Мария Леонидовна Галеева
Профессору В.А. Хайло – 666!
Вообще, в научном творчестве В. А. было три направления: квазароведение, зоология созвездий и тема его родного Плутона. По разным причинам в течение его жизни они время от времени сменяли одна другую, и та или иная выходила на первый план.
Говоря о работе В. А. как ученого, нельзя не сказать о его труде как организатора и педагога науки. В 4003 году его назначают заведующим отдела Стомерных полей в Институте Космологии им. Кеглеша. Ещё через год – главным редактором журнала КВАСС (Ключевые Вопросы Астрологии Солнечной Системы). А в 4006 году – директором Института. Такое стремительное продвижение по карьерной лестнице не могло быть результатом одной только упорной работы, и Василий Астрович это прекрасно понимал. Он понимал и то, что успешное возвышение одного нередко означало в те времена трагичное падение многих. И чтобы себя не винить – ещё больше погружался со всей головой в работу. У таких как он выбор был тогда не велик, и вопрос стоял не о том, поднимется ли он дальше или останется так, как есть. А поднимется ли он дальше или не сможет выжить.
Полный уход в работу тем не менее принёс другие плоды. В 4012 летУ выходит монография ««Голубое лицо» Нептуна в ультрафиолетовой фонографии», за которую годом позднее без защиты диссертации получает докторскую степень. С этого момента он назначен постоянным начальником Комето-КвазАро-Соседской экспедиции МАН, руководя попутно экспедициями Плутоновского университета. На Плутоне Василий Астрович начал преподавать, ещё будучи аспирантом в Космологическом Институте, с заочным клоном, отпечатанным на принтере-3D (как это было распространено в то время). С тех пор он прошёл путь от лаборанта до профессора на кафедре Точечных наук, но в 4014 году судьбе было суждено преломиться. Именно тогда руководство фратрии переводит его на планету Тоsка-5 (столицу Союzа) и назначает деканом Экономического факультета. На этом посту он пробудет до 4043, когда безуспешно подаст в отставку. Несмотря на все сопротивление В. А. и на его нежелание расставаться с родной планетой этому событию будет суждено произойти. Суждено ему будет произойти еще и потому, что в следующем летУ в тот же университет буду зачислена я – инсургенткой на кафедру кибернетики, где В. А. параллельно преподавал. Однако, первой встрече в те дни ещё не суждено было случиться. Выбрав своей научной темой астронавтику, я проучилась на АстФаке ТМУ быстрые, как звездный ручей, 3 незаметных года. Моим первым научным руководителем стал все тот же Ю. В. Бармалей, которому незадолго после этого подключили уже четвёртое сердце. Несмотря на его громадное влияние как академика, кучу регалий и огромный радиоактивный нос он очень изредка успевал пообщаться со мной, как учитель, быстро подключался по «Лунной трубке», говорил чтО «надо» делать и как. И я делала… «Надо» – означало, что даже самый маленький отход от него приравнивался к отчислению. Так я прожила нелегкие 12 лет – 12 лет рабства, защитила диссертацию и стала кандидатом наук. Тогда судьбе суждено было надломиться ещё раз, и надлом этот произошёл потому, что в 4027 Ю. В. Бармалей становится бессмертным и его в обязательном порядке переводят в галактику «Дагестан».
Вскоре после этого меня совершенно случайно посылают в никому неизвестную тогда звездную систему (λ-Слона), на планету Марс-4, рядом с которым и располагался ставший потом всемерно известным Третий Марс. В этой экспедиции я впервые и встретила В. А., и хорошо помню то впечатление. Это был самый обычный кибер, но что-то выделяло его от всех. Он был скромным, очень бледным и как все представители его расы с небольшими прозрачно-зелёными пятнышками на обшивке внешнего эпителия. В. А. очень спокойно говорил, носил очки и буквально излучал от себя интеллигенцию. В его экспедиции совсем другие гуманоиды были вокруг, и если в команде Бармалея, слушали в первую очередь то, что нужно фратрии, здесь в первую очередь – слушали астронавта. Тогда в первый раз за свою карьеру учёного я узнала, что такое быть услышанной. Но Василий Астрович, поражал не только всем этим. От этого человека просто исходила какая-то особая атмосфера преданности науке, бесконечного энтузиазма и заражающей одержимости своим делом. И, конечно, он умел передать ее и другим. Каждое утро во время прямого восхождения светил он проводил экскурсии к местам исследований, читал популярные лекции и отвечал на вопросы ребят. Нередко на эти экскурсии стягивались обитатели многих ближайших планет, ведь у В. А. был настоящий талант популяризатора. И кроме того, я, конечно, не могла не обратить внимания на сходство состава пород Марса-4 с камнями Салатовой планеты. Это впоследствии предопределило всю мою научную судьбу и мой интерес к квазАроведению. В. А. пригласил меня в новую экспедицию, на следующий год, но ей не суждено было состояться, из-за Звёздной Войны. Весь наш институт (впоследствии переименованный в ГИК) вынужден был отправиться в эвакуацию, и о камнях Салатового круга на 4 года пришлось забыть. В 34 г. кончилась война, а уже в 35 разведки в λ-Слона возобновились. С ними связан ещё один важнейший период работы и творчества В. А., занявший в общей сложности 10 световых лет и которому он сам отдавал очень много. Дело в том, что звёздную систему Марса-3 предполагалось тогда утопить в гигантской чёрной дыре, и наш отряд был отправлен туда проводить экстренные спасательные работы. Работы предстояли беспрецедентные по масштабу – предполагалось пробурить весь Марс в поисках следов жизни. Экспедиция не могла ограничиться одним только штатным составом, вследствие чего ЛКБД направили к нам на работу проходящих тогда заключения в лагерях космических преступников. Интересно, что больше всего среди них было так называемых «возрождённых отцов» – исторических личностей, которых удалось вернуть к жизни методами генетической биологии. Легко представить, в каких непростых условиях Василию Астровичу тогда приходилось работать. Всей этой буйной братии (а среди них были: Гитлер, Чикатило, Чингисхан, В. Путин), которая и так довольно эксцентрично себя вела, очень непросто было объяснять, что нужно делать. За каждым из них был постоянно приставлен конвой из сотрудников ЁКЛБД (на вышках) и на лбу у каждого постоянно горела красная лазерная точка. Все это я рассказываю, потому что сама испытала это на себе, когда приходилось подходить к ним и по нескольку раз объяснять, что делать. В это время красная точка со лбов очень сильно била в глаза, и мне каждый раз приходилось щуриться или закрываться, выслушивая от них разные комментарии в мой адрес. Но даже для этого контингента В. А. проводил лекции и экскурсии по выходным, и многие заинтересовывались. Все же остальное время они как вместе, так и по отдельности довольно вульгарно себя вели, по ночам постоянно покидали лагерь одной толпой, спускались в первый попавшийся кратер, разводили костёр и начинали петь песни. Употребляли запрещённые в экспедиции напитки. Примечательно, что большинство женского состава корабля, особенно первокурсницы, нередко пытались на такие «вечеринки» попасть, уже после отбоя, в связи с чем были остановлены и возвращены в лагерь патрульными робокопами.
