сразу стали лезть мысли об утренних пробежках, стёсанных коленках и долго заживающих кровяных корочках, которые постоянно хотелось содрать. Если такие упражнения будут действительно проводиться здесь, ещё и слишком рано, травм не избежать. Полусонные, не оправившиеся после трудных тренировок добровольцы будут еле тащить свои переплетающиеся ноги по бетонным плитам, спотыкаться и падать. Размышления немного успокоили её, но стоило переступить порог главного здания и оказаться по ту сторону стекла, волнение снова вернулось к ней.

Ремешок чёрной сумки стал спасательной соломинкой, за которую невольно ухватились длинные подрагивающие пальцы. Шелби быстро посмотрела на свои тёмно-серые джинсы и слегка испачканные берцы, тихо вздохнула, затем подняла голову. Добровольцев здесь встречала только большая стрелка, висевшая на стене, а надпись с не менее маленькими буквами и тремя восклицательными знаками гласила: «По поводу подачи заявки на обучение пройти в кабинет в конце коридора!!!».

Шелби тихо усмехнулась терпеливости здешних работников, которые, видимо, не хотели делить свою зарплату с помощником, занимающимся встречей людей. Потребность в нём они потом ощутили, так как не все новоприбывшие могли похвастаться внимательностью. А тратить своё время на ненужное приветствие местные не хотели. Стоять в прохладном вестибюльчике и постоянно указывать людям, куда им нужно пройти – не особо интересное занятие.

«Гораздо приятнее кричать на них и называть топографическими кретинами» – подумала девушка, ухмыляясь.

Она снова поискала глазами пост охранника, который должен был отвечать за ворота, но ничего похожего поблизости не обнаружила. Только Эртон захотела возмутиться отсутствием какой-либо безопасности или охраны, как поблизости послышался хлопок двери, вслед за которыми по коридору и вестибюлю стали раздаваться шаркающие шаги. Из узкого коридорчика, ведущего в правое крыло, показалась седая макушка и тёмно-синяя форма, а затем Шелби увидела не сильно пожилого, низковатого, но широкоплечего мужчину. Первое впечатление, навеянное наспех созданным предубеждением, вмиг разрушилось, стоило увидеть, как быстро охранник мог ходить.

– А вот и улитка. Думал, ты долго будешь ползти сюда, – насмешливо сказал мужчина, подходя к гостье и доставая ручной металлодетектор.

Тот противно пискнул где-то на уровне ширинки джинс, пугая Эртон и настораживая охранника. Но за этим никакой ругани не последовало, как и ответа новоприбывшей на колкое прозвище.

– Здесь тебе не музей: нужно ходить и понимать быстрее, – продолжал бубнить незнакомец, сдержанно прощупывая карманы тонкой куртки, не позволяя себе ничего лишнего.

Либо он был подслеповат, либо специально пытался вывести её хоть на какой-то, даже самый скудный ответ, но он прищурился и потом задал вполне очевидный вопрос:

– Ты девушка что-ли? Эти остолопы всё же решили нанять того, кто будет этих дегенератов провожать.

Шелби не знала, что делать: радоваться, что ей не подарили одно из более обидных прозвищ, или злиться из-за очередного тупого вопроса, который ей нечасто, но всё же задавали те самые осуждаемые «дегенераты».

– А не видно? – съязвила она в ответ, скидывая спортивную сумку с плеча, затем снова заглянула в прищуренные глаза. – Я пришла поступать.

Охранник тихо посмеялся, затем махнул головой, мол, не верит.

– Ты поэтому волосы отстригла? Думала, здесь как в армии всё будет?

Шелби поняла, что язвительность ей здесь не поможет, поэтому решила поменять тактику.

– Да. Не поверите, даже грудь себе отрезала, – сказала она, затем пнула ни в чём не повинную сумку и взглянула на мужчину по-другому, показывая свою раздражительность.

Та поскользила по кафельной плитке, подбираясь ближе к ногам охранника, который только хмыкнул и вопросительно взглянул на коричневое пятно, оставленное на чёрной ткани – отпечаток грязной подошвы.

– Смотреть будете или мне её с собой нести? – спросила девушка, чувствуя радость из-за маленькой победы в словесной перепалке.

Если колкие фразы ей не помогали, на помощь всегда приходили глупые, неуместные шутки, которые выводили людей из колеи. Благодаря частым конфликтам с одноклассниками и одногруппниками Шелби научилась многому. Например, не всегда нужно из кожи вон лезть, чтобы показать свою грамотность, или как-то выпендриться, чтобы выиграть. Этим мнимые умники обычно сильнее себя закапывали и выставляли посмешищем. А здесь сморозил полный бред, и ответить на него тебе смогут, но не сразу, потому что никто этого не ожидает. Время же идёт, делая ответ соперника всё менее актуальным.

Вот и охранник перестал обдумывать очередной язвительный вопрос и ответил:

– Сумку кладём в мой кабинет. Отдам только после того, как увижу печать на твоём удостоверении.

Мужчина ухватился за ремешок сумки и потащил её за собой, а она ползла по полу, цепляясь металлическими собачками за кафель и жалобно скрипя, будто звала на помощь. Шелби, смотря на такую халатность, могла только громко вздохнуть и пойти в сторону левого крыла. Радовало, что телефон был под боком, а вместе с ним в кармане куртки лежала сложенная пополам фотография. Девушка осторожно пощупала её пальцами, надеялась, что ту не заберут.

Она так сильно задумалась об отце, что не сразу заметила ещё одну тёмную фигуру, выделяющуюся на сером фоне стен и пола. Только когда расплывшееся в несфокусированном поле зрения пятно шевельнулось и зашипело, Шелби остановилась и посмотрела прямо на него.

На скамейке, расположенной в углу коридора, аккурат рядом с крайней дверью, сидел парень с разукрашенным лицом: левая бровь была рассечена, как и переносица, а на правой скуле красовался фиолетовый синяк. Он недоверчиво глянул на девушку, сгорбив спину и прижав руку к животу, будто пытался защитить своё уязвимое место. Узкий разрез глаз никак не стыковался с зелёными радужками, и Шелби невольно задержала на них взгляд. Полукровок она встречала в своей жизни пару раз, так как в Табес редко приезжали из других стран. А если такое вдруг случалось, надолго здесь никто не задерживался.

Заметив интерес, вспыхнувший в серых глазах, незнакомец только ухмыльнулся и посмотрел на свои старые, поношенные кроссовки. На них девушка не сразу обратила внимание. Только потом подметила, что парень одет был не по погоде – в серую толстовку и джинсы с содранной коленкой. Шелби ничуть не смутилась и села рядом с изрядно помятым добровольцем, ждущим своей очереди.

Наступила тишина, которую девушка так сильно ненавидела. Больше всего ей не нравилось молчать, когда она оставалась наедине с кем-то. Если бы здесь сидела компания парней, да даже два человека, а не один, было бы гораздо легче пережить неловкость, которая нещадно давила на плечи. Она была готова сморозить ещё какую-нибудь глупость, лишь бы не задыхаться сейчас от медленно подступавшего к ней волнения.

Незнакомец решил заговорить с ней первым:

– На работу пришла устраиваться?

Шелби уже пропускала мимо ушей то, что здесь, видимо, не положено разговаривать с незнакомыми людьми вежливо, но очередной надоедливый вопрос постепенно выводил её из себя.

– Ага. В Экзувий, – ответила она, надеясь, что своей ложью сможет избавиться от лишних разговоров.

А парень не был простаком, удивлённо посмотрел на неё, затем спросил:

– Ты названия перепутала? Здесь, вроде как, в Виварий берут.

– А мне нужно забрать рекомендательное письмо, – быстро отмахнулась девушка от лишних вопросов. Эта игра невольно начинала ей нравиться.

Было интересно наблюдать за растерянным взглядом и нахмуренными бровями. Незнакомец долго думал о чём-то, до последнего не хотел верить незнакомке, поэтому задал очередной вопрос:

– И как здесь учиться? Тяжело?

– Кому как, – продолжала юлить Шелби, стараясь сдержать насмешливую улыбку и засовывая руки в карманы куртки.

Собеседник молчал, видимо, анализировал сказанное или пытался выдать ещё какой-нибудь вопрос, но у него получалось только смотреть на носки кроссовок, которыми он водил по кафельной плитке. А девушка сдержанно упивалась своим удачным, увлекательным обманом, постепенно избавляясь от сковывающего волнения. В этот момент дверь открылась, и в коридор вышел недовольный парень. Он весь раскраснелся, быстро шёл в сторону вестибюля и громко ругался.

На всё это незнакомец, поднявшийся со скамейки, только хмыкнул и зашёл в приоткрытую дверь без стука и приветствия. Бесцеремонность, видимо, служила ему пропуском во все кабинеты. На удивление, Шелби не слышала ругани, хотя сильно хотела, чтобы и того парня, и охранника неплохо вздрючили. Воспитанная в семье, где дисциплина и уважение к старшим поощрялись, она терпеть не могла игнорирование элементарных правил приличия.

Невежа не задержался там надолго, вышел спустя пять минут. Девушке ничего не оставалось, кроме как широко раскрыть глаза и посмотреть на довольного парня. Тот, поймав на себе удивлённый взгляд, усмехнулся и показал большим пальцем в сторону кабинета.

– Мне сказали предупредить тебя, чтобы ты не несла всякую чушь про удостоверение. Пока, врунишка, – сказал он, помахав на прощание, затем пошёл в сторону вестибюля.

Эртон в ответ на это громко хмыкнула, будто не понимала, в чём её сейчас уличили, но затем недовольство из-за глупого прозвища сошло на нет. Вместо этого она подольше задержала взгляд на своём мимолётном собеседнике, решив проводить его до ближайшего поворота или двери. Выглядел он паршиво. Какое-то время держал спину ровно, двигался бодро, но спустя пару шагов согнулся и снова схватился за бок, слегка прихрамывая. Видимо, в драке ему досталось куда больше, чем могло показаться вначале. Шелби немного посочувствовала бедняге, узнала в нём себя, неумело пытающуюся не хромать при прогулках с отцом. Всплывшее в голове воспоминание заставило девушку улыбнуться и сосредоточиться на своём задании.

Два коротких вдоха, один глубокий выдох – бесполезные попытки успокоить бешено стучавшее сердце. Шелби поняла, что это ей не поможет, поэтому решила как можно быстрее зайти в кабинет, получить свою порцию ожидаемых, не блещущих оригинальностью и остроумием шуток и уйти. Стук в дверь вышел каким-то несмелым и настолько слабым, что на него никто не обратил внимания. А, может, этого и не пытались сделать.

– Здравствуйте, – хрипло сказала она, видимо, в пустоту, потому что ответа так и не получила.

В просторном кабинете с, как минимум, тремя столами, сидел только один мужчина. Уставший и рассерженный, он смерил очередного добровольца ничуть не удивлённым взглядом. Даже шутки никакой не проронил, только цокнул, уткнулся в журнал и взял в руки карандаш. Шелби не стала дожидаться очередного ворчания и бодро подошла к стулу, хотя едва могла передвигаться на онемевших от волнения ногах. Добравшись до цели, она осмотрелась и про себя подметила, что помимо рабочих мест и деревянного шкафа, рядом с которым примостился полутораметровый металлический сейф, здесь больше ничего не было. На глянцевой поверхности столов, сделанных из выкрашенной чёрной древесины, лежала только аккуратно сложенная стопка документов и папок. Минимализм и перфекционизм во всей своей красе.

Мужчина же ничем не отличался от общей невзрачной картины: тёмные круги под глазами, нездоровая бледность и подстриженные под тройку светло-русые волосы. Только вместо скучного офисного образа, он решил выбрать себе чёрную водолазку и такого же цвета карго. Крепкое телосложение навевало мысли о прошлом, связанном с армией или полицейской академией, и дочь шерифа почувствовала в этом что-то по-своему комфортное. Ей было гораздо легче сидеть здесь со служителем закона, чем с напыщенным пижоном, надушенным приторным парфюмом и выглаженным до полного отсутствия даже малейшей складочки на рубашке.

– Имя и фамилия, – сказал он, не отрывая взгляда от бумаг, склонился над столом так, будто готов был писать всё под диктовку и без остановки.

Было видно, что ему уже осточертело сидеть в душном кабинете и ждать нерасторопных добровольцев, у которых из-за волнения язык в узел завязывался. Шелби была с ним солидарна, поэтому старалась отвечать как можно быстрее.

– Шелби Эртон.

– Сколько лет?

– Двадцать.

Шелест карандаша о бумагу прекратился, а затем мужчина нахмурился и поднял на девушку недовольный взгляд. Та снова заглянула в карие глаза, ожидая хоть какую-то издёвку в свой адрес. Почему-то в такие моменты страх прогоняла решительность. Но это не восхищало незнакомца, а скорее настораживало, заставляло усомниться в адекватности человека, сидевшего напротив.

– Не рановато? – только спросил он, затем громко вздохнул и ещё раз посмотрел в журнал. – Уже пятая из всей группы такая молодая. Мелочи сейчас заниматься нечем?

Шелби не знала, как ответить на этот вопрос, ведь сама она не разделяла интересов других. У неё имелась своя цель, а на мотивы остальных людей ей было откровенно плевать. Поэтому она смогла только пожать плечами и засунуть руки в карманы, чтобы по привычке нащупать уголок фотографии.

– В памятке указаны только два условия: не иметь судимостей и стать совершеннолетним, – всë же ответила она, пытаясь избавиться от устремлëнного на неë вопросительного взгляда.

– Понятно. Ну, ничего не поделаешь, придётся брать вас. Может, толку больше будет, чем от старпёров, – пробормотал мужчина и потыкал кончиком карандаша в разлинованную бумагу. – Сейчас тебе нужно будет пройти в сто третий кабинет. Это тот, что рядом с комнатой охранника находится. Пройдёшь небольшой осмотр, а затем можешь отправляться в свою комнату. Хотя, она будет твоей только на десять процентов.

Шелби поняла, что ей придётся целый год прожить со своими одногруппниками, потому что комнату для каждого добровольца выделять никто не собирался. Это было, как минимум, затратно, да и выслушивать нытьё о переселении к лучшему другу никто не хотел. Поэтому девушке пришлось, скрепя зубы, смириться со своей участью и выйти из кабинета. Но прежде чем она взялась за ручку двери, низкий голос окликнул её.

– Зайди к охраннику и передай, чтобы он прекращал дурить салаг, а то к нему в гости заглянет Харрис. Он ещё должен будет сказать тебе, где находится комната.

– Хорошо, – ответила девушка, чувствуя облегчение.

Беседа, как и пребывание, оказались не такими уж плохими, как она себе представляла. Поэтому Эртон с приподнятым настроением пошла в сторону комнаты охранника, готовясь к очередной словесной борьбе. Тот даже оживился, увидев язвительную гостью. Его тёмные глаза блеснули, выдавая заинтересованность. Он вмиг отложил в сторону книгу, используя указательный палец, как закладку.

– Где удостоверение?

– Меня Харрис просил передать, что навестит вас. Такое удостоверение вас устроит? – спросила Шелби, ухмыляясь, затем потянулась за своей сумкой, пока охранник посмеивался над старым приятелем. Вышло так, что шуткой своей он хотел убить двух зайцев: разозлить куратора и напугать добровольцев. Но шалость эта прервалась раньше, чем достигла своей кульминации.

Скучающего работника ничуть не пугала перспектива получить парочку тумаков от своего коллеги, хотя пыл он свой всё же поумерил. Ведь если Харрис говорил, что придёт, значит, действительно сделает это. А уж друг, который прошёл с ним шестнадцать лет службы на Апекс, приготовит крепкий кофе и достанет из шкафчика упаковку конфет. Но для начала ему нужно было выпроводить новенькую, чем он как раз решил заняться.

– Всё доложила? Тогда дуй на осмотр, а затем поднимайся на второй этаж левого крыла.

Девушка спорить не стала: сама не горела желанием общаться с ворчливым стариком, хотя тот, скорее всего, был на пять лет старше сорокалетнего Харриса. Попрощавшись, она вышла из кабинета и поторопилась в следующий. Пока она испытывала смешанные чувства от произошедшего: ни хорошо, ни плохо. Но короткий разговор с Харрисом оказался только вершиной айсберга, и все свои моральные силы девушка оставила на осмотре.

На неё обрушился поток бесчисленных тестов и вопросов, которые должны были помочь выявить у неё психические расстройства, а никак не создать их. Только приводило всё это к тому, что голова начинала раскалываться от эмоциональной перегрузки. Странные, двусмысленные фразы, которые тяжело было трактовать именно так, как подразумевалось специалистами, потихоньку сводили с ума и навевали далеко не самые адекватные мысли. К концу опроса Шелби резко передумала разбивать монитор компьютера о голову врача, который монотонно озвучивал вопросы гнусавым голосом.

Из кабинета она вылетала, а не выходила. Ноги сами неслись на второй этаж, подальше от бесконечного потока слов, вырванных из контекста, перемешавшихся в голове, словно в блендере. Вскоре сил у Шлеби поубавилось, и по левому корпусу она шла уже медленно, внимательно рассматривая большие окна. В противоположной, левой стороне располагались двери, одна из которых как раз вела в нужную комнату.

Девушке не пришлось подходить к каждой из них, ведь возле нужной уже стоял один из добровольцев. Заходить он не собирался, неловко переступал с ноги на ногу, что-то бормоча себе под нос. Затем он замирал, видимо, слышал шаги или голос за дверью и быстро поворачивался к окну, делая вид, что любуется здешними бетонными красотами.

Шелби не удержалась и тихо хихикнула, привлекая внимание испуганного незнакомца. Тот вздрогнул, сжал пальцами лямку светло-коричневого рюкзака, который цветом ничем не отличался от его глаз. Стоило девушке увидеть каштановые волосы и веснушки, она сама застыла, словно статуя. Удивлённые и напуганные, добровольцы напоминали отражение друг друга, даже стояли одинаково и одновременно неловко улыбнулись.

– Привет. Тебя тоже сюда отправили? – спросила Шелби, наплевав на вежливое обращение, потому что здесь оно было не особо уместным. Этим она могла запугать своё «отражение» ещё больше, поэтому пришлось немного забыть о принципах.

– Да. Не думал, что девушек берут сюда, – ответил парень, заметно расслабляясь и громко вздыхая.

– Я до вчерашнего дня даже не знала, что Виварий существует, – попыталась немного разбавить неловкость Эртон, затем осмелилась задать ещё один вопрос. – Боишься заходить?

– Не особо люблю большое скопление людей.

– Понимаю. Но выбора у нас нет, к сожалению, –  сказала девушка, подходя к двери, затем толкнула её, готовясь к чему угодно.

Вместо ожидаемой шумной делёжки мест или спора по поводу новых правил, добровольцы увидели только восемь пар глаз, направленных на них. К облегчению, те не наполнились никаким интересом, и парни сразу продолжили разговаривать друг с другом вполне адекватно, без пафоса. В их болтовне даже иногда звучали смешки, и это расслабило двоих припозднившихся добровольцев.

Они прошли в самый дальний угол комнаты, к оставшимся свободным койкам, надеясь сделать это как можно тише, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Шелби решила уступить место у стены своему новому знакомому, имя которого она хотела спросить после небольшого отдыха. Но стоило ей положить спортивную сумку на серый плед кровати, как за спиной послышался знакомый, слегка хрипловатый голос: