Марина Бойкова-Гальяни
Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы
Из цикла «Собачьи истории»
Английские собачьи истории. Собаки
Во всем мире и везде собаки походят на хозяев. В Англии это достигает какой-то предельной стадии. Англичане считают, что показывать свои чувства – презренно. Но не скроет своего истинного лица ни один хозяин собачки!
Я хорошо понял это в парке «Гуинсберри» в Лондоне, наблюдая за людьми и собаками.
Вот идет дяденька, до такой степени преисполненный чувства собственного достоинства, что надел костюм-тройку и галстук в семь часов утра в парке, в жару. Идет тяжелой походкой и зыркает исподлобья тяжелыми злобными взглядами, даже сопит от напряжения. Но я его не боюсь, этого дядьки: рядом тяжело семенит черный мрачный пес, и на псе написано: он хочет быть опасен и страшен, но на самом деле он не опасен и не страшен, он труслив. Пес – карикатура на хозяина.
Вот идет смурного вида пожилая леди: подчеркнуто прямая спина, неподвижные мышцы лица, строгое выражение… Ее я тоже не боюсь, но по совсем другим причинам, чем пожилого джентльмена, играющего в страшного человека: вокруг леди жизнерадостно прыгают, улыбаются, гавкают, бешено виляют хвостами три довольные, счастливые собаки – размером от болонки до овчарки.
Идет молодая пара – и их собачки весело лезут друг на друга и вообще на все встречное.
Идет пара пожилая, с добродушными, благожелательными собаками – удовлетворенно-чувственными, сытыми, полными самодовольства.
Бежит парень, а за ним – бешено вертящий хвостом, нюхающий каждый кустик песик, любящий жизнь и вообще всех окружающих.
Очень полезное дело – понаблюдать в парке за собаками.
Характер страны и народа раскрываются через собак. Не случайно Англия – царство «собачьих историй». Расскажу несколько, в которых Британия становится видна, как отраженная в громадном зеркале.
Проблема пролетариата, Или: Два мира, два образа жизни
Двести лет, при жизни восьми поколений, Британия была «мастерской мира». Шестьдесят процентов мужского населения работало на производстве. После Первой мировой или Великой войны производство стало менее важным. После Второй мировой – еще менее важным. Промышленность начала перемещаться в страны Третьего мира. В семидесятые годы прошлого века ввели понятие «свободно конвертируемой валюты», и процесс завершился: из «мастерской мира» страна превратилась в мирового банкира. Если сегодня в промышленности занят каждый десятый – уже хорошо. Да и то, как правило, это не этнический англичанин.
Хорошо? Наверное… Но возникает вопрос – куда девать пролетариат? Те самые шестьдесят процентов мужского взрослого населения? Англия, которую мы знаем – это Англия аристократии, буржуазии или среднего класса. Аристократов Конан-Дойля и Гейнсборо, мелких дворянчиков Киплинга и Дарелла, буржуев Голсуорси и Стюарт, интеллигентов Диккенса и Киттса, поповичей Уоррена и Дарвина.
Есть, конечно, выходцы и из низов – вроде Кука, сына батрака, или Оуэна и Фарадея, сыновей рабочих. Но это именно что выходцы. Они и интересны нам потому, что стали адмиралами, первооткрывателями, предпринимателями, учеными… Средним классом. А кому интересны, прошу извинить за выражение, пролетарии? Эта Англия пролетариев известна мало именно потому, что никому не интересна, ее люди сливаются в общую невыразительную массу. А она была и есть, эта масса.
Пролетарии, которым нечем заняться, пытаются найти себе другое место в жизни. Получается не у всех, получается очень по-разному. Те, кто имел квалификацию – устроится и в другой жизни. А если не хватает и квалификации, и ума, и энергетики? Если малоквалифицированный ручной труд на производстве стал единственным способом существования? Вот то-то и оно…
Огромное количество англичан слоняется без дела, перебиваясь на пособия. Работы для них нет и не будет, а должны же люди хоть чем-то вообще заниматься? Вот они и «занимаются»: устраивают безобразные драки на стадионах и между собой, вандальствуют в парках и на улицах, мучают животных, пугают детей, обижают женщин, нападают на приличных людей, – средний класс их невыносимо раздражает. А то, понимаешь, ходют тут всякие, по тиянтерам шляются, прохвессора всякие позорные, а тут людям на джин в неразбавленном виде не хватает.
Вот сидят на скамеечке возле канала два человекообразных подтверждения теории мистера Дарвина: узловатые лапы в наколках, нижние конечности кривые, морды тупые и мерзкие – хищных обезьян. И от них воняет тухлятиной, гнилыми зубами и пивом. Дуют пиво из банок – и уж, наверное, это никак не эль по старинным монастырским рецептам.
А на канале в плавучем доме сидит на площадке большая собака – восточноевропейская овчарка. Сидит как раз напротив двух орангутанов-переростков. У собаки умное лицо, коричневые проницательные глаза.
– Это не английская собака! ― Говорит одно существо, тыкая пальцем в животное.
– Не английская! ― Соглашается другой. ― Это волк.
Первый смотрит на второго с уважением. Ка-акая мысль!!! Нет, ну ка-а-кая мысль!!! Сильная работа мысли сразу отражается на морде.
Собака, судя по глазам и лицу, думает быстрее сих созданий. Пес смотрит настороженно и вдумчиво, пролетарии его беспокоят… Ведь чего ждать – неизвестно. Собака беспокоится, опасаясь попасть в непредсказуемую ситуацию.
– Это не английский волк. ― Роняет первый пролетарий. Оба разевают пасти, раздается невнятное гавканье. А! Это пролетарии смеются…
– Это континентальный волк, ― производит тот же самый еще одну грандиозную мысль.
Оба ржут и прихлебывают пиво. Действительно – это же так смешно – где-то есть какой-то «континент», населенный всякими там, кто невыразимо ниже истинно английских пролетариев. Как же тут не веселиться?
Я согласен с умным псом – надо быть настороже, когда появляются пролетарии. От ничем не занятых жди бессмысленных идей и никчемных теорий, траты времени на бессмыслицу. От бездарных жди пожаров в библиотеках и избиений студентов. От ленивых жди расточения чужого труда.
От отдельно взятого пролетария жди похабных надписей и луж мочи в подъездах.
От группы таких вот существ надо ждать того же самого, но уже в других масштабах – то кретинского глумления над умным псом, то разгромленных толпой автобусных остановок.
А если в одном месте скопится сразу много таких, они еще выяснят, кто тут настоящий пролетарий, договорятся о причинах, придумают общую идеологию и разъяснят причины, по которым надо убивать нормальных людей. Сговорившись, кто тут континентальный волк, пролетарии начнут строить свой мир, пропитанный смрадом скверного пива, грязными носками и прогорклыми остатками жратвы под диваном. Мир, в котором пролетариям хорошо, а умным собакам – плохо. Очень страшный мир. На редкость отвратительный.
Мир собачки намного приятнее. И пахнет от собаки тоже лучше.
Правдивая история дворняги по кличке Кружок
Воспроизвести звуки, которыми кличка этой собаки передается на английском, я все равно не в состоянии. Потому пусть будет у нее переведенное имя – Кружок. Если верить этой истории, пес по кличке Кружок всегда лежал у стула хозяина Джонни в пабе «Свинья и жираф». Всегда он лежал смирно, покорно – знал, что у хозяина все равно нет на него времени, что хозяин очень занят – дует пиво.
Только один раз Кружок стал вести себя нехорошо: заволновался, заворчал, затявкал. Этим он отвлек хозяина от важнейшего занятия, и даже заставил тоже забеспокоиться. Когда Кружок вскочил, потянул хозяина за штанину, запрыгал, тот даже повысил на собачку голос – что для англичанина почти что кощунство.
Собачка, умильно виляя хвостом, тащила хозяина наружу. Дать ей пинка. В Англии бьют жен и детей. До сих пор не отменен Королевский Указ XVII века, запрещающий избивать жену после 21 часа – чтобы ее вопли не мешали спать соседям. Официально порка в школе отменена в 1968 году. Но ударить собачку… От одной такой мысли у правоверного бритиша глаза лезут на лоб и ослабевают коленки. Тем более, приятели отлично видели, что происходит, и подбадривали песика своими воплями. Они даже стали держать пари: вытащит Кружок Джонни из паба, или нет?
– Да иди, Джонни! Все равно скоро закроют! ― Утешали его приятели.
Джонни машинально взглянул на часы – 11 минут шестого. Вовсе и не скоро закроют! Еще почти два часа работает паб.
Кружок – шерсть дыбом, безумные глаза – все тянул и тянул Джонни за штанину. Чтобы не искалечить песика, Джонни приходилось неуклюже идти за тянущем его Кружком, под хохот компании. И на улице Кружок не остановился, все тянул и тянул хозяина за штанину. Так и тянул, пока не оттащил довольно далеко, метров на двести от паба. Там Джонни и встал – не в силах расстаться с недопитой кружкой пива, злобно шипя на собачку. Теперь Кружок, радостно тявкая, прыгал вокруг хозяина. Шерсть на его хребте опала, глазки стали обычные – не очень умные, веселые (под стать хозяину). Джонни подумал, не вернуться бы в паб? Время есть…
Но только подумал, как Кружок опять словно взбесился.
– Тьфу ты, напасть! Да что только на тебя вдруг нашло?! ― обратился было Джонни к Кружку с обличительной речью, как вдруг громыхнуло с невероятной силой! Так громыхнуло, что Джонни присел от одной силы звука. Там, откуда утащил его Кружок, вставал над низкими крышами, кустисто раскидывался двадцатиметровый фонтан дыма и пламени, летели какие-то обломки на фоне темнеющего неба (Джонни стоял западнее, близ Темзы).
Англичанин в 1944 году хорошо знал, что означает такой фонтан огня и дыма – с 8 сентября этого года нацисты выпускали по Лондону ракеты «ФАУ-2». Ракеты должны были отомстить англичанам и запугать их. Подлетали они со скоростью в два раза большей, чем скорость звука, порядка 600 км в секунду. Лондона они достигали с континента примерно за 10 секунд, и падали до того, как долетал звук их движения. Практически совершенно внезапно что-то рушилось с неба и рвалось.
Эффективность обстрелов с помощью «ФАУ-2» ничтожна – нацисты пустили больше трех тысяч ракет, от взрывов которых погибло всего 2700 человек. Этот пуск оказался одним из самых эффективных: на развалинах паба «Свинья и жираф» нашли четырнадцать покойников, больше тридцати человек увезла «скорая помощь».
Вот что тут самое интересное: на «Свинью и жирафа» «ФАУ» упала в 17 часов 20 минут. «ФАУ» летели до Лондона примерно 10 минут. Когда Кружок вытаскивал его из паба, Джонни взглянул на часы – было 17 часов 11 минут. Значит, Кружок начал тащить хозяина как раз примерно тогда, когда на континенте сработала одна из пусковых установок. Ракета только пошла в небо, как собака забеспокоилась. Никто и никакими силами не мог бы рассчитать места ее падения… Но Кружок ухитрился определить, что им с хозяином лучше б отойти от паба подальше – и как он это сделал, совершенно непостижимо.
Какой-то идиот даже заподозрил, что Джонни – наводчик и германский шпион, и что он вовсе не случайно улизнул из бара перед самым падением «ФАУ». Это полная чепуха, потому что прицелиться «ФАУ» было совершенно невозможно, они летели буквально в белый свет как в копеечку. Да и не поверил никто возведенному на Джонни поклепу.
Фотография Джонни и Кружка висит на стене отстроенного паба. Скверная фотография 1945 года, Джонни на ней виден хуже, он держит своего Кружка на руках. А вот Кружок рвется в объектив, словно хочет забраться внутрь фотоаппарата.
Правда о «собаке Баскервилей»
Раз уж речь о собаках и Англии, пора рассеять еще одну литературную мистификацию – миф о собаке Баскервилей. Все было не так, как описал сэр Артур Конан-Дойл.
То есть, в чем правда – нечто подобное громадной собаке бегало по сельской Англии в самые последние годы недоброго XIX века. А, может быть, бегает и по сей день.
Наверное, никогда не станет достоверно известно число людей, которых сожрала эта кошмарная тварь. Историки называют разные цифры: кто пятьдесят жертв, кто все сто пятьдесят. Только доктор Инглворт из Эдинбурга уверял, что погибло всего три человека, а остальных, якобы, придумали англичане, чтобы им было интереснее. Профессор Челленджер из Оксфорда и доктор Саммерли доказали, что трое англичан, о которых писал доктор Инглворт, не имеют к кошмарной «собаке» решительно никакого отношения. Эти трое пропали как раз в то время, когда шотландцы праздновали день своей победы над англичанами и ели свой ненаглядный хаггис… Что такое хаггис?
Хаггис – это особая еда: рубленое мясо смешивается с ливером, с овсяной кашей, смесь набивается в коровьи кишки. Колбаса? Только по форме, по вкусу совсем не колбаса, мясо с кашей. Хаггис – такое же дитя бедности, как наш студень – использование всего, что только можно использовать в забитом животном. Гадость – но шотландцы, и правда, любят хаггис, национальное блюдо. Любят не только как еду… Это ритуальная пища шотландского простонародья. Жаль, у нас нет такого отношения ни к студню, ни к каше, ни к щам, ни к пирогам. Право, напрасно.
Вот у шотландцев отношение к хаггису самое торжественное. Хаггис едят на всех официальных церемониях. Входит повар, торжественно возглашает: «Мы будем есть хаггис!». Собравшиеся изображают ликование. Повар вносит блюдо с хаггисом, вручает его самому почетному гостю. Тот торжественно принимает, он должен выпить с поваром. Под завывания волынок они пьют, держа в обеих руках чашу – руки должны быть заняты, чтобы никто не мог никого пырнуть ножом.
Потом самый почетный гость распределяет хаггис, и его поедают, запивая виски, опять под завывание волынки. Англичане клевещут на хаггис, что для его приготовления используется кошачий корм, и что всякий, кого от поедания хаггиса стошнит, ритуально изгоняется из Шотландии, и навсегда становится невъездным. Самые вредные англичане намекают, что в старые времена иностранцев, которые не смогли поесть хаггиса, и не выразили своего восхищения сим блюдом, самих пускали на хаггис. Скорее всего, англичане преувеличивают, но ведь профессора Саммерли и Челленджер доказали: троих англичан и правда пустили на хаггис! А нечестивый и малоученый доктор Инглворт из Эдинбурга приписал их исчезновения собаке Баскервилей, негодяй!
Но с Инглвортом все сразу понятно – шотландец… Речь не о нем, и даже не о хаггисе. Речь все-таки о существе, которое жрало не каких-то отвратительных шотландцев, а самых что ни на есть англичан… Это было совершенно неприлично!
Сколько бы ни было жертв (а обо всех мы никогда не узнаем, мой милый мальчик), появление чудовищной твари наделало невероятное количество шуму в сельской Англии. Что и вызвало к жизни одну из самых знаменитых литературных фальсификаций начала ХХ века. О гнусном и страшном существе говорили всякое. И что это «черный Шак» – его называют еще Старый Шак или просто Шак – и все сразу понимают, кто это.
Легенды про Черного Шака живут в Англии тысячелетия. В разных частях страны рассказывают и про других таинственных созданий – про призрачных собак, про черных демонических псов, про людей, оборачивающихся чудовищными животными.
У Черного Шака – черная шерсть, горящие глаза размером с блюдце, острые оскаленные клыки. В 1577 году в городке Блитбурне во время службы вдруг грянул гром, двери настежь распахнулись, и в церковь вбежал огромный чёрный пёс. Этот пес промчался мимо целой толпы людей, и загрыз именно тех мужчину и мальчика, которые стояли в церкви пьяные и говорили нехорошие слова.
В разных летописях приводятся разные слова, которые говорили эти нечестивые люди. Различаются и детали того, что произошло. Разные свидетели видели Черного Шака то размером с корову, то «чуть больше овчарки». Но остались до наших дней выжженные следы около церковной двери. Их можно видеть и сегодня, так что легенда не врет… по крайней мере не во всем.
Ученые рассказывают, что «на самом деле» Черного Шака не существует, и что легенды о нем восходят к древнейшим преданиям ариев о священных собаках и о Дикой Охоте. Но выжженные следы лап огромной собаки – вот они. И множество людей видели Черного Шака своими глазами. Нет! Не только люди, задержавшиеся в пабе, и видевшие Шака посли трех литров пива. Черного Шака видели женщины (в это трудно поверить, но среди англичанок встречаются и такие, которых видят пьяными не каждый день) и даже дети лет восьми-девяти. Их Черный Шак провожал, оберегая от опасностей. Как-то он попался ребенку, который вел из паба пьяного вдупель папашу, и сопровождал его до дома. Мальчик уложил папу под стеной, открыл двери и обернулся, чтобы втащить родителя в дом… Он только и увидел, как Черный Шак скрывается в вересковой пустоши, держа пьяницу во рту, поперек туловища.
Впрочем, появившееся чудище не все считали Черным Шаком. Многие полагали, что сожравшее толпу людей чудовище – это «Ужас расщелины голубого Джона»… Якобы сэр Артур Конан-Дойл приманил исчадие подземного мира, подкармливая внутренностями овец, и оно начало служить человеку.
Говорили и что это вообще никакая не собака, а олгой-хорхой, привезенный доктором Гримсби Ройлоттом из Монголии. Это полная чепуха! Доктор Ройлотт никогда не был в Монголии, он привез из Индии не олгоя-хорхоя, а только болотную гадюку. Всякий, кого кусала гадюка или умирал, или становился кретином. Доктор Ройлотт знал это совершенно точно, потому что гадюка кусала его минимум трижды.
Да и вообще, все эти россказни – просто клубная болтовня, потому что происхождение и печальная история Собаки Баскервилей прекрасно известна. Она и правда имеет прямое отношение к Баскервилям, потому что именно сэр Чарльз Баскервиль предоставил свое поместье для серии самых безбожных экспериментов, проводимых в тайной лаборатории на острове в Гримпенской трясине. Записки сэра Чарльза не оставляют никаких сомнений ни в целях экспериментов, ни в том, кто их организовывал и финансировал. И уж, надо полагать, его состояние не имеет никакого отношения к Южной Африке! Никакие алмазы, никакая торговля слоновой костью не принесла бы ему столько же, сколько дали юркие люди из тайных служб. Даже королевская семья финансировала работы. Огромные деньги давали стеной стоящие у престола воинствующие дармоеды – их предки совершили какие-то великие дела, но сами-то они повторить что-либо, достойное мужчины, были абсолютно не способны.
XIX век стал веком машин, городов, возвышения низших сословий и всяких вредных идей, ставящих под сомнение величие высших. А тут родилась мысль: вывести собаку, которая сразу будет чуять джентльменов и охранять их! Она поможет поддержать и сохранить навсегда Англию этих людей – Англию поместий, многочисленной прислуги, охоты на лисиц, кожаных диванов, министерства колоний. Англию, разделенную на не могущие никогда смешаться кланы и касты.
Наверное, во имя такой сверхидеи сэр Чарльз сдавал бы свое имение и за более низкую цену: слишком чаровала его мысль создать существо, которое уменьшит в Англии число понаехавших инородцев, а простолюдинов будет держать в подобающем повиновении, связав их страхом и ужасом перед мистическими силами.
В XIX веке эти мерзкие простолюдины почти перестали верить, что если перестанут быть согнуты в покорности джентльменам, то на том свете их станут поджаривать на сковородках и швырять в огненное озеро. А тут ― колоссальный пес с горящими глазами, с пылающей огнем пастью! Сначала чудовищный пес сожрет евреев, индусов, поляков и прочих сомнительных личностей. Увидев, что с ними происходит, устрашатся и низшие классы. Устрашатся и припадут к ногам джентльменов. Сэр Чарльз Баскервиль так упивался гибелью инородцев, что только одно огорчало представителя древнего рода: главный вивисектор доктор Пол Моро тоже не был джентльменом! ах, это было так неприлично!
Приходилось признать: худородный, но умный доктор Моро оказался решительно необходим. Какие эксперименты он ставил! Какие! Жуткий вой собак, которых Пол Моро беспрерывно резал, создавая все более устрашающих чудовищ, висел над Баскервиль-холлом. Раза два животные сбегали и попадались идущим по дороге. Тем лучше – в деревушке Гримпен начало рождаться общество, которое и хотел видеть сэр Чарльз Баскервиль.
Заезжий цыган в ужасе бежал, только завидя издалека одну такую тварь. Индусский раджа поклялся никогда больше не нарушать кастовых законов, особенно не прикасаться к виски. Он уехал в Индию – в надежде, что там его не настигнет, как он выразился, «воплощение Кали». Старый еврей Хаимович перестал быть атеистом, и двое суток молился в синагоге, прося Яхве спасти и избавить его… даже не от мистических животных. Он просил спасти его от англичан.
Местные жители старались не выходить на болота по ночам, когда силы зла властвуют беспрепятственно. К Баскервиль-холлу они не приближались и среди бела дня, справедливо полагая – там силы зла властвуют, независимо от времени суток.
А ведь это было только начало!
После того, как сэр Чарльз Баскервиль и доктор Моро создали существо размерами чуть ли не с лошадь, они напились от полноты счастья и начали выводить тварей, которые сразу отличали бы от настоящих людей инородцев и простолюдинов.
Они справедливо рассудили, что обоняние собаки во много раз тоньше обоняния человека, и что различать породы людей собакам легче всего по запаху. Ученые были правы: собака безошибочно начала узнавать джентльменов! Вот только различала она их совсем не так, как хотелось устроителям эксперимента.
…первой жертвой выведенной доктором Моро собаки стал каторжник Селден, и погубил его пиджак, подаренный сэром Чарльзом. Когда глава службы безопасности, беспутный профессор Мориарти, устроил побег Селдену и поселил его на болотах, сэр Чарльз не оставил необходимого каторжника своей милостью. Теперь по болотам бродило существо в сто раз опаснее всякого Черного Шака. Никто не мог бы тайно подкрасться к лаборатории… но едва собака вырвалась из клетки, она пошла именно по следам Селдена. Доктор Моро еще предполагал, что дело может быть в пиджаке, но сэр Чарльз пришел в восторг – он жалел полезного слугу, но был уверен – выведенное животное проявляет нужные качества!
Эту собаку над трупом Селдена застрелил Джеймс Мориарти. Полезнейший человек! Это он изобрел смесь, лишенную запаха, но светящуюся не хуже фосфора. Даже будь собака кроткой как ягненок, не всякий долго смотрел бы на переливы адского пламени на этой морде. Очень незаурядный человек был этот Джеймс Мориарти, по своим личным качествам почти приблизившийся к джентльменам! Потому он и пал жертвой дьявольской собаки. Во время первого же эксперимента.
Это правда, что собаку пустили по следам юной деревенской девицы. Но никакая это была не жертва страсти Гуго Баскервиля, да и вообще никакого Гуго Баскервиля никогда не было. Все просто – девица служила в Баскервиль-холле. Она знала слишком много, по деревушке Гримпен ползли слухи. На совете было решено, что на ней и будет проверено новое могучее оружие.
В тот вечер, когда собаку пустили по следу девицы, над Гримпенской трясиной стлался густой белый туман. Он медленно полз к Баскервиль-холлу, окружая и справа, и слева идущих за собакой низким, но плотным валом. Лившийся сверху лунный свет превращал его в мерцающее ледяное поле, над которым, словно черные пики, вздымались верхушки отдаленных гранитных столбов.
В этом тумане за девицей летела собака, – огромная, черная как смоль. Но такой собаки не видывал еще никто из смертных. Из ее отверстой пасти вырывалось пламя, глаза метали искры, по морде и загривку переливался мерцающий огонь. Ни в чьем воспаленном мозгу не могло бы возникнуть видение более страшное, более омерзительное, чем это адское существо.
Чудовище неслось по тропинке огромными прыжками. Не удивительно, что девица лишилась чувств при виде демонической собаки. Но пес был ей совершенно не опасен: собака облизала лицо девушки и помчалась дальше, принюхиваясь к следам совершенно другого человека: главы службы безопасности Джеймса Мориарти. Это враки, будто он утонул в Рейхенбадском водопаде! Как бы ни так… Эту ерунду много позже придумал сэр Артур Конан-Дойль.
Собака не слышала воплей бегущих за ней. Не обращала внимания на выстрелы. Даже на Мориарти подействовало: все слышали дикий вопль, когда на него прыгнула собака.
Все, что увидели ученые на поляне у двух каменных столбов, вкопанных тут в незапамятные времена, они описали вот так: «Над Джеймсом Мориарти стояло мерзкое чудовище – огромный, черной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее чем любая собака, которую дано видеть смертному. И это чудовище у них на глазах растерзало горло профессора Мориарти, и, повернув к ученым свою окровавленную морду, сверкнуло горящими глазами. Тогда они вскрикнули, обуянные страхом, и, не переставая кричать, помчались во весь опор по болотам. Один из них, как говорят, умер в ту же ночь, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем. А двое других, сам доктор Моро и его подручный, Монтгомери, немедленно эмигрировали».
Эти двое до конца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения, но жили на идиллических островках и постепенно принялись за прежнее. Конец их, как и следовало ожидать, печален, чему неопровержимое свидетельство – документальный роман «Остров доктора Моро».
До сих пор точно неизвестно, почему гадостные твари, содержавшиеся в тайной лаборатории, разбежались по всей Англии. Одни говорят, что их выпустил доктор Моро. Благодаря этому, он и его помощник, тоже простолюдин, Монтгомери, смогли беспрепятственно пройти через болота: страшные собаки виляли им хвостами и просили подачки. И они бежали в теплые страны, пока джентльмены не могли и близко пройти там, где страшно выли рукотворные чудовища.
Другие говорят, что выпустил собак дворецкий сэра Чарльза Баскервиля, Джон Бэрримор. Этот недостойный предатель не простил попытки использовать его племянницу для экспериментов с собакой, и отомстил, с тех пор навсегда исчезнув из цивилизованного мира. Ходили слухи, что он-то и сделался человеком-леопардом на Острове доктора Моро… но это уже недостоверно.
Во всяком случае, собаки-мутанты, громко воя, разбежались по всему острову, и немало людей пострадало в страшную зиму 1899/1900 годов. Они безошибочно находили своих мучителей: всякого джентльмена, последствие пяти поколений пьяных зачатий, очень легко определить по физиономии сильно пьющего мопса: эдакое специфическое сочетание розового с сине-багровым, множество лиловых прожилок…
Да и запах… Не забудем: построить в замке клозет было бы нарушением традиций. Джентльмен должен жить в тех же условиях, как его предки во времена Вильгельма Завоевателя! Это люди низших сословий законопачивают окна, проводят паровое отопление и строят уборные. Джентльмен должен стойко переносить трудности, он выше сортиров и тепла. Перенося трудности, джентльмен распространяет не только исторически сложившийся аромат перегара, но и запах прелых тряпок, многократно просушенных у открытого огня камина.
Стоило джентльмену расстегнуть ширинку или спустить штаны в древней замковой аллее, как, откуда ни возьмись, громадная тварь со светящейся мордой хватала его поперек туловища и волокла вглубь мрачных болот… Так и тащила со спущенными штанами, и не было спасения несчастным!
Вот тогда-то лучшие умы королевства поручили потомку древнего рода, сэру Артуру Конан-Дойлю, скрыть ужасные события или придать им нужную форму. Сэр Артур и сэр Чарльз долго совещались, сидя перед камином Баскервиль-холла. Длинная вереница предков в самых разнообразных костюмах – начиная с вельможи эпохи королевы Елизаветы и кончая щеголем времен Регентства – взирала на них со стен, удручая своим молчанием.
За газоном, раскачиваясь на ветру, стонали высокие деревья. В просвете между быстро бегущими облаками проглянул месяц. В его холодном сиянии за деревьями виднелась неровная гряда скал и длинная линия мрачных болот.
Баскервиль-холл отапливался только камином, джентльмены сидели в пальто, протянув ноги к огню. По замку, перебивая застоявшийся веками аромат прели, плыл запах, который в других странах назвали бы запахом многократно использованных портянок – но про джентльменов так говорить нехорошо. Сырой холод и вековая традиция: графины с портвейном пустели с неправдоподобной скоростью. Выкурив центнер табаку и опустошив два винных погреба, джентльмены буквально купались в запахе, который плохо воспитанные типы без роду и племени назвали бы смрадом перегара. Для демонических собак это был запах привычной добычи.
Вскоре сэр Чарльз Баскервиль вынужден был прогуляться в историческую тисовую аллею: сортира в замке, конечно же, не было. Отдадим должное сэру Артуру: несмотря на выпитое, он кинулся на вопли своего старшего друга, сжимая в руке револьвер. Поздно! Крики сэра Чарльза затихали откуда-то со стороны Гримпенской трясины. На пыльных дорожках далеких аллей ясно читались следы лап огромной собаки…
Читатель! Если тебе доведется бывать в Англии, не пей гадостного самогона, который англичане называют «виски», почаще меняй носки, держись подальше от болот, даже в светлое время суток. А главное – нипочем не входи в министерство колоний, адмиралтейство, старинные замки, аристократические колледжи. Помни: в этих средоточиях дикости и мракобесия силы зла властвуют беспредельно.
