Марина Александровна Жаркова
Ошибка авеянцев
VIII
В один ареллский, не очень жаркий день всех больных поресцев выгнули на улицу подышать свежим воздухом, и я оказалась одна на скамейке рядом с живумским Па́рилом с его большими широкими ветвями и листьями.
На улице было хорошо, и я это ощущала. Тепло – не жарко и нехолодно. Живумская арелла приятно грела моё бледное исхудавшее лицо так, что на душе чуть потеплело. Дальше нашего парка тянулись пыльные дороги, так далеко, что кроме них и сухих блеклых цветов ничего не было видно.
«Интересно, – подумала я, – а где именно мы находимся? Понятно лишь то, что это юг Заверии». Почему-то с самого первого дня пребывания здесь, мне показалось, что это Окра́йна. Во-первых, потому что маленькая я была там, и в памяти моей остались с одной стороны образы Парилов, на ветвях которых я не раз лежала, подставив своё полуголое тело яркой южной ареллочке, с другой стороны, скучные бесконечные пыльные дороги. Во-вторых, я не раз слышала, как некоторые медсёстры говорили между собой по окрайнскому или же с окрайнским акцентом. А я этот акцент ни с каким другим не спутаю, ведь корни мои были именно из заверской Окрайны.
Я глубоко вздохнула свежий, нечужой воздух и почувствовала небольшой прилив сил. Вдруг я услышала негромкое рыдание, совсем близко со мной. Не знаю почему, но оно очень больно кольнуло мне в сердце. Здесь, на природе, меня это сильно взволновало. Я встала со скамейки и решила направиться к тому венорцу, который не скрывал своих чувств и не мог справиться с ними даже здесь.
Я увидела недалеко от своей скамейки юношу, который сидел на траве, закрыв лицо руками. Весь в слезах, вздрагивая всеми частями своего тела, он не заметил, как я к нему подошла. Сев рядом с ним, я тихо спросила его:
– У тебя умерли родители, да?
Юноша перестал трястись и замолчал. Размазав слёзы по всему лицу, он посмотрел на меня сначала волчонком, а затем растерянным ребёнком. Отодвинувшись от меня подальше, он не переставал смотреть на меня. Я решила, что мне не следует молчать и, поэтому продолжила:
– Я спросила тебя об этом, потому что у меня самой умерли мои мама с папой. И, так как я понимаю, что это такое, я подумала, что так горько плакать может только венорец, испытавший такое горе, которое испытала я, – с этими словами я сострадательно проникновенно посмотрела парнишке в глаза.
Его взгляд потеплел под натиском моего, и следующее, что я увидела, было сильно раскрасневшееся лицо этого юноши. Он опустил глаза, как будто ему было стыдно. Впервые я отметила про себя, что передо мной находится симпатичный, я бы даже сказала, красивый парень с чёрными, как смола, волосами, синими, как море, глазами и длинными тёмными ресницами, которым позавидовала бы любая девчонка.
– У меня не умерли родители! – услышала я его твёрдый с небольшой хрипотцой, может быть от волнения, голос. – Дело не в этом!
– Тогда в чём? – удивилась я.
Он заколебался, видимо, не знал раскрывать ему перед незнакомой ему девушкой душу, или нет. Но всё-таки решился и снова заговорил, может оттого, что его поразили мои слова:
– Мне очень больно было читать письмо от своих родителей, которые, слава богу, находятся в полном здравии! В строках этой бумажки столько жалости, как будто меня уже хоронят.
– Можно его прочесть? – попросила я.
– А ты бы хотела?
Я кивнула в ответ. Видя очередные колебания своего собеседника, я встала и без предупреждения подошла к нему. Взяла из рук его письмо и, ничего не говоря, отошла в сторону и начала читать. Всё это время он молча, бездействуя, наблюдал за мной, за всеми моими движениями тела. Я это, несмотря на то, что была повёрнута к нему спиной, прекрасно чувствовала.
Сколько смешанных чувств я испытала, когда закончила читать это письмо. Когда я повернулась к нему, парень очень удивился, увидев моё заплаканное с красными от волнения глазами лицо. Резкими быстрыми движениями подошла к нему, положила рядом с ним письмо, после чего выпрямилась во весь рост, глядя на ничего не понимающего юношу сверху вниз.
– Это – письмо не жалости, это – письмо любви! Ты должен быть счастлив, а вместо этого рыдаешь, как ребёнок! Тебе не стыдно? Посмотри вокруг себя – венорцы потеряли своих близких, родных венорцев. Никто им не прислал даже письма, полное, так унизительной для тебя, жалости, потому что мёртвые не могут писать. Я бы всё отдала, чтобы письмо, адресованное тебе, было моим. Я бы по нескольку раз в день читала его и прижимала крепко-крепко к сердцу, чувствуя, что тебя любят, и что ты не одна! А ты? – в моих словах слышались, и горечь, и призрение, и грусть, и злость.
Я отвернулась и пошла прочь, сама не зная, зачем я это всё сказала, зачем столько чувств из-за какого-то письма. Но я, как ни странно, не испытывала удовлетворения от того, что я всё высказала этому юноше, наоборот чувство смятения не давало мне покоя. Не злость, не стыд, а просто душевное смятение. Я шла, куда глаза глядят, лишь бы уйти подальше от живумца, который пробудил во мне столь сильные и противоречивые чувства. От стука в ушах и голове становилось невыносимо плохо.
А парнишка в тот день очень долго просидел на траве, весь бледный, не смея шевельнуться. Он испытывал чувство стыда от высказанных так смело слов девушки, которая, как оказалось, потеряла своих родителей.
IX
Я забыла то происшествие, того юношу уже как два дня, только когда я слышала чей-то плачь, во мне просыпались знакомые мне некогда чувства негодования и грусти.
Но вот сегодня этот живумец опять напомнил мне о своём существовании. Я, как всегда, вышла в коридор больницы, чтобы пройтись и полюбоваться цветами, которые украшали подоконники всей больницы. Только подошла к любимому моему декоративному цветку – белой лампе, как почувствовала прикосновение чей-то руки к моей. Я от неожиданности сначала замерла, а затем чуть повернула голову назад и увидела того самого парнишку, с кем у нас состоялся три дня назад неприятный разговор в парке. Чтобы исправить сложившееся неловкое положение, он быстро заговорил со мной:
– Только не отворачивайся от меня и не уходи, я просто хотел бы извиниться перед тобой и перед самим собой. Я глупо тогда повёл себя, но твои слова…
Тут я ему не дала договорить:
– Не надо передо мной извиняться, это я должна извиниться перед тобой за свои резкие слова. Прости меня, пожалуйста, я не хотела тебе причинить боль! Я не знаю, зачем я тебе столько всего наговорила! – я попыталась сказать это с той теплотой чувств, на которую я была в тот момент способна, и мне более или менее удалось сгладить произведённое мною на него не очень, как мне казалось, хорошее впечатление.
– Я вовсе не обиделся, наоборот, я даже благодарен тебе за эту «взбучку». Благодаря тебе я, наконец, пришёл в себя и перестал распускать нюни. Я знаю, я вёл себя не очень по-мужски, и мне из-за этого очень стыдно. Особенно стыдно перед девушкой, у которой нашлось столько мужества и сил перенести такую невосполнимую потерю, как потерю близких!
– Нет у меня ни мужества, ни сил, – сделала я шаг назад, чтобы уйти от волнующей меня темы разговора, – и вообще, ничего я не смогла перенести!
Увидев мои слёзы, которые я даже не почувствовала на своём лице, парень заговорил ещё быстрее, так, что его сложно стало понимать – скорее всего, он боялся, что я опять, не дослушав его до конца, не захочу с ним больше разговаривать и видеть его:
– Я обидел тебя, болван! Представляю, как тебе сейчас тяжело! Если бы я знал, что ты тогда подойдёшь ко мне…
Я подняла на него свои глаза. В них была отражена вся глубина моих переживаний. Юноша заметно погрустнел. Он переживал, и переживал за меня – я поняла это, и мне показалось это очень странным, и я почему-то испугалась.
– Не знаю, почему я тебе тогда раскрыл свои чувства? – продолжал мой собеседник. – Может у меня на время помутился рассудок, но мне показалось, что со мной разговаривал сам ангел, ангел, который спустился ко мне на пески, чтобы облегчить мою боль! Я сам художник, не знаю, правда, хороший или плохой! Две любимые темы, которые прослеживаются в моих картинах, – это пейзажи, чаще всего морские и ангелы. Знаю, на первый взгляд, это две совершенно разные вещи, но если хорошенько вдуматься, то и в море и в ангелах можно найти ту чистоту, воздушность и красоту, которые присущи нашему небу. Кроме того, ангелы парят в небе, а море отражает его в себе, словно брата-близнеца! Так что, эти два небесных созданий завладели мною полностью и целиком ещё с раннего детства. Но море – это реальность, я знаю, как оно выглядит, и мне не доставляет труда нарисовать это творение природы. А вот ангелы! Я никогда их не видел, но они являлись мне во сне и всегда в разных обличиях, словно специально пытаясь окончательно запутать меня. То это были совсем маленькие дети с голубым нимбом над головой, то старики с добрыми мудрыми глазами, то вообще белые цветы с морскими «слезами» на лепестках. Но я никогда бы не подумал, что ангелом может быть обыкновенная девушка с бледным худым личиком, с длинными золотистыми, как морской песок, волосами и чёрными, как ночное небо, глазами.
Говоря это, он осторожно дотронулся рукой до моих волос.
– Теперь они уже не так золотятся, я просто перестала за ними ухаживать. – чуть улыбнулась я. – И я отнюдь не ангел!
– А ангелы сначала не могут знать наверняка, что они ангелы. Это потом, после смерти, ты узнаешь, прав я был или нет!
Мне его слова показались такими глупыми и не подходящими для возраста такого парня, как он, и, вследствие этого, он предстал перед моими глазами очень беззащитным и слабым созданием. Мне захотелось приободрить его, поэтому я опять разулыбалась в ответ. Беззащитный художник сам расплылся в счастливой улыбке, после чего спросил меня:
– Меня зовут Ли́ра, а тебя как?
– Ама́йа или А́йа, как тебе больше нравится! – тихо ответила я, после чего поспешно добавила: – Извини, Лира, но мне сейчас некогда с тобой вести беседу, я и так с тобой что-то разговорилась! Мы с тобой ещё как-нибудь в другой раз поговорим, хорошо?
