Марина Серова
Тайна раскроется в полночь

Глава 6

На сборы всего семейства не потребовалось и пяти минут: уже через парочку они все стояли прямо передо мной, разглядывая с самыми различными эмоциями: от полного обожания (Ольга) до пренебрежительного недоверия (девяносто процентов взрослого женского населения дома).

– Дорогие мои родные, – нарочито хмурясь, проговорил Герман, исподлобья оглядывая своих близких, – довожу до вашего сведения, что намерен точно выяснить, кто и по какой причине дважды пытался убить мою супругу Ольгу. Для этого я пригласил частного детектива с отличной репутацией – прошу любить и жаловать, Татьяна Александровна Иванова, к которой вы можете обращаться просто по имени – Татьяна. Моя личная просьба к каждому из вас: отвечайте на все ее вопросы честно и откровенно. Вот и все. Кому-то что-то непонятно?

На мгновение в комнате наступила полная тишина, и тут же все загудели: народ задвигался, зашевелился, разворачиваясь друг к другу и бурно выражая свои эмоции – по большей части явно негативные.

– И что ж это ты хочешь сказать?! Что мы, твои родные, все – убийцы?! – гневно выкрикнула высокая полная женщина с пышной копной огненно-рыжих, с легкой сединой волос.

– Дорогой, я же тебе объясняла, что никто не желал меня убить, я просто иду по стопам своего Учителя…

Черноглазая Ольга, восторженно глядя на меня, мгновенно была заглушена яростным басом почти двухметрового старика:

– В семействе Кооп никогда не было убийц! Разбирайся сам со своей чокнутой женушкой…

– Тут же все ясно – твоя Ольга сама хотела себя убить, все ясно, какие такие убийцы! – тут же забормотала, словно курица на насесте, без конца повторяя одни и те же слова, мелкая быстроглазая женщина – точная копия рыжей великанши, за исключением роста, а стало быть, скорей всего, ее сестра.

– Татьяна Иванова – самый знаменитый детектив, я читала о ней классную статью в «Тарасовском Арбате»! – Тут на первый план вышел звонкий голос давешней девчонки Натальи, что встретила нас с Германом при входе в дом.

Наталью тут же перебила ее копия – девушка с теми же лицом и фигурой, но зеленоглазая, с волосами иссиня-черного цвета и эффектной стрижкой каре:

– А тебя никто не просил встревать, помолчи лучше!

– Сама молчи!

– Я тебе поогрызаюсь, малявка!

– Девочки, ведите себя прилично, перестаньте толкаться!

– Не понимаю, зачем я здесь трачу время, сынок?..

Герман, постепенно багровея, бросил на меня извиняющийся взгляд и попытался перекрыть весь тарарам:

– Потише, дорогие мои! Прошу вас, ведите себя достойно…

Его голос моментально потонул в общем гаме. Вот тогда он и гаркнул – единственный раз за все время нашего знакомства, так что этот яростный вопль я запомнила на всю оставшуюся жизнь:

– А ну, заткнитесь! Орете, как какое-нибудь сумасшедшее итальянское семейство! Имейте хотя бы минимум уважения ко мне, если не как к родственнику, то как к своему безвозмездному спонсору!

И вновь в комнате мгновенно повисла почти ледяная тишина.

Герман обтер лицо белоснежным носовым платком и, стараясь сдержать все свои явно резко негативные эмоции, проговорил сквозь зубы, медленно переводя потемневший взгляд с одного лица на другое:

– Я с вами не советовался, я просто ввел вас в курс дела. Кто чем-то недоволен – прошу покинуть мой дом. Тот, кто остается, должен отвечать на все вопросы Татьяны, не увиливая. Вот и все, что я хотел вам сообщить. Все свободны.

Он поднялся, явно приглашая всех покинуть кабинет. Народ это понял и молча, все в той же ледяной тишине, выплыл друг за дружкой за дверь. Осталась одна лишь Ольга, которая все так же сидела в своем кресле и все так же смотрела на меня с ясной улыбкой посвященной.

– Вы сами все видели, – Герман постарался взглянуть на меня спокойно, старательно не замечая супругу. – Работа вам предстоит непростая – это не семейство, а цыганский табор, дикий кагал. Но я надеюсь, вы все быстро расставите по полочкам.

– Татьяна, а вы читали книги Софьи Златогорской? – внезапно раздался голос Ольги, и мы с Германом одновременно развернулись к ней.

Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, тепло и радостно улыбаясь, как будто это не ее дважды пытались убить.

– Честно говоря, я лишь немного читала о ней, – ответила я, рассматривая лицо Ольги, боковым зрением отметив, как испуганно дернулся Герман, очевидно побоявшийся, что моя реакция, как и в ресторане, будет негативной.

Услышав мой вполне спокойный ответ, он встал.

– Я должна рассказать вам, – она тут же замахала на саму себя руками. – Нет, лучше возьмите книги Софьи и сами непременно их прочтите, уверяю вас, вы ничуть не пожалеете. Все труды Софи удивительны, как удивительна сама ее судьба. А я иду по ее стопам, по стопам Софьи Златогорской, – с переездом в этот дом у меня все происходит точно так, как происходило у нее!

Глаза Ольги горели от радостного возбуждения.

Я кивнула и перевела взгляд на Германа, который тревожно наблюдал за нами, замерев у окна.

– Герман, вы можете отправляться в свой офис и работать, выкинув все домашние проблемы из головы, – я успокаивающе кивнула. – Доверьтесь мне. Я останусь здесь и для начала постараюсь пообщаться с отдельными персонами. В частности, мне будет чрезвычайно полезно и общение с вашей супругой.

Герман только судорожно сглотнул, подхватил свой плащ и шляпу, сумбурно простился и вылетел вон, словно боялся в последний момент все испортить каким-нибудь не тем словом или жестом.

Мы с Ольгой остались одни в полутемном кабинете, тускло освещенном лишь светом от окна.

– Ольга, расскажите мне, пожалуйста, что больше всего привлекает в самой личности Софьи Златогорской именно вас и в чем, на ваш взгляд, заключается главная основа ее учения.

Я постаралась, чтобы мой голос звучал суперспокойно и лишь самую малость заинтересованно.

Ольга взглянула на меня с долей лукавства и рассмеялась.

– Мне кажется, вы сами все знаете, просто играете со мной, как с ребенком, – она беззаботно рассмеялась, блаженно откинувшись на мягкую спинку своего кресла. – Понимаю: вы, как и почти все россияне, толком не верите ни в бога, ни в черта. И все-таки это выше нас: в вас точно живет дух Софьи Златогорской, хотите вы того или нет. Быть может, именно потому вам и удается так быстро и точно разгадывать все эти детективные истории… Так что же вас интересовало?

Я, все так же мирно и спокойно, повторила свой вопрос слово в слово. Ольга на мгновение задумалась.

– Я прочла все труды Златогорской. Если сказать в двух словах, то основа ее учения проста: человек состоит из физического и астрального тел, над которыми царит вечный и бессмертный дух. Волшебное триединство. Вот почему при настоящей вере мы можем совершать удивительные путешествия не только в пространстве, но и во времени. Можете представить? К примеру, племянница Германа Натали страстно увлечена рунами. Так вот, она вполне могла бы совершить путешествие во времена первых скандинавских магов и лично встретиться с великим Одином.

Так-так-так! Мой кругозор расширялся стремительными темпами – еще немного, и я буду супер-пупер-специалистом не только в области гадания на костях, но и по части рун, магии и прочего в том же духе. Вчера я полвечера просидела, читая основные вехи из жизни Златогорской, теперь мне предлагается заглянуть на страничку рун, чтобы хотя бы быть в курсе, кто есть «великий Один».

Я слегка откашлялась и взглянула на Ольгу взглядом Фомы неверующего.

– Ольга, а теперь я предлагаю: давайте опустим всю вашу магию и поговорим о грубой прозе бытия…

Она не дала мне договорить:

– Грубой прозой бытия у нас, слава богу, занимается Светлана – незамужняя и бездетная старшая сестра Германа. Она прекрасно готовит и просто виртуозно все убирает-вычищает. Немка, одно слово! Порядок у нее в крови.

Господи, как все-таки непросто вести беседу с такими вот неординарными личностями из числа последователей великих адептов!

– Извиняюсь, говоря о прозе бытия, я имела в виду несколько другое: о двух попытках вас убить. Я слышала, что вы относитесь к ним несколько по-своему, но вот даже эта наша с вами короткая беседа показывает, что вы вполне разумный человек, способный сложить два и два.

– Я все понимаю, – вновь перебила меня нетерпеливая Ольга, все так же радостно блестя шоколадными глазами. – Да-да-да, все в этом доме полагают, что я хотела покончить жизнь самоубийством, а на ваш взгляд, меня кто-то хотел прибить. Но я-то живу немного другими ценностями и прекрасно знаю: смерти нет, каждый случай, когда человек по тем или иным причинам попадает в реанимацию или попросту теряет сознание, перед ним открывает ворота чудесного мира. А это значит, что если даже и существует тот несчастный человек, который полагает, что желает меня убить, то на самом деле он попросту избран высшими силами за определенные грехи, чтобы стать прислужником в моих уроках смерти. И если бы попытка убийства удалась, то для меня на высшем уровне это было бы лишь благодатью: мне облегчили переход на новый уровень – в новое тело, в новую жизнь. Вся наша жизнь – только ступени лестницы. Удачная попытка убийцы – лишь знак: мне пора подниматься на ступень выше, вот и все!

– Ага, – поспешила уточнить я, – значит, все-таки и вы сами признаете возможность попыток убийства. Можете ли вы вот сейчас четко повторить, что сами не делали попыток убить себя?

Она смотрела на меня так ясно, что на мгновение я застыдилась своей примитивности: надо же, обзывать восхождение на более высокую ступень лестницы банальным словом «убийство»!

– А вот этого я сказать не могу. Видите ли, все это происходило в состоянии транса – увы, я ничего не помню. Может быть, для моих уроков смерти ко мне являлась сама Софи, ее душа, возможно, она дала мне в руки оружие, хотя наяву я ужасно всего этого боюсь. Понимаете, в этом и есть смысл уроков, которые проходила Софья Златогорская, а теперь прохожу я: учиться убивать не себя – свой страх перед смертью.

Ну что тут скажешь?

– Допустим. И все-таки, если принять вариант, что стреляли в себя все-таки не вы, мне чисто из простого человеческого любопытства интересно вычислить, кого же высшие силы избрали для святой миссии пальнуть в вас из пистолета.

– А вот я этого знать не желаю, – тут она впервые посмотрела на меня испуганными глазами. – Вы ведь сразу засадите эту невинную душу в тюрьму! Хотя я-то уверена, что никого лишнего в тот вечер в нашей комнате не было, и Софи сама протянула мне пистолет…

Тут она явно сбилась с хода собственных мыслей, лишь только представив себя с пистолетом в руках, – зажмурилась и замахала обеими руками, словно отгоняя от себя назойливых мух. Затем наконец-то открыла глаза и глубоко вздохнула, улыбнувшись мне, как умственно отсталой.

– Как вы не понимаете – вовсе никто не хочет меня убить, просто я повторяю путь Софьи Златогорской.

Прости меня, господи, и за все сразу!

– И сколько раз ваша Софи пыталась покончить с собой?

На ее лице отразилась такая по-детски чистая обида, что впору было раскаяться в собственном ехидстве.

– Нет, вы говорите с такой иронией, значит, совсем не верите мне. Неважно, сколько раз Софи проходила свои уроки – потому как то, что вы называете попытками самоубийства, на самом деле было для нее восхождением по лестнице на небеса, она называла это так, как учил Гермес Трисмегист, – уроками смерти.

– И в чем же конкретно заключаются эти уроки?

– В том, чтобы понять и принять душой простой факт: смерти нет. То, что мы называем смертью, чего так боимся, на самом деле лишь наш проводник на следующую ступень – ступень выше. Когда это понимаешь, жизнь наполняется новым, радостным смыслом. А первый знак, что все это – лишь урок, налицо: у меня, как и у Софи, все раны заживали быстро, буквально за два-три дня!

Да уж, насколько проще допрашивать простых людей, пусть они трижды преступники и повинны в самых страшных грехах. А тут впору запеть мантры.

Ольга смотрела на меня все с той же просветленной улыбкой, с какой мудрая мать смотрит на расшалившееся дитя.

Что ж, на нет и суда нет. И все-таки стоило сделать еще одну, последнюю попытку:

– Хорошо, будь по-вашему, но у меня есть еще один, совсем невинный вопрос. Ваш муж рассказывал мне, что перед тем, как отправиться в подвал…

Она тут же едва ли не подпрыгнула от возмущения и даже взволнованно и негодующе взмахнула руками.

– В Зал Свободы!

– Ну, в Зал Свободы… Так вот, вы отправились туда, потому как «услышали голос». Так вот, вы можете мне описать, что это был за голос? Гулкий, нежный, громкий, бас или тенор…

Ольга внезапно вся порозовела и быстро опустила глазки на собственные пальчики с обкусанными ноготками, которые быстро-быстро сматывали-наматывали кусочек нитки.

Режьте меня, убивайте, но могу поклясться чем угодно: девушка как пить дать насчет прозвучавшего ей «голоса» любимому супругу соврала – чтобы ни в чем не уступать великой Софи!

Она тут же поняла свою промашку и заговорила торопливо и сбивчиво, словно вдруг вспомнив, что ей давно пора по делам:

– Я же вам уже говорила, что находилась в состоянии транса. Я просто слышала, как звучали музыка, голоса…

– Голоса? Выходит, звучал не один голос, а несколько?

– Голос – голоса, какая разница! – Ее глаза наполнились слезами. – Говорю вам, я толком ничего не помню.

Некоторое время мы помолчали, рассеянно слушая тиканье часов. Ольга, первой придя в себя, глубоко вздохнула и вновь улыбнулась мне своей «фирменной» просветленной улыбкой.

– И все-таки, если вы когда-нибудь прочтете автобиографию Златогорской, написанную ею самой, то узнаете: она успешно прошла все уроки смерти, победила свой страх, и смерть – мудрый проводник – пришла к ней ровно в тридцать три года. Софи Златогорская мирно уснула и не проснулась в нашей жизни.

Ольга произнесла слово «нашей» с особой, слегка пренебрежительной интонацией и в очередной раз кивнула мне, все так же улыбаясь:

– Так что и вы, и мой милый Герман можете не переживать: мне до тридцати трех лет еще далековато.

Тут она, задержавшись на мне взглядом, невольно вздрогнула и передернула плечами, словно кто-то положил ей горсть снега на затылок.

– Послушайте, но неужели вы сами никогда не задумывались – откуда это удивительное сходство вашего лица с лицом великой Софи?!

Я поняла, что эту беседу пора завершать, поднялась и, в свою очередь, тепло, если не сказать сердечно, улыбнулась Ольге.

– Признаться, у меня нет лишнего времени размышлять о своей внешности – обычно клиенты просят меня подумать об их благополучии и безопасности, потому как большинство людей, как правило, испытывают простой человеческий страх перед смертью или перед вашим проводником – как это ни назови.

Я поднялась.

– А теперь вы не могли бы проводить меня к вашим родителям?

Ольга тут же, без лишних вопросов направилась к двери.

– Следуйте за мной! Но сразу предупреждаю: с моими родителями вам особо не о чем будет говорить – мама увлечена одним лишь вязанием, а папа помешан на сканвордах. Идемте!

Глава 7

Да уж, что ни говори, а обитатели этого дома были попросту уникальны – каждый по-своему.

Родители Ольги действительно оказались милейшими людьми, которые выглядели одинаково отстраненными как от реалий нашей жизни с ее перманентным повышением цен и прочими катаклизмами, так и от высоких духовных переживаний родной дочери. Любимый зять Герман дал им кров, стол и хлеб, маме, Елене Николаевне, – возможность приобретать любую пряжу для любых вязаний, папе, Ивану Петровичу, – еженедельный набор газет и журналов со сканвордами. Что еще нужно для счастья среднестатистическому россиянину? Этой паре – абсолютно ничего, оба были стопроцентно счастливы.

– Я сто раз говорила Ольге, чтобы не маялась дурью, – с первых же слов закусила удила Елена Николаевна. – Вязать учиться она не желает, а между тем это удивительнейшее занятие – какие только модели я не вязала, одна эффектнее другой! И, кстати сказать, с Германом Ольга познакомилась, будучи обряжена в платье моей вязки. Так что, к слову, я вполне заслужила право жить под кровом зятя – его очаровали и моя дочь, и платье моей работы!

Завершив свою тираду, она очаровательно улыбнулась и с чувством исполненного долга опустила глазки к спицам, которые тут же с легким звоном замелькали в ее проворных пальцах.

Иван Петрович, в свою очередь, лишь на пару минут оторвал взгляд от сканворда и что-то невнятно пробурчал.

– А что вы думаете о двух случаях, когда ваша дочь едва не погибла? Как считаете лично вы: что это было? Быть может, все-таки кто-то пытался убить Ольгу?

Задавая этот вопрос, я с особым вниманием наблюдала за безмятежными лицами этих на редкость отрешенных от нашего грешного бытия людей.

Елена Николаевна мгновенно вспыхнула, инстинктивно бросив взгляд в сторону входной двери, а Иван Петрович на пару минут оторвался от своего увлекательнейшего сканворда, заложив ручку себе за ухо.

– Надеюсь, нас-то вы не подозреваете в этом ужасе?

Мать, мимолетно нахмурившись, бросила взгляд на дочь, которая с самым равнодушным видом разглядывала свои пальчики с обкусанными, как у девочки-подростка, ноготками.

– Для нас Ольга – дочь, родная кровинушка, мы ей желаем жить до ста лет в здравии и благополучии да нас дедушкой-бабушкой поскорее сделать. Ну, а что там на самом деле произошло…

Она шумно вздохнула и покачала головой.

– Знаете, этот дом такой странный… Нечистый дом! То голоса какие-то слышатся, то такая странная музыка… Понятия не имею, что тут происходит, и только надеюсь, что Ольга не дошла до такого греха – стрелять в себя!

Она не без патетики взмахнула руками, и спицы, крепко зажатые в ее пальцах, громко звякнули.

– Просто ужас какой-то, признаться, даже вспоминать об этом, думать не желаю! Наша Оленька – и самоубийца! Но почему? Ведь мы ее так любим. А уж муж и вовсе готов ради нее горы свернуть…

Она успокоилась совершенно неожиданно – улыбнулась, как ни в чем не бывало, и вновь принялась вязать, продолжая свой монолог без тени трагизма, но с нотками завершения:

– Ужас, просто ужас. Но в конце концов, вас ведь для того и наняли, чтобы вы во всем этом кошмаре разобрались. Вот и разбирайтесь, ради бога, вам за это заплатят!

Иван Петрович все время, что длилась тирада его супруги, то молча смотрел на дочь, то переводил сонные блеклые глазки на меня. Наконец и он выдал свою реплику:

– Просто так ни один кирпич на голову не упадет! А Ольга у нас далеко не дура, поверьте мне на слово.

Вот так вот – понимай как хочешь! Что конкретно хотел сказать этот убеленный сединами, с виду вполне разумный старик, я так и не поняла. С одной стороны, метафора с кирпичом должна означать, что, стало быть, его дочь все случившиеся ЧП если и не заслужила, то притянула своими мыслями и поступками; с другой стороны, она – «не дура». Не намек ли это, что Ольга сама «пишет сценарии» событий своей жизни, включая все кирпичи да стрельбу?

Впрочем, Иван Петрович тут же вновь с головой окунулся в свой увлекательнейший мир сканвордов и кроссвордов: напялил очки на нос, поводил ручкой по колонкам и внезапно обвел нас просветленным взглядом поверх очков:

– А ну-ка, кто в курсе имени философа из ванны?

Встретив в ответ лишь наши непонимающие и недоуменные взгляды, он звучно расхохотался:

– Довожу до вашего сведения, что это – Архимед. Интересно? То-то же, теперь будете знать!..

Ольга торжествующе улыбнулась с выражением «Я же вам говорила!» и повела меня дальше по коридору, до двери, за которой, судя по доносившимся звукам, разыгрывались роковые страсти.

Я недоуменно взглянула на Ольгу, а она только пренебрежительно передернула плечами:

– Здесь у нас апартаменты родителей Германа, а его мать живет одними сериалами. Хорошо хоть не бразильскими!

Знакомство с предками Германа вышло еще короче: его мать, Нина Михайловна (в ее шестьдесят с гаком весьма эффектная женщина в стиле Мерил Стрип), полулежала перед суперплоским экраном телевизора в удобном кресле, вытянув ножки в плюшевых брючках. Говоря языком Ольги и ее Учителя Софи, Нина Михайловна всецело пребывала в пятом измерении – том самом, где обитают вымышленные герои и где рождаются и растут наши дивные мечты.

При виде нас Нина Михайловна только капризно нахмурилась и нетерпеливо щелкнула пальцами:

– О нет! Извиняюсь, мои дорогие агаты кристи, но у меня – кульминационная серия. Приходите с вашими расспросами через часок, хотя сказать мне нечего – за соседями не слежу, предпочитаю телесериалы, а сама никого не убивала и в ближайшие десять лет не планирую.

При том, как в сильнейшем раздражении ответила на мой вопрос Мадам Сериал, ее супруг почивал в соседней комнате-спальне, потому как с наступлением осени он «как медведь, отправляется в спячку». Признаться, впервые меня выставили из апартаментов за какие-то считаные секунды. Как говорит один мой старый мудрый приятель, «жизнь груба».