Марта Ливингстон-Муди
Сын миллионера

Глава V
Про то, что произошло в доме Лоренцев

Когда миссис Лоренц пообещала своевольному сыну послать за чистильщиком обуви, она не знала, что ее племянник, Чарльз Лоренц, уже пригласил мальчика к себе на следующее утро.

В назначенный час на парадной лестнице раздался резкий, непривычный звонок, обеспокоивший Тиммона, слугу Лоренцев. Поспешно отворив дверь, он, к своему негодованию, увидел перед собой двух скромно, но чисто одетых мальчиков.

Не дожидаясь замечания за слишком нетерпеливый звонок, Джим объяснил ему причину своего прихода. Тиммон уже слышал от прочей прислуги, что маленький хозяин решил обзавестись живой игрушкой в лице какого-то чистильщика обуви. Догадавшись, что один из стоявших перед ним мальчиков и есть то самое лицо, он с высокомерной насмешкой обратился к вошедшим с вопросом:

– Неужели вы пришли пешком? Разве мистер Лоренц не послал за вами экипаж?

– Наша коляска осталась там, за углом, – без запинки ответил Джим, подразумевая виденную им по пути ломовую телегу.

– Растрезвонились на все парадное! Могли бы явиться и с черного хода… – презрительно проворчал Тиммон.

– А на кой нам дверь для прислуги? Мы пришли увидеться с мистером Лоренцем, а не с его холуями, – незамедлительно последовал дерзкий ответ.

В этот момент на верхней площадке лестницы показался Чарльз Лоренц. Пригласив мальчиков в гостиную, он, извинившись, оставил их ненадолго одних, мимоходом шепнув слуге:

– Два-десять, Тиммон.

– Слушаюсь, сэр! – отозвался тот и занял позицию в дверях комнаты.

Чуткий слух Джима тотчас уловил этот шепот, и лицо его побагровело от негодования.

Вернувшись через несколько минут, молодой джентльмен объявил мальчикам, что его кузену доктор еще не разрешил выходить из своей комнаты и потому мистер Реджинальд будет очень рад видеть их у себя.

– Позвольте сказать вам пару слов, мистер Лоренц, прежде чем я сделаю еще хоть шаг в этом доме, – проговорил Джим, дрожа от гнева. – Знайте: я ни разу в своей жизни ничего не украл.

– Да разве я обвиняю тебя? – спросил мистер Лоренц, краснея в свою очередь.

– Да. Вы велели своему вышитому галунами холую не спускать своих двух глаз с моих десяти пальцев. Я не хуже вас понимаю, что значит «два-десять».

– Прошу у тебя извинения, – смутился молодой джентльмен. – Видишь ли, к нам приходит много чужих людей, и мы должны соблюдать осторожность. Здесь много дорогих вещиц…

И мистер Лоренц указал на расставленные по всей гостиной драгоценные безделушки.

– Мне не нужны ваши цацки, – с презрением ответил Джим, тяжело переводя дух. – Даже если бы я умирал с голоду, а они были хлебом, я и тогда бы не дотронулся до них!

– Я уверен, что мы понимаем друг друга, – примирительно заметил мистер Лоренц, сожалея, что напрасно заподозрил мальчика. – Мне жаль, что я не отнесся с полным доверием к такому хорошему человеку, как ты. Но, видишь ли, этот дом не мой, я здесь только вроде управляющего и должен смотреть за всем.

– Хорошо, мистер Лоренц, – сказал Джим, успокаиваясь. – Когда вы придете в гости ко мне, можете брать все, что хотите, только не трогайте моей чести.

В эту минуту сверху раздался повелительный детский голос:

– Чарли, иди же скорей! Я жду тебя целый час!

– Слышите, это нас зовет мистер Реджинальд, – заметил молодой джентльмен и вместе с мальчиками стал подниматься по мраморной лестнице.

– Я очень рад, что ты пришел, и хочу поблагод арить тебя за то, что ты вытащил меня из воды! – радостно приветствовал Реджинальд Джима. – Ты, верно, прочел мое объявление в газете?

Миссис Лоренц сидела в сторонке и, глядя на мальчиков, с недовольным видом прикусывала себе нижнюю губу.

– Нет, – ответил Джим спокойно, не обращая никакого внимания ни на роскошную обстановку вокруг, ни на недовольство хозяйки дома.

– Значит, ты сам отыскал меня? – самоуверенно спросил Реджинальд.

– Нет, на это у меня нет времени: я отыскиваю только своих клиентов. Мистер Лоренц пригласил меня прийти сюда, и я думал, что у него есть для меня дело.

– Но вот тут в газете «Герольд» напечатано мое объявление, хотя доктор написал его не так, как я ему говорил. Знаешь, мама хочет вознаградить тебя!

– Я не беру денег за то, что умею плавать, – грубо отрезал Джим.

– Но я хочу, чтобы ты научил меня плавать.

– Тогда тебе придется брать уроки в домашней ванне, Реджинальд, – вмешалась в разговор миссис Лоренц.

Мальчик, как ужаленный, повернулся к матери.

– Ну нет, мама, этого не будет! Я буду купаться в заливе и нырять с лодки, как делают другие мальчики!

Миссис Лоренц оцепенела от страха, ее словно окатило морской волной.

– О, мой ненаглядный Реджинальд! – воскликнула она. – Если ты непременно хочешь иметь при себе чистильщика обуви, так возьми того, маленького: он красивый и, кажется, кроткий.

– Я возьму себе такого, какого хочу! – резко ответил мальчик. – Как тебя зовут? – обратился он к Джиму.

– Джим Трейси.

– Вот такого-то мне и надо, как Джим Трейси.

– Вы останетесь мной довольны! Я вам отлично вычищу сапоги, – заметил Джим, думавший только о своем деле.

– Мои сапоги не надо чистить, – возразил Реджинальд, выставляя вперед ногу, обутую в лакированный сапожок. – У нас найдется много других дел, кроме чистки обуви!

– Реджинальд! – воскликнула миссис Лоренц, желая остановить сына.

– Мне все наскучило, да и тебе, должно быть, тоже порядком надоело чистить сапоги. Поэтому ты останешься при мне и будешь учить меня делать то, чего я не умею.

– Вот тебе раз! Я смотрю, вы хорошо научились только одному делу, а именно, ездить… на других, – заметил Джим колко.

– О, да! – возразил с живостью Реджинальд, не поняв насмешки. – У меня уже есть настоящая лошадка, но она мне тоже надоела!

– Но я вам скажу, мистер миллионер, что вот эта лошадка не позволит вам ездить на себе! – воскликнул Джим, ударяя себя в грудь.

– Да мне этого и не надо. Я уже большой и даже не катаюсь теперь верхом на кузене Чарли. Но каждому из нас дадут по лошадке, мы будем вместе ездить верхом по парку и…

Мальчик внезапно умолк, заметив, что Джим готов прыснуть со смеху.

– Разве ты не хочешь жить со мной и одеваться, как я? – с изумлением спросил Реджинальд, оглядывая свой роскошный костюм.

– Я еще не обезьяна шарманщика! – расхохотался Джим.

– Ах, вот что!.. Ну, тогда я буду одеваться, как ты!

– Реджинальд, тебе пора принять лекарство, – заметила миссис Лоренц, доставая микстуру.

– Ну вас с вашим лекарством! – вспылил мальчик. – На самом интересном месте вдруг бросай все и принимай вашу противную микстуру… Ах, я хотел бы лучше умереть! – добавил Реджинальд сквозь слезы.

– Вы, миллионер, умереть?! – с усмешкой спросил Джим.

– Я всегда был только миллионером, – хмуро ответил Реджинальд, подавленный своим горем.

– Вот нашли о чем горевать! – снова расхохотался Джим. – Скажите только слово, и тотчас найдутся люди, которые охотно избавят вас от этой обузы!.. Но, прощайте, мне некогда терять с вами время! – и Джим повернулся, чтобы уйти.

– Погоди, Трейси. Где ты живешь?

– Нигде.

– Как нигде? Куда же почтальон приносит тебе письма?

– Я никогда не получаю писем.

– Разве твои друзья не пишут тебе?

– У меня нет друзей, кроме него, – ответил Джим, указывая на Джейми.

– Ну, так я буду твоим другом! И буду писать тебе письмо. Только скажи куда!

– Если вы вздумаете когда-нибудь послать мне письмо, то адресуйте его Патрику Мерфи, в Главное полицейское управление.

– О Боже! – ужаснулась миссис Лоренц. – Ради Бога, Чарли, отдай скорее этим мальчикам деньги и выпроводи их отсюда. Скажи Энн, чтобы она отвела их в буфетную и велела Энтони накормить их. Кроме того, – обратилась она к Джиму, – вам дадут с собой хорошей еды и целый узел с поношенным платьем Реджинальда.

– Не беспокойтесь, сударыня, – гордо вскинул голову Джим. – Мы не берем милостыни. Мы сами зарабатываем деньги и честно платим за свою одежду и еду!

Мистер Лоренц проводил мальчиков вниз и сунул в руки Джима толстый бумажник со словами:

– Это тебе и твоему маленькому помощнику, которому следовало бы сидеть в школе, а не топтать улицы. Прощайте!

И прежде чем Джим успел ответить, дверь за ними захлопнулась, и мальчики очутились на улице.

Глава VI
Про кислое и сладкое и про полученный бумажник

Джейми с сожалением оглянулся на прекрасный дом, из которого они только что вышли.

– Эх, вот бы нам жить там!.. – произнес он с глубоким вздохом.

Джим резко обернулся и сурово взглянул на своего маленького товарища, которого вел за руку. Он сильно привязался к этому милому беспомощному ребенку, заброшенному судьбой в его одинокую жизнь. Сердце его сжалось при мысли о том, что он не может сделать для малыша того, что подсказывало ему его доброе сердце и чего требовала нежная натура Джейми.

– Ты хочешь пойти туда и сделаться обезьяной этого избалованного мальчишки?.. Уже надоело чистить сапоги? Хочешь бросить меня?

– О нет, Джим! – воскликнул Джейми, крепко ухватившись за руку своего друга. – Но ведь было бы хорошо, если бы мы жили там вместе!

– Ну нет, только не для меня! – ответил Джим. – Там совсем нет воздуха, я чуть не задохнулся. Весь дом – точно могила какая, даже никаких звуков с улицы не слышно. По всем комнатам так и несет духами, а от этих огромных занавесей прямо дух захватывает. Неудивительно, – продолжал Джим, – что этому Реджинальду становится душно!.. Видел, как его вырядили? Точь-в-точь как рождественскую куклу!

– А по-моему, он очень красив, – возразил Джейми. – Жаль только, что он совсем не говорил со мной…

– Немудрено. Видишь ли, ему нужна перемена: он хочет кислого, а ты сладкий. Ну а я кислый, вот он и пристал ко мне!

– Но мне он все-таки понравился, – настаивал Джейми. – Он такой… хороший…

– А я плохой? – задиристо спросил Джим, задетый за живое впечатлением, произведенным на Джейми маленьким миллионером.

– Нет, что ты! Ты не плохой, Джим, ты тоже хороший. И если тебя хорошо одеть, ты даже будешь красив.

– Разве я плохо одет? – почти крикнул Джим. – Но все-таки не так красиво, как он, – признался Джейми.

– Значит, по-твоему, я был бы красив в красной бархатной одежде и с длинными локонами? – презрительно спросил Джим.

– Да, но он не работает в этой одежде, – заметил Джейми.

– Куда ему работать! Он знай себе только приказывает да, засунув руки в карманы, смотрит, как другие выполняют его распоряжения.

– А отчего он так невежливо говорил со своей мамой? Наверное, он был сердит на нее? Да?

– Должно быть, так. Видишь ли, он бесится, что его заставляют принимать так много лекарств, и начинает брыкаться, как лошадка, потому что ему надоело быть на привязи у матери. По-моему, мальчик должен быть мальчиком, если он хочет когда-нибудь сделаться мужчиной, – убежденно продолжал Джим. – Было бы хорошо, если бы он взял тебя к себе…

– Разве ты хочешь отделаться от меня, Джим? – спросил сквозь навернувшиеся слезы Джейми.

– Нет, ни за что! Я не променяю тебя на всех щеголей на свете, – ответил Джим решительно. – Я это только так сказал…

Когда они добрались до нижней части города, было уже поздно приниматься за работу. К тому же Джейми очень устал, и потому Джим решил идти домой и лечь спать пораньше. Банк был уже закрыт, и бумажник с деньгами пришлось поневоле оставить у себя до следующего утра.

– Давай-ка посмотрим, сколько тут? Пятерка или десятка? – сказал Джим, открывая дома бумажник. – Господи! Да тут целых десять десяток! – воскликнул он, вытаращив глаза от удивления и перебирая новенькие хрустящие бумажки. – Видно, мистер Лоренц ошибся и дал мне не тот бумажник!..

Первой мыслью Джима было немедленно отнести деньги обратно и таким образом исправить предполагаемую ошибку, но, взглянув на раскрасневшееся и утомленное личико растянувшегося на соломе Джейми, он отложил и это дело до утра. Однако же сумма была слишком велика, чтобы оставлять ее в их ненадежном убежище, и Джим решил отнести деньги на сохранение своему хорошему другу, дюжему молодому полисмену Патрику Мерфи.

Они познакомились в то время, когда Джим только поселился на складском дворе. Дружба их началась с маленькой ссоры, когда полицейский потребовал, чтобы Джим переехал на другую квартиру.

– Здесь жить нельзя, – говорил полисмен, – ты должен поселиться в общежитии для чистильщиков обуви!

– На это у меня нет лишних денег, – честно ответил ему Джим.

– Так вычисти мне сапоги, я тебе заплачу, – сказал Мерфи.

Джим вычистил сапоги и получил деньги.

– Ну, теперь убирайся отсюда! – прикрикнул полисмен.

– Не горячись, служивый, – возразил Джим, – помнишь, ты однажды говорил мне, что когда-то сам был бедным мальчиком? Значит, ты должен знать, как нелегко нам живется. Отчего ты не хочешь позволить мне остаться здесь?

– Оттого, что ты подожжешь двор своими спичками и окурками сигар.

Вместо ответа Джим засунул руки в штаны и вывернул свои грязные карманы.

– Видишь, у меня нет ничего: ни спичек, ни окурков! – ответил он.

– Но ты будешь зажигать свечку или лампу и шуметь со своими товарищами.

– У меня нет товарищей, только клиенты, – возразил Джим. – И баловаться мне тоже некогда: я только работаю и сплю.

– Разве ты никогда не бываешь… ребенком? – спросил полисмен, против воли залюбовавшись энергичным мальчуганом.

– Мне некогда быть ребенком. Я жду, пока разбогатею…

Некоторое время полицейский зорко следил за мальчиком, но скоро убедился, что тот держит свое слово. Тогда он оставил Джима в покое, предоставив ему жить в берлоге на задворках.

Мерфи охотно принял бумажник на хранение, когда узнал, каким образом мальчику достались такие крупные деньги.

– Я приду за ними завтра утром, – сказал ему Джим, уходя, и, вернувшись в свою каморку, вытянулся рядом с Джейми под старой попоной и вскоре заснул спокойным, счастливым сном.

Глава VII
Про французские глаголы и золотые локоны

После невольного купания в заливе за Реджинальдом стали зорко следить днем и ночью. Перед сном ему аккуратно подавалось лекарство, и в доме соблюдалась полнейшая тишина. Гувернантка затаив дыхание на цыпочках ходила по толстым коврам, а миссис Лоренц отдавала приказания касательно комфорта своего сына таким тихим шепотом, что казалось, он исходил от какого-то привидения. Лампа с золоченой подставкой освещала мягким полусветом великолепно убранную комнату.

Мальчик лежал на пуховой подушке, раскидав по ней свои длинные золотистые локоны. Его белоснежные ручки покоились на шелковом одеяле, а балдахин из газового тюля еще более приглушал и без того слабый свет лампы. Над изголовьем кровати красовался тонкой резьбы ангел-хранитель с распущенными крыльями, под которыми находилась изящная надпись с инкрустацией: «Он дарует сон своим избранным».

Рядом с кроватью на бронзовой табуретке лежали принадлежности утреннего туалета: маленький атласный халат, шелковые чулки и вышитые золотом туфли. Позади открытых портьер алькова^[2]виднелась кровать преданной гувернантки, которой было наказано не смыкать глаз во время сна ее дорогого питомца. Сама миссис Лоренц находилась в соседней комнате и строго следила за точным исполнением ее приказаний.

Ночь прошла спокойно, и только спустя пять-шесть часов после того, как Джим и Джейми успели заработать и съесть свой завтрак, Реджинальд открыл глаза навстречу прекрасному летнему дню.

Мадемуазель Кларет была все время настороже и, как только мальчик проснулся, пожелала ему доброго утра и спросила по-французски, не угодно ли ему встать.

– Угодно! – кивнул ее подопечный.

– Будьте любезны отвечать мне по-французски.

– Я буду отвечать вам по-французски только тогда, когда захочу, – последовал ответ.

– Но, мистер Реджинальд, ваша мама желает, чтобы вы говорили со мной по-французски.

– Я не француз, и вы, мадемуазель, не сделаете из меня француза.

– Разве вы не хотите быть вежливым? Этого все от вас ожидают.

– Вы вечно ожидаете чего-то, мадемуазель. Отчего бы вам не подождать, когда оно само явится?

– Вы огорчаете меня, мистер Реджинальд.

– Огорчаю? А вспомните-ка, мадемуазель, сколько раз вы огорчали меня своими несносными французскими глаголами!

– Это делалось ради вашей пользы.

– Я всю жизнь делал все ради своей пользы, теперь же я буду…

– Нет, нет, мистер Реджинальд, – прервала его гувернантка, – не говорите ужасных вещей, будьте хорошим мальчиком!

– Что с тобой, мой милый? – спросила миссис Лоренц, поспешно входя в комнату. – Мадемуазель, ведь я вам велела никогда не спорить с Реджинальдом.

– Но, мама, мадемуазель и не спорила со мной, это я спорил с ней! – возразил маленький тиран.

– Ты не должен волноваться, мой дорогой! Доктор Кемпер говорит, что это вредно для твоего здоровья.

– Мама, – спросил вдруг Реджинальд, – а доктора долго живут?

– Какой странный вопрос! Они живут так же долго, как и другие люди, друг мой.

– Как бы я хотел, чтобы доктору Кемперу было лет сто…

– Что ты хочешь этим сказать, Реджинальд? Тебе надоел наш добрый доктор?

– Да, мама, очень надоел!

– Ты хочешь другого?

– Да, мама, я хочу, чтобы у меня был мертвый доктор!

Миссис Лоренц не нашла удобным продолжать этот разговор и послала гувернантку проверить температуру воды в ванне, приготовленной для мальчика. Ванна оказалась готова, и маленький джентльмен предложил матери удалиться из комнаты.

– Ты сама знаешь, мама, какая ты беспокойная, – сказал он, – а я едва выношу около себя даже мадемуазель.

– Только не оставайся слишком долго в воде, дорогой, и не замочи свои локоны. Да не забудь потом, как выйдешь из ванны, сейчас же надеть туфли, – наказывала ему мать, уходя.

– Ну, мадемуазель, теперь вы тоже можете идти, – мальчик повелительным жестом указал гувернантке на дверь.

– Боюсь, вы, пожалуй, еще утонете в ванне, – заметила француженка с тревогой, покорно направляясь к выходу.

Остановившись за дверью, она приложила ухо к замочной скважине и скоро услышала, что ее воспитанник начал плескаться в воде.

Через некоторое время она снова подошла к двери, за которой все еще раздавался плеск воды.

– Доктор запретил вам оставаться в ванне дольше десяти минут! – с беспокойством крикнула она своему питомцу.

– Мой доктор умер и не может теперь ничего запрещать! – послышалось из-за двери.

– Ваша мама говорит…

– Моя мама говорит то, что думает мой новый доктор! – крикнул мальчик.

И в ванной комнате наступила тишина.

– Мистер Реджинальд! Мне страшно! Ради Бога, впустите меня! – закричала гувернантка.

Ответа не последовало.

– Мэм, мэм! – закричала мадемуазель Кларет в испуге. – Мистер Реджинальд не отвечает! Я боюсь за него!

На крик прибежала миссис Лоренц и стала умолять сына отворить дверь. Наконец задвижка щелкнула, дверь распахнулась, и обе женщины увидели Реджинальда среди груды лежавших на полу золотистых локонов. Ножницы в руках мальчика служили явной уликой совершенного им преступления.

– Реджинальд, дитя мое! Что ты наделал? – всплеснув руками, воскликнула миссис Лоренц при виде остриженной и взъерошенной головы своего любимого чада.

– Джим Трейси не носит локонов! – коротко и твердо ответил мальчик.

– О, эти прекрасные локоны! – воскликнула гувернантка с сожалением.

– О, эти прекрасные локоны! – повторил, передразнивая, мальчик и, схватив свой бархатный костюм, с презрением швырнул его в ванну.

– О, это прекрасное пунцовое платье! – совсем оторопела гувернантка. – Вы ужасный мальчик!

– Зато теперь я избавился от этой мартышкиной одежды и этих противных локонов, – злорадно заметил Реджинальд. – Если вам снова захочется вырядить меня обезьяной, лучше уж сразу повесьте меня на стену гостиной рядом с прочими вашими побрякушками!

– Это ужасно! – простонала миссис Лоренц и, обращаясь к гувернантке, указала на лежавшие на полу локоны. – Подберите их. Я думаю, мне придется вас уволить, мадемуазель Кларет: вы не можете больше справиться с Реджинальдом.

Бедная гувернантка побледнела и молча вышла из комнаты, а из-за двери немедленно раздался гневный голос мальчика, прозвучавший в ушах француженки чудесной музыкой:

– Ты тоже не можешь справиться со мной, мама! Однако я все-таки тебя до сих пор не отсылал прочь!

Миссис Лоренц залилась слезами.

– Мама, мама, прости своего гадкого Реджинальда! – воскликнул мальчик, бросаясь на шею матери. – Мне очень жаль, что я заставил тебя плакать. Я постараюсь исправиться. Но ты должна оставить мадемуазель Кларет!

– Но зачем ты остриг свои чудесные локоны, Реджинальд? Ведь я хотела заказать твой портрет вместе с Вилли Сондерсом, и вы на нем вышли бы как два маленьких принца!

– Маленькие принцы гораздо счастливее меня, мама! – печально заметил Реджинальд.

– Что же мне сделать для тебя, чтобы ты был счастлив, дитя мое? – спросила со слезами на глазах нежная мать, прижимая мальчика к груди.

– Ради Бога, мама, не делай ничего. Просто оставь меня в покое, и я буду очень счастлив! – честно ответил мальчик.