Марина Индиви
Возлюбленная Верховного Бестиара

Катерина предлагала мне побег. Как-то спустя год после рождения моей дочери явилась и сказала, что может его организовать. Что Михаил меня никогда не найдет, и я смогу жить припеваючи вдали от него.

Как бы ни было велико искушение, увы. Я растеряла всю свою наивность по дороге в этот период жизни, поэтому прекрасно знала, что Катерина либо сразу сдаст меня мужу, либо меня действительно никто не найдет. Но уже по другой причине.

Поэтому ей я вежливо отказала. Настолько вежливо, насколько могли общаться жена и любовница в высшем сословии, но сейчас вежливости во мне не осталось ни капельки. Только защитные руны спасли меня от раскрытия магии, когда я увидела плачущую дочь и этих великовозрастных девиц, издевающихся над ней.

– Пошли вон, – холодно произнесла я, шагнув к княжнам вплотную.

Василиса попятилась. Она никогда смелостью не отличалась, да и в целом – обладая гораздо более приятной внешностью, пасовала перед напором сестры, из-за чего выглядела ее непривлекательной тенью. Что же касается Марии, она вскинула голову и насмешливо поинтересовалась:

– А то что? Или забыла, что бывает, когда мы жалуемся папеньке?

Должно быть, это стало последней каплей, потому что во мне в тот момент не осталось даже чувства самосохранения. Я толкнула княжну к стене так резко, что она приложилась головой, а потом, под визг Василисы, выхватила из рук ее сестры ножницы и срезала ей несколько прядей. После чего прижала острие к ее лицу и сказала, с совершенно безумной улыбкой:

– Тебе несказанно повезло, что ты не порезала кукле лицо, Мария.

Я отшвырнула ножницы и с силой толкнула девицу к двери.

– Ты даже не представляешь, что с тобой сделают! – завопила она и первой выбежала из покоев, Василиса побежала следом.

Я же подхватила плачущую Снежану на руки, прижала к себе. В этот момент мне было совершенно все равно, что со мной сделают, я просто чувствовала отчаяние дочери, ее беззащитность. Зарина чуть ли не в ноги мне бросилась:

– Простите, пожалуйста! Они пришли… я не могла… Так, как вы… Я попыталась отнять куклу, но…

– Все хорошо, милая – я гладила плачущую дочку по голове, прижимая ее к себе, – все хорошо. Они больше тебя не тронут. Никто никогда тебя больше не тронет.

Только после этого я посмотрела на Зарину и покачала головой:

– Ты ничего не могла сделать.

Но, судя по всему, пыталась. Пощечина на ее щеке до сих пор пылала красным, и даже за эту смелость, за эту попытку защитить моего ребенка я почувствовала к этой девушке глубочайшую нежность.

– Но я благодарю за то, что попыталась.

За мной действительно пришли, спустя буквально полчаса. В кабинете у Михаила стояла зареванная Мария, белая как мел Василиса и красная от гнева Катерина.

– Она должна за это ответить! – жена Верховного сорвалась на крик. – За то, что…

– За то, что защитила двухлетнюю дочь от взрослых девиц, которым нечем заняться? – перебила я ее. – Настолько, что они приходят к малышке, чтобы искромсать любимую игрушку у нее на глазах, напугать до полусмерти, ударить няню, которая пытается ее уберечь?

Катерина явно такого не ожидала, поэтому осеклась, я же шагнула к ней и, глядя в глаза, произнесла:

– Если ваше воспитание настолько хромает, что ваши дочери не гнушаются ничем, то Снежану я буду защищать даже ценой своей жизни.

Михаил мне тогда ни слова не сказал, кроме как:

– Ты свободна.

А вот после моего ухода крики в кабинете стояли такие, что их, должно быть, слышал весь дворец. Я не слушала. Я вернулась к Снежане с Зариной и весь вечер провела с ними. Судя по тому, какими ненавидящими взглядами меня награждала Катерина при встречах после того случая, досталось им знатно.

Мне было все равно. Снежану я готова была защищать ценой своей жизни всегда, и сейчас ничего не изменилось. Должно быть, Михаил тоже это вспомнил, потому как сейчас нахмурился:

– Считаешь, я не в состоянии защитить свою дочь?

– Считаю, что со мной ей будет лучше. Да и Богдан гораздо быстрее расслабится, когда поймет, какое у него преимущество.

Я играла на всех его слабостях, на которых могла. Зная, что разлуки со Снежаной просто не переживу, а даже если и переживу, мне будет не до чего. Верховный, кажется, тоже это понял, потому кивнул:

– Пожалуй, ты права. Пусть будет так.

В этот момент я мысленно облегченно вздохнула. И, хотя расслабляться было рано – я не представляла, что меня ждет в Северной Лазовии, я знала, что справлюсь со всем. Так было всегда, и так будет впредь.

Глава 3

Алина

– Вы били мою дочь? – холодно спросила я, глядя на готовящую инструмент для игры Татьяну.

Она была худой и тощей, как палка, с блеклыми волосами, затянутыми в пучок. Ее платье только подчеркивало ее рост, обтекая ее фигуру свинцово-серебристым саваном. В музыкальный салон лился щедрый солнечный свет, раскрашивая светлые стены, оживляя пейзажи на них, заставляя сверкать позолоту подлокотников и теплые нити в обивке. Но Татьяна как была серым холодным пятном, так им и осталась.

– Что вы под этим подразумеваете? – сухо поинтересовалась она, выпрямляясь и вонзая в меня жесткий суровый взгляд. Как будто я тоже была ее ученицей.

– Только то, что сказала. Вы бьете мою дочь по пальцам указкой? Если это так, то вряд ли вы таким образом сможете ей привить любовь к музыке.

– До вас никто не жаловался, – скупо ответила женщина. – Это мои методы, и с княжнами Марией и Василисой они работали. А их мать, которая, между прочим, законная супруга Верховного, – сделала на этом акцент, – тоже училась у меня и мои методы одобряет. Ваше мнение мне совершенно не интересно. Надеюсь, мы друг друга поняли?

По сути, мне не имело никакого смысла с ней спорить. Завтра мы со Снежаной отсюда уедем, но сегодня ей предстоит еще один, последний урок. Я вспомнила лицо своей дочери. Вспомнила ее маленькие хрупкие пальчики и шагнула вперед.

– Этим вы ее били? – Я взяла с рояля указку.

Татьяна даже слова не успела сказать, как дерево треснуло в моих руках. Я сломала указку легко даже без магии, а после вернула на рояль.

– Попробуете еще раз – и я обе части засуну вам в зад, – сообщила я. – Надеюсь, мы друг друга поняли?

Да, законная жена Михаила явно не разговаривала с ней так, потому что слов в ответ у Татьяны не нашлось. Спустя же буквально мгновение в дверь постучали, и вошли Зарина со Снежаной.

Каким удивлением вспыхнули глаза дочери! Удивлением, радостью, а еще благодарностью, когда она поняла, что я сделала. Потому что первым делом ее взгляд метнулся к поломанной указке – и только потом замер на мне.

– Сегодня я побуду на вашем занятии, – сообщила я, устраиваясь в большом уютном кресле. Его обычно занимала Катерина, когда дамы высшего света собирались в музыкальном салоне. – Зарина, ты можешь идти, я приведу Снежану обратно сама.

Няня улыбнулась, склонила голову и вышла, а дочь весело направилась к роялю. Теперь уже с совершенно иным настроением, я видела, какая хмурая она вошла и какая стала сейчас.

Татьяна всем своим видом изображала недовольство, но перечить мне не осмелилась. Должно быть, посчитала, что с меня станется запихивать указку ей в зад на глазах у дочери. Или выдать что-то еще в том же духе, что окончательно разрушит ее авторитет в собственных глазах.

Снежана устроилась на банкетке и оглянулась на меня, на что я ей сказала строго:

– Занимаешься, как обычно. Как будто меня здесь нет.

Глядя на то, как тонкие пальчики порхают над клавишами, а в салон льется легкая простая мелодия, я улыбалась. В этой девочке сосредоточилась вся любовь этого мира, все самое хорошее и самое светлое, и я намерена была его сохранить. Не позволить никаким Татьянам, никому это разрушить. Моя дочь всегда будет знать, что за нее есть кому постоять, и когда она это поймет, никому больше не позволит причинить себе боль. Или, тем более, ударить.

– Мама, мамочка, как тебе? – Снежана подбежала ко мне, когда занятие было закончено, и я поднялась из кресла, опускаясь и принимая ее в объятия.

Раньше я подхватывала ее на руки, но с каждым годом делать это становилось все сложнее. Вот и сейчас я сначала открыла дверь, а только после этого подхватила ее и прижала к себе.

– Ты волшебно играешь, снежинка!

– Правда?

– Правда!

Дочь просияла, я же перехватила ее поудобнее, стараясь не пыхтеть. Все-таки я никогда не отличалась физической силой и большим ростом, а Снежана росла не по дням, а по часам. Такими темпами она очень быстро меня перерастет.

– Такие занятия мне нравятся, – призналась она.

– Вот и чудесно. А завтра мы с тобой отправимся в небольшое путешествие.

– На море? – Дочь широко распахнула глаза.

Она обожала море, в отличие от меня. Каждый раз, оказываясь там, я словно проворачивала в незаживающей ране нож, но Михаил неизменно везде возил нас с собой. Хотя его шикарное поместье ничем не напоминало уютный дом Семена и Марии, а прилегающий к нему пляж – побережье, на котором было так сладко, море оставалось все тем же. Соленый ветер так же играл моими волосами, вода ласково облизывала ноги, напоминая о том, что безвозвратно утрачено.

Но Снежане об этом было знать необязательно, она с такой радостью резвилась в воде, что мне пора было бы уже заменить те воспоминания новыми. О ней.

Увы. К сожалению, они не заменялись.

– Нет, снежинка, в Северную Лазовию.

– В Северную Лазовию? А зачем? По делам с папой?

– Ко мне в гости.

Этот голос прозвучал так резко и так неожиданно, что из груди выбило все дыхание. Богдан шагнул к нам с таким ледяным и жестким выражением лица, что Снежана вжалась в меня. А я остановилась, чтобы перевести дыхание. И с лихвой вернула ему его взгляд.

Богдан

Прошли годы, а, казалось, одно мгновение. С того самого дня, как они виделись в последний раз. С того самого дня, как Алина сказала, что выбирает Михаила. Сначала он не мог поверить: девочка, которую он знал, просто не могла так поступить.