Мария Леонидовна Дмитревская
Семья

***

Меня зовут Джоел. Это дневник моих родителей и моей семьи. Я собрал фрагменты из их рукописей в хронологии всей истории. Некоторые моменты пришлось исключить, но о них вам просто не стоит знать. Каждая из глав посвящена одному из моих близких. Не скрою, было тяжело сопоставить всю историю и не потерять самое важное для каждого из них. Я опубликовал этот дневник для вас люди. Я хочу, чтобы вы поняли, для чего они поступали именно так. Это их выбор! И вы не в праве их судить!

Глава 1: Хоуп

«Под гнётом ужаса, настигшего нас в детстве, мы ждём спасенья даже в самом страшном месте».

Джерард

***

Дорогой дневник. Жизнь заставила меня пройти через массу испытаний – я видел боль близких товарищей, страх в глазах бездомных детей, смерть любимой женщины… И этот день преподнесёт мне массу впечатлений.

Сегодня 6 ноября 2009 года. Мы в подземном бункере, почти 20 метров под землей. Так холодно… Нас заперли в клетке, как стаю волков, ожидающих смерти от голода и готовых порвать друг друга за кусок мяса.

Вы считаете, что сможете нас убить, что сможете просчитать наши действия?! – Нет, ни в этот раз… Сегодня мы не умрём! Мы будем бороться за каждую секунду, проведённую вместе…

***

Я родился в Шотландии город Фолкерк. В 1967 году моя мать оставила меня у порога приюта «Хоуп» в Бостоне. Она никогда не рассказывала мне о моём отце, поэтому фамилии у меня не было. Эта женщина в течение трёх лет воспитывала меня в ущерб себе, и при первой же возможности поместила в приют штата Массачусетс. Я помню только её лицо – смуглое, тощее, с маленькими больными глазами, помню, как эти глаза смотрели на меня из пыльного удаляющегося вдаль форда.

Первые годы жизни в приюте я мало помню. Шёл 1971 год, дети, которых привозили с каждым годом всё больше и больше, не давали расслабиться. В очередной раз, когда меня зажали в раздевалке и избили мои сверстники, я ощутил такую боль, такое отчаяние, что жизнь несправедливо отнеслась ко мне. В тот день мне сломали нос, руку и по подсчётам медсестры четыре ребра. После этого прошло два дня, я стоял на веранде и наблюдал, как один из наших воспитателей уводит очередного счастливчика новоиспечённым родителям в корпус №3 (в него попадали дети, которых выбирали семейные пары, чтобы узнать, друг друга поближе, а затем увезти домой). На другой стороне, уткнувшись в деревянную перекладину, стоял мальчик – его вид наводил ужас на всех воспитанников нашего приюта, но у меня он вызывал только восхищение. Я хотел быть похожим на него, его поведение совсем не тянуло на шестилетнего паренька, его боялись, уважали, но мальчишка почти никогда не разговаривал. Однажды, мимо него промчались три мальчика и в игре зацепили его плечом, через минуту двое из них лежали на земле и корчились от боли в животе после двух прямых ударов. Меня удивляло его поведение, но я не боялся. В одну холодную ночь я долго не мог уснуть и решил прогуляться по окрестностям, пока все спали. Одиночество продлилось не долго, меня догнали те трое ребят, от которых все бросались в стороны. Они оттащили меня в раздевалку и начали бить, пока я не начал звать на помощь. Бессилие после прошлого их посещения не давало мне защищаться. В ту ночь появился Марк. Именно тот немногословный мальчик в одиночку оттащил от меня всех хулиганов. Марк не допускал прикасаться к себе, поэтому мальчики быстро покинули помещение, чтобы избежать драки с ним. Он был таким же одиночкой, как я. Марк помог мне подняться на ноги и пожал мне руку в знак приветствия. Сами того не замечая, мы стали друзьями.

Время в приюте тянулось бесконечно, каждый год всё больше наполнялся жестокостью, и основной нашей целью было выжить. Сюда привози детей со всех уголков мира. Главной причиной всех разногласий была раса. Странное название для приюта, где меньше всего ожидаешь надежды.

Проводя много времени с Марком, я открыл в себе невероятные способности к открытию любых замков, мне было интересно заглянуть туда, куда чужим глазам не было входа. Мы захотели найти себе уединённое место и разработать план побега отсюда, хотя куда идти не представляли. Однажды, Марк обнаружил подвал внизу нашего корпуса. Один из сотрудников постоянно относил туда чёрные мешки с мусором, скорее всего туда совсем никто не ходил. Было около четырёх утра, мы спустились в холодный подвал, взломав основной замок, висевший на стальной цепи у входа. Подвал находился прямо под нашими комнатами, и меня это не на шутку встревожило. Марк уходил всё дальше по холодному тёмному тоннелю, спускаясь уже по третьей лестнице вниз. Никто из нас не произносил ни звука около двадцати минут, пока мы не обнаружили старую, обвисшую железную дверь. Я приложил голову к двери и начал прислушиваться. Мёртвая тишина окружила нас. Холодный пот потёк по моему лбу. Марк поднёс указательный палец к губам. Тишина длилась около двух минут, пока по ту сторону двери не послышался крик. Я достал из правого кармана порванных штанов отмычки, украденные из медицинского кабинета, аккуратно вставил их в замочную скважину и приступил к взлому. Марк молчал, по его рукам побежали едва заметные мурашки. И вот, наконец, треск открывшегося замка. Я взглянул на Марка с надеждой на то, что он не так сильно напуган, как я, но я ошибся. Я зашёл первым, Марк забрал из замка отмычки. Кроме крика помощи в помещении не было ничего слышно. Мы шли около пяти минут, не спеша, ибо страх и холод не давали ускориться. Наконец, мы приблизились к его источнику.

В старой комнате под приютом находилась лаборатория с клетками, похожими на те, в которых держат больших животных, в другом углу стоял большой холодильник с множеством квадратных отсеков. Слева от входа в комнату был расположен операционный стол, на потолке над ним зеркало в полный рост человека, а рядом ящик с медицинскими инструментами. Всё это вызвало такой ужас, что Марк уронил мои отмычки и создал невыносимо громкое эхо по всему коридору. Мы переглянулись, через секунду крик в дальнем углу стал ещё громче – он звал на помощь. Сердце стало биться сильнее. Марк потащил меня в ближайший шкаф для одежды и закрыл, а сам залез под операционный стол и накрылся чёрным пакетом, лежащем на столе. Я закрыл рот руками и стал дышать медленно, как мог. На двери шкафа была вырезана фраза: «Под гнётом ужаса, настигшего нас в детстве, мы ждём спасенья даже в самом страшном месте». Под ней, видимо тем же ножом, подпись фамилий шести сирот, которых должны были усыновить. Боже… Что же здесь происходит.… Из шкафа я видел только стол, а что происходило в комнате, мне было неизвестно. Через несколько минут стало понятно, что этот звук никто не услышал, и я вышел наружу. Я подошёл к холодильнику с отсеками и открыл один из них. Стэнли Купер. Мёртвое тело Стэнли Купера, без рук и ног. Последний усыновлённый ребёнок. Марк стоял поодаль меня, закрывая высокий холодильник. Что это было?! Значит, все убиты, все усыновлённые убиты?! Не издавая лишних звуков, мы медленно стали приближаться к источнику крика.

В дали комнаты было оборудовано место под стоматологические услуги, только вот приборы не лежали на столе, а были над ним, свисая с потолка на длинных стойках. К стулу был привязан мальчишка, его рот был заклеен скотчем. Глаза были завязаны плотной тканью. Вид у него был удручающий – по всей видимости, его нормально не кормили около недели.

Я разглядел сидящего в кресле мальчика, это был помощник доктора Эвана – молодой парень, на вид лет пятнадцати. Кудрявый парнишка работал в приюте, помогая по хозяйству, и вызывал к себе только доверие – он был совсем безобидным. Доктор Эван был ведущим специалистом по изучению психологического состояния подростков в период депрессий, специализируясь в большей степени на мальчиках от 6 до 15 лет. Однажды, старая тётка Эбигейл Миллер – давняя подруга доктора Эвана, привезла своего маленького племянника Рэя на месяц, под предлогом разрешить проблемы с оформлением её старого особняка в пятнадцати милях от Бостона. Мальчишка так и остался на попечительстве.

Парень интересовался чувствами других ребят, постоянно решал конфликтные ситуации и много говорил о психическом состоянии человека. Доктор решил взять его к себе в помощники, но истинная причина его решения была неизвестна. Никто из воспитанников не понимал, почему у доктора Эвана всегда был замученный вид, белый цвет лица, его засаленные белые волосы были зачёсаны назад и при каждой возможности он доставал из кармана маленькое зеркало и, глядя в него, поправлял их руками. На его руках изредка образовывались еле заметные царапины, которые он тщательно прятал от глаз воспитателей.

На стене возле стула, где сидел Рэй, были развешаны его фотографии в разных ракурсах, на столе разбросаны наброски строения человеческого тела. Марк наклонился к Рэю и попросил не шуметь, что он поможет – парень кивнул головой в знак согласия. Плотная верёвка упала на пол, Рэй открыл глаза с великим трудом, разжимая каждый глаз по несколько секунд. Он был бледен, не мог стоять на ногах и не мог говорить. Мы пришли к выводу, что нужно уводить его отсюда, как можно быстрее, пока нас не спохватились.

Обратный путь показался гораздо короче, мы вернулись в комнату и поняли, что нашего отсутствия никто не заметил. Я слишком устал, чтобы обсуждать случившееся, нужно было дождаться завтрашнего утра. Рэй ночевал в маленькой подсобке около нашей комнаты, места там было достаточно, чтобы перекантоваться одну ночь – там его никто не найдёт.

Утро наступило мгновенно, я не мог разомкнуть глаз, так сильно мне хотелось спать. Первой мыслью было узнать, как дела у Рэя. Я попытался осторожно открыть дверь подсобки, пока все спят. К моему удивлению, кроме старых швабр и тряпок я ничего не увидел, правда на полу возле места, где спал Рэй, лежала записка: «Я под мостом». Я отнёс её Марку, тот кивнул и сделал вид, что зевнул. Было важно не попасться никому из приюта на глаза.

Мы дожидались полудня в библиотеке, есть практически не хотелось, поэтому остаток времени мы коротали за книгами. Я хотел, как можно быстрее увидеть Рэя. Обычно мы иногда останавливались с ним поболтать, расспрашивали как друг у друга дела, но в этот раз я просто не мог сидеть на одном месте.

– Я не знаю, что нам делать, я боюсь. А вдруг нас кто-то видел. И что это было там внизу?! – голос Марка был полон отчаяния, но суровость не пропадала с его лица. – Ты вообще много о нём знаешь? Я думаю, когда доктор Эван снова уедет, нужно заглянуть к нему в кабинет, теперь ведь нам ни один замок не страшен, правда?

– Да, конечно. Только сначала нам нужно поговорить с Рэем, видимо именно доктор Эван стоит за всем этим кошмаром, – я боялся не меньше него.

После полудня мы пришли к мосту, пересекающему маленькое озеро, вблизи нашей территории. Через этот мост к нам в приют приезжали взрослые, а мы с Марком мечтали однажды пересечь его, чтобы навсегда покинуть это место. Рэй сидел там совсем один. На нём были порванные штаны, грязная серая рубашка и зелёная твидовая кепка, одетая наискосок. Тёмно-каштановые волосы были давно не стрижены и закудрявились почти по всей голове. Мы подошли ближе и глаза парня наполнились страхом.

– Наверное, если бы не сегодняшняя ночь мы бы так с тобой и не познакомились, Марк? Меня зовут Рэй, хотя думаю, Джерард тебе уже рассказал.

– Да, очень приятно, – ответил Марк.

Я поспешил перебить их и спросил у Рэя, что же всё-таки случилось, и как он там оказался. Рэй оглянулся по сторонам и сменил голос на более тихий:

– Доктор Эван около полугода назад сказал, что видит во мне потенциал. Я присутствовал на всех его сеансах по психотерапии, которые он проводил с детьми. Мне нравилась эта работа, ребята с тяжёлым детством приходили в себя после потери родителей, сестёр и братьев, один мальчик побывал в коме. Но буквально месяц назад доктор забыл запереть свой кабинет, и я обнаружил личные дела всех воспитанников – наши с вами личные дела. Это был почерк Эвана. Я думаю, вам нужно увидеть это своими глазами, – Рэй немного запнулся, вздохнул и продолжил свой рассказ. – В общем, я узнал, что Эван занимается незаконными делами, которые совсем выходят за рамки дозволенного. Он никогда не позволял мне входить в его личную лабораторию, и чем он там занимался, было известно одному Богу. Однажды вечером я всё-таки пробрался в подвал, и он меня оглушил. Эван не приходил целых пять дней, всё это время я был связан, только сейчас удалось помыться и поесть. Я хочу, чтобы вы лично увидели те документы, которые видел я, если конечно вы готовы к этому, – Рэй оглядел нас с такими печальными глазами, с надеждой, что мы откажемся участвовать в этом.

Я не стал расспрашивать его, ему нужен был отдых. Марк предложил ему бутерброд, который он прикарманил по пути сюда, и Рэй без всяких отговорок запихнул его за обе щёки.

– В четверг он снова уезжает по делам в город, давайте посетим его кабинет вместе? – уже доедая свой бутерброд, произнёс Рэй.

Всё это время он ночевал под мостом, мы построили ему маленький шалаш со всеми удобствами, приносили еду каждый день, в эти тёмные летние ночи он был совсем один.

Дождавшись, когда доктор уедет за пределы приюта, мы без особого труда проникли в его кабинет. Эта была маленькая комнатушка, забитая тоннами книг. В дальнем углу пустовала одинокая тумба, а один из отсеков в ней был глухо заперт на замок. Невозможно было пройти мимо такого соблазна. Внутри оказались те самые личные дела детей, только в ночь посещения Рэем этого замка не было. Каждый из нас достал папку со своим именем, и погрузился в изучение. Рэй держал свою именную папку, и вглядываясь в каждое слово, непрерывно читал: «Рэй Миллер. Дата рождения 06.09.1956 г. Спокойный. Крайне общителен с потенциальными больными. Есть задатки медицинского характера. Тщательно изучает книги по синтетической теории эволюции и теории стресса».

Там было ещё много разных записей, но последней из них, в прошлый раз не было. Рэй сказал, что он теперь так называемый «потенциальный больной». Под этим термином, как он нам пояснил, Эван понимал ребёнка, который подвержен неизлечимой болезни, следовательно, он сразу же переводился в корпус №3.

– Подожди, – я остановил Рэя, не понимая, что происходит, – но ведь в третий корпус отправляют детей, которые знакомятся с новыми родителями, разве нет?!

– По всей видимости, мы все и должны так считать, – ответил Рэй скованным голосом, – Эван выбирает потенциальных больных и удерживает их в том месте, где вы нашли меня, после он снабжает своим товаром специальную клинику, где «наши» органы идут на лечение обеспеченных людей… В общем, сами посмотрите, – Рэй показал фотографии обезображенных тел, ноги и руки были отрублены, кожа снята, а глаз и вовсе не было.

– Я выяснил всё это, когда первый раз залез сюда, а потом Эван видимо догадался и проследил за мной до лаборатории.

– Я видел наших товарищей в том холодильнике, когда мы были в подвале, Джер! – Марк произнёс только одну фразу.

У меня назревал только один вопрос – как получилось, что весь персонал приюта ничего этого не заметил, ведь усыновили уже шестерых?! Возможно, они здесь все заодно.

– Нужно уходить, – тихо произнёс Рэй.

Шли недели, а доктор Эван ещё ни разу не засветился в госпитализации «потенциального больного». Мы заметили, что он стал реже появляться на улице, новых шрамов на лице практически не было. Видимо, он боялся, что сбежавший Рэй выложит все карты на стол.

Однажды, мы играли в футбол, и я заметил, как доктор Эван тщательно всматривается в нашу игру. В тот же вечер он подошёл к Марку и отвёл его в свой кабинет. Марк был спокоен и не выдавал своих ощущений. Доктор очень долго с ним разговаривал, пытался выяснить, откуда у него ожоги по всему телу и почему половина его лица практически уничтожена. Об этом сам Марк говорить не любил, но мне всё-таки рассказал. Доктор Эван, естественно знал предысторию его жизни, но видимо хотел, чтобы Марк сам ему всё поведал. Разговор Эвана и Марка был недолгим. Ему ничего не удалось узнать ни об ожогах, ни о Рэе.

Марк родился в 1965 году в Бостоне. Жил вместе с отцом в маленьком доме у озера. Мать погибла при родах. После её смерти отец пристрастился к наркотикам, стал приводить домой женщин, а когда Марку исполнилось 3 года, он уснул с сигаретой в кровати и начался пожар. Одна из подруг отца успела вытащить малыша на улицу, но в своей кроватке он лежал на боку и огонь подошёл к нему снизу. Правая сторона его тела обезображена глубокими ожогами, в том числе и лицо. Марк ненавидит, когда ему об этом говорят, ненавидит, когда к нему прикасаются, или долго смотрят, ещё ни одному человеку даже персоналу и врачам не удалось до него дотронуться. Но при всём этом, он подал мне руку при нашей первой встрече.

На следующий день мы снова пошли навестить Рэя. Он был крайне взволнован. Рэй рассказал о том, что его тётка Эбигейл скоро за ним вернётся, что он получил письмо, украденное из почтового ящика. Она была уже стара, и ей был необходим уход. За свою долгую жизнь она успела наварить нехилое состояние на частной практике психолога. Её дом оценивался в полмиллиона долларов, исключительно из-за расположения в тихом лесу у озера. Рэй написал ей о том, что Эван хотел убить его, и что он сейчас вот уже вторую неделю живёт как отшельник. Эбигейл была тяжелым человеком, она считала, что Рэй болен, что придумывает разные истории для привлечения внимания, поэтому частенько отдавала его в Хоуп. Старая тётка никогда не была замужем и воспитывала своего племянника с его младенчества, после смерти своего брата и его жены в автокатастрофе.

– Я должен уехать, простите меня. Я должен рассказать о том, что здесь происходит, может мне кто-нибудь поверит, – голос Рэя был встревожен, но и возбужден. – Я помогу вам уйти отсюда…

На следующее утро вещей Рэя, как и его самого уже не было. Наступил 1983 год. Рэй постоянно писал нам письма. Прошло уже 12 лет, как мы не виделись, уже совсем скоро мы уедем отсюда, навсегда. Ему никто не поверил, доктор Эван отличался своей статностью в обществе и был уважаемым учёным. Мы узнали, что по документам у тех шестерых ребят, действительно, появились родители. Их новый адрес также был указан. Рэй посетил все шесть мест, и там действительно жили люди, вот только под совсем другими фамилиями. Как ему удалось скрыть смерть шести человек, до сих пор остаётся большим вопросом.

Эбигейл Миллер умерла спустя три года после отъезда Рэя, на тот момент ему как раз исполнилось 18 лет. Наследников у её состояния не было. Рэй не стал терять такую возможность, на её сбережения он поступил в Оксфордский университет на факультет клинической психологии и проучился там несколько лет. Потом проходил практику в лучших клиниках страны, благодаря деньгам и связям своей тётки, он получил степень и благополучно вернулся в Бостон для дальнейшей работы. Рэй стал самостоятельным, уважаемым и ценным сотрудником психиатрической больницы для самых отмороженных преступников Бостона. Я думаю, он не зря выбрал именно это место. В его руках был архив FBI и великий талант входить в доверие и отправлять за решётку самых жестоких людей.

В начале года стало известно, что в приют привезут и девочек, хотя изначально планировалось воспитание исключительно мальчиков. Видимо, многие приюты были переполнены. В марте персонал стал готовить отдельные комнаты для новобранцев, вот только обстановка была совершенно иная. Конфликтных детей поместили в первый корпус отдельно от всех. Уже в апреле привезли 12 сирот. Самой младшей из них была двухлетняя девочка, которая совершенно не умела говорить. Почти полгода они обустраивали новую конуру для брошенок и сирот. Всё стало налаживаться, жизнь была спокойной. Эван преподавал свои уроки в полном спокойствии без намека на то, что что-то может быть не в порядке.

По достижению 18 лет мне и Марку предстояло покинуть это место и жить в отдельном жилье, выделенным государством. Мне уже исполнилось 19, а я всё ждал. Мы уже знали, что для нас готовятся маленькие квартиры, расположенные в районе Дорчестер для людей с доходом от $5 до 20$ тысяч в год. Чем же я буду заниматься в жизни, я так и не решил. Зато Марк начал вкладывать в мою голову идею уничтожения всех ублюдков на планете. Сказал о том, что начнём мы именно с доктора Эвана. Он им просто бредил. Постоянно напоминал мне о нём, хотя прошло столько лет, он уже всё должен был забыть. Никто даже и не догадывается, что он сделал. Меня захватывало это предложение, но и пугало, оставался вопрос, как воплотить это в реальности.

В одну холодную субботу я стоял за углом и курил, украденные у Джейн Никсон сигареты. Девушка шестнадцати лет проявляла ко мне нежные чувства, но моя голова была забита лишь одним, скорым выходом из этого ада. В десять вечера обычно был отбой, и до него оставалось полчаса. Ко мне подошёл Марк и произнёс одну фразу: «Пора»! Я не мог поверить, что он действительно решился на убийство Эвана. Я услышал шаги. В дали мы увидели две удаляющиеся тёмные фигуры, одной из которой был ребёнок, ростом около трёх футов. Человек держал ребёнка за руку и уводил его в тот самый подвал, куда мусорщик уносит чёрные пакеты. Мы переглянулись, неужели это продолжается… Неужели то, что происходило 12 лет назад, снова повторится. Марк дёрнулся быстрее меня. Сломя голову мы неслись через все лестницы и туннели глубокого коридора, пока не наткнулись на ту проклятую старую дверь. Не подумав о том, что дверь может быть заперта, не взяв с собой отмычки или хоть что-нибудь похожее, мы в полном отчаянии переглянулись. Прошло уже 15 минут. Я решил вернуться и принести отмычки. Меня не было совсем недолго, я набирал такую скорость в беге, что мне позавидовал бы любой спортсмен в легкой атлетике. Дверь была приоткрыта, Марка не было рядом и Эвана не было видно. Я вошёл в тот самый подвал, где мы когда-то освободили Рэя. Всё также было на месте. Я увидел кровавый отпечаток чего-то ботинка. В углу лежал доктор Эван, лицо его было разбито, но он явно подавал признаки жизни. Рядом с ним лежала железная окровавленная труба. Я посмотрел на Марка, сидящего в углу, он держался обеими руками за голову, но взгляд его был полон ненависти:

– Я убил его, да? – он с осторожностью спросил меня.

– Нет, он ещё жив. А где ребёнок, с которым он пришёл?

Мы снова переглянулись, Марк резко вскочил и побежал к тому самому столу, где когда-то прятался. На столе лежала девочка, в белом платье, с белоснежными вьющимися волосами, а рядом с ней на столике ёмкость с формалином, в которой лежала её отрубленная левая кисть. Платье было испачкано кровью, рука была уже зашита и перемотана большим чёрным пакетом. Я взял девочку на руки и понёс к выходу. В этот самый момент в голову Марка прилетел удар со спины. Грёбаный доктор Эван очнулся. Марк упал на пол и лежал неподвижно, пока доктор уже направлялся ко мне. Я попытался пойти к выходу, но девочка на руках замедляла мой ход. Железной трубой он оглушил и меня, девочка соскочила с рук и упала на пол прямо возле двери. Марк зацепил Эвана за ногу и повалил с ног, пока я пытался прийти в себя, они вовсю молотили друг друга по лицу всем, что подворачивалось под руки. Я подбежал и ударил Эвана по лицу ногой, он снова упал. Марк добивал его как настоящий убийца, не щадя, не жалея.… Пока мы пытались отбиться, мы повалили на пол несколько шкафов с какими-то химическими веществами, Эван, с большим трудом достал из кармана зажигалку и бросил вперед. Взрыв… Половина помещения взлетела на воздух, я оттащил Марка, оставив неподвижного Эвана лежать на полу. Мы ломанулись к выходу, чтобы успеть спасти девочку. Марк заглянул за угол, куда она отползла, и увидел её, сидящую на холодном полу, сжав колени и закрыв маленькую голову одной рукой. Марк осторожно присел возле неё. Она открыла свои большие голубые глаза. В них было что-то волшебное, она смотрела на него с полным пониманием того, что происходит и, несмотря на то, что её кисть была безжалостно отрублена, слёз в её глазах не было. Девочка осторожно подняла правую руку и дотронулась до лица Марка. Я помню его реакцию тогда, он хотел отдёрнуться, но потом удивился, что ребёнок не испугался его страшного лица. Марк взял девочку на руки, и мы успешно добрались до выхода. Мы спрятались под мостом. Весь персонал спасал детей, выводя их из корпуса на улицу. В тот момент я решил, что здесь не останусь. Мы не стали дожидаться утра, пока стоял такой хаос, и никто не мог нас остановить, мы скрылись под звуки горящего приюта, который так и не подарил нам надежду.

Глава 2: Отец, брат, наставник

«Она взглянула на меня, подошла ближе и дотронулась до моего обезображенного лица. Эмма вселяла в меня какое-то непонятное чувство. Как будто придавала сил, давала некую защиту, когда касалась. Не могу это точно описать. Иногда она бывала странной».

Марк

***

Сразу после побега мы направились в дом Рэя. По письмам я знал примерное расположение этого дома. Мы шли почти двое суток, измученные и голодные, а главное, рука девочки была не в лучшем состоянии. Мы не смогли оставить её там, что-то меня останавливало. Наконец, мы добрались до него. Рэй был дома. После долгих двенадцати лет разлуки я не мог нарадоваться его присутствию рядом. Он встретил нас как истинный помещик. Рэй спросил, что за ребёнок с нами и поинтересовался, почему мы не в приюте. Мы долго говорили о том, что произошло, пока Рэй вкалывал обезболивающие лекарства в руку девочке. О том, что мы теперь либо официально мертвы, либо без вести пропавшие, о том, что девочка не разговаривает, да и имени у неё нет. Спустя некоторое время мы обсудили все детали.

Наступил 1998 год. Мы дали девочке имя – Эмма. Драгоценная Эмма. Придумали её день рождения, чтобы всё соответствовало реальности. Она уникальное создание, благородное, доброе, верное. Эмма необычная, что-то происходит в её голове, чего нам не видно, складывается ощущение, что её интуиция развита гораздо лучше, чем у любого из нас. Её слабость – правда. А моя – она! Эмма не соврала ни разу за всю жизнь, даже в самых деликатных ситуациях она говорила всё как есть. Она была совсем одна, также как я, Джер и Рэй. Вот только мы вместе, а значит, уже не одиноки. Мы стали настоящей семьёй, и я никому не позволю разрушить то, что мы так долго строили.

Рэй раздобыл для нас документы, официальные, внесённые во все реестры. Теперь мы полноценные граждане страны Джерард, Марк и Эмма МакКолл. Со временем мы решили большинство проблем. Рэй приобрёл протез на руку Эммы, и она полноценно развивалась, как самый обычный ребёнок. Я так сильно полюбил её и привязался, что это просто не укладывалось в голове. Я так и не нашёл друзей в Хоупе кроме Джера, всё боялся подпускать к себе кого-то. А тут она… Я помню, как она коснулась моего лица без всякого страха и отвращения, другие только пугливо обходили меня стороной. Тогда, перед побегом, мы с Джером долго спорили, что делать с девочкой. Нам не нужен был лишний груз, но мы просто не смогли оставить её там, тогда мы бы ничем не отличались от Эвана. Сраный говнюк мёртв. Больше я его не увижу, и он больше ничего мне не сделает. Гори в Аду! Надеюсь, никто не узнает, что он со мной сделал…

В семнадцать лет Эмма посещала колледж, получила права, работала в баре Джера и по большей степени старалась всего добиваться сама. Я видел, как сильно Джер обеспокоен её интересами, тем, что она уже совсем взрослая. Она много времени проводила рядом с ним, Джер обожал автомобили, и естественно Эмма последовала его примеру. Это как завести маленького котёнка, к которому ты привязываешься, и который начинает вырастать, становясь грациозным животным. Только моя любовь к ней была платонической. Джер боялся, что однажды её привезёт парень, и она поцелует его, а потом он обязательно разобьёт ей сердце, как это обычно бывает. Но к большому удивлению, Эмма была необычной. Она не была замкнутой, не была достаточно открытой в обществе, она совмещала в себе осторожность и взвешенность всех поступков. Как-то она сказала мне, что видит во всём последствия. Ей было важно послевкусие после каждого поступка. Она завораживала меня своим суждением о жизни, казалась мне взрослым сформированным человеком. Во всём этом я чувствовал долю своего воспитания. Всё-таки не зря, мы оберегаем её от любого непродуманного поступка.

С Рэем её связывали необычные отношения. Эмма считала его отцом, спрашивала у него на всё разрешение, даже на поездку за рулём с Джером. Чувствовалось, что ей не хватает родительского внимания. Рэй был умным и начитанным человеком, Эмма иногда садилась рядом с ним и наблюдала за его работой, никогда при этом, не вмешиваясь и не отвлекая.

Я дал ей прозвище Принцесса, когда учил её читать в детстве. Так оно и приелось на всю жизнь. Ещё она не умела причёсываться, с её необычно длинными волосами нужно было что-то делать. С самого детства я пытался научить её заплетать косы, но всё без толку, видимо, теперь мне придётся делать это за неё всю жизнь. У неё был маленький недостаток, на дню она могла материться десятки раз, когда злилась, удивлялась, многие её эмоции были связаны с этими словами. Один раз она услышала ругательства от Джера, и отучать от этого теперь не имеет никакого смысла, слишком быстро всё схватывает. По воскресеньям мы ходим в церковь, как и все празднуем День благодарения, Рождество и Хэллоуин.

Где-то полгода назад я повёз её в лес, она часто любила гулять там. Но этот раз мне особенно запомнился. Тогда мы с ней встретили лося-альбиноса. Это было прямо как в сказке, я не смог увидеть его вблизи, а вот Эмма рассказала, что успела его погладить. Прекрасный тогда был день…

Сегодня вечером Эмма подошла ко мне и попросила разрешения уйти на ночь, на вечеринку. Сказала, что там будет весь колледж и, если она не придёт, её будут задевать. Она смотрела на меня таким же проникающим взглядом, как в тот день, когда я нашёл её на полу. Я не могу ей отказать, хотя знаю, что Джер будет недоволен. Я сказал, что отпущу и не скажу ничего Джеру, чтобы не было неприятностей. Эмма запрыгнула на меня, начала целовать, она была очень довольна. Я научил её неплохо драться, поэтому был спокоен.

Весь вечер я сидел в её ожидании, было уже около часа ночи, и я знал, что вернётся она не скоро. Рэй как всегда работал в своём кабинете, а Джер пошёл в свой бар, чтобы в очередной раз, напиться до усрачки. Моим единственным ускорителем времени была книга Майна Рида. Я услышал звук подъезжающей машины, фары осветили дом, и я увидел Эмму, выходящую из-за руля нашего Chevrolet Tahoe 1995 года, вытаскивающую Джера с пассажирского сиденья. Он был в стельку пьян. Она закинула его руку на плечо и повела к дому.