Марина Болдова
Серебряный капкан для черного ангела

Глава 3

«Врать бессмысленно, за ложные показания можно и статью получить… а я показания даю или любопытство майора удовлетворяю? Это же не допрос? Уголовное дело не возбуждено. Пока…» – все еще колебалась Аглая.

– Я вам помогу немного. С Дмитрием мы знакомы с детства. Соседствовали наши родители, – он кивнул в сторону своего дома. – Более того, дружили. Правда, с Димой наши пути разошлись сразу после окончания школы. Пока это все, что вам нужно знать. Так как?

– Дмитрий Марков пришел ко мне домой поздним вечером того дня, когда вы арестовали Осокина, и честно признался, что Стаса и еще двоих подельников сдал он. Я мало что поняла из его объяснений: какая-то мошенническая схема с поддельными банковскими векселями на огромные суммы. Сказал, что его принудили участвовать в липовой сделке шантажом, но о каком компромате идет речь, даже не заикнулся. Честно, мне тогда было не до него, я обдумывала, как лучше обставить свое бегство в Ригу. Встречаться с вами, Федор Николаевич, в официальной обстановке мне совсем не улыбалось.

– Чего же вы так боялись, если не были в курсе дел Станислава Осокина? По сути, вы уже не состояли в отношениях. Кстати, почему не выгнали его взашей после того, как он стал открыто вам изменять?

– Какие подробности моей личной жизни вам известны, господин майор, откуда только?

– Из допроса Осокина. Он всячески доказывал, что вы ни о чем не знали, просто по доброте душевной не могли отказать в приюте.

– Да, именно так!

– Хорошо. Хотя бы с вами он повел себя порядочно, мог бы и притянуть до кучи. Ладно, с Осокиным все ясно было с самого начала, вернемся к Дмитрию. Он пояснил, зачем пришел к вам?

– Нет… четкой причины не назвал, вначале сказал только, что был знаком со Стасом. Каково было знакомство, выяснилось позже. Я поняла тогда, что мы оба, получается, вроде как жертвы Осокина. Это меня, конечно, немного успокоило.

– И вы доверились первому встречному…

– И не пожалела об этом! Дмитрий предложил мне переехать сюда, чтобы ухаживать за его больным отцом. Он знал, что получит срок за участие в подготовке этой схемы, и не был уверен, что наказание окажется условным.

– И вы согласились вот так все бросить и уехать к незнакомым людям?

– Да, согласилась. Потому что вернуться в Ригу я могла только в родительскую квартиру, которую сдавала приличной молодой паре. Выгнать их было бы непорядочно. Да и что мне делать в давно ставшей для меня чужой стране? Дмитрий предложил хорошую оплату услуг сиделки, почему бы не решить проблему махом – получить и жилье, и работу. Поехать со мной он не мог, был, как объяснил, под подпиской. Он связался с Лапиным, Лев встретил меня на вокзале краевого центра и привез сюда. Да, было страшновато, но оставаться в Самаре стало бы безумием.

– Зря вы так. Вас никто не собирался привлекать к делу как соучастницу. Или вы опасались не только нас? Постойте-ка… вам угрожали?

Аглая молчала. Показать Мутерперелю, что она и сейчас боится? За себя, а особенно – за Берту. Что до сих пор вздрагивает от громкого стука в калитку? Все эти двадцать пять лет! И все из-за одного позднего звонка на городской телефон в день ареста Осокина. Тихим голосом ей посоветовали… сдохнуть. С легким смешком уточнив, что не буквально – умереть физически, а молчать как мертвой. Или лучше убраться к родителям. Она тогда так и не поняла: тот, кто звонил, не знал, что их уже два года как нет на этом свете? Или все же… знал?

– Да, мне позвонили и настоятельно посоветовали уехать, – ограничилась Аглая коротким ответом. – Собственно поэтому предложение Дмитрия показалось мне таким своевременным, – добавила она.

Майор задумался, по выражению лица можно было предположить, что он чем-то недоволен, так, мелочью: понял, принял и забыл, если бы не застывший вдруг взгляд, каким Мутерперель уставился куда-то поверх ее головы. За спиной Аглаи находился один из деревянных столбов, на которых держалась крыша беседки, а дальше – ствол сосны. Что мог там узреть майор, осталось для Аглаи загадкой.

– Ночью я собрала вещи, утром Дмитрий отвез меня на вокзал, – решилась она прервать паузу.

– Что он о себе рассказал?

– Кроме того, что влип в плохую историю, ничего, – вновь слукавила она, по-прежнему считая, что ее отношения с Димой майора никак не касаются.

…Аглая, прощаясь с Дмитрием у вагона поезда, знала, что муторно на душе не из-за того, что произошло за последние сутки. Она не хотела оставлять Диму. Да, понимала, что рано или поздно он приедет к отцу, она будет ждать, хотя тогда еще никаких обещаний не давала. Ведь согласившись на переезд, думала о том, что никто не сможет ее удержать возле старика со скверным характером, если что-то ее будет не устраивать. Хотя бы в мелочах. Хватит, Осокин выбрал весь запас ее терпения, в новой жизни Аглая сама будет решать, с кем жить и как. Дома она и слушала-то Дмитрия вполуха, а он говорил, говорил… словно прорвало. Да, так и случилось – остановиться не смог, признался он позже, прижимая ее руку к своей щеке и целуя ладонь… а она даже не пыталась отстраниться. В один момент Аглая вдруг опомнилась: перед ней человек, которого она знает… да… уже два часа, тридцать восемь минут. «Агуша, я тебя утомил своей болтовней?» – испуганно вскинулся Дмитрий, но руку не отпустил. «Агуша… для родителей я всегда была Аглая, только бабушка так меня называла», – с удивлением подумала она, без стеснения разглядывая его лицо. Вообще некрасивое. Крупные черты, широкие скулы и высокий лоб. Волосы с проседью, седые волоски Аглая заметила и в бровях. Ресницы почти бесцветные, а вот цвет глаз она так и не поняла какой – рыжей радужки не бывает, конечно, но у него – такая. Или это бабушкин оранжевый абажур отсвечивает? «Мне уйти?» – услышала она. «Нет, остаться!» – резко приказала Аглая, вдруг испугавшись. Как потом все случилось? Это она разве вела его за руку к кровати? Не может быть! Они знакомы… три часа и четырнадцать минут! Она вообще так не может – тащить мужчину в постель! Это он должен! Что должен? Ухаживать-добиваться? Цветы-театры-подарки? А времени у них на это нет: скоро поезд, а потом неизвестность… «Бабушка, прости, все твое воспитание насмарку. Уж так получилось…» – в какой-то момент мысленно раскаялась Аглая, но сама поняла, что получилось фальшиво: ну – нет, ни о чем не сожалеет. Лишь о том, что скоро предстоит расстаться.

– Вспоминайте вслух, пожалуйста, Аглая Андреевна. Я мысли читать не умею, – вернул ее к действительности майор.

– И это очень кстати, – невежливо огрызнулась Аглая.

* * *

Берта как юрист прекрасно понимала, что следователь начнет копаться в их с мамой прошлом – найденному скелету пара десятков лет, хотя может и больше, точнее покажет экспертиза. Она дождалась, пока все останки были извлечены из земли, и только тогда неторопливо пошла в сторону дома. Полчаса назад Берта наблюдала, как за матерью резво рванул майор, как схватил ее за локоть, словно боялся, что она убежит. Усмехнувшись, подумала об одном – Мутерперель чем-то похож на раскормленного вопреки советам заводчика черного дога, который настороженно приглядывается к любому встречному, но кусать не торопится, ожидая команды хозяина. Или из-за лени – это же надо встать с лежанки, обнюхать пришельца, гавкнуть, предупреждая, а уж потом… Да, Берта невзлюбила майора, только услышав о нем. От него исходила угроза, она это чувствовала, но объяснить, чем его вторжение сможет помешать их с мамой мирному существованию, не могла. Ну, не он же, в самом деле, прикопал на их участке труп! Однако как-то уж очень вовремя следователь поселился по соседству. Дом на пригорке, насколько она помнила, пустовал всегда. И честно сказать, так себе домик – бревенчатый, с небольшой мансардой под серой черепичной крышей. Старый дом, заросший сад, за которым долгие годы не было ухода. Общий с их участком забор – сетка рабица, только фасад закрыт штакетником. «Интересно, зачем майору эта развалюха? Или прикупил хату, на которую денег хватило? Так в поселке, поскольку теперь здесь городская прописка, земля недешево стоит, в соседней станице за эти деньги можно приобрести вполне симпатичный кирпичный дом с удобствами и таким же по величине земельным участком, как у нас. То есть, получается, стремился мужик именно сюда… А вдруг это его родовое имение? Позвоню-ка я Ритке, в администрации точно знают, купил он недвижимость или в наследство получил», – решила Берта, достала из кармана ветровки телефон и отыскала контакт бывшей одноклассницы Маргариты Ароновой, ныне Семенюк.

– Рита, привет. Не рано звоню? А, слышу, твои галдят, – искренне рассмеялась Берта, обожавшая молодую поросль четы Семенюк: Егора и Юльку. – Ты в контору к которому часу? Да, поняла. Подойду к девяти, уделишь минут десять? Договорились.

Берта была уверена, что к началу рабочего дня о найденных на их участке человеческих останках будет знать весь поселок.

Она было свернула к беседке, где расположились майор и ее мать, но передумала. То, что Мутерперель с расспросами доберется и до нее, сомнений не было. Только что она может рассказать о своем раннем детстве? Берте едва исполнилось четыре года, когда они с мамой остались вдвоем. Собственно, и о жизни с отцом она почти ничего не помнила. Так, обрывки каких-то событий, самое яркое из которых: он строит беседку, Берта, сидя на пеньке, баюкает куклу, едва не засыпая сама. Негромкий стук в калитку отвлек ее от куклы, она посмотрела на отца – он был явно напуган. Испуг этот передался и ей. Отец приказал идти в дом, а сам направился к калитке. Берта обернулась, стоя уже на крыльце – рядом с отцом топтался какой-то незнакомый бородатый мужчина. Она почему-то ничего не сказала матери, спокойно съела тарелку супа, который налила ей кухарка Алевтина, и ушла спать. Разбудили ее голоса родителей, те явно ссорились, что очень напугало девочку – такое при ней было впервые… А еще ей запомнились похороны отца. На кладбище ее не взяли, но в памяти осталась картина: в открытые ворота выезжает черный микроавтобус. А она вдруг впадает в истерику, молотя по оконному стеклу и громко плача. Ей кажется, что в доме ее оставили одну, уехали все туда, откуда не возвращаются. На крик прибегает Алевтина, снимает ее с подоконника, уводит на кухню, усаживает за стол и ставит перед ней чашку любимого какао. «Мама не останется там, с папой? Вернется ко мне?» – спрашивает Берта. «Ну, конечно же, малышка. Мама твоя жива и здорова», – успокаивает ее кухарка.

«А вот о том, кто приходил тогда, кого отец так испугался, мама так и не рассказала. А я спрашивала не раз! Еще эта ссора… Мама знала гостя, можно не сомневаться. Впрочем, какое это сейчас имеет значение?» – Берта, зайдя в дом, бросила взгляд на настенные часы. Они показывали без четверти девять. До центра поселка пешком пять минут, Рита, возможно, приедет пораньше, можно выдвигаться уже сейчас.

Громкость звонка ее мобильного была уменьшена до минимума, но Берта почувствовала вибрацию телефона в кармане.

– Слушаю, – не посмотрев на экран, ответила она. – Да, я – Берта Львовна Крушилина. Олег – мой муж. Что случилось? Что?! Да-да, я слушаю… Хорошо, буду в течение часа.

Берта сначала рассмеялась. Но смех тут же перешел в плач, она вышла на крыльцо, села на ступеньку и тут завыла в голос. Сквозь слезы она видела, как к ней от беседки бежит мама, за ней – майор. Откуда-то накатила злость, она вскочила и бросилась им навстречу. Оттолкнув мать, Берта вцепилась в куртку Мутерпереля и, глядя мужчине в глаза, начала трясти его.

– Откуда вы только взялись, майор?! Что вам от нас нужно?!

– Берта! – все же услышала она тихий удивленный возглас матери.

– Берта Львовна, возьмите себя в руки и расскажите, что вас так расстроило, – приказным тоном велел следователь. – А потом будем решать, я ли виноват в ваших бедах.

– Вы! Как только вы вторглись в нашу с мамой жизнь со своим вишневым прутиком, тут же появился труп! И… еще один, – уже спокойнее добавила она и словно очнулась – что делает?! Берта отпустила куртку Мутерпереля и шагнула в сторону.

– Быстро поясните, о каком втором трупе идет речь! – зло потребовал майор.

– В квартире обнаружили мертвого Олега, мама. Мне сейчас звонил следователь. – Берта смотрела только на мать.

– Кто такой Олег? Кем вам приходится, Берта Львовна? – задал новые вопросы майор.

– Олег Крушилин – муж моей дочери, – ответила за нее мать.

– А я утром ему сказала, что, лучше бы он умер… Это я его убила! – прошептала Берта, вновь заливаясь слезами.

– Никогда не берите на себя лишнего, Берта Львовна. Будем считать, вашего признания я не слышал, – строго осадил ее Мутерперель.

Глава 4

– Вы водите машину? – услышала Аглая негромкий вопрос, обращенный к ней.

– Уже давно нет, – почти не соврала она. – А Берте сейчас нельзя за руль, вы же видите. Что делать? Ей в город нужно, наверное, – так же тихо ответила Аглая.

– Я отвезу вас обеих, собирайтесь, – распорядился Мутерперель. – Ну же, очнитесь, Аглая, дочери капель дайте каких-нибудь, успокойте! И давайте-ка поторопимся, у меня времени не так много.

– Обойдемся без вас. Я вызову такси!

– Господи, как с вами трудно-то, женщины! Собирайтесь, я сказал! – с досадой выдал майор. И прозвучало это так искренне, Мутерперель выглядел таким обиженным, что Аглая не смогла удержать улыбку. Слава богу, он этого не увидел – уткнулся в экран своего мобильного.

Аглая подошла к Берте, вновь устроившейся на ступеньке. Дочь сидела сгорбившись и обхватив себя руками. Острая жалость к ней словно упаковала сердце Аглаи в ком ваты, она сделала глубокий вдох и медленный выдох. «Не плачет, уже хорошо. Грех так думать, но Олежека мне не жаль. И она забудет этого подлеца. Еще бы как-то от влияния Ксюши Голод избавилась. Или пусть идет своим чередом? Когда-нибудь Берта узнает, что муж изменял ей именно с «подругой», и сама избавится от нее. А я не окажусь, как это обычно случается, крайней», – подумала Аглая и дотронулась до плеча дочери:

– Берта, поедем. Федор Николаевич отвезет нас в город.

– Да, спасибо ему. Мам, ну как так? Кому было нужно лишать жизни Олега?

– Почему ты решила, что его убили?

– Не знаю… тот, кто звонил, сказал, что найден труп. Не от болезни же Олег скончался? Я оставила его абсолютно здоровым, правда, в легком неадеквате.

– Ты о чем?

– Он вернулся домой под утро, то ли еще не протрезвев, то ли под наркотой. Но в целом соображал неплохо, на ногах держался.

– И давно он колется, Берта? Почему не говорила?

– Господи, мама, не колется он! – раздраженно прервала Берта. – Так, какой-то дурью балуется. Ему это как слону дробинка, для куража. Олега убили, точно. Я сейчас поняла, почему так решила. Тот, кто мне звонил, представился следователем Следственного комитета, значит, труп – криминальный. Заведут уголовное дело. Господи, я же, наверное, последняя видела его живым! Мы ссорились и орали друг на друга так, что слышно было всем соседям. И по всему выходит, что я – главный подозреваемый!

– Вот опять вы на себя наговариваете, Берта Львовна! Лучше поторопитесь, даю на сборы не более пяти минут, жду в машине. – Мутерперель развернулся и направился к калитке.

Аглая на удивленный взгляд дочери лишь пожала плечами и зашла в дом.

* * *

Берта, сидя на заднем сиденье джипа майора, молчала всю дорогу, даже кивком не реагируя на вопросы матери. А та время от времени оборачивалась, тревожно глядя на нее, и спрашивала коротко: «Дочь, ты как?» Беспокойство ее было объяснимым – видимо, вот так, с ходу, матушка допустила мысль о возможной виновности дочери. «Что ж, все как обычно. И в школьные годы она считала меня виновницей конфликтов, хотя булили меня. Я вроде как пострадавшая, а только и слышала «сама виновата». Убей, до сих пор не знаю, в чем?» – вдруг вспомнила о школьных обидах Берта. Ее не били, нет. Только «забывали» пригласить на тусовки, при ней замолкали разговоры, от нее не отворачивались, хотя отходили молча, не обзывали, не травили, а она чувствовала себя изгоем – ей не доверяли. Знала, что это из-за дружбы с Ксюшей Голод, но из упрямства садилась с ней за одну парту. Ксюшу ненавидели, а Берте было ее жаль – их объединяло сиротство. Берта потеряла отца в раннем детстве, Ксения не помнила своей матери совсем. И Берта думала, что вся ее спесивость и высокомерие – самозащита. Повзрослев, она поняла, что ошибалась в главном – ее подруга вовсе не страдала от отсутствия матери, была избалована отцом и няней, ловко манипулируя ими. И ею, подругой. Вот и сегодня Берта как адвокат будет защищать ее интересы: муж Ксюши, наивно полагая, что брак их заключен по любви и вечен, практически все свое имущество и прибыльный бизнес записал на нее. Правда, имеется еще брачный договор, в котором прописано, что после развода все делится между супругами поровну. Чем и воспользовалась подавшая на развод Ксения, претендуя на свою законную часть. Единственное, что удалось Берте (а к Павлу Дорохову она относится с симпатией и уважением) – добиться от Ксюхи подписания досудебного мирового соглашения, условия которого предложил Павел. Так что сегодняшний суд – формальность.

«Все! Это дело – последнее, где я ей помогу. И заплатит она мне всю сумму по договору, чтобы стало ясно, что никаких тут дружеских бесплатных услуг… Как же все-таки Олега убили? – вновь вернулась Берта к последним событиям. – Нож? Удар тяжелым предметом? Я даже не спросила. И фамилию следака не запомнила… Он назвался, точно, это я мимо ушей пропустила. О ссоре с Олегом придется рассказать сразу, скрывать бессмысленно. В какое время его убили? Я была в дороге или уже в поселке? И кто мог видеть, как я сажусь в машину и уезжаю? Гарантированно – Рита Юрьевна из пятой. Она как раз вернулась с пробежки, я из подъезда, она – в подъезд. Кивнула мне, скосила понимающий взгляд на сумку с вещами. Это было ровно в семь ноль-ноль. А когда убили Олега? И кто его обнаружил, если дверь я захлопнула, когда выбежала на лестничную площадку?

Рите Юрьевне были слышны все наши ссоры, особенно когда Олег срывался на визг – кухонная стена у нас общая. И сегодня мы орали на кухне. Соседка, конечно, деликатно молчала при встречах, но я была бы даже рада, спроси она меня, что происходит. Три года уже живу в этом доме, два из них с Олегом. Просто как-то не было повода для более близкого знакомства с ней», – думала Берта.

– Алиби просчитываете, Берта Львовна? – услышала она голос Мутерпереля. – Могу подтвердить, что в семь сорок вы на синем «Фольксвагене» подъехали к вашему участку.

– Спасибо. Надеюсь, не понадобится.

– Опрашивать вас будут в любом случае. Кстати, и мне бы задать вам несколько вопросов. Может быть, сейчас? Неофициально?

– Чем я могу помочь?

– Вы же юрист, так? Наверняка сразу поняли, что останки в земле пробыли не меньше двадцати лет. Вот кольцо, найденное на левом безымянном пальце трупа. – Майор через плечо протянул пакетик.

– Никогда не видела ранее, – ответила она. – Не очень дорогое колечко, даже не серебро. А надписи внутри никакой нет?

– Нет. Как вы верно заметили – недорогое, простой металлический обруч. Кажется мне, что у моих родителей были похожие обручальные кольца, а поженились они в шестьдесят пятом году прошлого столетия. После свадьбы жили в том доме, где я обосновался. Впрочем, насчет колечка могу и ошибаться.

– Так вы – местный? – искренне удивилась Берта.

– А матушка вам еще не сообщила? А, впрочем, не до того сейчас. Да, Берта Львовна, я недавно решил обжиться в заброшенном родительском доме.

– Ностальгия по малой родине?

– Можно сказать и так, да, Аглая Андреевна? А вас в Самару не тянет?

– В Самару? Мама, ты же выросла в Риге. Я о чем-то не знаю? – вдруг насторожилась Берта.

– Господи, да ничего важного! В Самаре жила моя бабушка, я почти каждое лето проводила у нее. И мединститут окончила там.

– У тебя есть высшее образование? Ты – врач? – Берта смотрела в затылок замолчавшей матери. Не подавал голоса и майор. «Я в шоке. Всегда была уверена, что у мамы максимум – школьный аттестат. Ну, еще курсы сестринские какие-нибудь, уколы она делать умеет. Где же медицинский диплом? Никогда не попадался в ящике с документами. Офигеть какие новости. Просто день открытий. Что еще от меня скрывали? Боюсь представить… а вдруг Ксюха права и я действительно не дочь Аглаи Лапиной? Нет, не может быть, в моем свидетельстве о рождении она записана матерью, и отцом – Лапин Лев Иванович. Сегодня же спрошу Ксюху, откуда она взяла эту чушь», – подумала Берта.

Они въехали в закрытый двор, образованный тремя новостройками. Решившись на оформление ипотеки, Берта долго выбирала район, риелтор показывала ей дома, находившиеся ближе к центру. Уже отчаявшись угодить капризной клиентке, неохотно предложила последний вариант. «Эти три дома давно обжиты, продается одна квартира – хозяева уезжают за границу. Но она на втором этаже. Вы же хотели выше?» – без всякой надежды спросила женщина. Берта согласилась на осмотр. И влюбилась в будущее жилище с ходу. «Когда жила одна, пусть наездами, мне было комфортно. Олег своим присутствием умудрился в скором времени лишить меня элементарных радостей – отдыха, ощущения покоя и независимости. Я всегда была готова услышать очередное оскорбление, критику того, что готовила, как накрасилась, что надела. Господи, почему я все это терпела?! Любила? Да, наверное. Тогда почему я сейчас чувствую облегчение, а не горе от потери любимого?» – с долей стыда за себя подумала Берта, выходя из машины.