Марк Розовский
Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Да вы с ума сошли! Нас всех завтра посадят, всех!
СТАСИК. И вот там, в тюрьме Таганской, мы и запоем его песни.
ЭРА. Зачем для этого садиться в тюрьму, если есть возможность его на свободе послушать!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Да, частная лавочка! Абсолютно частное предприятие! Дожили! Гитарист управляет страной!
Пауза.
СТАСИК. У меня деловое предложение. Пусть Высоцкий приедет, но не поет.
ЭРА. Как не поет? Почему?
СТАСИК. Потому что у нас микрофон сломался. Может у нас микрофон сломаться? Если нужно.
ЭРА. У нас даже потолок, если нужно, упадет на мою голову. Но что же он будет делать, если не петь?
СТАСИК. Пусть стихи почитает. Есенина, монолог Хлопуши. Из «Гамлета» что-нибудь… О своей работе в кино пусть чего-нибудь расскажет. Смешные истории. У всех популярных артистов есть какая-нибудь своя смешная история: как кирпич на голову упал, как во время съемок кто-то лишнего выпил и кукурузное поле сжег… Я сам такое недавно слышал.
ЭРА (твердо). Но я договорилась, что он будет петь. Петь под гитару.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Как договорились, так можно и передоговориться. А пока надо снять объявление. Сделайте, пожалуйста, это поскорее, Эра Георгиевна!
ЭРА. Вот вы, Игорь Николаевич, сами пойдите, сами передоговари-вайтесь, сами снимайте! А я посмотрю, и народ будет смотреть, как вы это все делать будете, хорошо?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Товарищ Гольдина, вы коммунист?
ЭРА. Нет.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. А я коммунист.
ЭРА. Ну и что?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. А то, что я из-за ваших песенок дурацких… своим партбилетом не буду рисковать. Снимите объявление!
ЭРА. Это какой-то ужас! (Рыдает.) Мы кто? Товарищи! Братья! Сестры! Мы что, не люди? Мы кто – рабы? Да? Мы рабы? Нет, вы не молчите, вы мне ответьте: мы самые настоящие рабы, да? Да? Да?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Эра Георгиевна!
ЭРА. Игорь Николаевич!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Стасик, ты тоже будешь отвечать! И Шурик! Все будем отвечать, я один не буду отвечать! Все будем!
Звонит белый телефон. Игорь Николаевич берет трубку.
Понял. Вас понял. Не надо снимать?
Пауза. Все застыли.
Зинаида Порфирьевна, это ваш совет или распоряжение? Очень хорошо, распоряжение. Ах, под мою ответственность? Понял, вас понял. Ваше распоряжение под мою ответственность. А кто вам звонил? Из КБ-9 возмущались? Ну да, да, они и со мной так шутили. Шутники! Понял. Чтобы лишний раз не волновать народ. (Кладет трубку.) Вот так, товарищи! Снимать объявление не будем, чтобы лишний раз не волновать народ.
ЭРА (шепотом). Ура-ааа!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Но… Но! На объявлении мелким шрифтом надо сделать маленькую приписочку: «Концерт переносится». Это не мое, это предложение лично Зинаиды Порфирьевны. Во избежание скандала.
ЭРА (потрясенно). Да вы что?! Это же еще хуже! Это хуже, разве вы не понимаете?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Для нас теперь чем хуже, тем лучше! Пока не поздно, давайте перенесем концерт.
ЭРА. Как перенесем? На какое число перенесем?
СТАСИК. На неопределенное время. А там видно будет.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Я подчеркиваю: это не мое предложение. Это распоряжение вышестоящего органа.
ЭРА. Видно уже не будет. И слышно не будет. А народ хочет, между прочим, и увидеть, и услышать.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Эра Георгиевна, вы вообще соображаете, что вы говорите? Какой народ?
ЭРА. Наш народ.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (надувшись). Товарищ Гольдина, не вам говорить от имени нашего народа.
Пауза. Эра Георгиевна встает, идет к двери.
ЭРА. Так… Хорошо… Я вас поняла. А от своего имени я вам могу сказать? Так вот, суки вы все, скоты, и я с вами в ваши игры больше не играю! (Убегает, хлопнув дверью.)
Пауза.
СТАСИК. Зря вы с ней так, Игорь Николаевич.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ничего. Внеплановых мероприятий у нас не будет. Не допустим. Никаких.
Звонит телефон. Игорь Николаевич не берет трубку. Стасик выходит.
Входит Рита.
РИТА. Снова звонит ваша мадам. Просит шесть.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Оставь меня. Не соединяй.
РИТА. Запишите сразу восемь – я ей скажу, она перестанет звонить.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Хоть десять! А ты… Знаешь что, Ритуля, единственная просьба к тебе: не называй мою жену «мадам», мне это не слишком приятно.
РИТА. Ничего, потерпите, я же терплю…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Где Шурик?
РИТА. Я же сказала – ищут.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Из-под земли мне его достань. Найди, прошу, ради меня. Очень прошу!
РИТА. Очень-очень?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Обещала ведь!
РИТА. Обещанного три года ждут! (Выходит.)
Звонит белый телефон. На этот раз после некоторых раздумий трубка взята.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. У аппарата. Зинаида Порфирьевна, понял вас, понял… Я тоже считаю, что лучше снять объявление. Это вам Суслопаров посоветовал? А кто? Сам? Понял вас. Это распоряжение или рекомендация? Понял! Рекомендация, но под мою ответственность. Отлично вас понял. (Кладет трубку.)
РИТА. Так что мне людям сказать? Они там сидят, спрашивают, будет или не будет?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Рита, не превышай полномочий. Ритуля!
РИТА. Они еще утром меня начали терроризировать. Три отдела, пять цехов подряд звонят: правда или неправда? Еще объявление не висело, а они все знали! Рита, скажи! Рита, узнай! Я совсем обалдела! Ну и день!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Слава богу, еще не вечер!
Из приемной доносятся громкие голоса, шум… Дверь в кабинет распахивается, на сцену врываются Морозов, Ануфриев и Щеголев – молодые инженеры из КБ-9.
МОРОЗОВ. Игорь Николаевич?
АНУФРИЕВ. Нам надо с вами поговорить,
ЩЕГОЛЕВ. Если можно, откровенно.
Пауза.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Выйдите отсюда.
МОРОЗОВ. Что?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Я, кажется, вам четко и ясно сказал. Надо повторить?
АНУФРИЕВ (с вызовом). А ну повторите!
ЩЕГОЛЕВ (грозно). Повтори!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Рита, ты почему их сюда впустила?
РИТА. Они сами ворвались.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Значит, хулиганье. Значит, что, теперь милицию вызывать?
МОРОЗОВ. Вызывайте кого хотите!
АНУФРИЕВ. Делайте что хотите!
ЩЕГОЛЕВ. Мы отсюда не уйдем, пока от вас не услышим…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Для этого есть приемные часы. Запишитесь вон там на прием и…
МОРОЗОВ. Во-первых, мы не хулиганье! Во-вторых, мы…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Я уже все вам сказал. Выйдите отсюда. Не мешайте мне работать! Сейчас же!
АНУФРИЕВ. Он нас выгоняет! Безобразие!
ЩЕГОЛЕВ. Хамство!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Рита, выведи их из моего кабинета немедленно!
РИТА. Как? Как я их выведу?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Немедленно! Освободите кабинет!
РИТА. Три здоровых мужика прут вовсю – а что я, что я могу с ними сделать?!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Нет, в самом деле, кажется, беспрецедентный случай: придется мне самому вызывать милицию! Вы что, хотите по пятнадцать суток получить? Так я вам сделаю! Честное слово, сделаю! А ну, марш на свои рабочие места! (Морозову.) Как ваша фамилия? Откуда? Из какого отдела?
МОРОЗОВ. Не скажу!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (Ануфриеву). А вы? Тоже инженер? Назовите себя!
АНУФРИЕВ. Вы еще нас узнаете!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (Щеголеву). Ну, чего струсили? Боитесь себя назвать?
ЩЕГОЛЕВ. Иванов, Петров, Сидоров. Устраивает?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Долго я буду ждать? Вон отсюда! Вон! Во-ооон! По рабочим местам! (Выталкивает инженеров из кабинета. За кулисами, то есть в приемной, шум продолжается.) Ф-фу, черт, нервы сдают!
Пауза.
СТАСИК. Ошибка.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Какая ошибка?
СТАСИК. Нельзя так с ними разговаривать. Нельзя.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Все можно. Нельзя только штаны через голову надевать.
СТАСИК. Штаны устарели. Они теперь джинсы носят.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Джинсы и подавно нельзя. Тоже мне бунтари-протестанты! Щенки! Надо же, до чего обнаглели! Врываются в кабинет!
СТАСИК. Будут последствия.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. И пусть будут. Я сумею объяснить.
Входит Рита, держа в руке бумажку.
РИТА. Игорь Николаевич, они записались к вам на прием (Стасик выхватывает бумажку, читает), но продолжают бушевать. Собираются звонить, жаловаться, что вы их обидели. Спрашивают телефон Зинаиды Порфирьевны. Давать или не давать?
СТАСИК. А давайте я с ними поговорю. Еще раз.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Как?
СТАСИК. Иначе. Я умею с такими…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. А я вот не умею! Я все же с отдыха, с корабля на бал, мне нельзя такие резкие колебания испытывать…
СТАСИК. Садитесь быстро сюда, за шкаф, и слушайте, как я с ними буду…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (недоверчиво). Интересно, как?
СТАСИК. У меня своя метода. Проверено. (Рите.) Зови их сюда! Вежливо только зови!
Рита выходит. Игорь Николаевич прячется за шкаф. Стасик садится за стол в кресло Игоря Николаевича.
А вы не высовывайтесь и не падайте со стула в случае чего!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Да-да, я тихо!
СТАСИК. Тихо! Где у вас коньяк?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. В баре.
СТАСИК. Я понимаю, что в баре. А где бар?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (высовываясь). В сейфе.
СТАСИК. Да не высовывайтесь, я же просил! Где сейф?
Но дверь уже открывается, снова входят инженеры Морозов, Щеголев и Ануфриев.
СТАСИК (чрезвычайно вежливо и доброжелательно, встав из-за стола). Проходите, товарищи! Милости прошу! Пожалуйста, пожалуйста!
Ошарашенные вежливостью инженеры мнутся у двери.
МОРОЗОВ. Мы на минутку. У нас короткий разговор.
СТАСИК. Ну почему же на минутку? Пожалуйста, пожалуйста…
ЩЕГОЛЕВ. А мы не с вами хотели… Нам с Игорем Николаевичем!
СТАСИК. Игоря Николаевича срочно вызвали в министерство. Он ушел только что через эту дверь по своей лестнице. Я за него.
АНУФРИЕВ. Да нет, нам бы еще раз лично с ним…
Стасик ищет бар, не находит, Игорь Николаевич высовывается из-за шкафа, показывая пальцем направление, и снова прячется.
СТАСИК. Гкхм… Я за него. Присаживайтесь, пожалуйста.
АНУФРИЕВ. Вы? А вы компетентны?
СТАСИК. Я уполномочен.
МОРОЗОВ. Он уполномочен.
ЩЕГОЛЕВ. Но не компетентен.
СТАСИК (наконец находит бар в сейфе, открывает, достает оттуда рюмочки и недопитую бутылку коньяка). Я уполномочен и компетентен. (Расставляет рюмочки на служебном столе.) Слушаю вас, товарищ Морозов. (Наливает коньяк в рюмку.)
МОРОЗОВ. Вы что, меня знаете?
СТАСИК. Конечно, конечно. И вас, и товарища Ануфриева. (Наливает вторую рюмку.)
АНУФРИЕВ. Мы из КБ-9, инженеры.
СТАСИК. И товарищ Щеглов?
ЩЕГОЛЕВ. Щеголев.
СТАСИК. Простите – Щеголев. (Наливает третью рюмку.)
ЩЕГОЛЕВ. Да, мы все оттуда.
СТАСИК. Очень приятно. И что же вас волнует? Какие у вас проблемы? (Наливает себе рюмку коньяка.)
МОРОЗОВ. У нас или у вас?
СТАСИК. Спрашивайте, ребятки, милые. На любой вопрос постараюсь. Но только не про то.
АНУФРИЕВ. Про что?
СТАСИК. Ну, не про это.
МОРОЗОВ. Про что «не про это»?
СТАСИК. Про то «про это», про что вы хотите меня спросить.
АНУФРИЕВ. Мы действительно хотели вас спросить…
СТАСИК. А чего спрашивать? Чего спрашивать? Вы же взрослые люди, неужели вы сами не понимаете?
ЩЕГОЛЕВ. Мы понимаем.
СТАСИК. Неужели вам не ясно?
МОРОЗОВ. Нам, представьте, не ясно.
СТАСИК. Так и нам не ясно. Если вам не ясно, то почему вы думаете, нам должно быть ясно?
АНУФРИЕВ. Что?
СТАСИК. Ничего.
АНУФРИЕВ. Нам тоже, представьте, ничего не ясно.
ЩЕГОЛЕВ. Но мы возмущены. Мы очень возмущены!
СТАСИК. И мы возмущены.
МОРОЗОВ. Мы просто слов не находим.
СТАСИК. Мы тоже. И мы тоже! Представьте!
МОРОЗОВ. Что?
СТАСИК. Но мы ищем! В отличие от вас, ребятки, мы не находим, но мы ищем!
ЩЕГОЛЕВ. Что?
СТАСИК. Ничего. Пока ничего. Но мы тоже хотим, поверьте, мы тоже очень и очень хотим. Мы возмущены и хотим.
АНУФРИЕВ. Чего вы хотите?
СТАСИК. Того же, чего и вы. Представьте.
ЩЕГОЛЕВ. Мы просто предупреждаем, что, если… если это не состоится…
СТАСИК. А вот этого не надо! Только не надо этого! Мы вас понимаем – почему же вы нас отказываетесь понять?
МОРОЗОВ. Мы не отказываемся. Мы просто…
СТАСИК. Простите, милые, а кто «мы»? Вас, ребятки, кто-то уполномочил?
МОРОЗОВ. Нет, нас никто не уполномочил.
СТАСИК. Тогда говорите только от своего имени, товарищ Морозов. А товарищ Ануфриев сам за себя скажет. Потом. Когда мы его спросим.
АНУФРИЕВ. Но…
ЩЕГОЛЕВ. Вы… то есть мы…
СТАСИК. А товарищ Щеглов…
ЩЕГОЛЕВ. Щеголев.
СТАСИК. Простите. Щеголев пусть пока помолчит. И до него дойдет очередь. В свое время.
Пауза.
МОРОЗОВ. Вообще-то что-то не то, не так… Вы все-таки нас неправильно, видимо, поняли.
СТАСИК. Я вас прекрасно понял. И даже более того – я с вами согласен.
АНУФРИЕВ. Вы согласны?
СТАСИК. Я согласен.
АНУФРИЕВ. С чем?
СТАСИК. Во всем.
ЩЕГОЛЕВ. И что?
СТАСИК. И ничего.
ЩЕГОЛЕВ. Ну как же так? Если вы с нами согласны…
СТАСИК. А вот так! Я вас понимаю и с вами согласен, а вы почему-то меня никак понять не можете. А ведь тут дураков нет. Вот скажите, только честно, я дурак? То есть произвожу лично я впечатление дурака? Только честно!
МОРОЗОВ. Честно?
СТАСИК. Да, только…
МОРОЗОВ. Ну, как вам сказать…
СТАСИК. Во-от! Вы компетентны в своем, я компетентен в своем. Вас никто не уполномочил, а меня уполномочили с вами поговорить. Вот мы с вами уже сколько времени говорим и друг друга вроде бы понимаем… Мы понимаем друг друга? Только откровенно?
АНУФРИЕВ. Честно?
СТАСИК. Да! Честно! Только честно! И откровенно!
АНУФРИЕВ. Если честно, то, по-моему, не очень!
СТАСИК. Это пока! Но мы же еще не договорили? Вот уверяю вас, когда мы закончим разговор, вы сами мне скажете, что мы отлично друг друга поняли! А почему? А потому, что иначе и быть у нас не может! Ведь вы компетентны в своем, а я – в своем. Я уполномочен в своем, а вы… Нет, простите, вы сами сказали, что вас никто не уполномочил? Это действительно так?
ЩЕГОЛЕВ. Что?
СТАСИК. Так, ничего, ребятки. Не хотите говорить – это ваше право. Тут я вас понимаю, хотя, если честно, с вами не согласен.
МОРОЗОВ. В чем?
СТАСИК. А ни в чем, если честно. Тем более если вас никто НЕ. Или все-таки ДА? Тогда честно признайтесь – кто? И я вас отпущу!
МОРОЗОВ. Вы – нас? Да это мы к вам пришли… Сами…
АНУФРИЕВ. Мы хотели…
СТАСИК. А вот этого не надо! Не надо этого!
ЩЕГОЛЕВ. Чего?
СТАСИК. Не надо вам хотеть того, чего не надо! Мой вам дружеский совет! А еще лучше – вам вообще не надо ничего хотеть. Если, конечно, вы еще хотите.
МОРОЗОВ. Спасибо. Мы уже не хотим.
СТАСИК. А почему?
МОРОЗОВ. Что почему?
СТАСИК. Почему вы сюда пришли? Только не надо мне отвечать! Я сам за вас отвечу. Вы пришли потому, что, вероятно, хотите знать.
АНУФРИЕВ. Не потому. Вовсе не потому. Совсем не потому.
СТАСИК. А почему?
АНУФРИЕВ. Что почему?
СТАСИК. Почему что?
АНУФРИЕВ. Это вы спрашиваете: почему?
СТАСИК. Э, нет, это вы спрашиваете, а я отвечаю!
МОРОЗОВ. Хорошо, тогда действительно ответьте нам: почему?
СТАСИК. Вы хотите знать?
ЩЕГОЛЕВ. Да! Да! Да! Мы! Хотим! Знать!
СТАСИК. Что?
МОРОЗОВ. Ваше отношение!
СТАСИК. А вы, ребятки, до сих пор не поняли, какое у нас к НЕМУ отношение?
ЩЕГОЛЕВ. Да! Мы не поняли, и мы хотим знать!
СТАСИК. А я вам, кажется, уже все объяснил!
АНУФРИЕВ. Ничего вы не объяснили! Это вам только кажется!
МОРОЗОВ. Да! У нас к вам вопрос…
АНУФРИЕВ. Два вопроса!
ЩЕГОЛЕВ. Нет, даже три! Три вопроса у нас к вам!
СТАСИК. А вот этого не надо! Не надо, ребятки, милые! Мой вам дружеский совет: не задавайте лишних вопросов! Никогда лишних вопросов никому не задавайте! Мой очень и очень дружеский совет…
МОРОЗОВ. Да это мы понимаем! Мы не про то…
СТАСИК. Если вы не про то, то и я не про это.
АНУФРИЕВ. Вы хотите сказать…
СТАСИК. Лично я ничего не хочу. Но если вы спрашиваете…
ЩЕГОЛЕВ. Да мы не спрашиваем! Мы только интересуемся…
СТАСИК. Не надо! И этого не надо! Мой вам совет… Милые… Интересуйтесь чем-нибудь другим, ребятки.
МОРОЗОВ. Чем?
СТАСИК. А ничем!
АНУФРИЕВ. Как это можно – ничем интересоваться?
СТАСИК. А так! Не берите в голову, и все!
ЩЕГОЛЕВ. Как так?
СТАСИК. А вот так. Объясняю: вот, к примеру, твоя голова. А ты в нее ничего не бери!
ЩЕГОЛЕВ. А-а, вот теперь понятно.
СТАСИК. Только теперь? Это ж надо было сколько разговаривать, чтобы понять!
МОРОЗОВ. Да мы поняли. Мы все еще раньше, чем к вам пришли, понимали.
СТАСИК. Логично. А зачем же тогда все же пришли?
АНУФРИЕВ. Поговорить.
СТАСИК. Ну? Поговорили? По-моему, мы с вами очень хорошо поговорили! Главное, логику найти! Вот мы с вами искали-искали – и, по-моему, очень многое в этом нашем разговоре нашли!
МОРОЗОВ. Да, спасибо большое.
СТАСИК. Да за что ж спасибо?
АНУФРИЕВ. Как за что? За откровенность! Вот с Игорем Николаевичем у нас почему-то не получился разговор. А с вами…
ЩЕГОЛЕВ. С нами так никто, пожалуй, еще не разговаривал!
СТАСИК. Ну, и вам спасибо! Спасибо, что зашли!
Вежливо подталкивая, выпроваживает инженеров из кабинета.
Игорь Николаевич вылезает из-за шкафа.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ну, Стас, ты гигант! Гений!
СТАСИК. Методой надо владеть. Это современная, хорошо отлаженная метода. Между прочим, не наша, не отечественная. Это я у американских бизнесменов научился!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Браво! Книжку, что ли, какую переводную прочитал?
СТАСИК. Именно. Для служебного пользования. Отметка такая. «Секретно», значит. Не для всех, а только для наших бизнесменов.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Дашь почитать?
СТАСИК. Нет вопроса. Главная мысль мне там особенно понравилась.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Какая же?
СТАСИК. Если к бизнесмену приходит человек с просьбой, на которую он, посетитель, должен получить отказ, то задача бизнесмена сделать так, чтобы человек, получивший отказ, ушел от него воодушевленный, полный веры, что с ним поступили правильно, что они с бизнесменом делали сейчас общее дело!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Не знаю, как в других областях, а в этой мы Америку, считай, уж обогнали!
Дверь открывается, снова входят быстрым шагом Морозов, Ануфриев и Щеголев.
МОРОЗОВ (удивленно). Игорь Николаевич? Вы что, уже вернулись из министерства?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (смущенно). Да, я вернулся. А вы что, уже поговорили?
АНУФРИЕВ. Да, поговорили, и очень хорошо, представьте.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Представляю.
ЩЕГОЛЕВ (вынимая из-за спины бутылку). Хотите выпить… с нами? А? Мы сбегали! Уже!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Да как-то неудобно… И потом – здесь, в моем кабинете!
СТАСИК. Удобно, удобно… Они хорошие ребятки! И главное – быстрые. Очень быстрые и милые. Мы друг друга хорошо, по-моему, поняли! Да и у нас ведь кое-что в запасе имеется! (Раздает рюмочки с коньяком.) Угощайтесь! Смелее, смелее… Ребятки, милые, смелей!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Рита, не впускай ко мне пять минут, слышишь? (Смущенно.) Тут у нас венгры на прошлой неделе были. Так мы их так хорошо принимали, так душевно – вот осталось немножко…
Все дружно чокаются, пьют.
Ну, хлопцы, добро! Чтоб вы на нас больше не обижались!
МОРОЗОВ. А вы – на нас! (Глотает.)
АНУФРИЕВ. Да мы на вас не обижаемся! (Опрокидывает.)
ЩЕГОЛЕВ. Чего на вас обижаться! (Закусывает.)
СТАСИК. Ну, чтоб не в последний раз вы сюда к нам заходили!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. От всей души, хлопцы, всегда рады с вами поговорить! Честно и откровенно!
СТАСИК. Да-да! Только честно!
Кланяются друг другу. Долго у двери жмут руки, после чего инженеры в прекрасном настроении покидают кабинет.
Входит Рита.
РИТА. Звонят из проходной. Там ваша мадам пришла, а с ней двенадцать человек. Чертова дюжина. Спрашивают: пропускать, не пропускать?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Никого не пропускать. Чертову дюжину – ко всем чертям. Мадам – не дам! Через мой труп! Вызвать конную милицию, танки, ракетные войска! Чтоб муха к нам не пролетела!
Звонят все телефоны, раздражающе пронзительно.
Тихо! Все по местам! Начинаем строить баррикады!
РИТА. К вам Махоня…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Опять просится?
РИТА. Нет, теперь уже ломится.
Вбегает Махоня.
МАХОНЯ. Все в порядке. Тавризян только что подписал реконструкцию. Я только что от министра. Они все сейчас придут к нам на концерт.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (в шоке). Кто все?
МАХОНЯ. Тавризян, Веселкин и министр. Все вместе.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. То есть как?
МАХОНЯ. А вот так. Я их всех пригласил от вашего имени.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. От моего?
МАХОНЯ. Ну, и от своего, конечно! Я сказал им: если Тавризян подпишет сейчас проект, с меня причитается – я всех веду к нам на концерт Высоцкого. Не подпишет – не веду! И все! И нет проблем! Тавризян тут же подписал, министр меня поздравил, Веселкин зааплодировал! Они с Тавризяном пожали друг другу руки! Мир – дружба! Конец ядерной войне! Все в порядке – спасибо разрядке!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. И что… Тавризян не уезжает на свой симпозиум?
МАХОНЯ. Какой симпозиум? Вы что, смеетесь? Я и это устроил. У меня в Аэрофлоте есть знакомая девочка, которая все сделала, поменяла ему билет… На симпозиум он поедет завтра, раз такое дело, раз сегодня у нас такой концерт… Девочку на концерт я тоже пригласил, так что, если вам когда-нибудь что-нибудь нужно будет с авиабилетами… и с девочкой…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (тихо). Что ты наделал, Махоня?
МАХОНЯ. По закону Махони, по-моему, я сделал все что надо.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. И что не надо. Концерта не будет.
Пауза.
МАХОНЯ. У вас есть пистолет, Игорь Николаевич? Я хочу застрелиться.
СТАСИК. Зачем такие сложности? Пообедай в нашей столовой на седьмом этаже.
МАХОНЯ. Ладно… Что бы там ни было, а я пойду вниз встречать гостей. (Выходит.)
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Господи, дай мне дожить до завтра! Господи!
СТАСИК. Что вы там шепчете, Игорь Николаевич? Вы верите в Бога?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Я давно ни во что и ни в кого не верю. Но сегодня я молюсь.
Входит Рита, тянет за руку Шурика.
РИТА. Вот вам Шурик.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Где ты его нашла?
РИТА. В туалете спрятался. В женском. (Уходит.)
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ай-яй-яй, Шурик! Нехорошо. Неприлично.
ШУРИК. Все прилично, и все хорошо.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Неудобно…
ШУРИК. Неудобно только штаны через голову надевать.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Вот тут ты не прав. Всегда прав, а тут…
ШУРИК. Сказали бы, что я вам еще нужен, я бы не ушел. А вы не сказали.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Что ж ты делал там?
ШУРИК. Что все, то и я. Что там еще можно делать? Ничего я там не делал. Я там курил.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Так долго? Ай-яй-яй, Шурик. Курить – здоровью вредить.
ШУРИК. «Кент», «Мальборо», «Уинстон». Эти сигареты не вредны, а даже полезны.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Так много?
ШУРИК. Короче, вам что-то надо от меня?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Н-не понял.
ШУРИК. Ну, вы искали меня и нашли. Значит, я вам зачем-то нужен.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Да, Шурик, ты нам нужен. Ты нам всегда нужен. Сколько мы тут будем сидеть, столько и ты тут будешь. Мы здесь – ты там. Мы в кабинете – ты в туалете. Мы в мужском – ты в женском…
ШУРИК. Короче, что я должен сделать?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. А вот это уже другой разговор, а то «отпадает, отпадает»…
ШУРИК. Короче… Вы говорите – я делаю. Договорились.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Надо убить одного человека.
ШУРИК. Пожалуйста. Кого?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Деловой разговор. Ценю. Обещаешь?
ШУРИК. Железно.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ну, это была шутка. Проверка слуха! На самом деле задача много проще…
ШУРИК. Слушаю вас.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Тогда вот что, и уже серьезно: вот тебе ключи от конференц-зала (протягивает Шурику связку ключей), пойди сейчас же к завхозу нашему, к дяде Феде, и проконтролируй: пусть он запрет все двери… не ты, а он. Только он! Слышишь, все двери – и в зал, и на сцену… Только быстро! И незаметно! Скажешь завхозу, что я… нет, что Станислав Сергеевич приказал! Только чтоб тебя никто не видел! Ты это умеешь – исчезать и испаряться! Так что давай действуй! И сразу ко мне. Железно?
ШУРИК. Запросто.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Нет, не так… Я могу быть спокоен?
ШУРИК. Можете.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Опять не так. Ты мне ответь: железно?
ШУРИК. Железно, железно. (Уходит.)
Входит Рита. Она очень взволнована.
РИТА. Что мне людям сказать? Игорек… (Обнимает его, целует в лысину.) Теперь я прошу, ради меня… Игорь…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ничего не говори.
РИТА. Это раньше можно было ничего не говорить. Теперь другое время.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Время всегда одно – безвременье.
РИТА (резко). Это ты так считаешь. Потому что так живешь.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ну и как же я живу, по-твоему?
РИТА. Ни нашим ни вашим, ни здесь ни там, ни вчера, ни сегодня… Вне времени!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Что ты болтаешь? С ума, что ли, сошла?
РИТА. А ведь я, дура, тебя любила. Вот так все проверяется! Я-то думала, ты только внешне карьерист, а на самом деле, в глубине души – порядочный человек! (Плачет.)
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Что ты несешь, миленькая моя?
РИТА. Не зови меня «миленькая». Для тебя другие миленькие, не я! Хватит! Мадам свою зови «миленькая», а мне обрыдло, обрыдло, обрыд-ло… Я тебя сегодня распознала. Я тебе еще…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Что ты меня пугаешь? Я пуганый!
РИТА. Пуганый, а боишься. Даже такой ерунды, как концерт какого-то артиста таганского, ты боишься! Господи, когда же у нас этот страх пройдет? Когда? Но ведь мы не врагов боимся! Мы ведь того, что любим, без чего жить не можем, боимся! Мы правды боимся, жизни собственной боимся! Больше всего! И вот это страшнее всего!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. А ну прекрати истерику! В психушку захотела? Живо отправлю, будешь себя так распускать! Нервы, нервы, нервы, нервы… Черт знает что такое! Ты на работе! Запомни: все будет хорошо! Я сам сейчас пойду сниму объявление, сам объявлю людям, что концерт переносится, – и кончено с этим делом! Этот Высоцкий во где у меня!
РИТА. Послушай!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Нет, ты послушай, ты!
РИТА. Да не хочу слушать! Обрыдло слушать! Что, я себе другого начальника не найду? Вас вон сколько развелось, а на секретарш профессиональных дефицит, за нами очередь…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ну, мы как-нибудь иначе, без очереди…
РИТА. А жаль! Там много интересного можно о жизни узнать! А то сидите в своих креслах, хоть бы раз по улице пешком прошлись… В универсам, в больницу заглянули бы… Обувь в починку сдали! В Саратов тете холодильник медленным багажом отправили бы! А то хорошо устроились. Больницы у вас свои! Кассы – свои! Залы ожидания – свои! Лестницы – свои! Буфеты – свои! Лифты – тоже… Туалеты и те свои – вон, при кабинетах понастроили! Хорошо живем!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Что ты хочешь этим сказать?
РИТА. А то. К народу надо поближе быть! Ленин чему вас учил… Разве этому всему?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ты, Рита, это… того… Закрой рот! А то ведь я терплю, терплю, а могу и…
РИТА. Боитесь вы правды! Ох, боитесь! А Ленин, между прочим…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Во дает моя секретарша! Где это ты нахваталась?
РИТА. Как где? У нас же после работы… Вечерний университет марксизма! Вы же сами меня обязали посещать! Попробуй я хоть одно занятие пропусти – вы же сами с меня голову долой!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Да-а, образованные стали, развязали языки, понахватались, уверенность приобрели… Вот времечко-то! Секретарша, девчоночка моя, меня Лениным поучает! Обалдеть можно! А раньше? Раньше, когда протекала крыша, ругали домоуправа. Теперь – советскую власть, дескать, она во всем виновата! А я знаю, кто виноват! Знаю!
РИТА. Кто же?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Да вот эти горлопаны с гитарами! Они вас развращают! Они в вас уверенность вселяют, будто все теперь можно вслух!
РИТА. Не лучше ли, чем виноватых искать, крышу починить?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ (не слушая). Распелись, паразиты! Наслушались этих песенок! И давай разрушать! А создать – ничего!
РИТА. Неправда! И на целине его любят, и в Сибири поют, и в Магадане, и в Тбилиси! Да что Тбилиси! У меня дядька моряк, двадцать семь лет во флоте, седой весь, рассказывает: когда в Бомбее его голос в порту услышали – плакать захотелось! И заплакали мужики! Потому что он – Родина, усек? Не ты, не я, а он, усек?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Вот этого как раз не усек!
РИТА. Усек-усек! Только вид делаете, что не понимаете… Мол, вроде бы он есть, а на самом деле этого явления нет! А народ его уже давным-давно принял!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Как принял? Куда?
РИТА. К сердцу своему! Есть такое вещество – сердце называется! Вам не понять, как оно работает! Вот дядька мой, уж на что морской волк, двадцать семь лет во флоте…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. А и он плакал в Бомбее! Это я уже слышал! Это ты уже рассказывала!
РИТА. Полезно еще раз послушать! Чтобы вдуматься!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Во что, прости?
РИТА. В явление это.
Пауза. Телефонные звонки. Игорь Николаевич не берет трубку.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. В явление? Надо же, и это словечко вплели! Раньше «явление Христа народу» – так говорили! Теперь – здрасьте! Вы, кажется, себе нового Христа ищете? Да только не Христос он вовсе, а дьявол хрипатый! Народ его принял, говоришь? А ты знаешь, девочка, сколько он сам принял перед тем концертом?! Алкоголик несчастный! Родина, говоришь? Не надо, только не надо про Родину! Это святое! А он…
РИТА. Что он?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Да на этой колдунье женился, чтобы только в Париж ездить! Вот и вся тебе тут Родина!
Пауза.
РИТА. А вы?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Что?
РИТА. Где вы свой отпуск проводили? Откуда вчера со своей мадам приехали?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Я в круизе был. Вокруг Европы. Ну и что?
РИТА. Кажется, восемь стран объездили?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Девять. И что?
РИТА. И что – вам можно, а ему нельзя?
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Я за свои, между прочим, бабки поехал.
РИТА. А я вот не поехала. И тоже за свои.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. И, между прочим, немалые бабки! Большие бабки!
РИТА. Вот и раскрылись! Привыкли все на деньги считать! А если это…
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Что?
РИТА. Любовь, вот что! Э, вам этого не понять!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Где уж нам!
РИТА. Да, тут вам придется покумекать! Миллионы его приняли! А что с ним делать – этого вы пока не решили. Не готовы!
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Ошибаешься, девочка. С этим парнем в скором времени будет решен вопрос, будет!
РИТА. Ну да? Только ведь за всякое решение вопроса и ответ придется держать.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Перед кем? Перед тобой, что ли?
РИТА. А вот это явление комчванством раньше называлось. Раньше за такое судили, из партии исключали…
Пауза.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Так. Вечерний университет марксизма можешь не посещать. Скажешь, я тебя освободил. Лично.
Неожиданно издалека слышатся аплодисменты и голос Владимира Высоцкого. Он начинает что-то говорить в микрофон.
Это что такое? Как понять? Шурик разве не взял ключ?
РИТА. Концерт начался. Меня попросили задержать тебя здесь, чтобы ты раньше времени ничего не узнал. На проходной сейчас никого нет – все в зале.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. А ключ? Разве Шурик не взял ключ?
РИТА. Ключ от конференц-зала ему завхоз не дал, дядя Федя… Я, говорит, сам никогда его живьем не видел – хочу посмотреть, какой он из себя, Высоцкий! И впустил людей.
Пауза. Снова голос Высоцкого. Смех зрительного зала.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Та-ак… Кто я туг? Никто? Меня что, уже нет здесь, да?
Звонит телефон.
У аппарата. Понял вас. Вас понял. Разрешаете разрешить? Не надо переносить?! Хорошо, не будем. Значит, можно? Во избежание скандала? Сделаем. Все будет в порядке. (Кладет трубку.) Вот так. Можно, оказывается. С самого начала было можно. Под мою ответственность.
Голос Высоцкого слышится чуть громче. Аплодисменты.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Рита, устал я. Домой поеду сейчас. Машину только вызови мне.
РИТА. Не будет вам сегодня машины, Игорь Николаевич. Я машину отдала вашу.
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ. Кому?
РИТА. Высоцкому. Пока вы тут судили-рядили, его на ней привезли сюда, на ней и отвезут.