Мария Герус
Крылья

Глава 8

Варка набрал побольше воздуха, зажмурился, приготовившись к удару о ледяную воду, и с размаху ткнулся лицом в жесткое и колючее. Глаза открылись сами собой. Перед лицом маячили какие-то черточки… Сухие травинки. На травинках росли хрупкие белые кристаллы. Травинки дрожали, и кристаллы сыпались с них, исчезали, таяли от тепла дыхания.

«Иней», – сообразил Варка, сразу же покрылся гусиной кожей и сел. Руки впились в промерзшую землю. Перед ним простирался длинный голый склон, плавно опускавшийся в туманную даль, окутанную сумерками хмурого утра. Из склона торчали пучки мертвой травы, густо опушенные инеем. Над травой медленно влачились сизые валы низких снеговых туч.

Варка посмотрел направо, посмотрел налево. Ничего, кроме туч, убитой морозом травы и тумана. Холодом веяло от них, холодом, отчаянием, смертью…

Подумав о смерти, Варка торопливо обернулся. Погони не было. Ни темных теней, ни жуткого воя, ни горячего звериного дыхания.

Сзади оказалось дерево. Страшное, безнадежно мертвое. Серебристо-серый ствол, лишенный коры и тонких верхних веток. При жизни дереву тоже, должно быть, пришлось несладко. Под напором вечных ветров ствол изогнулся причудливой спиралью. Корявые сучья тянулись к небу, безответно моля о помощи.

Под деревом, прислонившись к стволу, в обнимку сидели Илка и Ланка. Оба дрожали так, что зуб на зуб не попадал. Варка усмехнулся. Еще месяц назад Илка был бы на седьмом небе от счастья, если бы прекрасная Илана снизошла до того, чтобы обнять его за шею да еще и погладить по голове… Теперь же на его широком, посиневшем от холода лице отражалось только тупое равнодушие.

У ног парочки лицом вниз лежал крайн. Лежал смирно, никому не мешал, стонать и разговаривать не пытался. Кто-то заботливо завернул его в одеяло.

– Куда мы провалились? – дрожащими губами спросила Ланка.

Варка дотянулся до дерева, оперся на него и встал. Ноги тряслись, но слушались.

– Не знаю. Наверняка мы где-то за городом.

– Ужас какой!

– Ужас был да весь вышел. Живые, не утонули, от погони оторвались – чего тебе еще надо?

– Холодно.

– А ты не знала, что скоро зима? Сейчас чернотроп идет. На что ты вообще надеялась?

– Я думала, здесь будет настоящий дом крайна. Этот… небесный замок. А тут… – Ланка растерянно огляделась.

– А что тут?

– А тут мы замерзнем.

Варке пришлось признать, что она права. Сидеть здесь – неминуемо замерзнуть.

– Не боись, – сказал он бодро, – щас пойдем, деревню какую-нибудь отыщем. Это же спуск к Либаве, правильно? Значит, рядом либо Большие Котлы, либо Мотыли, либо Коровье. Главное – договориться, что им врать.

– Что ты, Варочка, – жалобно протянула Ланка, – какие Мотыли… Ты во-он туда посмотри.

Варка посмотрел. Поросший бурой травой склон упирался в серую городскую стену. Но он тут же понял, что ошибся. Никакая это была не стена. Почти по отвесу вверх до самых медленно текущих туч поднимались скалы. Серые, неровные, со вспухшими белыми жилами другой породы, прорезанные наискось идущими разломами. У подножья скал громоздились кучами или торчали поодиночке громадные камни. Будто сорвались сверху в незапамятные времена, да так и остались, разбитые, обглоданные ветром и временем. Из трещин между камнями торчала трава и низкие кусты, колючие даже с виду.

– Горы какие-то, – пробормотал Варка, – откуда у нас на Либаве горы?

Интересно, какой глубины бывают колодцы? Кто их знает, чего они умеют, эти крайны. Куда их забросил господин Лунь по прозвищу Крыса?

Крыса лежал тихо, дышал слабо и часто, и никакого внятного ответа дать, конечно, не мог. Варка растерянно озирался, медленно коченея в тонкой куртке на голое тело. Между камнями мелькнуло что-то живое и яркое. Он прищурился. Из-за камней выскочила Жданка, заплясала босыми ногами по холодной земле.

– Давайте сюда! Мы дом нашли!

* * *

Жданкины понятия о том, что такое дом, сильно отличались от Варкиных. Чудом втиснувшись между грудами камней, к скальной стене прилепилось убогое сооружение: крылечко в две доски, слепое окошко, больше похожее на квадратную дырку, дерновая крыша, просевшая посредине. Если бы не скала, угрюмо подпиравшая его сзади и, как видно, служившая четвертой стеной, домишко бы совсем завалился. Он был явно брошен, и брошен давно. У крыльца густо росла трава. Ни тропинки, ни торной дороги. Но над трубой вился робкий дымок, и это сулило надежду на тепло.

Внутри и вправду оказалось куда теплее, чем снаружи. Вместо обычного для Липовца открытого очага здесь половину хижины занимала печечка с широкой лежанкой. У печки возилась Фамка, сердито поджав губы, крушила Жданкиным ножом какую-то деревянную рухлядь. За приоткрытой заслонкой плясало рыжее пламя. Варка осмотрелся. От двери до лежанки пять шагов, пол земляной, потолка нет, только старые доски крыши, на которые положен дерн. Вплотную к окошку придвинут колченогий стол, на столе красуется битком набитая Варкина торба.

– Фамочка, – умилился Варка, – когда ж ты успела?

– Я еще раньше ее собрала. Пока ты спал, – спокойно объяснила Фамка. – Ясно же было, что оттуда все равно придется удирать.

– Фамочка, милая… Ну хочешь, я тебя поцелую?!

– Совсем сбрендил! Отвали, придурок! – сказала Фамка грубым голосом и поспешно отвернулась к печке. Щеки горели, а в душе шевелилось сожаление. Мог ведь и вправду поцеловать…

Крайна устроили на лежанке. Илку затолкали подальше в угол, чтобы не дергался и не пытался уйти неизвестно куда.

Варка собственноручно закрыл дверь, пристроил в перекошенные пазы тяжелый засов.

– Завтракать будем? – спросил он, но оказалось, что курицы спят. Как сидели у печки на холодном полу, так и заснули, сбившись для тепла в кучу. – Во дают! – пробормотал Варка, широко зевнул, втиснулся между Ланкой и теплым печным боком и закрыл глаза.

* * *

– Вот, – сказала Фамка, – больше ничего нет.

На шатком столе у окна были разложены все их припасы. Полфунта Варкиных сухарей. Полфунта крупы-черняшки, краюха хлеба, три вяленых леща, фунтик соли и головка чеснока, добытые на кухне Крысы. Начатый пакетик тянучек, обнаруженный Жданкой в его же кармане.

У стола стояли четверо. Табуретка в хижине нашлась только одна, и на ней, прислонившись к печке, сидел Илка.

– На сколько нам этого хватит? – спросил Варка. На него глядели три пары глаз: чернющие Фамкины, ярко-голубые, как у фарфоровой куклы, Ланкины, зеленые с веселыми рыжими крапинками Жданкины. Глядели они напрасно. Варка не умел ни рассчитывать, ни экономить.

– Если тратить как у нас в Норах, то надолго, – проворчала Фамка.

– А как у вас в Норах? – Варка искренне надеялся узнать способ растянуть полфунта крупы на три недели.

– Ну как-как, – усмехнулась Жданка, – сначала не едят, потом погодят, а потом опять не едят.

Варка тяжело вздохнул, горько сожалея о том, что половину запаса сухарей они сжевали вчера.

Вчера вечером они проснулись от жуткого воя. Варка бросился к слепому окну. За окном в темноте что-то смутно белело. Вой перешел в веселый разбойничий свист. Озадаченный, он рискнул слегка приоткрыть дверь и получил в лицо порцию мокрого снега. Выла метель. Выла, свистела, ревела, штурмуя неприступные скалы. Варке стало легко, уютно и радостно. В такую погоду их наверняка никто не найдет.

Снег оказался кстати. Вместе с кресалом Фамка отыскала на печке кружку, ложку и маленький котелок с крышкой. Они топили снег в котелке и пили по очереди, заедая теплую воду белыми домашними сухарями. Попутно выяснилось, что Илка не может есть. Приходилось размачивать сухарь в воде и кормить его с ложечки. Попытались дать воды крайну, но удалось лишь смочить ему губы. Он по-прежнему был без сознания и к тому же весь горел. Как Варка и опасался, открылась жестокая лихорадка.

Из мебели, кроме стола и табуретки, в хижине нашлась широченная деревянная лавка, насквозь проеденная древоточцем. Ее хватило как раз на три топки. Варка понимал, что за топливом придется идти прямо сейчас. С едой дела обстояли немного лучше. Так сколько можно протянуть на трех рыбках и горстке крупы?

Курицы ждали. Уж лучше пусть Фамка делит. Но тогда в нее непременно вцепится Ланка, начнется глупый бесконечный спор, который наверняка кончится слезами… Хоть из дому беги… А бежать, между прочим, некуда.

– Три дня, – решительно сказал он, разгребая крупу на три равные кучки, на каждую положил по рыбке и ломтю хлеба, отсчитал десяток сухарей.

– А потом? Что изменится за три дня? – уныло спросила Ланка.

– Ты думать не пробовала? – поинтересовалась Фамка. – Попробуй. Это совсем не больно.

– Тут кто-то жил, – принялся объяснять Варка в надежде погасить ссору, – и, небось, не голодал. Ел что-нибудь. Вокруг никаких полей и огородов. На этих камнях расти ничего не будет. Стало быть, еду он приносил с собой. Пусть пастух или охотник, но кашу он из чего-то варил. Значит, люди должны быть не очень далеко. А где люди, там и еда.

– И эту еду у них можно выпросить, – радостно подхватила Жданка.

– Или украсть, – буркнула Фамка.

– Купить, – наставительно заметила Ланка, – ну и нравы у вас в Норах.

– Чтобы покупать, надо сначала заработать, – сказал Варка, – когда прояснится, залезу повыше, посмотрю, как там и что.

– А если там ничего нет? – вдруг брякнула Ланка. – Что, если мы в Ином мире?

– В каком таком ином мире? – безмерно удивился Варка.

– В мире Мертвых. Или в каком-нибудь еще. Вокруг только снег и туман, а за туманом ничего нет. Кто знает, что могут крайны…

Целую минуту Варка обдумывал Ланкины слова. Вчера она оказалась права. Что, если она права и на этот раз?

– А погода такая же паршивая, как у нас зимой, – заметила Фамка, – и есть точно так же хочется. Как там в мире Мертвых насчет еды?

Варка потряс головой.

– Когда конфетки делить будем? – деловито поинтересовалась Жданка.

– Надо же, – Ланка кончиком пальца коснулась помятого бумажного фунтика, – Крыса любит тянучки. С ума сойти.

– А чего вы его крысой зовете? – спросила Жданка.

– Похож, – вяло отозвался Варка. Он пытался разглядеть сквозь оплывшее запотевшее стеклышко, что там, на улице, снег или уже дождь. – С крыши капает. Пойду, котелок подставлю.

– Чем это он похож? – не унималась Жданка.

– Хвостом, – объяснила Ланка и тут же осеклась. Пресловутый хвост, слипшийся в сплошной колтун из крови, волос и мелких перьев, она собственноручно отрезала почти под корень и отправила в печку вместе с так раздражавшим ее шнурком от ботинка.

– Он красивый, – сказала Жданка, пристраиваясь возле лежанки и уже привычно поглаживая неподвижную руку, – и добрый. А вы все – крыса, крыса…

– Ну ты и ляпнула, – восхитилась Фамка, возившаяся у печки, – добренький-красивенький!

– А как, по-твоему, его называть? – поинтересовался Варка. – Господин учитель, как в классе?

– У него же имя есть. Рарог Лунь.

– Есть-то оно есть, – раздумчиво протянул Варка, размышляя, чем все-таки топить печку вечером. Так, кажется, были какие-то кусты… Если нарезать очень много…

– Нет, вы просто уроды какие-то! – со слезами на глазах вскрикнула Жданка. – Он дважды спас нам жизнь, а вы, вы…

Она вскочила, сжала кулачки, пегие волосы смешно встопорщились, вздернутый носик покраснел от возмущения.

– Тихо, – сказала Ланка, – ти-хо. Ты сядь, успокойся.

Она неловко приобняла Жданку за плечи, усадила на прежнее место у лежанки.

– Не будем его так называть. Только не реви…

– Конечно, не будем, – согласился Варка. Обижать Жданку ему не хотелось. – Рарог Лунь Ар-Морран из серых крайнов Пригорья – немножко длинно, но красиво.

Глава 9

Два дня лило не переставая. Мокрый снег сменялся дождем. В глубине души Варка был этому рад. С чистой совестью можно было ничего не делать, никуда не бежать и ни о чем не беспокоиться. К утру второго дня крайн начал стонать, метаться, бормотать неразборчиво. Варка даже думать не хотел о том, насколько ему больно. Стиснув зубы, он влил в обметанный черными корками рот убойную смесь из настойки водяного перца, сушеного тысячелистника, отвара корней кровохлебки и стеблей пастушьей сумки (хоть что-нибудь да поможет), а потом заставил проглотить ложку раствора макового молочка. Молочко, во всяком случае, помогло. Стоны прекратились, но вытянувшееся в неподвижности тело продолжал сжигать безнадежный сухой жар. Сбить его не удавалось. Напрасно Жданка хлопотала с холодными примочками на лоб и руки. Вечером действие обезболивающего кончилось, и Варка повторил всю процедуру снова, только на этот раз крайн пытался увернуться от кружки с микстурой, невнятно ругался и отплевывался. Курицы решили, что ему полегчало, но Варка-то знал: эта микстура – такая мерзость, что даже мертвый плеваться начнет.

Дозу микстуры получил и Илка. «Помогает при душевных потрясениях», – объяснил Варка преданно глядящим курицам.

– А почему он такой? – жалобно спросила Ланка.

– Видел что-то страшное.

– Ну и что? – удивилась Жданка. – Мы тоже много чего страшного видели.

– Что-то очень страшное. Что-то, чего не смог вынести.

– Говорили ему – не ходи домой, – пробормотала Фамка, – но он же у нас самый умный…

«Был умный», – подумал Варка, но вслух ничего не сказал.

Лекарство помогло лишь отчасти. Илка вспомнил, как надо держать ложку, и смог самостоятельно сходить по нужде, но по-прежнему никого, кроме Ланки, не узнавал и молчал как каменный.

Все остальное, свободное от лекарских обязанностей, время Варка тихо отдыхал у печки. Фамка, напротив, усиленно занялась хозяйством. На ее взгляд, лачуга была куда лучше, чем прежнее жилье в родимых Норах. Печка не дымит и хорошо держит тепло, в стенах никаких щелей, по полу не дует, крыша не течет.

За печкой обнаружилась узкая, плотно пригнанная дверь. Оказалось, что между задней стенкой дома и скальной стеной устроен чуланчик. В чуланчике нашлась на две трети полная корзина с углем и куча обломков какой-то древней мебели, явно годящейся только на дрова… Этому известию несказанно обрадовался Варка, которому до смерти не хотелось идти искать топливо под проливным дождем. Кроме того, среди хлама валялись большой грязный котел и старинный медный чайник без ручки. Тут возликовала Фамка. Готовить на всех в крохотном котелке было очень неудобно. То, что готовить придется ей, было ясно с самого начала.

Под трухлявыми досками оказался здоровенный сундук. Как он сюда попал, такой большой и добротный? Сундук был прочный, красивый, наверняка городской работы. Фамка поднатужилась, приподняла массивную крышку, подперла подходящей палкой. В лицо пахнуло прелой овчиной и слежавшейся кожей. Фамка храбро нырнула внутрь и вытащила огромную охапку тряпья.

Добычу рассматривали все вместе в слабом свете, едва проникавшем сквозь окошко. Во-первых, разлезшийся по всем швам овчинный кожух. Высокому мужчине, на которого был пошит, он, верно, доходил бы до колен. Но даже длинный Варка шагу не мог ступить, чтобы не споткнуться о волочащиеся полы. Поэтому овчину решили постелить перед печкой. Спать на голом полу было не слишком приятно. Во-вторых, две мохнатые шапки. Козий мех лез из них клочьями, велики они были решительно всем, но, как ни крути, тоже теплая одежда. Венцом всего оказались здоровенные рукавицы и толстая овчинная безрукавка.

В безрукавке, которая била его по коленям, в то и дело сползавшей на глаза шапке Варка и отправился на поиски людей. На причитания Ланки и мрачную просьбу Фамки не заходить слишком далеко он не обратил ни малейшего внимания.

* * *

Прежде всего следовало найти не людей, а воду. Снег растаял, дождь кончился, а вода, ясное дело, нужна каждый день. Впрочем, из-за этого Варка не очень беспокоился. Какой дурак станет строить жилье далеко от воды? Источник, речушка, колодец – что-нибудь да найдется.

И вправду, нашлось. Варка, не особо чувствительный к красотам природы, остановился, раскрыв рот, начисто позабыв, зачем пришел. В десяти шагах от лачуги скалы расступились, и открылся вид на черную от влаги горную стену. Со стены, пенясь, пузырясь, журча, сплетаясь и расплетаясь, падало не меньше сотни мелких ручейков, крохотных водопадов, широких белопенных струй. Потоки пели, каждый тянул две-три звонких журчащих ноты. Ущелье переполняла живая музыка. Внизу ручьи собирались в мелкое озерцо и исчезали под камнями. Солнца не было, но и без солнца зрелище завораживало настолько, что Варка вспомнил Ланкины рассуждения о другом мире. Права она была, ох права.

Собрав волю в кулак, он вернулся в хижину и скоро доставил на это место Фамку и Ланку со всей наличной посудой.

– О, – замерла в восхищении Ланка, – какой чудесный вид.

– Угу, – сказала Фамка и, скользя по мокрым камням, полезла набирать воду.

С человеческим жильем дело обстояло намного хуже. Варка взбирался на самые высокие груды валунов, карабкался на скалы, прошел вдоль стены не меньше версты в обе стороны, до боли в глазах всматривался в даль, но не увидел ничего, кроме бурого склона, покрытого травяными кочками. Ни домов, ни дорог. Вдали неотчетливо синела какая-то размытая полоса. Варка не сразу сообразил, что это лес. Лес тянулся вдоль всего окоема. С горя Варка принялся размышлять о том, что в лесу водятся звери, звери – это дичь, а дичь – это, как известно, еда…

Совершенно измученный, он вернулся в хижину уже в сумерках. После его рассказа Ланка затосковала и даже слегка всплакнула. Фамка пробурчала нечто в том смысле, что, мол, она так и думала.

– Завтра найдешь, – сияя зелеными глазами, улыбнулась Жданка, – сегодня туман.

Варка вздохнул и принялся готовить лекарство для Крысы, который был все так же плох.

* * *

Еда кончилась, как и рассчитывали, на четвертый день. Впрочем, кончилась она по мнению жителей Гнезд. Хитрая Фамка хорошенько прополоскала в котле мешок из-под сухарей. Из сухарных крошек и мелких обломков получилась жидковатая, но вкусная каша. Поев, но не наевшись, Варка нашел в себе силы возобновить поиски. На этот раз он решил немного спуститься по склону. День неожиданно выдался ясный, солнце пригревало словно весной, хотя под ногами поскрипывали льдинки. Варка шел и радовался, что на нем удобные башмаки на толстой подошве, а не изящные туфли с пряжками, как у Илки. Пройдя с полверсты, он набрел на тележную колею. Колея была старая, заросшая, полускрытая пожухшей травой, но, конечно, ее могли проложить только люди. Варка пошел по колее, спускавшейся к синей полоске леса. Солнце грело так, что он снял дурацкую шапку, и ровный прохладный ветер тут же подхватил его светлые волосы. Сухая трава пружинила под ногами, воздух был легким и чистым, голод пока особенно не мучил. Синяя полоса постепенно приближалась, сделалась зубчатой, многослойной, неровной, но никаких признаков жилья по-прежнему видно не было. Варка шел, пока его тень не стала такой длинной, что, казалось, почти дотянулась до леса. Уши начали мерзнуть. Он нахлобучил шапку и понял, что едва успеет вернуться до темноты. С надеждой раздобыть что-то съестное сегодня придется распрощаться.

Варка повернулся спиной к лесу и ахнул. То, что вблизи выглядело скальной стеной, на самом деле оказалось несколькими рядами утесов, вздымавшихся друг над другом все выше и выше, точно могучие укрепления гигантского замка. Они тонули в сиреневой тени, а над ними в чистом холоде нетронутого пространства реяли снежные вершины, сияющие бледным закатным золотом.

Варка забыл, что голоден, что устал, что в конце пути его ждут умирающий крайн и голодные курицы… То, что он видел, было как песня, и он запел в полный голос, как не пел уже очень давно.

Небеса дрогнули, и дрогнули горы, отзываясь стройно и радостно. Варка задохнулся, пытаясь найти голос и слова для ответа… Не было у него такого голоса… и крыльев не было…

Он отвернулся от сияющих вершин и вдруг краем глаза заметил нечто, заставившее его замереть с приоткрытым ртом. На востоке, совсем не в той стороне, куда вела заброшенная дорога, на фоне бледного вечернего неба отчетливо виднелась струйка дыма.

Варка хотел было броситься туда со всех ног, но вовремя сообразил, что до темноты осталось всего ничего. Тогда он тщательно заметил направление и поспешил домой. Голодные, но веселые курицы намного лучше, чем курицы голодные и печальные.

* * *

Под сухим деревом торчала Жданка.

– Дура, – на ходу гаркнул Варка, – чего босая скачешь? Здесь зима уже! – без церемоний посадил на спину и потащил к дому.

– Вар, – шепнула ему в ухо Жданка, – я тебя жду-жду… Он сегодня два раза глаза открывал. Откроет и смотрит, будто что сказать хочет…

– А жар спал?

– Не… горячий, как печка…

– Тогда плохо. Бывает, к смерти сознание проясняется.

– Вар, ты же его вылечишь, правда?

– Ждан, ну что я тебе, колдун? Или крайн какой-нибудь? Отец мой сколько лет учился, а у него и то, бывает, умирают. Я же не умею ничего…

Не отдыхая, наскоро сполоснув руки, Варка пристроился у открытой печной дверцы, чтобы при свете огня приготовить микстуру.

– Где я? – хрипло раздалось за его спиной.

Каким-то чудом Варке удалось поставить все на стол и даже ничего не разбить.

– Не знаем, – рассудительно ответила Фамка, – мы думали, вы нам скажете.

Все сгрудились вокруг лежанки. Слепо сощуренные глаза крайна уставились куда-то в пространство над Фамкиной головой…

– Вы… прошли… через…

– Мы прошли через колодец, – внятно, как ребенку, объяснила Фамка, – и попали куда-то в горы. Куда мы попали?

На лице крайна сквозь боль и лихорадку проступило невыразимое облегчение, но вопрос остался без ответа.

– Что… со… мной?

Варка встал так, чтобы крайн мог его видеть, и четко, чувствуя себя как на уроке, перечислил что. Правда, о крыльях он предпочел не упоминать. За глаза хватало и человеческих ран.

– Кто… лечит?

– Я, – тяжело вздохнув, признался Варка.

– Как?

Варка набрал побольше воздуха и разъяснил как. Разъяснил и сжался, ожидая привычного разноса. Доброго слова от Крысы ему не удалось добиться ни разу.

– Годится, – неожиданно произнес Крыса, – но… молочко… не семнадцать… семнадцать – мало.

– Семнадцать капель – обычная доза, – уперся Варка. – Больше нельзя. Помрете.

– Дубина… Дозу… считают… от веса… больного… семнадцать – это для дамочки с мигренью…

– А вы чего, в травах понимаете? – изумился Варка.

Губы крайна скривились в обычной презрительной усмешке.

– Тридцать… Сейчас.

– Очень больно, да? – Голубые глаза Ланки расширились от сочувствия.

Этот вопрос тоже остался без ответа.

Варка бросился к столу, торопливо отсчитал капли.

– Потерпите, – жалобно попросила Жданка, – Варка щас все сделает.

– Ты кто?

– Жданка.

– Ты крайна?

– Чего?! Жданка я. Жданка с Болота. Меня весь город знает.

– А где крайна? Ушла?

– Не было тут никого, – перепугалась Ланка. Незримое присутствие между ними какой-то крайны повергло всех, кроме Варки, в некоторое смятение.

Варка думал о другом. Упоминание о городе привело к тому, что он застыл с кружкой в руках.

– Я сейчас дам вам лекарство, – сказал он, – тридцать капель, как вы просили. Только, пожалуйста, скажите, почему нам нельзя домой?

Крайн глянул на него из-под распухших век и медленно отвел взгляд.

– Пожалуйста, – взмолился Варка, – я не хочу вас мучить. Но это… Мы должны знать…. Почему нам нельзя домой? Именно нам?

– Хорошо… рано или поздно… – прошептал крайн, – поднимите меня…

Варка скользнул к изголовью, подсунул руку под горячую костлявую спину. На плечо легла тяжелая голова крайна.

– Ты… – прозрачные глаза уставились на Фамку, – жила в Норах…

Фамка кивнула.

– Жгли и грабили порт… огонь перекинулся в Норы… теперь там только угли… Мало кто спасся…

– А моя мать? Марта Фам?

– Не… знаю… мертвой не видел… живой тоже…

Фамка снова кивнула и закрыла глаза.

– Госпожа Град с младшим сыном, – взгляд крайна скользнул к Ланке, – бежала из города… через Заречье… Возможно, жива…

– А отец? – с трудом выговорила Ланка.

– Полковник Град… убит на стене… в начале штурма…

Ланка поднесла руку к горлу и тихо осела на пол.

– Где Илия Илм? Я… не вижу… Погиб?

– Тут он, тут, – сообщила Жданка, – только он не в себе. Вы сказали – остаться, а он домой пошел и с тех пор ничего не соображает.

– Городской старшина Илм… повешен… на воротах… своего дома… Семья и слуги… убиты мантикорами… трупы оставлены на месте… для устрашения горожан…

– Ой, – пискнула Жданка, – за что?

– Ни… за… что, – терпеливо повторил крайн, – акция устрашения…

Слово «акция» Жданка не поняла, но про устрашение уразумела и в ужасе уставилась на сидевшего в углу Илку.

– Ты все еще… хочешь знать? – Горячее дыхание крайна жгло Варкино ухо.

– Да, – прошептал Варка.

– Во время штурма… твой отец… был на стенах.

– Так я и думал. И мать тоже?

– Да… потом… защитники… укрылись в башне… что зовется… забыл… а… Толстая Берта… они… чтобы спастись от мантикор… они взорвали порох…

– Я же… я видел это… Кто-нибудь выжил?

– Нет… Теперь… дай…

Трясущейся рукой Варка поднес кружку к губам крайна. На минуту в глазах потемнело, но он справился. Осторожно поставил кружку на стол. Вытряхнул в котелок остатки водки, долил воды, почти насильно заставил выпить Ланку, остальное честно разделил с Фамкой. Заснул как убитый и видел во сне сверкающие поющие горы.