Мария Владимировна Виноградова
Тёмные времена
– Ну-ка, покажи мне, что за знаки она чертила, – потребовал охотник, подходя ближе.
Парень что-то невнятно промямлил, замахал руками и внезапно попытался удрать.
Хес звериным прыжком преодолел расстояние до сына старосты и схватил за шею, останавливая.
– Первый парень на деревне наш герой? – прошипел охотник, и кинувшаяся на помощь земляку толпа отшатнулась и замерла, словно зачарованная злобой и яростью, звучавшей в хриплом голосе. – Отказала она тебе, мразь? Так решил девку силой взять? А чтоб не болтала да имя твое доброе не очернила, не придумал ничего лучше, кроме как в колдовстве обвинить? Кто ж ведьму поганую слушать будет!
Хес швырнул дюжего парня на землю, словно нашкодившего котенка. В толпе завизжала женщина.
– Что скажешь? – рявкнул охотник.
Белобрысый захрипел, валяясь в пыли, постыдно разревелся, как маленький ребенок, и согласно закивал, признавая свою вину.
– Вставай, – от голоса Хеса у Исэйаса дыбом поднялись волосы, и ему захотелось поспешно спрятаться.
Сын старосты, шатаясь, словно пьяный, поднялся на ноги. Никто не успел заметить ни как меч покинул ножны, ни как в них вернулся. Только на штанах насильника словно сам по себе раскрылся порез, и стремительно расползлось бурое пятно.
Хес ударил ниже пояса, от кости до кости, отсекая ему мужское достоинство. Глаза у парня закатились, и он рухнул на дорогу, скребя скрюченными пальцами дорожную пыль.
Люди, на глазах у которых совершилась столь жестокая расправа, в ужасе бросились в стороны, и только староста бухнулся на колени рядом с сереющим сыном, неверяще причитая.
Хес развернулся, схватил за шкирку стоящего столбом Исэйаса и приказал:
– Развязывай, пока не опомнились, что они в большинстве.
Спасенная девушка тихо рыдала, выплескивая из себя всю боль и унижение, испытанные ею за последние несколько часов.
***
Девушку они забрали с собой. Когда перепуганный Исэйас, поминутно оглядываясь, распутал тугие узлы на посиневших руках, Хес молча подхватил ее, как мешок с костями, подождал, пока послушник сядет на мерина, и посадил перед ним, словно безвольную куклу. Впрочем, она была абсолютно безразлична к тому, что происходит.
Сам же охотник, безошибочно определив, который из домиков принадлежит спасенной, вошел туда. Спустя пару минут Хес появился с небольшой поясной холщовой сумкой, которую обычно использовали для сбора трав, и мешком, в который покидал первые попавшиеся вещи – для того, чтоб девушка могла снять с себя тряпье, на котором было больше дырок, чем ткани.
Проявлять первые признаки жизни девушка начала только к вечеру, незадолго до привала. Она, не поднимая головы, беззвучно зашевелилась, и Исэйас, смущенно поддерживающий ее всю дорогу, попытался спросить хотя бы ее имя, но спасенная упорно молчала.
Пока охотник разводил костер, а послушник расстилал походные одеяла, девушка, покачиваясь, нетвердым шагом направилась к небольшой речке, находившейся неподалеку, захватив с собой, однако, вещевой мешок. Исэйас рванулся было за ней.
– Никак топиться пошла?
– Успокойся, – остановил его Хес, косо поглядевший на скрывшуюся в зарослях кустарника фигурку.
– Зачем мы ее забрали? – полюбопытствовал Исэйас.
– Потому что, стоило нам уехать, ее в клочья бы разорвали безо всяких костров, – мрачно пояснил мужчина.
Юноша вздрогнул.
– Как ты узнал, что она не ведьма, и что все из-за того, что над ней… надругались? – сдавленно прошептал парнишка, опасаясь, что она услышит.
– Я видел уже такое, – ответил охотник.
Немного подумал, стоит ли продолжать, а потом договорил:
– Так обычно выглядели обвиненные в колдовстве девушки после ночи, проведенной в застенках пыточных Инквизиции. И ведьмами они не были. К тому же у нее были характерные ссадины на шее, да и взгляд такой никогда не спутаешь с чем-то иным.
У Исэйаса аж дух перехватило от возмущения:
– Да как ты смеешь! Наставники бы никогда… – он осекся, вспомнив, как однажды магистр Гайюс сказал ему, что практикующие колдовство – не люди, и законы людской морали к ним неприменимы.
Хес насмешливо поглядел на замолкшего мальчишку:
– А тебя не удивляло, что слишком часто обвиняемыми становились совсем молодые и весьма миловидные девчонки?
– Они могут принимать любой облик, – неуверенно начал оправдываться Исэйас, но на душе было паршиво – еще одна монетка упала на чашу весов охотника.
То, как поступил Хес, привело послушника в ужас, но в самой глубине души он понимал, что тот мерзавец заслужил того, что с ним сотворили. А значит – охотник сделал верный ход. И Исэйас ужаснулся свои же мыслям.
– По-моему, ты путаешь их с фейри, – мужчина примолк, когда к костру вышла переодевшаяся девушка.
С мокрых волос падали капельки влаги, пропитывая одежду. Она, иногда вздрагивая, попыталась руками разобрать спутанные волосы, и Исэйас видел, как Хес, ни слова не говоря, достал из своей сумки простой деревянный гребень и протянул девушке. И впервые за все это время на бледном лице появилось слабое подобие благодарной улыбки.
Среди ночи Исэйас проснулся от странных звуков. Открыл глаза и осторожно перевернулся набок. Девушка сидела на коленях Хеса, уткнувшись лицом ему в грудь, и тихо плакала. Хрупкие плечи содрогались от рыданий, тело била крупная дрожь; она что-то невнятно говорила. Охотник обнимал ревущую девчонку, гладил по легким волосам и тихо, успокаивающе что-то шептал.
И вновь Исэйас увидел те перемены, что и тогда, на том привале. Хес менялся настолько сильно, что, казалось, перед ним совсем иной человек. Не тот, кто набросился с мечом на Инквизитора; не тот, кто жестокими словами хлестал по растерянному мальчишке, сидящему в пыли; не тот, кто так страшно расправился с насильником… Не легендарный охотник, а простой человек, умеющий сопереживать и вообще способный на другие чувства, кроме злобы и ярости.
Через четверть часа девушка перестала плакать и, судя по всему, уснула, так и не отпустив рубашку Хеса. Охотник поднял глаза, и Исэйас снова замер, зачарованный серебром, переливающимся в светлых глазах. Охотник заметил, что мальчишка не спит, и поспешно, словно чем-то мог навредить, отвел взгляд мерцающих глаз.
Исэйас, немного поворочавшись и понимая, что какое-то иррациональное чувство просто требует снова и снова смотреть на неподвижного мужчину, сидящего у костра, вскоре уснул.
***
Через два дня они добрались до небольшого спокойного городка. Деа17, так звали девушку, не только не создавала трудностей в путешествии, но и всячески старалась помочь, хотя разговаривала пока еще совсем мало, и то в основном с Хесом. Голос у нее был тихий, но, по мнению Исэйаса, очень красивый.
Охотник не позволил Деа ехать с пареньком, на что тот втайне надеялся, смущенно признаваясь самому себе, что девушка ему весьма понравилась. Поэтому, когда Хес подсаживал ее на своего вороного жеребца, рыжий чувствовал легкий укол ревности.
Вот и сейчас Деа сидела перед мужчиной, поддерживаемая крепкими руками, и что-то тихо говорила, опустив глаза. Хес отвечал односложно, словно задумавшись. Провожаемые несколько удивленными взглядами горожан путники по знаку охотника остановились возле аккуратного домика, окруженного невысокой оградой.
– Антхеа18! – негромко позвал мужчина, постучав в калитку.
На пороге дома почти сразу появилась женщина. Высокая, с королевской осанкой; даже несмотря на возраст, она была красива той красотой, что выделяет гордых и уверенных в себе женщин. Седые волосы были аккуратно забраны назад; одна прядка, выбившаяся из прически, падала на высокий лоб. Она прищурилась, разглядывая пожаловавших в ней в гости, и темные глаза озарились радостью.
– Хеспер! – воскликнула она, легко, словно молодая, сбегая по невысоким ступеням. – Проходите скорее!
Большие ворота, запертые на замок, отворились, пропуская уставших путешественников во двор, на котором обитала различная живность. Хозяйка махала руками, разгоняя кур. Расседлав и поставив лошадей в стойла, все прошли в дом.
Антхеа хлопотала по хозяйству, стараясь быстрее приготовить ужин для всей компании, без остановки выспрашивая Хеса о только им понятных делах. Было сразу ясно, что эти двое знакомы очень давно. После ужина засыпающую Деа отправили в гостевую комнату на втором этаже, а Исэйас примостился в уголочке на кухне, сыто щурясь, как довольный кот, и прислушиваясь к негромкой беседе.
– У меня просьба, Антхеа, – охотник посмотрел на женщину. – Я могу оставить у тебя девчонку?
– Хес, – удивилась Антхеа. – Что ж мне с ней делать? Да и вообще, откуда взял такую?
– В ведьмовстве обвинили. Да и попорченная она теперь.
Женщина тихонько ахнула.
– Думаю, поплатился за все тот, кто это сделал, – Антхеа взглянула на утвердительно кивнувшего охотника. – Оставлю, куда мне теперь деваться. Не позволять же ей с тобой ехать. Поди, опять на охоту?
– Куда ж еще, – невесело усмехнулся Хес. – Раз ни на что, кроме этого, не годен.
– Как всегда, слишком строг к себе, – Антхеа придвинула к нему кружку с горячим травяным отваром. – Обучу девочку знахарству, будет при деле.
Хес улыбнулся, благодарно кивая, и обхватил пальцами стакан. Исэйас обратил внимание, что руки у него изящные, пальцы длинные – не охотника, но музыканта.
– А что за юноша при тебе? – поинтересовалась знахарка.
Исэйас насторожился. Ему почему-то очень не хотелось, чтобы охотник рассказал про его принадлежность к Инквизиции.
– Необходимость, – поморщился Хес, и парень с удивлением ощутил, что подобное отношение мужчины к нему вызывает что-то похожее на тоску. – Дойти и вернуться, не дав ему умереть, иначе мне тяжко придется.
Антхеа понимающе качнула головой, убирая выбившуюся из прически прядку.
– Вы с Ролло навещайте меня, – она ласково накрыла ладонью руку Хеса. – А то совсем позабыли старую.
Хес вздрогнул, поднимая на нее глаза, в которых стремительно разгоралось отчаяние.
– Антхеа, – тихо проговорил он, опуская голову, и темные волосы, скользнув, закрыли его лицо. – Ролло…
И снял перстень, принадлежавший другу, с пальца, пододвигая его к остолбеневшей женщине. Знахарка помолчала, потом крепко сжала словно сведенные судорогой кисти охотника, ласково поглаживая его пальцы. Хес так и сидел, опустив голову, и не видел, как из глаз Антхеа, поблескивая в свете камина, по щекам пролегли две мокрых дорожки.
Деа не сказала ни слова, когда Хес сообщил ей, что она остается у знахарки, только покорно кивнула и стала помогать им собираться. Солнце еще только неспешно вползало на небосвод, озаряя просыпающийся городок, а охотник со своим спутником были уже готовы выезжать. Вороной жеребец нетерпеливо постукивал копытом, толкая головой под локоть хозяина, который выслушивал наставления Антхеа и чуть улыбался.
Исэйас, уже сидящий верхом, терпеливо дожидался Хеса, ощупывая лежащую в сумке книгу для заметок. Ему не терпелось занести все, что он видел и слышал за последние дни, в свои путевые записи. Легкое касание пальчиков по колену заставило его отвлечься от собственных мыслей и опустить взгляд.
Рядом с ним, потупив глаза, стояла Деа. Лицо ее было бледно, но на щеках играл румянец.
– Возвращайтесь, – негромко попросила она, пряча взгляд. – Я буду ждать.
Исэйас, не находящий слов от удивления, смог только кивнуть.
Хес шкодливо прищурился, глядя на парочку, и, проезжая мимо девушки, потрепал ее по голове:
– Удачи, Деа. Здесь начнется твоя новая жизнь.
***
На выезде из города путники наткнулись на конный разъезд. Капитан отряда, завидев их на пустой дороге, ведущей прочь от города, подъехал, взглянул на знак Гильдии и приветственно кивнул.
– Доброго утра, господин охотник, – он чуть приподнялся на стременах, разглядывая следующего за мужчиной Исэйаса.
– Какие-то проблемы, капитан? – осведомился Хес.
– Люди пропадают. Из города, из окрестных деревень, – коротко ответил капитан, окинув их цепким взглядом.
– Охотники проверяли? – насторожился мужчина, сверкнув серыми глазами.
– Да, – солдат утвердительно качнул головой. – Не так давно две связки тут были. Покрутились, ничего не нашли, поехали по окрестностям, в деревни и в городок Плини, что в двух днях пути отсюда.
– А результат? – Хес прищурился, обдумывая сказанное.
– Видимо, тоже ничего нет. Назад они не возвращались, поехали напрямую, скорее всего, – капитан пожал плечами. Скомандовав отряду двигаться дальше, напоследок крикнул: – Так что, господин охотник, разбойники, наверное, орудуют. Будьте осторожны!
После этого разговора Хес стал молчаливым и задумчивым, раздраженно отмахиваясь от горящего любопытством Исэйаса, которому очень хотелось побольше узнать как об охотниках, так и о существах, с которыми им приходится сталкиваться. Парень расстроился и погрузился в свои мысли.
Хес определенно не просто охотник. Что-то в нем есть… необычное. Но прямого доказательства, что он колдун, Исэйас еще не получил, поэтому утверждать это с полной уверенностью не мог. Да и после этих дней, проведенных в его компании, мальчишка стал смотреть на магию немного иначе. Он начал понимать, что зло, по своей сути, заключается не в возможности использовать подвластную немногим силу, а в самих человеческих сердцах – это он слышал, конечно, и от наставников, но они придавали несколько иное значение этому явлению. По их утверждению, колдуны и все волшебные создания – тьма по умолчанию, у них нет выбора стороны, которую они принимают. Но наличие одаренности не делает человека одержимым жаждой крови колдуном. Для этого нужна душа, получающая удовольствие от совершения насилия над беззащитными жертвами. Вот о чем говорил Хес, когда сказал, что они хуже Тварей… Эти существа не могут поступать иначе, в то время как человек ставит перед собой выбор, как использовать данные ему возможности.
Все выходит складно, но как это объяснить магистру Гайюсу? Рыжий печально вздохнул и покачал головой. Впрочем, если Наставник действительно послал его, как разменную пешку, то, может, и не надо будет ни в чем отчитываться. Уже сейчас Исэйас чувствовал, что, будь у него выбор, он бы предпочел компанию ранее ненавистных охотников, чем вернулся обратно в Обитель.
За подобными размышлениями незаметно прошел день, и Хес скомандовал привал. Пока послушник таскал хворост для костра, охотник с чем-то долго возился у своего жеребца. Когда веселые языки пламени стали озорными зверьками мелькать по сухим дровам, а Исэйас, предвкушая отдых, присел рядом с расстеленными одеялами, Хес снял притороченный к седлу длинный сверток, в котором что-то глухо стукнуло.
– Вставай, – приказал он, протягивая послушнику… деревянный меч.
Парень изумленно вытаращил глаза, рассматривая предложенную вещь, а потом упрямо помотал головой:
– Ни за что! Инквизитору не нужна презренная сталь!
Не сказать, что он всерьез пытался прикрыться этим аргументом, но больше на ум ошарашенному послушнику ничего не пришло.
– То-то они постоянно с ней таскаются, – бросил тренировочный клинок рядом с пареньком Хес. – Что будешь делать, если Тварь встретишь, не умея даже кинжал в руках держать? Вопить и драпать, как последний селянин?
– У меня есть святое Слово! – юноша сам не верил в свои слова, но обучаться владению оружием очень не хотелось.
Хотя бы ради этого непередаваемого выражения на лице мужчины и стоило так упираться. Нашла коса на камень, встретились два упрямства. Но Исэйасу было невдомек, что, раз охотник старше, то и пользоваться своей упертостью он научился куда лучше послушника.
Паренек завопил больше от неожиданности, чем от боли, когда точно такой же клинок в руках Хеса с громким шлепком плашмя приложил юношу по бедру, заставив подскочить.
– Ты чего?! – открыл было он рот, но новый удар, на этот раз ребром по икрам, вынудил его охнуть от боли и неловко попытаться отскочить в сторону.
– Бери меч и защищайся, – Хес двигался на послушника, сузив глаза.
Рыжий снова замотал головой, отступая назад, получил еще несколько тумаков: то по плечу, то вновь по многострадальным ягодицам, только-только начинающим привыкать к походной жизни в седле, и схватил деревяшку, неловко попытавшись защититься от хлестких ударов.
– О, я смотрю, ты практиковался на большой дороге, – насмешливо заметил охотник. – Чего ты в меч вцепился, как разбойник в дубину?
– Это и есть дубина, – мальчишка выставил перед собой клинок.
Хес опустил меч.
– Ноги шире, а то стоишь, как на балу. Правую вперед, – он кончиком своего меча легонько стукнул по голени, поправляя стойку. – Да расслабь ты запястья, что ты судорожно держишься, как утопающий за соломинку? Спину выпрями, она должна быть жесткой; руки на уровне груди, локоть не провисает… Давай-давай, корчит рожи он мне тут…
Хес издевался, по мнению послушника, над ним не менее двух часов, начиная с самых основ: положение корпуса, основная защитная стойка и правильный шаг. Но Исэйас устал так, как будто пробежал все то расстояние, которое они проехали сегодня, пешком за лошадьми. Измученный и взмыленный, он, поминая охотника всеми ласковыми словами, которые знал, удалился смыть с себя всю грязь в маленьком, весело звенящем ручейке.
Хес, проводив взглядом взъерошенного и недовольно бурчащего юношу, бросил в закипевшую в котелке воду горсть приятно пахнущих трав. У мальчишки определенно были способности: он инстинктивно чуял оружие и, что гораздо важнее, противника. У него могло бы все получиться, если бы он так не упрямился и не спорил с ним по малейшему поводу. Охотник нахмурился. Помниться, он как-то сказал Ролло, что скорее удавится, чем возьмет себе ученика, на что тот только посмеялся и заявил, что просто не нашел еще того, кого хотелось бы научить всему, что знаешь сам. Похоже, его друг оказался прав. Как и всегда.
Исэйас, замерзший, но переодевшийся в чистое, вернувшись на место стоянки, застал сурового охотника с какой-то растерянной, но светлой улыбкой на тонких губах.
***
Сначала ощутимо похолодало, а вскоре поднялся и ветер. Легкий туман, до этого невесомым пологом лежавший на земле, оказался безжалостно разорван в клочья налетевшими порывами холодного воздуха. Свинцово-серые угрюмые тучи, точкой видневшиеся на горизонте, за какую-то четверть часа угрожающе нависли над дорогой. В брюхе сиреневатого чудовища глухо грохотало, и по его клубящейся шкуре то и дело проскакивали ослепительные всполохи молний. Ветер усиливался, завывая, точно раненный зверь. Деревья по сторонам дороги испуганно затрепетали и пригнулись под натиском проносящихся вихрей.
Не спасали ни теплые жилеты, поддетые под льняные рубашки, ни теплые плащи, в которые закутались путешественники. Яростные порывы жесткого ветра хлестали, казалось, со всех сторон, срывая капюшоны с застигнутых непогодой странников.
Исэйас тайком вытирал слезящиеся от ударов ветра глаза и кутал озябшие руки в полы плаща. Его смирный, но довольно медлительный мерин не успевал за все прибавляющим ход вороным Хеса. Сам охотник, хоть и щурился, но не выглядел так, как послушник, напоминавший замерзшего и взъерошенного воробья.
– Давай, ходу! – обернулся мужчина. – Скоро ливень начнется, надо успеть!
И он указал на видные невдалеке острые крыши домов. Исэйас обрадовано улыбнулся и пришпорил гнедого, понукая того подняться в тяжелый галоп.
В город лошади влетели на полном скаку, грохоча копытами по булыжной мостовой. Стражники на въезде не только не остановили летящих во весь опор незнакомцев, но даже и не выглянули из караулки, напуганные непогодой.
Редкие тяжелые капли начинающегося дождя пока еще неуверенно стукали по черепичным крышам, с каждым мгновением словно все больше набираясь смелости. Когда Хес и Исэйас заехали под покатую крышу ближайшего постоялого двора и спешились, передавая поводья мальчишке на подхвате, который, как ни странно, даже не дождался монетки за услугу, на улицы города сплошной серой стеной рухнул ливень. Грохотало все так же страшно, высвечивая ставшие зловещими во вспышках мертвенно-голубого света силуэты зданий, и охотник с послушником поторопились войти в тепло трактира.
Исэйас в изумлении завертел головой. Он привык к однообразным постоялым дворам: где-то чище, где-то грязнее, но, в общем и целом, все одно и то же. Этот же кардинально отличался от всех, прежде виденных пареньком.
Здесь все было идеально чисто. Начищенная посуда за стойкой блестела, отражая свет ярких масляных светильников, развешанных по стенам; на аккуратных побеленных стенах висели картины; дубовые столешницы стояли на вычурных резных массивных ножках; всход на второй этаж, в жилые комнаты, был из какого-то светлого дерева – перила тоже украшала резьба. Даже посетители вели себя совсем не так, как к тому привык послушник: все сидели, чинно и негромко разговаривая, не было слышно ни пьяных выкриков, ни скабрезных шуток, ни тем более азартных игр и приставаний к миловидным разносчицам.
Рыжий юноша повернулся к охотнику, собираясь выразить свое восхищение, но так и не сказал ни слова, заметив брезгливое выражение на красивом лице спутника.
– Как в борделе, – поставил диагноз Хес.
И мальчишка, никогда, естественно, не бывавший в рассаднике греха, стал оглядываться с удвоенным любопытством, стараясь, впрочем, делать это незаметно для охотника.
– Весьма нелестный отзыв, – раздался низкий, бархатный голос, и Исэйас в который раз за последние несколько минут разинул рот.
К ним приближалась женщина. Не очень высокого роста, но пышногрудая, с огромными голубыми, умело подкрашенными глазами, пухлыми алыми губами и иссиня-черными волнистыми волосами, тяжелой волной ложившимися на плечи. Одета она была в длинное платье с огромным вырезом, не оставляющим простора для фантазии, но не дающим представителям мужского пола оторвать взгляда от открывавшегося вида.
– Точно бордель, – скривившись, словно от зубной боли, фыркнул охотник, щелкая юношу по нижней челюсти.
Тот с клацаньем захлопнул рот и обиженно посмотрел на Хеса.
– Я так понимаю, вам нужны комнаты? – поинтересовалась хозяйка, решив, видимо, игнорировать столь вопиющую бестактность.
Хес утвердительно качнул головой.
– Золотой за две комнаты и двадцать серебрушек сверху, если хотите ванную, – женщина очаровательно улыбнулась.
Исэйас недоуменно посмотрел на нее. То ли в других постоялых дворах драли двойную плату, то ли тут работали себе в убыток.
Охотник молча достал из кошеля монеты и протянул хозяйке.
– Ужин прикажете сейчас подавать или позже? – поинтересовалась та.
– Позже, – и Хес, схватив послушника за рукав, буквально поволок его в выделенные им комнаты.
На этот раз Исэйас управился гораздо быстрее своего спутника и, спустившись вниз, был вынужден достаточно долго ждать, сглатывая слюну и принюхиваясь к ароматам, доносившимся из кухни. Когда Хес, наконец, соизволил явить всем свой светлый лик, мальчишка уже был ощутимо раздражен и зол.
Поглядев на перекошенное лицо паренька, охотник удивленно изогнул бровь, невозмутимо сел напротив, и к их столу незамедлительно принесли заказ, сделанный Исэйасом еще полчаса назад.
Хес, наблюдая за сосредоточенно жующим мальчишкой, хмурился. Ему здесь не просто не нравилось: интуиция вопила во все горло об опасности, но глаза упорно отказывались замечать хоть что-то подозрительное. Это не давало охотнику покоя. Как только они въехали в город, он почувствовал, как инородная и враждебная сила касается разума, словно изучает. Измучившись состоянием неопределенности, мужчина наплевал на все предосторожности и вытащил из-за ворота рубашки амулет, осторожно сжимая его в руке и прищуривая блеснувшие серебром глаза.
И все вокруг изменилось. Уже не было аккуратного трактира – было заброшенное здание со сгнившими бревнами в стенах; разломанными и наваленными в хаотичном порядке столами; провалившимися на втором этаже полами и склизким налетом на треснутых рамах. Люди – а Хес точно видел, что это люди – были похожи на трупы, но к каждому из них тянулись тонкие ниточки паутины, опутывающие их наподобие марионеток. Вот слегка натянулась почти прозрачная веревочка, и купец за соседним столом поднял голову и улыбнулся, что-то рассказывая таким же, как и он, товарищам.
Все окружающее было ничем иным, как искусно наведенной материальной иллюзией.
Хес вздрогнул, понимая, во что они умудрились вляпаться.
Исэйас удивленно взглянул на внезапно напрягшегося охотника:
– Ты чего? Что-то не так?
– Слушай меня внимательно, – голос Хеса буквально звенел от напряжения. – Сейчас поднимаешься к себе и сидишь там, никуда и ни с кем не выходя, пусть даже все
Семеро заявятся к тебе и пригласят в Небесные Чертоги.
– Хорошо, – послушно кивнул парень, нутром ощущая, что дела у них действительно неважнецкие.
– Возьми, – охотник неожиданно скрутил с пальца свой перстень со знаком Гильдии и передал послушнику. – Не снимай его, пока я не скажу.
Парнишка кивнул, надел кольцо на палец и поднялся наверх, провожаемый пристальным взглядом охотника. Хес, убедившись, что упрямый мальчишка не ослушается его, неторопливо встал, накинул плащ и вышел из трактира.
Дождь уже почти закончился, лишь редкие капли прозрачными хрусталиками скатывались по плотной ткани плаща, но небо было затянуто тучами, делая ночь еще непрогляднее. Охотник быстро шел по мощеным улочкам, следуя протянувшимся призрачным нитям. Иногда мимо него проходили смеющиеся парочки, в окнах был заметен колеблющийся свет, но Хес видел, что происходит под маской.
Город был мертв. Давно и безнадежно. Многие дома были полностью разрушены, скалясь в небо остатками стен; на булыжной мостовой зияли ямы; часть строений уже затянул мох и обвил дикий плющ. И гигантской паутиной сновидений опутывали останки былой жизни тонкие серебристые нити, тихо колеблющиеся на ветру.
Еще шаг – и перед охотником развернулась площадь городка Плини с храмом Семерых в центре. Стрельчатые башенки раскрошились, немым укором пронзая темное небо; статуи богов, потрескавшиеся и потемневшие, молча взирали на человека, посмевшего нарушить тишину, давно и прочно поселившуюся в этом месте. Хес моргнул и проследил за паутинками, рекой стекавшимися со всего города в зияющий проем дверей храма. Переступая через раскиданные на его пути камни, он медленно вошел в здание…
…и удивленно замер. То, что он увидел внутри, никак не вязалось с мрачным духом запустения и тлена, царившей на улицах Плини. Невесомыми кружевами мерцал под прозрачным светом выглянувшей луны полог изумительных узоров, созданных тонкими нитями. Весь храм, вплоть до треснувшего алтаря, оказался затянут в погребальное покрывало невиданной красоты. Капельки влаги слезами дрожали на серебристых линиях, легко скользили и вновь замирали, заставляя окружающее пространство переливаться хрустальным светом.
– Ты нашел меня, охотник… Я удивлена, – звоном горного ручья певуче протянул чарующий голосок.
***
Исэйас маялся от безделья и любопытства, сидя в своей комнате и разглядывая кольцо у себя на пальце. Камень был сапфиром, темным и будто чуть светящимся изнутри. На нем был изображен знак Хеса – звезда необычной, но что-то смутно напоминающей формы.
Послушник, перестав созерцать, по его мнению, безделушку, покопался в сумке и достал свои путевые заметки, собираясь с толком провести время. Однако мысль не шла, только коварные кляксы срывались с наточенного кончика пера. К тому же ему постоянно мешала паутина, которая непрестанно щекотала то лицо, то висок. Парнишка отмахивался, вытирал руками щеки и мотал головой, но проклятый паук, казалось, сидел прямо на макушке и, ехидно посмеиваясь, бросал ниточку за ниточкой. Это ужасно раздражало, и мальчишка, зарычав, схватил книгу и перескочил на кровать. Паутинка, как ни странно, досаждать перестала, и рыжий с удовольствием погрузился в свои записи.
Не успел он начертать и пары строчек, как в дверь постучали. Исэйас вспомнил наставления Хеса, удостоверился, что о запрещении впускать кого-то к себе речи не шло и крикнул:
– Войдите! – а вдруг это хозяйка?
И память, равно как и сознание, уплыли в наступившей темноте.
***
Хес стоял и молча смотрел на неожиданную собеседницу. Сказать, что она была красива – ничего не сказать. В данном случае людские каноны и понятия о красоте перестают что-либо значить, потому что есть в этом мире нечто, не поддающееся никакому описанию.
Она была невероятно, нечеловечески прекрасна. Идеальное тело, мерцавшее матовой бархатной кожей под бликами капель влаги; точеное личико и изящная головка; огромные светлые, с золотыми искорками в глубине зрачков глаза; и водопад белых, словно только выпавший снег, волос, плащом окутавший стройный стан. Она была совершенно обнажена, но ничуть не стеснялась этого.
– Как ты сумел увидеть мою иллюзию, смертный? – она легко соскользнула с расколотого алтаря. – Расскажи мне, я жажду узнать.
– Ты неплохо потрудилась, – голос охотника звучал совершенно спокойно и равнодушно, чем весьма удивил красавицу.
– Ты смотришь на меня иначе… Не так, как обычные люди, – она очаровательно нахмурила тонкие бровки. – Такое ощущение, что ты привык… к подобному.
И она медленно, грациозно и невероятно сексуально провела рукой вдоль тела, бросая на неподвижного мужчину страстный взгляд из-под полуопущенных дрожащих ресниц.
– Что я, фейри никогда не видел? – сморщил нос Хес, наклоняя голову. – Ради чего ты уничтожила целый город?
– Уничтожила? – фейри легко повела пальчиками по дрогнувшей нити. – Я дала им идеальную жизнь. Посмотри, здесь нет места ни горечи, ни боли, ни кровавым расправам… Разве это не то, о чем они так мечтают?
– Смерть и запустение – вот твое понятие о сокровенных желаниях, – Хес скривился. – Впрочем, как и у всех Неблагих.
– Ты странен, охотник, – она улыбнулась, обнажив ровные зубы. – Реакция смертных на все увиденное здесь всегда одинакова. Они не могут понять красоту. Их желания суживаются только до двух: обладать или уничтожить. И люди даже не понимают, что это основная причина нашей ненависти к ним. Кто ты?
– Тебе не нужно этого знать, – охотник чуть отступил назад от приближающейся к нему фейри.
– Может, ты очередная игрушка Благих? – ее прекрасное личико на миг исказила презрительная гримаска. – Они любят завлекать симпатичных смертных в свои сети. У меня есть для тебя компания. Пятеро твоих товарищей – охотников. Они приехали ловить тут Тварь, а встретили меня. И даже ничего не успели понять, глупцы… Но твой облик дрожит перед глазами… Это так похоже на мою иллюзию, не так ли, смертный? В любом случае, ты даже не представляешь, кого тебе довелось увидеть.
И фейри грациозно скользнула к охотнику.
– Io so chi tu sei, Tiilin1920, – слова на языке фейри певуче сорвались с губ, и имя прозвучало именно так, как должно: невесомым звоном тонких нитей паутины под касанием ветра.
