Марьям Алиева
Не слушай. Дневники горянки

Меня нашла свекровь. Родительский дом был на другом конце общего двора.

Мне искусственно вызвали роды. Не дали возможности даже взглянуть на сына. Я провела в больнице около трех недель.

Мужа было не узнать. Он постоянно просил прощения. Стал очень добрым ко мне. Его мучила вина. Но недолго. Спустя месяц все вернулось на круги своя.

Моя беременность уже не воспринималась родней как радостное событие. Как что-то само собой разумеющееся. И скорее для многих было удивлением то, что я родила живого здорового ребенка.

Был по-особенному светлый весенний день. Знаете, такой бывает в школе, когда ты смотришь в окно, в которое бьют яркие лучи, и тебе хочется, чтобы уроки поскорей закончились и ты мог свободно отправиться гулять. В воздухе витал такой же аромат юношеской безмятежности и свободы.

Моя Ясмина, мой цветочек. Все беды на свете я забыла, увидев ее. Вся боль, все страдания стали совершенно неважными – они растворились в ее глазах, как будто в море.

Все это стоило того… она стоила того, чтобы выстрадать.

– Я вымолила тебя у Господа, – шептала я ей в ушко, а она сладко посапывала и вертела головой в поисках груди.

Нас встречало едва ли не все село. Мой муж праздновал, не просыхая, месяц. Меня не трогал. Это давало надежду на то, что он изменился. Этот уголек потихоньку гас с каждым днем. Он стал приходить пьяным, мог кричать и оскорблять, но уже не бил.

Но я понимала, что это лишь дело времени. Мне уже не было страшно за себя. Но я боялась, что он сможет ударить, когда на руках будет Ясмина, и попадет по ней. Поэтому я боялась брать ее на руки, когда он бывал рядом.

Удивительно, но о разводе я даже не думала. Я мечтала о том, что все решится само по себе, что он умрет, например, что его убьют в драке, или он разобьется на машине, или о том, что сам убьет кого-нибудь и сядет в тюрьму. Как угодно, но не по моей вине.

Я не могла так подвести маму.

У нас в селе всех разведенных женщин знали по именам. Судачить о них было единственным развлечением на похоронах и свадьбах, на семейных посиделках и на важных мероприятиях.

Да и, надо сказать, дома меня никто не ждал. Отец бы скорее убил меня, чем принял разведенную – «Из дома мужа только ногами вперед…»

С появлением Ясмины желание, чтобы он исчез, усилилось во много раз. Страх за то, что я этого так и не увижу, тоже.

Родители мужа души не чаяли в малышке, да и ко мне они не относились плохо, но предпочитали не вмешиваться в методы мужа ведения семейной жизни.

Однажды он начал бить меня прямо на глазах у свекрови, которая стыдливо опустила глаза и вышла. Пришла спустя несколько часов и принесла сладостей. Она ни разу не сказала ни слова касательно происходящего. Только в ту ночь…

Я лежала и в свете луны разглядывала лицо маленького человека, что одним своим присутствием наполнил мою жизнь смыслом. Я смотрела, как ее личико расплывается в улыбке. Такой спокойной и безнадежной, такой, которой стоит целый мир. Я лежала рядом и вдыхала ее запах. Так пахнет мой рай.

Мне стало нестерпимо больно от мысли, что ее ждет такая же судьба, как у меня. А разве может быть иначе? Разве есть те, у кого судьба сложилась иначе. Меня охватила такая злость на весь мир, нет… на себя. Я вдруг люто себя возненавидела. Зачем же я родила ее? В чем ее вина появиться на свет здесь, в этом Богом забытом месте, в этой проклятой семье?

Я так глубоко погрузилась в эти мысли, что не услышала, как с очередной гулянки вернулся муж.

Он ввалился в спальню:

– Вставай, жена!

Я поднялась с кровати, пытаясь не разбудить дочку.

– Иди, накрой на стол! Тупица! Как можно было лечь спать, пока муж не пришел домой? Твоя мать не учила тебя уважению к мужу?

Я знала этот тон. Он делал это специально. Искал причину. Ему нужна была хоть какая-то. Потому что так он мог объяснить свои действия и уже не казаться больным уродом. Можно было себя оправдать и даже считать правым.

Я подошла к двери, чтобы выйти, но он загородил проход.

– Элементарным вещам я должен учить тебя?

Я молчала.

– Отвечай, безмозглая!

Он толкнул меня в грудь.

Я знала – молчи я сейчас или говори, или целуй ему ноги – он будет бить. Я привыкла.

И раз уж я все равно получу, то хотя бы сброшу, наконец, этот груз, который лежит на моих плечах уже много лет.

– Я не безмозглая.

Он был просто шокирован моей наглостью. Вытащив меня за дверь, он отшвырнул меня на пол.

– Ты что, тварь тупоголовая, думаешь, родила ребенка и можешь хвост поднять? Я тебе устрою.

– Я не тупая! Я окончила школу с отличием, и у меня было бы все, чего пожелаю, не будь моим мужем такое тупое животное, как ты! Это ты тупой! Слышишь? ТУПОЙ! У тебя не хватило мозгов даже семь классов окончить. Ты никто! Неудачник. В свои 40 с лишним лет ты ничего не достиг в своей жизни, и ты ничего не можешь, только ломать жизнь мне!

Дыхания просто не хватало, слова лились каким-то страшным потоком.

Удар ногой по лицу. А я все не останавливалась.

– Заткнись, сука! Заткнись!

Он бросал меня по всему дому.

А я лишь переводила дыхание и продолжала:

– Ты трус! Поэтому и бьешь меня. Тебя никто не уважает.

Я смеялась, глотая кровь. Это был истерический смех.

А он все бил и бил. Ногами по животу, по спине, замахиваясь посильней.

– Чтоб ты сдох…

Это были мои последние слова, перед тем, как я отключилась.

Пришла в себя от криков дочери.

Было уже светло. Все тело ныло от боли. Держась за стену, я потихоньку стала подниматься. Кажется, за исключением лица, на моем теле не было участка размером с ладонь, который бы не был покрыт гематомами и синяками.

Я кое-как дошла до спальни и просто упала на кровать рядом с дочкой. Я лежала на боку и кормила ее грудью. Это доставляло ужасную боль. Я лежала и гладила ее, а она размахивала ручками.

Я провалилась в сон. Проснулась снова от криков дочки. Он ее забирал.

– Что ты делаешь?

– Забираю своего ребенка.

– Она же плачет. Дай успокою.

Он забрал дочку и вышел из дома.

Я очень испугалась, потому что не понимала, что происходит.

Встала и, забыв о боли, пошла за ним.

Он вошел в дом родителей. Я поплелась следом. Но успокоилась, решила, он отдаст дочку маме и вернется меня добивать. Но он вошел в комнату и запер двери.

– Хоть кто-нибудь сюда зайдет – убью. Поняли?

Дочка заливалась плачем.

Свекровь, увидев меня, от шока вскрикнула и прикрыла рот руками.

Настолько побитой она меня еще не видела.

– Саид, открой, пожалуйста, сынок. Ребенок же не виноват.

– Уходите, я сказал! Это мой ребенок! Мой! Я сам разберусь.

Я сидела возле двери и слышала, как моя малышка разрывается от плача, и ничего не могла сделать.

Она затихла. Заснула.

– Вставай, дочка, иди, приляг на кровать.

Свекровь взяла меня за руку, пытаясь помочь.

– Я не хочу. Пусть он отдаст ее.

– Ничего же не сделает он с ней. Иди, ложись.

Я встала и направилась в комнату свекрови.

Спустя 15 минут снова раздался плач. Я побежала к двери.

Но он все так же держал ее запертой. Дочка плакала, не переставая, уже полчаса.

Я плакала вместе с ней.

– Умоляю тебя, открой.

Я проклинала себя за свою глупость, за каждое сказанное этой ночью слово.

– Пошла вон! – взревел он.

– Я умоляю тебя, прошу, отдай мне дочку.

– Убирайся, я сказал!

Дочка притихла.

Он продержал ее до вечера. Малышка просыпалась, плакала и, видимо, от усталости засыпала снова.

– Умоляю, Саид, ради Аллаха, открой, отдай ребенка…

Он кричал что-то невнятное. Я стала стучать в двери.

– Открой! Саид, открой, не мучай ее. Меня побей, только не мучай ее.

Я тарабанила в дверь и кричала.

Он вышел с ребенком на руках. Она была красно-синего цвета от плача. Я потянулась к ней, но он отшвырнул меня в сторону и пошел на второй этаж.

Я побежала за ним.

– Саид, умоляю тебя, отдай ее.

Он подошел к окну и высунул малышку наружу.

Кажется, мое сердце перестало биться. Я застыла.

– Если ты думаешь, что у тебя в этой жизни что-то есть, ты ошибаешься.

– Саид…

Я не дышала.

– Все от меня зависит. Поняла?

Он не говорил, он рычал.

– Да-да. Саид. Саид, я умоляю.

– И ее жизнь, и твоя. Все от меня! Все я решаю. Понятно?

– Да-да!

Малышка плакала и выворачивалась. Я до ужаса боялась, что она просто выпадет.

– Еще раз… еще раз ты, сука, повысишь свой голос, я тебя уничтожу. Ты поняла?

– Да… да… я поняла…

Он занес малышку и впихнул ее мне в руки.

Я упала на пол с ней на руках, уткнулась в нее и завыла.

Никогда мне не было так больно. Он избивал меня по-разному, ломал ребра, а однажды сломал руку и не разрешал идти к врачу, заставлял выполнять работу по дому. Но такой боли, как в этот момент, я не испытывала ни разу в жизни.

Я пыталась встать и идти, но мое тело просто не слушалось меня. Совершенно не слушалось. Будто в один миг меня предало.

Малышка не притронулась к груди. Она только всхлипывала и жалась ко мне крепче.

Он ушел в дом спать. Свекровь попросила остаться у нее. Я прилегла с малышкой, пыталась покормить ее, но она так и не взяла грудь. Положила ручку на меня и заснула.

– Неужели так будет всегда?

– Такая у нас судьба, дочка, – едва слышно проговорила свекровь.

Я подняла глаза и увидела в лице, изрезанном морщинами, отчаяние, бессмысленность существования. Именно существования, не жизни.

Я будто увидела себя, лет так через 50, будто вся жизнь пронеслась перед глазами, и это я сейчас сижу и с высоты прожитых несчастных лет говорю эти слова своей измученной мужем дочери. Это проклятое «такая у нас судьба» – и обрушиваю на нее всю горечь мира.

Она не будет так жить… не будет. И я не буду.

Я даже не понимала, что дальше, не знала, как поступлю, когда выберусь. Было важно одно – переступить порог, чтобы никогда больше не возвращаться.

Солнце освещало нам путь, нелегкий, полный трудностей и забот, путь к свободе.

У нас обязательно все будет хорошо, доченька. Никогда не слушай тех, кто говорит, что выхода нет… До тех пор, пока ты дышишь, пока твое сердце бьется в груди, а кровь течет по жилам, у тебя есть выход…