Мария Санти
Удача гения. От обслуги до пророка: как изобрели высокое искусство

Древний Рим

Изготовлением картин и статуй занимались ремесленники и рабы. Празднуя победу, Цезарь заказал произведение, изображавшее самоубийство Катона^[16], но вряд ли ему приходило в голову интересоваться жизнью его автора.

Каким могло быть отношение к ручному труду в рабовладельческом обществе? «Ни один юноша, благородный и одаренный, посмотрев на Зевса в Писе, не пожелает сделаться Фидием, или, посмотрев на Геру в Аргосе, – Поликлетом, а равно Анакреонтом, или Филемоном, или Архилохом, прельстившись их сочинениями; если произведение доставляет удовольствие, из этого еще не следует, чтобы автор его заслуживал подражания», – писал Плутарх. Древнегреческий писатель римского периода не включил в свои жизнеописания ни скульпторов, ни живописцев. Он и Демосфена включил не за слог, а за политическую деятельность. Через полторы тысячи лет, в эпоху Возрождения, Джорджо Вазари вобьет в такое отношение первый колышек, заявив, что художник – это цвет культуры, дар небес, едва ли не лучшее, что бог дал человечеству. Забегая вперед скажем, что отношение к крепостным художникам в России до 1861 года оставалось ближе к римскому, мы вспомним об этом, когда речь пойдет о Василии Тропинине.

Отметим и слова «если произведение доставляет удовольствие, из этого еще не следует, чтобы автор его заслуживал подражания». Возможно, автор I века н. э. чувствует то, что не всегда проговаривают образованные люди XXI века. Если вас впечатляет произведение, нет нужды распространять эту эмоциональную реакцию на творческий процесс и самого автора. Такое отношение не рационально, не научно и не практично.

Разницу в отношении к искусству в Греции и Риме отмечали еще европейцы XIX века: «Эллины научились рано ценить вдохновляющее могущество красоты и пользовались им, в Лациуме же не сознавали и не признавали другого могущества, кроме могущества силы»^[17].

Искусство находилось «в жалком положении. Распространилась мода осматривать памятники искусства в Греции и, пожалуй, любовь к ним. Охотно увозили и в Рим произведения греческих художников, особенно то, что доставалось в виде военной добычи. В Риме возведено было много роскошных зданий, но все это делалось греками, и ни собственных архитекторов, ни собственных живописцев Рим не дал»^[18].

А вот еще один фрагмент из труда великого ученого, звезды научного мира XIX века.

«В Риме исчезла вера – и все более и более стали распространяться культы божеств персидских и особенно египетских, самых скучных и странных из всех божеств, почитавшихся у народностей, которые жили по берегам Средиземного моря. В годы наибольшего безразличия к своим, старинным божествам случались в Риме самые странные проявления суеверного страха пред египетскими пародиями на божество»^[19].

Скульптурный портрет I века до н. э. – II века н. э., ранее отождествлявшийся с Суллой, в настоящее время называемый «псевдо-Сулла». Мюнхенская глиптотека

Интересно не только обилие субъективных оценочных суждений. Римские копии Моммзен не называет ни скучными, ни странными, ни пародирующими греческую классику. Хотя казалось бы.

Прапрадеда Суллы изгнали из сената потому, что у него дома была серебряная посуда, и он с нее ел. Ну не бывает свободы там, где собрались несколько человек.

Сам Сулла, прежде всего жестокий и алчный, а потом уже хитрый и лживый, хорошо иллюстрирует тип правителя тех времен, когда самым прибыльным видом деятельности была война. Заметим, что даже император-философ Марк Аврелий не мог позволить себе роскошь пацифизма.

Бюст Юлиана Отступника (?). Археологический музей, Афины

Обмытый и обгрызенный временем портрет запечатлел черты властного и непригожего мужчины. Мы не знаем, как выглядели древние римляне. Современная наука предлагает реконструкции, однако мимика, осанка, манера держать себя и говорить составляют значительную часть облика, а они утрачены. В кино и рекламе актеры играют их гордыми и могучими, такими, какими они запечатлены на мраморных бюстах.

Однако мраморные бюсты заказывают и сегодня. И благородными на них выходят даже плюгавые модели.

Юность Юлиан Отступник провел вдали от двора, в Малой Азии, где из него пытались воспитать богослова, а скорее ввинтить в голову идею о смирении. Однако чтение не возбранялось и «старые мастера» философской мысли стали лучшими друзьями узника. Они казались ему ближе, чем проповедники нового мира, поэтому его огорчала заброшенность традиционных культов. В Антиохии на ежегодном празднестве в честь Аполлона он опечалился, увидев в качестве жертвы вместо белых быков одинокого гуся. Юлиан укорил антиохийцев, но те в ответ посоветовали ему сначала победить персов.

Юлиан Отступник правил два года. Он ненавидел «галилеян» и пытался возродить поклонение прежнему кругу разноликих божеств, но не хватило ни времени, ни воинских побед. Войну, на которой погиб, он унаследовал, а «для себя» написал массу заумных текстов, которые в современном издании составляют толстую книгу. Из-за любви к солнцу его можно сравнить с Эхнатоном или Людовиком XIV. Умер он в 31 год, почти как ненавидимый им Иисус.

Средние века

Византия

Византийское искусство высоко ценилось в Западной Европе. Константинопольских мастеров направляли в разные части империи. При этом сохранение имен художников – редкость.

Живопись создавали в том числе в монастырях. Статус особо чтимых икон был непререкаем, и, кажется, именно это поклонение перешло на институт знаменитых произведений европейской живописи. Император Константин VII Порфирородный разбирался в живописи и не стыдился этого.

В полинациональной Византии греческие боги соседствовали с христианскими персонажами. Аполлон и музы могли украшать пол, Геракл и сатиры путешествовали по декору сосудов. Именно в огне борьбы за власть в Константинополе погибли знаменитые античные шедевры – Афродита Книдская и Гера Самосская, до этого мирно украшавшие интерьер. А в Западной Европе около тысячного года еще водились людоеды^[20].

В эпоху Раннего Средневековья Восточная Римская империя и современный ей Запад – это два разных мира. В ближайшем тысячелетии отношение к этой богатой переменами эпохе будет пересмотрено. Не исключено, что вслед за этим изменится и безликое, безэмоциональное определение «средние века».

Византия, которой не повезло

Изучая историю, начинаешь понимать людей, которые хотят видеть в искусстве только прекрасное. Жизнь была ужасна.

Багрянец и золото – это то, как представляли себе Византию в Европе XIX века. Феодора была незаурядной личностью. Двенадцать лет она прятала у себя в покоях опального патриарха Анфима^[21], что было и опасно, и сложно, а главное, не сулило материальной или политической выгоды. Его обнаружили только после ее смерти.

Бенжамен Констан. Императрица Феодора в Колизее. Частная коллекция

Ни один из историков, упоминавших о безнравственности Феодоры до замужества, не говорит об ее аморальности после. Благодаря ей в Византии появились законы, сделавшие бы честь правителю просвещенного века. Например, «о возможности женщины наследовать имущество, о разводах и законы, карающие соблазнителей»^[22]. «Грабители чести и похитители целомудрия» приравнивались к уголовникам. Параллельно Феодора закрыла бордели, разогнала сутенеров, а работниц индустрии поселила в обители. Гиббон пишет, что некоторые камелии, вкусив прелесть духовной жизни, в отчаянии бросались в море^[23]. Трудно судить, на что был похож спасательный монастырь, но если на трудовой лагерь, то понять бывших жриц любви можно.

Интересен выбор художником места действия. Последнее представление в Колизее прошло при императоре Теодорихе в 523 году н. э. После опустевшие апсиды амфитеатра, этого Голливуда кровожадной античности, заселила беднота. Феодора вышла замуж и, соответственно, стала императрицей в 524-м.

Скажем так, маловероятно, что она присутствовала на этом последнем представлении. Вряд ли Констан думал об этом, хотя XIX век уже ждал от живописцев исторической достоверности. Салонный пафосный художник просто «сделал красиво», оттенив эротизм смертью.

Пожалуй, самый знаменитый армянин на троне Константинополя – крестьянский сын Василий Македонянин. Начав с соблазнения богатой бабушки, он сделал придворную карьеру, убил действующего императора и отнял состояние у его сестры (своей бывшей возлюбленной).

Константин VII Порфирородный покровительствовал ученым и сам писал труды по истории. Отодвинутый от рутины правления, он находил утешение в чтении, и, по свидетельству современников, активно закладывал за воротник.

Ослепительной красоты дочь харчевника Феофано вышла замуж за юного императора Романа II. Она была не единственной, кто прокатился на социальном лифте благодаря своей красоте. Василий Македонянин не имел другого стартового капитала, в Константинополь он пришел пешком и первое время ночевал в церкви как бомж. После внезапной смерти мужа Феофано соблазнила пятидесятилетнего военачальника Никифора Фоку. Вообще-то этот суровый молчун давал обет целомудрия, спал на жестком и собирался уйти в монастырь, но страсть и обстоятельства (а его растущая популярность беспокоила придворных) подтолкнули его в объятия вдовы. Он брал ее с собой в походы и осыпал роскошью, а она полюбила его племянника Иоанна Цимисхия. Феофано помогла алчному красавцу проникнуть в тщательно охраняемый дворец и, уболтав мужа вечером, попросила не запирать дверь. Фоку изрубили, и, чтобы взойти на престол, Иоанн I Цимисхий обвинил во всем Феофано. Двадцатидевятилетняя императрица выпросила у него последнюю встречу, обложила прирожденного политика площадной бранью и попыталась выцарапать глаза. Он сослал ее в Армению.

Фрагмент мозаики «Константин IX Мономах и императрица Зоя перед Христом». Стамбул, Большая мечеть Айя-София

Обычно мы предполагаем эскапизм у людей XIX века, считая, что его породил научно-технический прогресс, испугавшись которого часть зрителей, вслед за прерафаэлитами, ушла в мир легенд. А что если в самой малой степени нечто похожее было свойственно и правителям Константинополя? «Из сорока трех императоров, царствовавших от Юстиниана до четвертого крестового похода, шестнадцать вступили на престол насильственным путем»^[24]. Что если они заказывали мозаичные циклы не только потому, что так принято, но и где-то в глубине души наслаждаясь изображением мира, где власти подчиняются с благодарностью?

Придворные Константинополя предпочитали типизацию, так же как и древние греки классической эпохи. Замечено, что сначала императора Восточной Римской империи изображали господином, а позже он стал набожным и сам простирался перед Господом. Язык, которым классики искусствознания описывают этот процесс, пришелся бы по вкусу богословам Средневековья.

«Так же как во дворце церемонии и обряды заменяют спонтанные действия и как начиная с III века в официальной жизни физическая личность властителя стушевывается перед августейшим носителем верховной власти, точно так же изображение императора связывается прежде всего с представлением о монархе, которого узнают не по его личным чертам, а по регалиям, позе и ритуальным жестам. И если церемониал не дает императору свободы в выборе жестов и рекомендует полную бесстрастность неподвижной маски его лица, искусство портрета, призванное зафиксировать эту официальную маску – знак сверхчеловеческого величия, – лишь предлагает пластическую формулу, адекватную этому торжественному и абстрактному видению, ограничиваясь для идентификации императорского изображения какой-нибудь примечательной чертой лица василевса (например, бородой) и написанием рядом имени особы, которую призван изображать портрет»^[25].

Пятидесятилетняя Зоя открыто изменяла мужу с юным Михаилом Пафлагоном, придворные нередко заставали их милующимися на кровати. «При этом он смущался, краснел и пугался, а она даже не считала нужным сдерживаться, на глазах у всех целовала юношу и хвасталась, что не раз уже вкушала с ним наслаждение» (Пселл). Михаил Пселл, придворный монах, который возродил почитание философии Платона и едва ли не собственноручно поставил на престол двух императоров, пишет, что «плотские соития» были для Зои любимым видом развлечений^[26].

Императрица Евдокия Макремволитиса, отказавшись признать новую власть, ушла в монастырь и четверть века занималась там наукой. Харизматик и упырь Андроник Комнин занял престол в шестьдесят три года, убив законного наследника и женившись на его одиннадцатилетней невесте. Он умирал в муках, чернь унижала свергнутого императора прямо на улицах столицы.

Султан Мехмед II Фатих известен тем, что приказал отрубить голову слуге, чтобы показать венецианскому художнику Джентиле Беллини гримасу его лицевых мышц. Последнему императору Константинополя Мехмед предлагал удел в Морее, но сорокавосьмилетний Константин XII Палеолог Драгаш выбрал умереть в сражении.

Почему все эти невероятные судьбы не питают массовый кинематограф? Зажатую между Востоком и Западом Византию в школьной программе дай бог упоминают пару раз. Люди о них просто не знают.

Западная Европа

В Темные века знать ценила массивные вещи из золота и крупных камней. Артели, украшавшие церкви, внимания к себе не привлекали и почетом не пользовались. Упрощая, можно сказать, что художник воплощал волю богослова, был его съемной рукой, умеющей рисовать и высекать из камня.

Современная фитоняша мечтала бы оказаться в Средневековье: все натуральное, мало соли, постоянные посты (нужно дотянуть до урожая), длительные силовые тренировки на свежем воздухе. Хлеб пекли, потом сушили и аккуратно по кусочку крошили в пиво или вино. Мало кто мог позволить себе, как Карл Великий, объедаться жареным мясом вопреки запретам медиков. Кипятить питьевую воду было дорого, требовалось слишком много дров, поэтому от тех зараз, которые плодились в бочках, вымирали деревнями. На машине времени с удовольствием съездил бы в Средние века и извращенец. Все, что сегодня карается лишением свободы, в те времена совершалось почти безнаказанно.

Тяжеловесность форм романской архитектуры в первую очередь была обусловлена тем, как тогда умели строить. Шпалеры спасали людей от холода, их вешали на каменные стены замков. И все это долгое время ветшало, пока в XIX веке не возник интерес к истории.

➳ Личное мнение. Я долгое время не могла понять, почему шпалеры стоили дороже картин, и мастера, которые их изготавливали, получали больше живописцев. Переводя взгляд с больших выцветших ковров на яркие картины, приходила в недоумение. Ведь если речь о дороговизне, то инкрустировать камнями можно было и картины. Однажды у меня в начале зимы сломалось отопление. Вся жизнь моментально переорганизовалась вокруг обогревателя. Дверные проемы я завесила одеялами, и это помогло. Они не пропускали обездвиживающий, убивающий холод и стали сердечно, душевно ближе. ◆

Едва ли не самое прекрасное из того, что было создано в эпоху Средних веков – это книги. Сегодня, точно так же как и тогда, средневековые фолианты, которые боятся света и влаги, доступны единицам. Чем были книги для своих владельцев? Предметами роскоши – безусловно.

Перелистывая плотные листы из тонкой кожи и разглядывая остроумные иллюстрации к хроникам жизни своего деда, заказчик мог думать, что это такие же картинки, как на сводах соборов, только вот здесь в личном пользовании. Если Мадонну и сцены священной истории нужно было писать по канону, то изображая повседневность можно было получать удовольствие. Существует гипотеза, что станковая французская живопись возникла именно из миниатюры.

Иллюстрация из «Книги охоты» Гастона де Фуа. Национальная библиотека Франции

Гастон III де Фуа известен тем, что уморил сына голодом, подозревая его в измене. Также он написал «Книгу об охоте», надиктовав ее переписчику. Как и в современных типографских изданиях, в этой рукописи на старофранцузском встречаются опечатки, точнее описки. Какие бывают собаки? Как их лечить? Как устроить пир после охоты? Существуй книгопечатание тогда, этот средневековый нон-фикшн стал бы бестселлером в сегменте «роскошный досуг».

Петра Пустынника называют одним из вдохновителей первого крестового похода. Соавтором успеха его пламенных речей были семь лет недорода, бедность большинства и жажда наживы некоторых крупных феодалов. По одной из версий Петр умер во Франции настоятелем монастыря.

Доре. Петр Пустынник, XIX век