Марина Серова
Рыбка в мутной воде

– Все. Готово, – заключил все тот же мужчина. – Можешь закрывать ее, – он провел огромной ладонью по крыше моего авто. – И дуй в лодку. Рашпиль тебя быстренько через речку переправит.

Я закрыла машину на ключ, прихватив с собой все, что необходимо.

– Ну, че? Пошли? – спросил лодочник со странным именем Рашпиль.

– Пошли, – вяло ответила я и последовала за переправщиком.

Когда мы достигли лодки, мой проводник указал на ее нос и произнес:

– Садись вон туда, вперед. Там на тебя меньше воды попадать будет. Передок немного повыше.

Я села на указанное место, вцепившись обеими руками в борта лодки. Да… Такого приключения у меня еще не было. Интересно, что ждет меня впереди? Нет, конечно, раньше я тоже совершала путешествия по воде. Но это, как правило, было по Волге и на большом катере. Или на добротной лодке по воде маленького спокойного прудочка в городском парке. А это плавание было совершенно иное и не шло ни в какое сравнение с предыдущими.

Старенькая да еще и дырявая лодчонка, которой, видимо, было больше лет от роду, чем мне, вся скрипела и, казалось, готова была переломиться надвое уже через несколько метров путешествия. Даже не слишком сильное течение реки кидало ее из стороны в сторону, словно спичечный коробок. Я не была трусихой, но все же решила ухватиться еще покрепче за борта этого суденышка. Но руки срывались с покрытых сыростью досок, а на ладонях оставалась неприятная на ощупь слизь. В конце концов я сложила руки на коленях и стала смотреть на воду.

По последней медленно ползли обломки деревьев и кустов, кучи какого-то мусора. А на одной из коряг, проплывающих мимо, я заметила змею. Та высоко подняла переднюю часть своего тела, видно, решила воспользоваться случаем и перебраться с ветки, на которой сидела до сих пор, к нам в лодку.

– Кыш, – махнув рукой в ее сторону, попробовала я отпугнуть зверюгу – не очень-то мне хотелось быть ею укушенной.

– Не боись, – подбодрил меня лодочник. – С Рашпилем не пропадешь. Не первый год рулю и этих живностей столько повидал! Сызмальства гадин тут отлавливал. А сколько их меня покусало, даже и не припомнить нынче. – Он поднял весло вверх и с шумом опустил его на поверхность воды. Змея зашипела и повернула в сторону. – Полно их здесь, но все привыкли.

Лодочник озабоченно покачал головой. Наконец лодчонка причалила к берегу. Здесь уже толпились пацаны, предлагая свою помощь: кто тянул лодку на берег, кто протягивал руки, чтобы помочь мне сойти на землю, кто-то предлагал донести мою сумку.

– Ты к нам надолго? – поинтересовался Рашпиль на прощание.

– Не знаю. Скорее всего на несколько дней, – ответила ему я. – А что?

– Да так, ради интересу спросил. Ты им, – он кивнул на пацанят, – скажи, чтобы в Красный уголок тебя доставили.

– А что это? – уточнила я сразу.

– Да домик заброшенный один. У нас в нем все приезжие останавливаются. Бабка Паша, что по соседству живет, гостиницу из него сделала, – мужчина засмеялся. – Вишь как деньги зарабатывать придумала, старая! Насмотрелась сериалов своих, чудачка.

– Спасибо, – поблагодарила я дедка за помощь. Затем повернулась к мальчишкам и, подмигнув, сказала: – Ну что, доставите меня в ваш Красный уголок?

– А то! – важно выдал один. – Будете вместе с доярками там чаи гонять.

– А доярки что, там тоже живут? – не поняла я.

– Да нет! Так, заходят на обед, чтобы домой не ходить. Изба-то крайняя, ближе всего к стойлу.

«М-да… – протянула я про себя мысленно. – Видала ли ты такое, Танечка? Пожалуй, нет. Деревня почти что затерянная, зато с гостиницей. Что ж, похоже, ночлег тебе обеспечен. А вот, интересно, спать-то на чем придется? Ведь не на голом же полу?»

Но спать на полу мне не пришлось. Когда пацаны дружной компанией сопроводили меня в Красный уголок, я обнаружила, что здесь довольно мило. В большом добротном доме было несколько комнат. Одна из них, самая большая, представляла собой подобие гостиной. Здесь был старый диван, не менее старый стол, на котором лежали карты, домино, коробка с шахматами, а также несколько вполне приличных стульев, большой самовар в углу на тумбочке и большое количество комнатных цветов. Здесь расположились на отдых несколько женщин, которые «гоняли чаи», как выразился мальчонка.

Другая комната была закрыта и, видимо, служила подсобным помещением или кладовкой. А третья представляла собой маленькую спаленку, где были три металлические кровати, застеленные старенькими, но чистенькими постельными принадлежностями, два стула и платяной шкаф.

В этой самой комнатке меня и поселила одна из женщин неопределенного возраста. Мне вообще-то показалось, что ей уже более пятидесяти.

– Располагайтесь, не стесняйтесь, – сказала она, когда ребята пояснили ей, что меня привез дед Рашпиль. – Сейчас здесь у нас никто не живет пока. Время не то, отрезаны мы от мира всего. А то обычно еще приходится дополнительные кровати ставить, когда посевная или уборочная, например. Если что-то понадобится, меня найдете, меня тут теткой Натальей все кличут. Так что так и зовите, я не люблю, когда по отчеству.

Я кивнула, рассматривая ее. Тетка Наталья была высокой дородной женщиной. Одета сейчас она была в спортивный костюм темного цвета, скорее всего принадлежащий ее мужу, и светлый платок. Несмотря на свою внушительную фигуру, двигалась она по комнате очень быстро и ловко, успевая и разговаривать, и выполнять одновременно сразу несколько дел – начиная от поливки цветов и кончая влажной уборкой помещения.

– Хорошо, – поблагодарила я женщину. – Если что-то понадобится – обращусь. Только скажите, сколько я вам должна за день проживания здесь? – решила я сразу прояснить и эту тему.

– Потом сочтемся, – равнодушно махнула рукой та. – С дороги такие вещи не решают.

«Странно тут все как-то, – приземляясь на пружинистую кровать, подумала я. – Никто ничего не спрашивает, ничем не интересуется, словно бы и дела до меня никакого нет. Такое мне приходится видеть впервые».

ГЛАВА 2

Оставшись одна в этой импровизированной гостинице, я попыталась составить план своих дальнейших действий, но, немного подумав, решила пока просто пройтись по селу и хоть чуть-чуть осмотреться на местности, где мне предстоит работать. А заодно поискать и дом Ведрина, как-никак, а его поиски у меня должны быть на первом месте.

Приняв такое решение, я покинула свои покои, закрыла дверь и вышла в комнату, где все еще «гоняли чай» доярки. Остановившись перед ними, спросила, где находится дом Курник (именно такой была фамилия гражданской жены Степана). Одна из женщин описала мне дорогу, предварительно, конечно, поинтересовавшись, кто я и зачем приехала, и только потом я смогла направиться на улицу. Выйдя на крыльцо, остановилась и осмотрелась.

Село Сухая Рельня, куда я приехала, оказалось немаленьким. Гораздо больше, чем мне подумалось сначала. Дома в беспорядке были разбросаны на берегу речушки, вообще-то неширокой, а только сейчас наполненной водой из пруда. Одни из них окнами были направлены на восток, другие совершенно в противоположную сторону. Поэтому получалось так, что там, где у одного хозяина подворье, зады, как говорят в селе, у другого, наоборот, парадный вход. Больших улиц, улочек и переулков здесь было несметное количество. Но, как и в большинстве сельских населенных пунктов нашей области, названий они не имели.

Несколько улочек расположились на берегу речки, обычно представлявшей собой небольшой ручеек, как рассказывал мне дед Рашпиль. Сейчас же казалось, что дома на этой улице стоят очень уж близко к воде, прямо на берегу, а надворные постройки некоторых из них даже частично погрузились в саму реку.

Я повернула голову в другую сторону. Те улочки, что были здесь, буквально жались к лесу, который окружал деревню со всех сторон. Сосны и березы, осины и клены, ивы и фруктовые деревья вперемешку соседствовали друг с другом. Воздух здесь был необычайно чист и насыщен. Хотелось дышать всей грудью.

– М-да, вот и найди тут нужный дом, – протянула я растерянно, понимая, что по тем объяснениям, которые только что получила от женщин, дойти явно никуда не смогу. Похоже, что здесь отродясь не было на домах никаких номеров. И как только почтальон села доставляет почту адресатам? Хотя, скорее всего, он помнил всех поименно и в лицо. Для меня же было большой проблемой просто сориентироваться в данном населенном пункте. Лабиринт, да и только.

Не помню точно, сколько времени я плутала по закоулкам и улочкам, но в конце концов мне все же удалось найти дом Ведрина. Спасибо пожилой женщине, указавшей мне на двухквартирное строение и буквально спасшей мои бедные ноги от бесполезного шатания по неровным дорогам. Остановившись возле этого самого дома, я внимательно осмотрела его и поняла, что в нем должны жить две семьи, так как одна его половина была крыта железом и окрашена в синий цвет, другая, меньшая, – шифером, и остатки краски, давным-давно нанесенной на деревянные стены, доказывали, что эта часть строения в далеком прошлом была зеленой. Именно к хозяевам этой половинки дома я сейчас и держала свой путь.

Я подошла к деревянному забору, который был настолько старым и ветхим, что, казалось, первый же сильный порыв ветра уложит его на землю, точно домино. Затем без труда открыла маленькую калиточку и прошла внутрь двора.

Здесь меня громким лаем встретила дворовая собачонка, лохматая и неприятная на вид. Пес, звонко тявкая, метался по двору из стороны в сторону, не имея возможности добраться до непрошеного гостя, каковым в данный момент являлась я. Цепь, на которую он был посажен, свободно скользила по проволоке, натянутой между двумя металлическими колышками. Около этой проволоки собачонка, видимо, обитающая здесь продолжительное время, натоптала ровную дорожку, на которой отсутствовала какая-либо растительность.

Весь остальной двор, очень просторный, совершенно зарос травой. Трава подступала близко к дому, к тропинке, которая вела к жилищу, ею же зарос и старый фруктовый сад. Деревья, которые давным-давно не знали секатора и ножовки, имели вид одичавших сородичей, часто встречающихся по лесопосадкам в нашей области.

Я подошла к двери дома и громко постучала в нее. Через некоторое время на пороге возникла хозяйка. Это была миловидная женщина лет сорока – сорока пяти, крашеная блондинка, о чем свидетельствовали темные корни отросших уже волос и черные, как смоль, брови и ресницы. Широко улыбаясь, хозяйка, мешая русские слова с украинскими, спросила:

– Вы к кому? Шо вам надо?

– Мне нужна семья Курник, – ответила я, продолжая рассматривать женщину.

Одета она была в обтягивающие шортики черного цвета и красный топик. Черты лица были очень приятными: маленький вздернутый носик, тонкие губы и широко открытые глаза. Весь внешний вид этой женщины располагал к общению.

– Тогда вы попали правильно, – ответила она мне и тут же добавила более громким голосом, чуть повернув голову: – Евдокия, Афанасий, до нас гости.

Пропустив меня внутрь, женщина выглянула за дверь и лишь затем закрыла ее, задвинув задвижку. Меня это немного смутило. Как я знала из опыта общения с сельскими жителями, в деревнях редко кто закрывается днем. Как правило, в то время, пока на улице светло, двери не заперты. Хозяева не имеют привычки закрываться, находясь в доме, и даже распахивают все двери настежь, выбираясь во двор. Но тут была настоящая глубинка, и все оказалось немного иначе, чем я привыкла.

Хозяйка провела меня в небольшую комнату, которая служила одновременно и столовой, и залом, и спальней для обитателей дома. И лишь небольшое пространство, отгороженное стругаными досками и разнообразными занавесками, служило чем-то вроде кухни, так как сквозь щели в этих занавесях была видна посуда на полках, развешанных вдоль стен, и старенькая газовая плита.

Хозяйка дома, убрав с кресла лоскуты ткани, пригласила меня располагаться в нем. Мебель здесь тоже была очень старой: кресло, диван и большой светлый шкаф, несколько самодельных полок на стенах – вот, пожалуй, и вся обстановка. И диван, и кресло, и даже небольшая тумбочка были застелены лоскутными покрывалами-скатертями.

На диване прямо напротив меня сидел парнишка лет шестнадцати, а девушка, точная копия своей матери, полулежала на диване, подобрав под себя ноги.

– Я слухаю вас, – проговорила хозяйка дома, располагаясь на табурете.

– Меня зовут Татьяна Иванова, – представилась я. – Я частный детектив и в данный момент занимаюсь расследованием исчезновения вашего мужа, Степана Степановича. Об этом меня попросил его сын, живущий в Украине. – Выражение лица женщины почти не изменилось, на нем лишь появилась какая-то сосредоточенность и чуть больше внимания к моим словам. – Меня интересует, когда и куда уехал ваш муж, Ведрин Степан Степанович? – с ходу перешла к делу я.

Обитатели дома, переглянувшись между собой, чуть ли не в один голос ответили:

– В Украину.

– Как давно это произошло? – задала следующий вопрос я, внимательно наблюдая за всеми присутствующими.

– Да уж месяца два, наверное, – ответил паренек.

Мать и сестра, соглашаясь, закивали головами.

– А зачем он поехал в Украину? – был новый вопрос от меня.

– Как зачем? Мы ведь раньше жили в Украине. Там у нас остались родственники. Вот Степан и поехал в гости, – начала рассказывать хозяйка дома. – Что ни говори, а родина, она тянет к себе. Да вы располагайтесь поудобнее. Если не торопитесь, я сейчас вам все расскажу подробненько.

Нет, торопиться мне было некуда. Я за тем и приехала, чтобы все подробно узнать по этому поводу и дать ответ заказчику. Так что времени у меня море.

Я кивнула, а хозяйка дома тем временем продолжала:

– Ой, да я вам, кажется, не представилась, – она снова заулыбалась своей приятной улыбкой. – Меня кличут Соня.

– Очень приятно, – проговорила я, вновь рассматривая женщину.

Ее широко открытые глаза, как-то по-детски смотрящие на мир, ее улыбка, тонкая девичья талия в облегающей одежде, ее приятный быстрый говорок на украинский манер – все притягивало мое внимание, и это несмотря на то, что я не была такой уж доверчивой и наивной особой, как многие. А хозяйка продолжала говорить и говорить.

«Точно, как героиня из „Вечеров на хуторе близ Диканьки“, – заметила я, слушая ее. – Все же настоящую украинку не спутаешь ни с кем».

– Мы со Степаном жили в Украине восемь лет, – активно жестикулируя, приятным голоском пела женщина. – А как Советский Союз стал разваливаться, решили переехать сюда, в Тарасовскую область. Ой, знаете, – она всплеснула руками, – у нас ведь с ним давняя любовь. В детстве я была озорная дивчина. С парубками больше водилась. У брата всегда дружки ватагой были, а я за ними хвостиком всегда ходила. Они от меня убегали, прятались, а я все равно за ними… Как-то вот компании подруг мне скучными казались. А мальчишки – другое дело. Я с ними кругом лазила. Потом в школу пошла, а все равно с ними. А уж когда в классе седьмом или восьмом была, Степан за мной стал ходить. Влюбился, – она звонко рассмеялась.

Я слушала ее рассказ, а сама рассматривала ее детей.

Афанасий и Евдокия продолжали сидеть на диване, внимательно слушая мать, будто им все это было совершенно неизвестно. Причем внимание их мне в первые минуты почему-то показалось немного неестественным. В целом же Евдокия весьма мило улыбалась и даже иногда напоминала матери о каких-то интересных, на ее взгляд, моментах молодости той. Просила подробнее остановиться на том или ином сюжете. Афанасий же, высокий и худой паренек, все время отпускал шуточки, выискивая в рассказе матери смешные стороны. У него это получалось как-то само собой, к месту и незлобиво.

Я понимала, что не все из этого рассказа мне понадобится в процессе работы, но не могла прервать повествование, так быстро и легко оно лилось. Я только успевала крутить головой, слушая то одного, то другого рассказчика.

– Сейчас я вам покажу фотографии. – Соня встала со стула, направилась к одной из полок, на которой лежали несколько книг и большой фотоальбом. – Это мои родители, а это я, еще в садике, – рассказывала она, перелистывая страницу за страницей. – Это школьные. А это свадебные. Нет, не со Степаном. – Она снова засмеялась. – С ним у нас свадьбы не было. Это мой муж, отец детей, – она ткнула пальцем в изображение жениха. – Степан в армию ушел, а я за его дружка выскочила. Только школу окончила, еще и семнадцати мне не было.

– А это наша квартира в Украине, – подключилась дочь. – Правда, мама, у нас там здорово было? – будто с сожалением проговорила она.

– А мне здесь больше нравится, – вставил замечание сын.

– Да это потому, что у тебя здесь голуби твои любимые, – отшутилась сестра.

– Да, голуби и голубки, – быстро среагировал тот. – Нам с отцом здесь больше по душе.

– Так ведь он рыбак, ему речку подавай. А в Украине у нас речки рядом не было, – продолжила Евдокия.

– Да-а, – протянул Афанасий как-то устало, а затем спросил: – А помните, как он леща ловил?

– Ну да, – рассмеялась сестра.

– Знаете, – теперь уже Афанасий обратился ко мне, – отец рыбачить любит. С раннего утра уже на речке, и зимой и летом. Вот однажды ранней весной, когда еще лед до конца не сошел, отправился с косынкой на леща. Ну, с небольшим куском сетки, натянутой на каркас в виде квадрата, – пояснил он, решив, что я могу не знать, что такое косынка. – К нему шест длинный крепится. Держишь за шест, а сетку опускаешь в воду. Через несколько минут поднимаешь, а там рыба. Как правило, мелочь так вылавливают, на приманку или наживку. Вот отец один раз опустил свою косынку, а когда поднял, то в сетке вместе с мальками большущий лещ трепыхается. Он обрадовался, бросил косынку и давай леща руками ловить.

– Ага, – подшутила Евдокия. – В результате и малька, и леща упустил.

– А какой мокрый пришел! С одежды вода течет, в сапогах хлюпает… И самого трясет. Замерз, пока до дома шел. Мы тогда перепугались. Боялись, что простынет.

Все дружно посмеялись, вспомнив этот случай.

Когда альбом был досмотрен до конца, а семейство Курник могло еще продолжать и продолжать рассказывать, я, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, покинула их дом. Мне необходимо было проанализировать все то, что удалось узнать, и принять решение о дальнейших действиях. Медленно шагая по улице и наслаждаясь вечерней прохладой, я размышляла.

«Итак, Ведрин Степан Степанович является вторым мужем Курник Сони. Эта приятная украинка его гражданская жена. У нее от первого брака есть дочь Евдокия – девятнадцати лет и сын – шестнадцати лет. У Степана в Украине остались первая жена, с которой он до сих пор состоит в браке, развода не было – об этом я узнала все со слов той же Сони, – и взрослый сын, мой заказчик. Семья Курник проживает в этом селе около восьми лет. Значит, всех членов этой семьи должны знать местные жители. Стоит переговорить с соседями, тем более что милая семейка пока так и не сказала мне ничего нового, в голос утверждая, что Степан уехал из дома около двух месяцев назад, якобы к родственникам в Украину. Но ведь он там не появился! А раз ни первая, ни вторая его семья не знают о местонахождении мужчины, то где же тогда он может быть? Почему сын настаивает на розыске отца именно здесь, у нас в области?»

Куча вопросов теснилась в моей голове, но ответов ни на один из них я пока так и не находила. Необходима была другая информация, из уст посторонних, а не от семьи. Ведь что ни говори, а в деревне утаить от соседей что-либо фактически невозможно и все рано или поздно все узнают. К тому же если Курник имеют какое-то отношение к исчезновению Степана, то они, конечно, будут морочить мне голову и уж точно ничего не расскажут. Зато посторонние выложат сведения без утайки.

Я осмотрелась вокруг, ища глазами тех, кто мог мне помочь с новой информацией. В тени дерева на лавочке возле соседнего дома сидела пожилая женщина и, периодически отщипывая от куска хлеба небольшие порции, быстро жевала их. На ней был старенький халат, полы которого были порядком потерты и засалены, словно о них постоянно вытирали руки, хотя не исключено, что именно так оно и было. Волосы женщина собрала в хвост и покрыла яркой косынкой. Не задумываясь, я направилась к ней.

– Здравствуйте, – поприветствовала я ее, подходя ближе.

Женщина ответила на приветствие и пригласила присесть рядом с ней. Свободного времени у нее, видимо, было много, а с кем его скоротать, ей было все равно.

Я села на лавочку. Здесь, в тени большой березы, росшей в палисаднике перед домом, было гораздо прохладнее. Солнечные лучи не проходили сквозь крону дерева, и создавалась приятная тень.

Женщина оказалась очень словоохотливой. Узнав о причине моего приезда в село, она, не переставая при этом жевать хлеб, стала рассказывать:

– А, Степан… Ой, это такая хорошая семья. Уж такую редко сейчас встретишь. Всегда поговорят, спросят о здоровье… Хорошие люди. И живут здесь не очень давно, но со всеми ладят. Хорошие люди. И Степан, и Сонечка, и детки их.

– А куда уехал Степан? – задала я женщине главный из интересующих меня вопросов.

Женщина, не переставая жевать, продолжала рассказывать дальше:

– На родину поехал. Стариков навестить, а может, еще кого. Тосковал, наверное. Ведь там родился и вырос. Родина-то, она всегда зовет. Вот и я… Тоскую тоже. Я не здешняя, хотя уж почти сорок лет тут живу.

Далее она начала повествовать о том, где и когда родилась, с кем и почему приехала сюда, и так далее, и тому подобное.

– А когда он уехал? – не желая слушать лишнее, перебила ее я, прекрасно зная, что повествование о жизни может затянуться надолго.

– Кто? – не сразу поняла она мой вопрос.

– Сосед ваш, Степан, – пояснила я.

– А, сосед. Да уж месяца два-три как. Примерно так.

В это время к нам подошла еще одна пожилая женщина, приблизительно того же возраста, что и та, рядом с которой я сидела. Видимо, приметив нас, она решила поинтересоваться, что за новое лицо объявилось в их селе, а заодно и скоротать свободное время.

– Слышь, Шур! Вот девушка о нашем соседе расспрашивает, – тут же ввела ее в курс дела моя собеседница. – Хочет узнать все о нем, куда да зачем уехал. Может, ты чего о нем знаешь?

Подошедшая женщина не стала присаживаться рядом, а остановилась под тенью дерева и равнодушно переспросила:

– Сосед? Степан, что ли?

– Ну да, – подтвердила та, продолжая жевать свой хлеб, словно ее не кормили уже неделю.

– Да месяцев около трех уж, наверное, его здесь нет, – ответила та, немного подумав, а потом обратилась за подтверждением своих слов к соседке: – Да, Пава?

Женщина со странным именем или прозвищем Пава, моя первая собеседница, отодвинулась на край лавочки и предложила:

– Садись, Шур. Аль куда торопишься?

– Да нет. Некуда мне теперь торопиться. Пенсионерка, – ответила подошедшая, усаживаясь рядом с ней.

Эта женщина разительно отличалась от своей соседки тем, что была более спокойной и ухоженной. Старенький выцветший халатик был застегнут на все пуговицы, чист и аккуратно выглажен. Ее соседка, которая наконец расправилась с коркой хлеба, собрала с коленей крошки в ладонь и отправила их в рот, не могла похвастаться тем же. Ее халат в мелкий цветочек явно давно не видел мыла или порошка, а утюг ему не был известен вообще.

– Скажите, – обратилась я к женщине, которую Пава назвала Шурой, – вы живете рядом с семейством Курник?

– Да, – не спеша ответила та. – Через стенку. Мы с ними в одном доме живем. Да вы, наверное, и сами видели.

– Что вы можете рассказать об этой семье? – задала я ей все тот же вопрос.

– А что рассказать? Хорошая, дружная семья. Соня – женщина общительная, добрая. Дети уважительные. Степан, тот мужик работящий. Все умеет. В руках у него все горит.

Я хотела было опровергнуть ее слова, так как, посетив семью, не увидела особого трудолюбия со стороны ее членов: двор зарос травой, яблони и вишни одичали, дом давно не крашен. Но спорить с тем, что семья очень общительна, я, конечно, не могла, да, в общем-то, и не стала, ведь принимали меня Соня и ее дети очень радушно, вроде бы открыто рассказывали обо всем, о чем я их спрашивала и даже не спрашивала. Тут уж не поспоришь.

– Они никогда и ни с кем не ругаются. Мирно живут, ладно. Хорошие соседи, – заключила все та же женщина после паузы.

– А чем они занимаются? На что живут? – неожиданно созрел в моей голове новый вопрос, вызванный тем, что в рабочее время я застала всю семью Курник дома, что было немного странно, по крайней мере – в отношении Сони.

Тут в разговор снова вмешалась Пава. Она поудобнее расположилась на лавочке, расправила складки своего грязного мятого халата и проговорила:

– Чем занимаются… Сонечка – она мастерица. Она хоть и не работает, но денежки умеет зарабатывать. Шьет хорошо. Вот и перешивает кому что надо. Вяжет иногда. А мы, кто деньгами, а кто продуктами, с ней расплачиваемся. У пенсионеров-то денежки есть. Но она ничем не гнушается, все берет. И деньги, и продукты. Кто что даст.

– А Степан? – спросила я, обращаясь к тетке Шуре, решив, что она знает чуть больше Павы.

– Степан тоже не работает, – ответила та. – Он рыбак хороший. На речке целый день пропадает. Наловит рыбы и продает. Вот так и живут. Сейчас все так, кто как может. Работы-то у нас нет, ничего другого и не остается. А в город уехать немногие могут.

– Ох ты, мамочки мои! – вдруг сорвалась со своего места бабка Пава. – Да за что ж мне такое наказание! – запричитала она, быстро удаляясь от нас на своих коротких толстых и, как оказалось, неимоверно кривых ножках. – Ох, оказия какая! Да чтоб тебя…

Я недоуменно посмотрела по направлению продвижения женщины и увидела то же, что и она. Тогда мне сразу стали понятны и ее негодование, и причина столь жарких причитаний.

Из небольшого овражка, который ограничивал переулок с противоположной стороны, двигалась небольшая вереница «живности» – никак иначе это назвать было нельзя. Но, как я смогла разобраться через некоторое время, эта «живность» в недалеком прошлом была не чем иным, как домашними гусями. Теперь же из овражка один за другим двигались… совершенно голые птицы. Лишь маховые перья крыльев, хвосты и головы имели оперение. Весь пух на их телах отсутствовал, отчего они казались очень смешными и забавными.

Бабка Пава же, все причитая и охая, обошла их сбоку и направила в сторону двора.

– Батюшки! – проговорила моя соседка по лавочке. – Да это ж гуси! То-то, я гляжу, вчера сынок ее Алеха с дружком гусей ощипывают… Думала, зарезали. А они, ироды, видно, пьяные были. Ох-ох-хох! – покачала головой она.

– Как пьяные? Вы про кого? – не поняла я.

– Да остатки бражки многие в овраг вываливают, а они небось нажрались и уснули все, – пояснила мне женщина. – А эти, хулиганы, приняли их, поди, за мертвых.

Теперь мне все стало ясно, и я снова повернула голову в сторону гусей. Бабка Пава, догнав тех до двора, громко закричала:

– Леха, а ну иди сюда, горе ты мое луковое!

Из раскрытого окна дома выглянула заросшая недельной щетиной физиономия мужчины. Определить его возраст было трудно. Щетина, всклокоченные, давно не видавшие расчески волосы, мешки под глазами – все свидетельствовало, что их владелец большой любитель выпить.

– Чего тебе? – осипшим голосом спросил сынок.

– Ты, ирод, чего с гусями наделал? – негодовала бабка Пава. – Ты зачем их ощипал?

Леха, видимо, еще не увидев «творение своих рук», проговорил:

– А че ж, с пухом, что ль, выбросить надо было?

– С каким пухом! – кричала его мать. – Зачем выбрасывать-то надо было?

– Так сдохли они, гуси твои, – невозмутимо ответил Леха, и я едва не рассмеялась в голос, наблюдая эту забавную картину.

– Сам бы ты сдох быстрее, – парировала его мамаша. – Сдохли… Остатки браги-то куда вчера с дружком вылили? На кучу навозную?

– Ну да, – все так же невозмутимо ответил похмельный Леха.

– А вот тебе и да, – ворчала Пава. – Варенье ведь в ней было прошлогоднее. Вот они и наклевались ягоды. А ты – сдохли…

В это время Леха увидел гусей. Сначала глаза у него полезли, что называется, на лоб от увиденного. Потом он грубо заржал, оглашая округу неприятными звуками.

– Подумаешь! – усмехнулся он спустя некоторое время, когда удалось сдержать смех. – Зато в такое пекло им теперь не жарко будет.

Он исчез из окна, потеряв интерес к гусям. Бабка Пава, продолжая охать и причитать, стала загонять птиц во двор.

– Пьяница он горький у нее, – пояснила мне тетка Шура, заметившая, с каким интересом я на все смотрю. – Измучилась она с ним. Пьет, не работает. Из дома все тащит. Меняет на самогон. Да и сама она еще зачем-то гонит. Разве можно, если в доме есть любитель выпить…

Тем временем солнце, совершая свой обычный круговорот, начало клониться к закату. И хотя еще не скоро наступит ночь, однако день был на исходе. Тень от дерева, под которым мы сидели, ушла, и солнечные лучи теперь светили нам прямо в лицо. За день воздух прогрелся настолько, что даже деревянный забор, около которого мы сидели, стал горячим.

– Ну и жара! – проговорила женщина. – На речку бы сейчас, только там и есть спасение.

При слове «речка» я вдруг поняла, что именно это-то мне сейчас и не помешает. Прохладная вода взбодрит расслабившийся от жары организм и даст возможность о чем-то еще думать и что-то делать. Иначе не будет ни желания, ни сил заниматься чем-либо. Я вспомнила, что из дома прихватила с собой на всякий случай купальник. Вот такой случай как раз сейчас мне и представился. Я расспросила тетку Шуру, как добраться до местного пляжа, и направилась туда. Но едва сделала несколько шагов, как вспомнила о том, что не все еще сделала сегодня, а потому решила поход на реку пока отложить. Теперь мой путь лежал в дом ко второму заказчику: быть может, там мне повезет больше и я найду хоть какую-то зацепку.

Насколько мне было известно после предварительных расспросов, дом Ивана Михеева находился где-то рядом с Красным уголком, значит, у меня была возможность захватить купальник, потом посетить нужный дом, а там уж отправиться и на реку. Идя к своему временному месту проживания, я немного задумалась, вспоминая данные по второму делу.

«Итак, что мы имеем? Пока, в общем-то, ничего. Есть смутная информация относительно убийства или просто исчезновения Михеева Ивана Ивановича–старшего. Будем называть отца моего второго клиента так, поскольку сын его, то есть клиент, носит ту же фамилию, имя и даже отчество. Есть еще сожительница первого – Галкина Татьяна Андреевна. Кроме того, бабка Фекла, мать Михеева-старшего, очень пожилая женщина, со слов ее внука – к тому же еще и выжившая из ума. Она-то и заявила внуку, Михееву-младшему, что ее сына убили. На самом ли деле так? Или это ее старческая выдумка?..»