Марина Владимировна Ефиминюк
Бедовый месяц

– Просто на мне полосатые чулки, – ляпнула я быстрее, чем подумала, и тут бы мне заткнуться, но рот вдруг зажил собственной жизнью, а голос, несущий чудовищный бред, словно зазвучал со стороны: – Они совершенно не сексуальные. Вы в курсе, что в таких нельзя появляться перед мужем?

Филипп кашлянул, словно поперхнувшись смешком.

– Уверяю, что ваши… – он запнулся, – полосатые чулки не способны привести меня в трепет.

– В этом-то и проблема! – проворчала я, не смея оглянуться. – Они даже меня не приводят в трепет. Где здесь будуар?

Возникла ошарашенная пауза. Полагаю, произносить на постоялом дворе заграничное слово «будуар» – все равно что громко сквернословить, стоя посреди светской гостиной.

– Здесь есть уборная, – подсказал он.

– Тогда мне надо туда.

Я решительно двинулась к крашеной двери, рванула ее на себя и чуть с деловитым видом не шагнула в пустой стенной шкаф с плечиками на перекладине. Довольно просторный, к слову. Хоть в нем и стаскивай дурацкие полосатые чулки, способные испортить любую брачную ночь, а не только первую.

– Видимо, уборная за другой дверью, – резюмировала я.

– Видимо, – согласился Филипп и с любопытством проследил за торжественным проходом в другой угол комнаты.

Кошмарная планировка! Кому пришло в голову поставить клозет в пяти шагах от супружеского ложа? Никакой логики.

Как последняя трусиха, я закрылась от собственного мужа в туалете и прислонилась спиной к двери.

Святые заступники, пожалуйста, сотрите у меня из памяти последние пять минут жизни. А лучше сотрите у Филиппа! Иначе он до старости будет вспоминать, что в первую брачную ночь жена металась по комнате на постоялом дворе и чуть не вышла в шкаф.

Балансируя на одной ноге, я попыталась стянуть влажный чулок, но начала накреняться и с грохотом врезалась плечом в медную раковину с горбатым краном. Из него ни с того ни с сего, шипя, полилась вода. Вернее, потекла тонкая струйка, но громкий скрип возмущенных труб, возможно, взбудоражил весь постоялый двор.

– Ну спасибо, тетушка, – прошипела я, пытаясь закрыть вентиль. – Удружила чулки!

– Тереза? – Филипп сдержанно постучал в дверь. – Вы в порядке?

Какой уж порядок, когда я с задранной юбкой, спущенным чулком и с паникой в сознании? Да еще о раковину отшибленная!

– Все прекрасно! – крикнула в ответ. – Дайте мне пять минут.

Но из уборной я не появилась ни через пять минут, ни через десять – пыталась справиться с одеждой и взъерошенными чувствами. Проторчала в итоге столько времени, сколько ни одна совесть не выдержит.

Если с чулками было понятно: просушила простеньким заклятием и рассовала по глубоким карманам юбки, то со страхом перед первой брачной ночью справиться не удавалось. Из овального зеркала на меня по-прежнему смотрела не леди Торн, а испуганная девчонка с растрепанными кудрями, освобожденными от многочисленных шпилек.

Скрестив руки на груди, Филипп сидел перед накрытым столом с безнадежно остывшим ужином. Рядом с откупоренной бутылкой вина красовался стакан с плешивой елочной веточкой, украшенной хлипким красным бантиком. Хотелось верить, что муж от скуки не гадал на иголках, как на ромашковых лепестках, вернется супруга из туалета или нет.

Может, уже решил, что я сбежала в метель и предпочла превратиться в снежную бабу. Не в ту, что сказочное тонкокостное создание с серебристыми волосами, приносящее на Новый год счастье влюбленным, а в волосатую страшенную невидаль, по слухам, живущую в пещере у Сумрачного пика. Хрупкие девы в дикой природе без подшерстка не выживают, его приходится активно отращивать вместе с клыками.

– А вот и я, – объявила с улыбкой. – Я не очень долго?

– Что вы, моя дорогая супруга, – с иронией в голосе протянул он. – Мы никуда не опаздываем.

От тонкого намека в его словах я едва не рванула обратно в уборную, но – ей-богу! – не баррикадировать же дверь от человека, который имел право на некоторый сарказм. С другой стороны, мог бы и войти в положение девушки. Черствый, как прошлогодняя булка, человек!

– А это, – он кивнул, – должно быть, те самые чулки, которые не выпускали вас из будуара?

– Чего? – не поняла я и опустила взгляд.

Из кармана юбки вылезал нос полосатого безобразия. Пришлось с непроницаемым видом, словно и не позорно вовсе, заправить его обратно.

– Хотите поужинать или сразу ляжем? – уточнил муж таким светским тоном, словно предлагал вместе полюбоваться на горные виды.

– Давайте поужинаем, – копируя его манеры, улыбнулась я и приблизилась к столу.

Мы ели в задумчивом молчании. Стараясь отсрочить главное событие этой ночи, я ритмично работала столовыми приборами, пока не почувствовала, что складировать еду просто некуда. Внутрь она не помещается.

– Вы закончили? – уточнил Филипп. Он-то утробу не набивал, обошелся бокалом вина и куском жареного мяса.

– Нет! Интересно, какое на вкус жаркое! – выпалила я, удрученно понимая, что жаркое меня прикончит. – Считаете, оно достойно моего внимания?

– Приятного аппетита, – гостеприимно повел рукой Филипп. – Ни в чем себе не отказывайте.

С большим интересом он следил, как ножом я разрезаю картофелину из жаркого на крошечные кусочки, и медленно тянул вино. На втором ломтике мы с организмом сдались.

– Здесь неплохо готовят, – улыбнулась я, хотя не ощущала вкуса еды и с одинаковым успехом могла заталкивать в себя рыбу, мясо и пшеничную кашу. Все равно не понимала, что именно жую.

– Вам больше не надо в будуар? – спросил Филипп таким вежливым тоном, что сразу и не распознаешь иронии.

– Нет-нет, – уверила я, пряча под крышку стола руки. – Туалет в вашем полном распоряжении.

Когда он скрылся в заветной комнатушке, я опрометью бросилась раздеваться. Проворности, с какой удавалось сдирать с себя одежду, пожалуй, позавидовал бы любой боевой маг. Слышала, они учатся одеваться и раздеваться на время, чтобы в случае тревоги не путаться в пуговицах. Оставшись в тонкой нижней сорочке, я скинула туфли, юркнула в ледяную постель и натянула до подбородка одеяло.

Филипп вышел и неторопливо, без смущения принялся разоблачаться, словно нарочно красуясь под верхним освещением. Белая рубашка прятала крепкий торс со всеми рельефами, которые так любили изображать на картинках в любовных романах. Но в меру! Когда мускулистость приятная, как у атлета, а не чрезмерная, как у боевого мага с прессом, похожим на стиральную доску.

Вообще, сидя за письменным столом, скорее заработаешь опрятный живот, но не крепкое тело. Филипп, поди, занимался каким-нибудь спортом. Но непременно агрессивным, а не миролюбивыми шахматами или унылой спортивной ходьбой. Надо же ему куда-то скидывать раздражение, чтобы потом проявлять почти нечеловеческое терпение к окружающим. Аристократам, знаете ли, по статусу положено быть сдержанными и не ругаться матом, даже если на ногу острым углом упала толстенная родовая книга.

Когда он, не щадя девичьи чувства, привычным жестом взялся за пояс на брюках, я трусливо зажмурилась. Раздался щелчок пальцами, свет потух. Прозвучали тихие шаги. Под тяжестью мужского тела прогнулся пролежанный матрац.

Дыхание остановилось, сердце застучало не в груди, а где-то в горле. От страха вспотели ладони. Хотелось их аккуратно вытереть о простыню, чтобы не хватать обнаженные мужские телеса холодными влажными руками, но от паники каждая мышца в теле одеревенела. Я превратилась в неподвижное бревно.

Рядом растянулся во весь немаленький рост красивый мужчина, на которого было приятно посмотреть со стороны. Однако сегодня меня подвела смелость, и я ничего не рассматривала.

– Спокойной ночи, Тереза, – прозвучал из темноты мягкий голос.

А?!

Ноги, руки и вообще все тело мгновенно вернули подвижность. Что значит это его «спокойной ночи»? Почему мне всегда казалось, что первая брачная ночь беспокойная? Буквально ни минутки свободного времени, пока не срубит сном от изнеможения.

– Что вы там пыхтите? – через паузу тихо спросил Филипп.

– Я не пыхчу, а медитирую.

– Тереза, расслабьтесь, – посоветовал он.

Это вряд ли. Но спасибо за еще один, несомненно, практичный совет. Я запишу его в блокнотик к тем ста штукам, которые уже успела дать тетушка Клементина. Хотя… зачем я сейчас вспомнила про тетку?!

– Я же медитирую, поэтому абсолютно расслаблена.

– Иначе не сможете заснуть, – заметил он.

– И почти засыпаю.

– Поверьте, я искренне чту традиции, но подумал, что у вас, как и у меня, нет желания продолжать род Торнов в дешевой придорожной таверне. Спите.

Ничего себе перевернул! Вроде как из нас двоих именно я жажду немедленно отдать супружеский долг, чтобы, так сказать, отстреляться и успокоиться.

Неожиданно в голове всплыл давний разговор с соседкой по комнате Виреной, просто девчачий треп после того, как она вернулась со свидания. Мы так же лежали в темноте общежитской комнатенки, а она вдруг изрекла:

– Невинность надо терять непременно на шелковых простынях.

– А вы с ним лежали на шелковых простынях? – с восторгом спросила наша третья соседка Кира.

– Нет, – легкомысленно отозвалась та и, отворачиваясь к стене, пробормотала: – Но в следующий раз обязательно.

По всей видимости, Филипп, как мужчина опытный, понимал, что первый раз на то и первый, чтобы оказаться единственным, и тоже яро радел за шелковые простыни.

– А нельзя было предупредить, что мне рано нервничать? – с удовольствием переворачиваясь на бок и засовывая руку под подушку, пробормотала я себе под нос. – Я бы тогда не ела, как в последний раз.

Молчание Филиппа показалось ошарашенным.

– Тереза? – наконец с искренним удивлением вымолвил он.

– Спокойной ночи, дорогой супруг.

Первая брачная ночь у мужа, в отличие от моей, действительно выдалась безмятежной. Даже хотелось специально ему ткнуть локтем куда-нибудь… в ребра, чтобы как будто случайно разбудить и заставить разделить радости бессонницы с переевшей супругой. Но я боролась с соблазном и старалась лишний раз не шевелиться. Вдруг спросонья Филипп решит, что жена настаивает на продолжении рода Торнов. Возьмет и не откажется от внезапного предложения, даже несмотря на принцип шелковых простыней. Кто знает, какая каша варится в голове у сонных мужчин.

Переполненный постоялый двор постепенно стихал. В коридорах воцарилась зыбкая тишина. Где-то во дворе сначала брехала собака, но быстро сдалась. Заснули, похоже, все. Разумеется, кроме меня. К людям, проглотившим трехдневный рацион за один присест, даже дрема не идет.

Под одеялом было душно. Я осторожно пошевелилась, пытаясь спасти от онемения руку, и прислушалась к мужчине рядом. Филипп не проснулся. Сразу видно: у человека здоровый сон, не омраченный ни перееданием, ни муками совести.

Ободренная тем, что он ничего не заметил, я маневренно перевернулась на другой бок и неожиданно носом уткнулась в крепкое обнаженное плечо! Этот подлый мужик устроил дерзкую эскападу на мою половину и задрых как ни в чем не бывало, беспечно закинув руку за голову. Словно имел право на весь матрац! Знала бы – нет, не стала теснить его, – сама бы сдвинулась на край кровати. Во избежание, так сказать.

Неожиданно он резко перевернулся. Одеяло, скрывающее все, что было пониже пояса, охотно соскользнуло и продемонстрировало крепкое обнаженное тело с темным покровом на бедрах. Понятия не имею, что снилось дражайшему супругу, но его мужская гордость не отличалась ландшафтной ровностью. Наоборот, бугрилась и показательно натягивала ткань.

Отчасти я понимала, что именно происходило с мужчиной рядом с женщиной, когда он бодрствовал. Но мой-то спал! О том, что некоторые физиологические функции продолжали действовать даже в состоянии мертвецкого сна, в медицинской энциклопедии ничего не говорили. Да даже не намекали!

Вплоть до этого мгновения я искренне верила, что инстинкт размножения засыпал вместе с мужчиной, как и инстинкт говорить гадости или инстинкт реагировать на улыбки прелестных дурочек… Как жить с этим знанием? Да и зачем в таком случае я пролежала дракон знает сколько времени неподвижно, если опасность внезапно оказаться отдающей брачный долг никуда не делась?!

И пока я, сбитая с толку внешним несоответствием мужа с энциклопедией, предавалась рефлексии, его ладонь вкрадчиво скользнула по изгибу моей талии. Да там и остановилась.

– Филипп, у вас очень тяжелая рука, – испуганно попыталась я пресечь дерзкое поползновение.

Он категорично накинул на мои бедра тяжелую ногу, пригвождая к кровати. Хорошо под себя не подмял!

– У вас ноги, как чугунный мост, – посетовала я и поняла, что смогу пережить ночь только после пары глотков успокоительной настойки, а заодно снадобья для желудка.

Кое-как я выползла из-под мужниной ноги. В темноте на ощупь надела туфли, схватила наброшенный на вешалку плащ и тихонечко выскользнула за дверь.

В коридоре царил полумрак, магические огни в фигурных светильниках еле-еле теплились. В углах и у пола собрались глубокие тени. Быстренько накинув на плечи плащ, я двинулась в комнату, где ночевали мои родные. Тетушка Клементина обязательно таскала в дорожном сундуке шкатулку с аптекарскими снадобьями.

С другого конца коридора в завороженной тишине неслось нечто среднее между рыком умирающего вепря и ревом разъяренного дракона. Дядька Рендел храпел на весь постоялый двор.

Неожиданно куча белья, наваленная на широкий хозяйственный сундук у стены, зашевелилась. Вообще, я никогда не считала себя набожной, но от страха отшатнулась и осенила грудь святым знаком. Инфернальное создание село, спустило ноги на пол. Привидением оказалась Лидия, завернутая с головой в одеяло.

– Ты что делаешь в коридоре? – изумилась я.

– А ты? – прошелестела она.

В тусклом свете тетушка выглядела взлохмаченной, измученной и очень несчастной. Под глазами темнели круги.

– Иду к вам. Хочу снадобье для сна.

– Господин Торн тоже храпит?

– Нет, просто не спится, – буркнула я, не объяснять же все перипетии нашей с Филиппом первой брачной ночи.

– Понимаю, – вздохнула она. – Ты полна впечатлениями.

Не столько впечатлениями, сколько едой.

– Почему ты сидишь в коридоре, как бедная родственница? – перебила я.

– Слышишь? – тихо спросила она с очень странным видом.

– Что? – решив, что у тетушки слегка подтекла от бессонницы крыша, осторожно уточнила я.

– В отличие от твоего мужа, Рендел храпит. Это невыносимо!

Дома дядюшка спал в отдельной спальне со звуконепроницаемой дверью из специальной древесины. Храпел ночи напролет, никому не мешая.

– Затычки в уши тоже не помогают, – жаловалась Лидия. – Клементина-то заткнула и успела уснуть раньше Рендела, а я решила чуть-чуть почитать и упустила момент.

Неожиданно внизу зазвучали мужские голоса. На лестнице раздались тяжелые шаги. Мы обе встрепенулись. Пока незнакомцы не появились в коридоре, я тихо скомандовала Лидии подниматься и утянула за собой в комнату для молодоженов. Вообще-то, план был просто переждать, когда коридор опустеет, а потом вернуть тетку к родным, но стоило нырнуть в пахнущую едой темноту номера, как Филипп проговорил:

– Вернулись?

Раздался щелчок пальцами. Вспыхнули стенные светильники, и наступила ошарашенная тишина.

Я морщилась от яркого света. Филипп, растянувшийся на кровати во всей полуобнаженной красе, смотрел на Лидию, а та из одеяла вытаращилась на него большими круглыми глазами.

– Госпожа Вудсток, как неожиданно вас встретить в нашем номере, – вымолвил он, вкрадчивым жестом натягивая на нижнюю половину покрывало. – Что вас привело сюда?

– Сюда меня привела Тереза, – честно ответила тетка.

Филипп обратил на меня выразительный взгляд:

– Леди Торн, позвольте вас на минуту.

– Конечно, господин Торн, – покаянно вздохнула я. – Если вам очень хочется поговорить.

– Дайте мне… – он на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь справиться с раздражением, и протянул руку: – одежду.

– Я выйду, – прошелестела Лидия.

– В коридоре небезопасно, – спохватилась я, разрываясь между мужем без порток и Лидией без места для ночлега.

– Тогда просто отвернусь, – предложила она. – Вы не стесняйтесь, господин Торн. Чувствуйте себя как дома.

Честное слово, лучше бы она промолчала и просто отвернулась!

Пока он поспешно облачался, Лидия сосредоточенно изучала горный пейзаж, висящий в рамочке не стене.

Мы с Филиппом вышли из комнаты в прохладный сумрачный коридор. Он прикрыл дверь и тихо вопросил:

– Почему вы сбежали, Тереза?

– Не спалось, – покаялась я.

– И вы решили, что лучше не спать в другом номере?

– Хотела взять у тетушки снотворных капель, но наткнулась на Лидию. – Я указала рукой на хозяйственный сундук. – Вы же знаете, как опасно девушке оставаться одной на постоялом дворе.

– Поэтому вы решили составить ей компанию?

– Нет, я хотела ее вернуть к родным, но по лестнице начали подниматься какие-то хмы… подозрительные личности. И мы спрятались в ближайшей комнате. По случайности ближайшей оказалась наша с вами спальня.

– Какое любопытное приключение, – протянул Филипп, и вдруг стало ясно, что он не просто раздражен, а по-настоящему взбешен. Его можно понять: сама ненавижу, когда меня будят среди ночи с какой-нибудь идиотской проблемой. – Тереза, не подумайте, что я предъявляю претензии…

Поздно. Я уже об этом думаю.

– Но вы не находите, что ваших незаметных родственников становится слишком много в нашей жизни?

Какой хороший вопрос! Найти бы на него достойный ответ.

– Просто наша с вами совместная жизнь только-только началась, – в порыве вдохновения я взмахнула рукой, – поэтому их присутствие кажется концентрированным. Потом оно размажется по годам, и вы их перестанете замечать.

– Интересная теория.

– Филипп, умоляю вас: потише! – взмолилась я. – Лидия только кажется оторванной от мира, но у нее очень острый слух. А дядюшка, как назло, чудовищно храпит. Ни одни беруши не помогают. Я использовала бы магию, чтобы решить их проблему, но не обучена таким заклятиям.

– Готов по-родственному лишить вашу тетку слуха, – сцедил он.

– Какая жестокость, господин Торн! – охнула я.

– Вы предлагаете ее подложить к нам третьей?

– Я к тому, что не надо делать ее полностью глухой! Это негуманно. Но чуток глуховатой, по-моему, уместно. И ей хорошо, и нам тоже… неплохо.

У Филиппа выразительно изогнулась одна бровь. То ли от удивления, то ли от нервного тика.

– Но только на эту ночь! – добавила я. – Иначе мы с утра ее не добудимся.

Как два вынужденных заговорщика, мы тихонечко, стараясь не скрипеть ни половицами, ни дверью, вернулись в комнату. Лидия лежала на кровати, прикрывшись своим одеялом, и крепко спала. В ошарашенной тишине было слышно безмятежное сопение.

Я жалобно посмотрела на Филиппа и прошептала:

– Если я лягу посередке, то вы даже не заметите ее присутствия.

Он прикрыл глаза и потер переносицу, что-то серьезно обдумывая. Может, вспоминал, какое содержание прописал в брачном контракте в случае развода, и подсчитывал, заслужила ли я эту весьма внушительную сумму, пробыв его женой меньше суток.

– Не так я себе представлял первую брачную ночь, – пробормотал он.

– Понимаю, вы хотели хорошенько выспаться, – тихонечко поддакнула я, следуя совету тетушки «соглашайся с мужем во всем, через сорок лет объяснишь ему, что он кретин».

Филипп для чего-то снял с вешалки пальто и начал его надевать. В сугроб, что ли, решил закопаться или просто прогуляться?

– Вы куда? Хотите снять еще одну комнату?

– Если бы здесь были свободные комнаты, ваша тетка лежала бы в своей, а не в нашей кровати, – проговорил он. – Ухожу в общую залу.

– Тогда идем вместе!

– Зачем? – насторожился Филипп.

– Я ваша жена и обязана разделять все жизненные тяготы.

– Не лишайте себя радостей спокойного сна.

Наверное, он представил, как следом за нами в общий зал, где на деревянных раскладушках спали те, кому не хватило крон на отдельную комнату или же не досталось отдельного закутка, потянутся все мои родственники. Управлять парадом будет тетушка Клементина, Лидия о кого-нибудь споткнется и поднимет переполох, а потом дядька Рендел громыхнет драконьим ревом и распугает всех конкурентов на мирный отдых.

– Вы уже спали на раскладушках? – нешуточно всполошилась я. – Спину потом не прихватит?

– Не беспокойтесь, у меня здоровая спина, – отозвался он, продвигаясь к выходу.

– Если вдруг не хватит раскладушки, то возвращайтесь! Как-нибудь разместимся.

– Хорошенько выспитесь, дорогая жена. – Он бросил на меня выразительно-ироничный взгляд. – Поставьте на замок заклятие, чтобы никто не вошел.

Филипп скрылся за дверью. Я стояла посреди комнаты и не верила, что умудрилась выставить мужа из спальни в нашу первую брачную ночь. Если мы вопреки всему дотянем до старости, то расскажу эту историю нашим внукам. А еще лучше – напишу мемуары с самыми позорными моментами своей жизни.

Погода в горах непостоянная, как ветреная кокетка. К утру тучи разошлись, явив бескрайнее прозрачное небо и потрясающий воображение Сумрачный пик на горизонте, словно окутанный сизой дымкой. О ночной непогоде напоминали лишь искрящие на солнце сугробы, да глубокие колеи на дороге.

О том, как спалось мужу в общей зале, легко угадывалось по его настроению и непроницаемому взгляду, обращенному в бесконечность. Тетушки и дядька Рендел с самого пробуждения так отчаянно доказывали, какие они деликатные и незаметные люди, что лишний раз старались не попадаться Филиппу на глаза. Молчком уселись в расписной коробчонок, полностью признав право молодых ехать в просторном комфортном экипаже, присланном из гостевого дома. Ну просто образчик кротких родственников! Сердце радовалось.

И оно радовалось бы гораздо больше, если бы ночью не случилось неловкости с Лидией. Пропустив дурацкие вопросы о том, как ему спалось – очевидно, что не очень хорошо, – я сразу начала каяться:

– Филипп, я чувствую себя чудовищно оттого, что вам пришлось уйти в общую залу. Мне жаль.

– Надеюсь, вы хорошо отдохнули, – отозвался он, снимая с измятых брюк ворсинку. Не воображаемую, а самую настоящую.

Вообще, возникало ощущение, что возле него спал кот. Или даже два кота. Так и представлялось, как он спихивал с себя хвостатых тварей, но они наседали, отвоевывая пространство на раскладушке.

– Я почти не спала.

Мягко говоря, обеспокоенность мужниным благополучием была сильно преувеличена. Едва коснувшись подушки, я провалилась в такой крепкий сон без сновидений, что с утречка Лидия с трудом меня добудилась.

Оказалось, что тетушка Клементина, недосчитавшись сестры, решила, будто та сбежала с незнакомцем в неизвестном направлении, и, видимо, поторопилась поделиться радостной вестью. Почему-то идея, что Лидию украли, в голову ей не пришла. Обнаружив беглянку в комнате для молодоженов вместо моего новоиспеченного супруга, тетка впала в глубокую задумчивость и сделалась очень тихой. Во всех смыслах этого слова.

– Филипп, мне действительно очень жаль! – с душой повторила я.

– Вы уже говорили, – уронил он.

– Я хочу еще раз повторить, чтобы вы поняли, насколько мне жаль. Очень!

– Не беспокойтесь, я понял. – Он бросил на меня нервирующий взгляд из-под ресниц.

– Хорошо, – вздохнула я и, сама от себя не ожидая, выдала глубокую мудрость от Марджери Торн, полученную во время ее приезда в Энтил: – Взаимопонимание – путь к счастливой жизни.

Филипп подавился на вздохе и едва слышно кашлянул в кулак. Ладно, согласна: большой перебор. До взаимопонимания нам, как на костылях до Сумрачного пика.

Дальше мы ехали в обоюдном молчании. Не знаю, о чем думал муж, глядя в окно, но я зачем-то подсчитывала в уме, как далеко в горах можно доскрестись на костылях. Очень успокаивающее занятие, к слову. Так расслабилась, что едва не начала зевать.

Как оказалось, гостевой дом назвать именно «домом» не повернулся бы язык ни у одного вменяемого человека. Это был старинный замок с облагороженным фасадом, подновленной въездной площадью и помпезным парадным входом.

Значительный и тяжелый, он стоял на фоне горы, прикрытой снежной шапкой, и высокомерно возвышался над уютной курортной деревушкой. Одной из тех, что любили изображать на цветных карточках, которые продавали в книжных лавках по четверть кроны за штуку.

У дверей нас встретил импозантный распорядитель в камзоле с вышитой на груди эмблемой гостевого дома. Пока мы поднимались в холл по длинной лестнице, покрытой красным ковром, он убеждал нас, как неимоверно горд, что Филипп Торн выбрал для медового месяца их гостевой дом. Муж высокомерно молчал, чем нервировал не только раздухарившегося многословного распорядителя, но и нас всех.

Когда мы оказались в холле, я на секунду ослепла. Не от богатой обстановки, а от яркой люстры на сотню магических огней, каскадом спускавшейся с потолка и отбрасывающей вокруг мозаичную тень. Народу в дорогом гостевом доме было ничуть не меньше, чем в дешевом постоялом дворе. Казалось, что вся столичная публика, только вчера поглощавшая тарталетки на свадьбе, переместилась на зимний курорт. Правда, по большому счету, на нас никто особенно не обращал внимания, разве что некоторые бросали любопытные взгляды.

– Ваши апартаменты давно готовы, господин Торн, – отчаявшись выбить из гостя хотя бы слово, докладывал распорядитель.

– Попросите кого-нибудь проводить родственников моей супруги в их номера, – наконец пожелал разлепить губы господин Торн.

– Совершенно незачем, – обрадованно объявил распорядитель. – Мы устроили все по высшему разряду! Вы живете на одном этаже.

– Простите? – от чудесной новости Филипп даже притормозил.

Мы тоже всей кучей притормозили, а заодно попятились, собираясь вокруг дядьки Рендела. Вообще, сбиваться в стайку было тактически недальновидно. Если придется прятаться, то мы споткнемся друг о друга и устроим большую свалку.

Распорядитель замялся, видимо, решив, будто что-то напутал.

– Как вы и велели в письме, – почти с отчаянием напомнил он и почему-то уставился на меня, словно именно я была главным недовольным элементом. – Просторные апартаменты по соседству. С видом на горы и балконом. Одни для молодоженов, другие для их сопровождающих. Правда, номера не совсем по соседству, а в разных концах коридора… Мы, конечно, попробуем что-нибудь поменять, но вы же понимаете, высокий сезон. Все лучшие номера выкупили еще с осени.

– Что ж, ведите, – кивнул муж, видимо, мысленно смиряясь с неизбежным соседством.

И что-то вдруг стало так жалко Вилсона! Было у меня подозрение, что его не просто рассчитают с позором, а вдогонку отвесят пинок под зад, чтобы летел как гордый дракон куда-нибудь подальше от столицы. Скорее всего, в провинциальный Энтил, где даже с отвратительными рекомендациями от бывшего нанимателя можно устроиться в помощники к счетоводу или к стряпчему. С таким идеальным почерком секретаря с руками оторвут. В смысле просто оторвут. Руки ему для чернильного пера пригодятся.

Оказалось, что мы не просто жили в разных концах замкового крыла, с родными нас разделял поворот! Они зашли к себе, а мы отправились дальше. Мимо горных пейзажей на стенах и натуральной миниатюрной елочки в деревянной кадке.

– Добро пожаловать в гостевой дом «Сиал»! – Толкнув дверь, с большой помпой распорядитель пропустил нас с Филиппом в просторную гостиную со светлыми стенами, бежевыми портьерами и с теткой Марджери Торн в кресле.

– Мои дорогие! – С фальшиво-лучезарной улыбкой она легко поднялась и театрально раскинула руки, словно собиралась нас обоих одним махом заключить в тесные объятия. – Вы добрались! Как я рада вас видеть в добром здравии!

Здравие после ночи на постоялом дворе у нас явно было не особенно доброе. Настроение тоже, прямо сказать, – желало сделаться получше.

– Я не стал ничего говорить о госпоже Торн, чтобы не портить сюрприз, – заговорщицким тоном пояснил сверкающий, как золотая крона, распорядитель. – Хорошего дня, господа!

Подобрать отпавшую челюсть мне удалось с трудом. Исключительно от мысли, что стоять с раззявленной от удивления «варежкой» нелепо. Ей-богу, чем дальше в хороший день, тем страшнее сюрпризы.