Марат Шакиров
Кокон

Потом, когда все проблемы решатся, когда он сможет продать свою долю, он и обзаведется летним авто, и купит отдельную машину жене. А пока он открывает скучный «джолион», скидывает наушники на шею, заводит двигатель, включает радио, машинально проверяет, на месте ли детское кресло, и погружается в неспешный ритм дороги до дома.

Радиоведущий рассказывает о том, как отечественные цифровые компании чувствуют себя после ухода из России глобальных игроков. Всё к лучшему. С уходом этих «цукеров» и «бергов» появилось больше доступных китайских гаджетов. Их шлемы отлично решают все нужные «Ламе» задачки, появилось и разрешение в восемь тыщ пикселей, и полноценные комплекты с тактильным оборудованием, и нормальная локализованная техподдержка, гарантийный сервис, оптовые скидки… Корпорации снова готовы экспериментировать, вкладывать деньги в виар для развития персонала. И для понтов, конечно. Всё к лучшему.

Примерно так они и рассуждали, когда создавали компанию с Али – старым другом, коллегой. Они мечтали о том, чтобы изменить отношение людей к технологиям и отношение технологий к людям. Они мечтали, чтобы гаджеты перестали убивать свободное время людей тупыми сторис, гасить нервные клетки заппингом в однотипные сериалы, модную еду и интервью с глупыми рэперами. Они представляли себе дивный новый мир, в котором твой домашний шлем – это больше, чем способ отмокнуть на диване, постреляв по зомби. Это мир фантазий, в котором можно выпить с Высоцким, побоксировать с Тайсоном или пофлиртовать с молодой Натальей Варлей. А может, лучше узнать себя, простроить и реализовать, закрывая гештальты, залечивая детские травмы через творчество в свободной и яркой вселенной.

Конечно, такой мир будет строиться долго. Но точно построится. Главное – верить и пахать. И не выключать своего маленького ребенка-фантазера – эту мысль все время повторял Али. Ха. Он-то не выключает, точно. Надо бы связаться с ним. И скорее вернуть его из этого странного трипа. Еще и Плевин куда-то пропал…

Третья глава

Серега сам заказал мне «бла-бла» до Москвы. Что за тип, что за тип этот Серега! Всегда носится со мной, как со вторым сыном. Смешно, учитывая, что я старше его на два года. Старше, опытнее. Два высших против одного. Вот бы эта образованность хоть что-то значила в наших русских степях, где кочевники с палками по-прежнему отжимают друг у друга скот, воду и красивых женщин.

Еще Серега предложил записывать мысли о моем состоянии в блокнот или наговаривать в аудио. Вести дневник избавления от зависимостей, чтобы потом посмотреть на динамику, прочувствовать перемены. Хорошая мысль. Хоть и пованивает курпатовскими «красными таблетками», которые Серега полюбил после рождения ребенка.

Пока водитель заправлялся, я ходил по магазину и наговаривал мысли во включенный диктофон. Разглядывал и комментировал сам себе красивые пачки сигарет – тонких, обычных, удлиненных, со вкусами яблок, винограда и манго. Продавщица куда-то ушла, оставив табачный бокс открытым, и я испытывал двойной соблазн, глядя на эти глянцевые шедевры маркетологов смерти. По правде говоря, я не хотел ни яблок, ни винограда, ни манго. Меня устроит самая обычная «оптима» с кислым вкусом и едким запахом жженой туалетной бумаги. Или красные «мальборо», почти не пахнущие, но все еще весьма крепкие. Интересно, остались где-то олдскулы типа «лаки страйк» или ментоловых «салем»? «Бонд»? «Союз аполлон»? Если я решу закурить, если я готов буду сдохнуть от этого, мне точно потребуются марки сигарет, которыми заштампованы мои детские воспоминания.

Так-так-так… надо переключиться! Надо. Это же заправка, блин. Здесь должно быть еще что-то кроме кофе, булок, табака и просроченных наборов автомобилиста. Ха, детский отдел. Прикольно. Ну, как отдел… Стенка. Полка. Какие-то простые резиновые утки для детей до года. Алфавит с огромными буквами-вкладышами и иллюстрированной книжкой. Большой паззл. Реально большой – с тысячей элементов. Инструкция на обороте коробки уверяет, что буквально за час возни получится собрать море, а еще небо с облаками и голодными чайками. Вот это интрига для ребенка.

Мне вспомнилось, что первый и единственный раз в жизни я взял в руки паззл в седьмом классе. Это была детективная головоломка, которую сначала нужно было собрать из маленьких частичек, а потом найти преступника на получившейся карте событий. Тогда я впервые представил себе всех человеков в виде кусочков паззла. А что, если каждый из нас – одна из миллиардов частиц, и всех нас одушевили и приказали самостоятельно собраться в одну могучую картину? Как мне найти подходящие, с которыми мы образуем нужную связку? Станет ли эта часть значительной, или я окажусь тем куском голубого неба, который не страшно потерять и всегда можно дорисовать по памяти? И с каждым годом нас – частиц – все больше и больше, и расстояния между частицами все меньше, но мотивация собираться вместе, в исходный рисунок – все ниже. Я записал еще пару мыслей и сохранил файлы в «облаке». Интересно, знают ли эти облака, что такое небо? Какое оно – их собственное небо? Наэлектризованное, грозовое? Блять. Ну-ка, брысь.

Вышел из магазина. Все еще тепло, несмотря на поздний вечер. Лето. Неплохо бы сейчас покурить. Ведь покурить летом, в поле у заправки, глядя на вечерние сумерки… это охуенно. Это точно было охуенно. И больше не будет.

Водитель ждет у машины с парой стаканов кофе. Двести километров до Воронежа. Едем.

– Слушай, так ты, значит, от синьки гонял кодироваться? – заговорил он, быстро прикончив свой кофе.

– И сигарет.

– Ну понятно. А меня тоже жена все время пилит, чтобы бросил.

– Меня жена не пилит…

– …Третьего хочет. А сама все время: «Андрюха, придешь пьяным – не дам!»

Я сочувственно покачал головой, а Андрюха попросил допить мой кофе. Я заметил, что он в целом выглядит довольно бодро. Видимо, мы планируем ехать в Москву совсем без ночевок. Хорошо, что я поспал пару часов в дороге от Адыгеи. Дольше не вышло потому, что Андрюха быстро устал молчать и захотел приятной бессмысленной болтовни, которая так хороша в ночной дороге и надежно защищает от опасных зевков.

– Глянь, колонна понеслась, – Андрюха высунулся из окна и засвистел проезжающим мимо «уралам» с затянутыми брезентом кузовами. Не понимаю, чего в этом свисте больше, – одобрения или насмешки?

– Ебать, сколько их там? – я не придумал лучшей реакции.

– Да много, чо… Ты ж в курсе, сколько им платят?

– Нет. Не знаю. Слышал, что нормально.

– Нормально. Еще подъемные, страховка, – Андрюха замолк на секунду, но тут же продолжил. – Но это как посмотреть. Я вот хер знает, сколько может стоить жизнь пацана. А жизнь после?

Я с удивлением посмотрел на него. До этого Андрюха разве что строительные рынки вдоль дороги комментировал. Впрочем, я не сильно интересовался персоной, сон был важнее. И вот стал его разглядывать. Выглядит обычно. Невысокий, коренастый. Рано лысеющий для своих тридцати пяти. С какими-то странными пигментными пятнами на лице. Такие бывают у тех, кто начал курить сразу после маминой титьки. В начале пути рассказывал, что работает в торговле. Кажется, постоянно в разъездах по южному округу, часто хватает попутчиков, чтобы поболтать. Жена, два ребенка. Радио в машине. Никаких увлечений. Я всегда избегаю таких людей в обычной жизни и всегда с интересом зарываюсь в их внутренний мир при случайном знакомстве. Мы подрались бы, окажись в одной очереди за хлебом, но пока что нам совсем нечего делить, и это славно.

– В Воронеже бывал? – спросил Андрюха.

– По делам. Го́рода толком не видел, – ответил я.

– Ну и ниче не потерял, нехуй там делать.

– Мне тоже так показалось. Там красная пирамида какая-то масонская в центре, да и все.

– Не, ну не все. Еще могила Хоя.

– Точно, – а я ведь как-то позабыл, что старшие классы начались с «лирики» и «пора домой». – Был там?

– Слушай, да как-то не приходилось. Но туда народ прямо валит. Прямо бухают на могиле. Я читал, что его дочка все время денег собирает на ремонт после фанатских попоек в честь бати.

– Блин, прикольно. Я ведь в детстве все хотел съездить. Думал – постарше буду и туда махну первым делом. А потом в Москву, стену Цоя рассмотрю как следует. А потом в питерский рок-клуб. Да и вообще…

Андрюха открыл окно, уставился куда-то в березовую даль и начал деланно насвистывать. Я узнал мелодию «ночи перед рождеством» и улыбнулся. Надо бы еще кофе добыть.

*

Кладбищенские ворота открыты, и перед ними полно парковочного места. Там пара разбитых «жигулей». Старый японский внедорожник с открытой багажной дверью. Оттуда доносится негромкая электронная музыка, кто-то одинокий и в капюшоне курит кальян. Занимающиеся угольки горят будто глаза полночного вурдалака. Вдалеке лают собаки. Темно и сыро, и ветрено. Ладно, хоть от Луны сегодня только половина.

Закрыли машину и пошли к высоким воротам с облупившейся краской. Чувствую, Андрюхе тоже как-то не по себе.

– Не обессудь, просто… пипец как интересно, – он заговорил первым. – А чего у тебя имя такое странное – Али? На араба не похож…

– Всё нормально, – ответил я. – Батя бокс сильно любил. А мать любила батю. И бегал в его юности по рингу такой тип – Мухаммед Али. Ну ты должен знать, – Андрюха кивнул. – Мощный был чемпион. И никто его по имени не называл – все говорили просто «Али». А у меня и мать наполовину татарка. В общем, совпало.

– Прикинь, если бы тебя назвали Мухаммедом, – заржал Андрюха. Я понял, что он это на всякий случай. Я тоже заржал. Пусть вурдалаки сразу знают, что нас двое и мы в отличном настроении.

Я достал телефон, открыл карту. Идти около двадцати минут – прямо в противоположный конец кладбища. Порылся в сохраненных треках и включил «укус вампира». Классическая такая штука, где лирический персонаж страдает от помутнения рассудка после соответствующего акта насилия. Мне всегда нравилась эта песня, мне нравился надрыв, который Юра вложил почти в каждую строчку.

Интересно, почему Хой заходил абсолютно всем? И русскому мужику, и банной бляди, и студенту мехмата, и бандиту в малиновом пиджаке. Даже гопникам не западло было слушать «сектор газа», несмотря на панковский прикид, кожу, серьги, рваные джинсы. Возможно, дело в диком сочетании простоты, душевности и мифологичности текстов. Такое очень удобно слушать по пьяни. И матерные истории про вурдалаков хорошо заходят детям. А музыкальные вкусы у нас, как известно, формируются в основном в детстве, и в основном по пьяни.

Так, мы почти на месте. Забавно: тут есть полноценная стена Хоя. С кучей надписей, пометок о родных городах их авторов, с признаниями в вечной любви, цитатами из песен. Я бы хотел оставить свою, но под рукой нет ни маркера, ни ножа. А написал бы любимую цитату Хоя: «вся жизнь – сплошной стёб».

Андрюха шумно цыкнул и махнул головой в сторону моих ног. Я достал телефон из кармана и убавил громкость музыки. Ну да, зачем тревожить покойников. Громкость убавил, но выключать не стал – пусть фоном играет, Юре было бы приятно.

На могиле никого. Всё чисто, убрано, цветы лежат. Мы перешагнули через невысокую ограду, встали у плиты – цела. На ней Юра в любимой позе – со скрещенными руками. И смотрит на нас так пронзительно, так живо. Будто заговорит сейчас. Или споет. Меня охватила дрожь, я вдруг понял, что закрыл один из главных детских гештальтов – попал на могилу к кумиру, ночью, да с его музыкой. Эх, какая была бы история, если полирнуть стопкой водки! Или хотя бы стаканом пива. Андрюха как будто прочел мои мысли и достал из кармана спортивной куртки мерзавчик коньяка. Достал и медленно открутил крышку. Так же медленно поднес маленький стеклянный пузырек к могильной плите, чокнулся со лбом Юры и сделал глоток.

– Мдэээх, – выдохнул он и глубоко вдохнул сырой кладбищенский воздух. В пузырьке осталось еще немного. Андрюха протянул остатки мне.

– Бля, мужик. Меня же духи убьют, – промямлил я и взял мерзавчик.

– А про дух Юры ты подумал? – улыбнулся Андрюха. – Он тут тухнет, раз в год приезжают обсосы, бухают, орут, хера лысого на него клали, по сути, просто тусуются. А тут пацаны, которые со школы…

Я выпил, не дослушав. Выдохнул. Господи, как это горько, и мерзко, и вкусно, и божественно, и божественно плохо. Я попросил Андрюху закурить рядом со мной, чтобы подышать еще и сладким табачным дымом. Осмотрелся, поднял глаза на небо. Чистое, звездное. Мне вспомнилось, как в юности на даче с бутылкой водки, пачкой «союза», двумя деревенскими девчонками и гитарой лежал на пляже. Играл им «возле дома твоего», выл, кричал, нравился девкам, потом мы купались голыми, потом они оставили меня на пляже одного – пьяного и счастливого, без гитары, сигарет и денег; а я спал прямо в песке, и грудь моя вздымалась от прохладного речного ветра, смешанного с теплым дымом костра, и ноги подрагивали, зарываясь в песок, и улыбка не сходила с лица, пародируя июльский яркий полумесяц…

Я похлопал Юру по плечу, и мы пошли обратно к воротам. Надеюсь, духи простят мне детский гештальт. Должны. А иначе зачем вообще всё?

*

До Москвы около ста километров. В голове бетонная плита, ноги сводит, и мышцы затекли. Хочется в душ, зубы почистить и вырубиться. А проснувшись, вкусно поесть, в душ, и снова вырубиться. После Воронежа мы пару часов молчали, пялились на красивый рассвет, слушали музыку. Часа два назад поменялись – Андрюхе потребовалось немного поспать. Я чувствовал себя комфортно за рулем незнакомой машины, но пару камер точно собрал, отвлекаясь то на музыку, то на внутренний диалог. Перекину ему потом, вместе с оплатой проезда.

– Что там, сколько нам? – вяло спросил Андрюха, открывая глаза.

– Час до мкада.

– Ну че ты, отсыпаться теперь все выходные? – наверное, он заметил, что я немного залипаю.

– Вряд ли. Завтра надо в пригород.

– Шашлыки, отдыхать?

– Не. Там мужик один живет. Нужен мне по работе.

– И ты в воскресенье к нему потопаешь? Пропадет, что ли? – Андрюха закурил в окно, я немного подышал табачным дымом, помолчал.

– Да как сказать, – и правда, как быстро объяснить пацану в спортивной куртке, зачем мне сумасшедший нейрофизиолог, специализирующийся на сновидениях, галлюцинациях и измененных состояниях сознания? – Короче, он большой профессор-затворник, консультировал мою компанию, но недавно просто пропал на полпути. И вот его нашли в какой-то деревушке.

– В смысле – нашли?

– У него тачка необычная. Старая двадцать первая «волга» малинового цвета. Таких нету больше. И кто-то из соседей сфоткал, выложил в инсту, а наш безопасник нашел фото и пробил локацию.

– Бля, неплохо, – Андрюха одобрительно кивнул. – У моего деда такая была. Я даже застал немного. Только классическая бежевая. Думал, вырасту, движок поменяю, салон перетяну, акустику поставлю, буду притапливать по кайфу.

– Что сломалось?

– Да как сказать… – он снова закурил. – Я универ заканчивал, экономистом хотел в нормальную компанию, ну всё так по-советски, как родители учили. По плану. А от меня девчонка родила. Сразу, бля, двоих! И там уже не только бабки нужны, уже и двойная коляска, и всегда вчетвером с ними надо, и спишь хуево, и всё. Ну я универ бросил, на работу пошел – торговым представителем в таба́чку. Катал на мопеде по ларькам и заказы на сигареты собирал. Короче, когда дед скончался, мы все евоное продали – квартиру, машину, – чтобы от армии отмазаться. Тачка на ходу была, как раритет забрали. Так вот и работаю в торговле. Уже чуть повыше, нормально получаю. Но без «волги», – Андрюха кисло улыбнулся.

Хм. Надо бы позвать Андрюху на бета-тестирование нашего продукта. Я не буду, пожалуй, ему рассказывать, что нам нужны именно такие люди – с незакрытыми гештальтами, с безответной любовью, конкретными и осязаемыми фантазиями о другой жизни. Просто позову его как-нибудь на выходные в наш тест-центр; он наденет на голову шлем виртуальной реальности и окажется за рулем двадцать первой «волги», при желании выберет цвет кузова и салона, настроит любимое радио – да хоть даже из той эпохи, хоть даже то, что слушал его дед, когда Андрюха ребенком зевал на заднем сиденье; заведет двигатель, послушает его сладкое урчание и втопит как следует по полупустым московским проспектам, под самый красивый в жизни рассвет, не оглядываясь на камеры, пешеходов, бродячих собак и тупых велосипедистов. А если захочет, добавит в свой трип и пешеходов, и собак, и пьяных бродяг, и злых ментов, и зевак, которые будут пускать слюни на глянцевый кузов его стильной тачки. И мы снимем все данные его мозговой…

– Блять, руль держи! – зачем-то крикнул мне Андрюха.

– Ччаво? – я сильно зевнул, поворачиваясь к нему. И тут заметил мигалки и фуру, лежащую прямо поперек дороги, и дернул руль вправо, и дал по тормозам…

*

Мы сидели жопой на траве и курили. Андрюха сокрушался, что посадил за руль такого долбоеба. Я сетовал на злых духов, которые отомстили мне за невоздержанность. Суток не прошло – а я уже выпил! И ведь именно он впарил мне этот говеный коньяк! Хой, дух его… Ага, бля, конечно, духу не насрать на двух чудаков, которым вздумалось ностальгировать на могиле. Вот мудила. Да я бы в своем шлеме спокойно и выпил, и покурил, хоть на могиле Хоя, хоть Элвиса, хоть Будды, хоть с Буддой. Ну не сейчас, понятно. Ну через… ну скоро. Мы же скоро все добьем.

Из носа все еще капает кровь, правый глаз немного затек и жутко болит. Лицо Андрюхи покрыто красными разводами и пунцовыми пятнами. Ну хоть руки-ноги целы. Тачка рядом, с разбитым носом и лопнувшим колесом. В целом жива, потому что тормозила в траву, пока мы бились головой о приборную панель. Эвакуатор будет минут через тридцать. А мое такси уже подъезжает. Надо забрать вещи из машины. И, может, еще одну сигарету у него стрельнуть. А может, не стоит. Духи какие-то злопамятные оказались.

– Ну, ты мне набери, скажи, что там по ремонту, – немного стыдливо сказал я, прощаясь.

– У меня каско, – отрезал он.

– Ну тогда, может, просто я что-то переведу, чтобы компенсировать…

– Ой, бля, пиздуй уже.

Я почувствовал себя архетипом героя из популярной в нашем офисе книги «не работайте с мудаками» и медленно пошел в сторону подъезжающей желтой машины. Сев на заднее сиденье, включил диктофон и наговорил пару мыслей о том, что можно продать в гибдд воспитательный тренажер для лишенных прав виновников аварий. Пусть много раз бьются головой о руль, вылетают из лобовых окон, выдирают из кожи куски стекла и считают разбросанные вокруг горы трупов (прикольная, кстати, геймификация).

Таксист внимательно посмотрел на меня. Я криво улыбнулся. Он протянул мне упаковку влажных салфеток, отвернулся, и мы поехали. На душе паршиво. Голова горит так, что хочется есть лед и засовывать его в уши. Дома буду ближе к девяти утра, а часа в два-три – не позже – нужно на электричку и в пригород. Но это все так… Лирика.

Четвертая глава

Воскресный день Сергей всегда начинал дома с семьей. Комфортный завтрак с блинами и свежим хрустящим арбузом. Обязательная чашка кофе, сваренного в турке на вишневом или апельсиновом соке. Легкая болтовня про всем известные планы на день: Таня отвезет Никиту к своей матери и поедет с подругами на художественную выставку по мотивам нового русского этнического искусства; Никита с бабушкой пешком прогуляются до Сокольников, там будет сладкая вата, качели, и игровой клуб для дошкольников – с новыми китайскими симуляторами космических полетов и огромной поляной для игры в электролапту; Сергей поедет потеть в качалку. Или нет.

*

Офис психолога находился в уютном переулке недалеко от Новослободской, в здании бывшей советской булочной. Под психоделической вывеской «океан сансары» спрятан длинный коридор с небольшими приемными разных психологов, тантрологов, сексологов, тарологов и прочих исследователей человеческих пороков за пять и больше тысяч рублей в час. Сергей давно выбрал одного из них. По совету знакомого, конечно, – тот сломал руку, попал в государственную больницу, под анестезией подрался с санитаром, потом неделю получал чай с собачьей мочой. Полицию и адвокатов у нас не любят, пришлось лечить посттравматический синдром с психотерапевтом.

– Выхожу вчера из подъезда, – говорил Сергей, устроившись в глубоком кресле. – Сосед мимо пробегает. С коробкой инструментов, шлангом каким-то, в тапках. Ну и бросает так по ходу: «Че такой грустный?»

– Понимаю, так, – кивнул низкорослый седой мужчина с опрятной бородой и небольшими внимательными глазами.

– Я не сообразил сразу, что ответить. Тот подмигнул мне и в подъезд. И тут я понял, что на ум приходят только оправдания. Устал, заболел, жизнь складывается не так, как ожидалось. Я, знаете, даже испугался немного. Вдруг все окружающие меня – подчиненные, чиновники, клиенты, их жены гламурные – вообще все – даже… не знаю, мусора – все в моем взгляде видят что-то грустное? И, не дай бог, с жалостью смотрят.

Сергей потянулся за кофе, стоявшим на тумбе рядом с креслом, сделал глоток и опустился обратно. Потом еще раз потянулся и опустился обратно с чашкой кофе в руке.

– Итак, вы стесняетесь или, если точнее, не позволяете себе проявлять сдержанно-отрицательные эмоции? – спросил психолог.

– Сдержанно-отрицательные?

– Сдержанные в смысле интенсивности и отрицательные по окрасу. Ну, например, восторг – это ярко-положительная эмоция. Ярко, потому что…

– Да я понял. Вы к тому, что, если мне грустно, – почему бы спокойно об этом не говорить? Да. Нет. Позволяю. Но только как бы сам по себе. Стоит кому-то спросить «эй, мужик, в чем дело?» – я тут же накаляюсь. Злюсь. Да пошел ты нахуй со своей заботой! Извиняйте…

– Ничего не имею против обсценной лексики.

Сергею нравился этот тип. Спокойный, вдумчивый. В душу не лезет, личные вопросы задает аккуратно, но прямо, никогда не скрывает своих намерений или опасений. Такое сочетание ума, интеллигентности и твердости почти не встречается на равнинах матушки России. По прошлому опыту, почти все психологи или идиоты, или высокомерны, или слишком мягкие и пасуют перед капризами клиентов, боятся обидеть и потерять бабки.

– Что именно заставляет вас чувствовать себя неуютно, когда речь заходит о ваших эмоциях?

– Понятия не имею. Вы мне скажите.

– У меня много гипотез. Возможно, вы испытали сильный стресс в особенно чутком возрасте и, попросту говоря, спрятались, как моллюск в раковину. Возможно, отношения с кем-то из родителей способствовали эмоциональной скованности. Возможно, какой-то относительно недавний эпизод вашей жизни оставил такой серьезный отпечаток на матрице сознания… Ну, знаете, подобное бывает, например, с пережившими военные действия.

– Я не знаю. У меня с детства так, – Сергей поставил пустую чашку на тумбу и скрестил руки на груди.

– Хорошо. Тогда со временем мы придем и к детским воспоминаниям, попробуем выделить из них самые важные – те, которые могли сильно повлиять на вашу открытость и самоощущение.

Сергей кивнул. Они немного помолчали. Потом обсудили основные события недели, поговорили о работе, о российском футболе без еврокубков, о влиянии плохой погоды на домашних животных. Терапевт явно стремился снять возникшее напряжение и как бы откатить диалог назад, чтобы подойти к той же теме с другой стороны. Сергей явно стремился ему в этом помочь.

– Кирилл Аркадич, у меня вопрос возник. Ну так, чуть отвлечься. Бывает, что люди часто смакуют какие-то прошлые воспоминания. Истории детства пересказывают, одну и ту же любимую музыку на повторе слушают. С чем это связано?

– Вы говорите о тех, у кого трава была зеленее?

– Нет, я конкретно о тех, кто постоянно проваливается в прошлое. Ностальгирует, в общем. Много. Очень много.

– Я понял. Сергей, вы знаете, что означает слово «винтаж»?

– Так обычно называют какие-то старые вещи, – Сергей немного подумал, почесал бороду. – Платья, чемоданы. Поношенные, но еще приличные.

– Да, это одно из определений. Но есть и другое – узкое и не самое популярное. Винтажными называют сохранившиеся фотографии, сделанные при жизни фотографа. Возникает вопрос: будет ли считаться винтажной только фотография, отпечатанная сразу после получения негатива?

– А какие еще варианты?

– Например, иногда автор фотографии делает несколько разных отпечатков одного негатива – изменяя цвет, яркость. Переосмысляя первоначальный замысел. Это может все так же происходить при жизни автора, но сильно позже.

– Ну и?

– Человеческой памяти тоже свойственно переосмыслять события прошлого. Менять их окрас, тона, настроение. Память устроена по принципу темной комнаты для работы с негативами. А проявляет их наш фокус внимания. То есть наше сознание как бы каждый раз печатает кадр с конкретным воспоминанием заново, при обращении к рисунку…

– Давайте как-то проще.

– Проще говоря, наша память – не галерея, и воспоминания не хранятся там в каком-то единственном виде. Они изменяемы. В зависимости от текущей картины мира, настроения, произведенного внушения и даже силы воли. Как вы думаете, почему люди пересматривают старые фотографии?

– Потому что работать не хотят, – не задумываясь ответил Сергей.

– Пожалуй, не только поэтому, – усмехнулся терапевт. – Люди хотят найти опору в одном из событий прошлого, когда они, например, повели себя определенным, по их мнению, правильным образом или получили какую-то заслуженную, на их взгляд, награду. Впечатление, подарок, подходящее окружение, внимание к себе, аплодисменты и так далее.

– Допустим.

– С воспоминаниями работает тот же механизм. Но, в отличие от фотографий, вы непосредственно влияете на снимки памяти. Например, вы неосознанно или намеренно хотите поднять себе настроение. Вы обращаетесь к каким-то приятным воспоминаниям, находите необходимое, вспоминаете соответствующие кадры, прокручиваете их в голове – все это занимает буквально пару секунд – и вот вы уже чувствуете себя лучше. Однако в реальности то событие, о которым вы только что думали, скорее всего не было даже наполовину таким впечатляющим и эмоциональным. Именно ваше намерение вспомнить что-то хорошее добавило этот прелестный окрас, то есть отпечатало негатив на хорошей бумаге, в яркой гамме, еще и подрисовав улыбки на лицах. Ну как…

– …Да-да. Я тут сыну на днях рассказывал, что в его возрасте бегал к озеру на районе, купался ночью, голышом; и что сейчас себе такого не позволю – неудобно как-то, – а у него и не выйдет: речки той больше нету, – Сергей иронично скривился. – А потом подумал, что вообще-то это было обычно. Не то чтобы как-то особенно. Это было в порядке вещей. А иногда еще и холодно, и комары, и мать заругает… А при первом воспоминании всегда кажется, что круто было…

– …потому что ничего подобного давно с вами не происходит, так?

– Возможно.

– А спроси вас кто-нибудь тогда, станет ли это воспоминание для вашей жизни каким-то значительным, вы бы ответили…?

– Я бы сказал, что рассчитываю на что-нибудь покруче, – Сергей впервые за встречу искренне улыбнулся.

– И вполне возможно, что эти самые «покруче» с вами действительно происходят, просто вы не воспринимаете их именно как «покруче»?

– Возможно… А все-таки. Если подобное, ну, с чего мы начали – про чрезмерное обращение к прошлому, – происходит слишком часто. Что можно с этим сделать?

– Можно дать мой номер, – теперь искренне улыбнулся доктор.

– Понятно.

– Но я все-таки должен вас предупредить, Сергей. Я догадываюсь, что речь идет о каком-то важном для вас человеке, поэтому не сочтите мой следующий совет за грубость.

– Без проблем.

– Я думаю, что вам стоит быть сосредоточенным на собственном состоянии и работе с собственными запросами. Вы не юноша, Сергей, у вас есть жена и ребенок, планы, бизнес. Вероятно, вы сможете быть продуктивнее и полезнее в том числе для близких людей, если сосредоточитесь на себе.

– Я говорю о человеке, с которым связан мой бизнес.

– Восемь – девятьсот сорок два…

Оба улыбнулись.

*

Домой не хотелось. Жена все еще с подругами, сынишка развлекается. Сергей поехал в офис. По дороге набрал Али, поговорили. Кажется, тот сильно увлечен предстоящей поездкой к их безумному консультанту. И сильно впечатлен поездкой к гадалке. И снова на каком-то надрыве, взволнован. Может, Али – его вымышленное альтер-эго? Один не пьет, не курит, женат, с ребенком, другой бухает, курит, одинок; один тревожен, второй умеет радоваться, взрываться, восторгаться, но по мнению первого делает это слишком часто, слишком восторженно и без оглядки на риски. Надо поискать «бойцовский клуб» в подвалах их лофта.

В офисе на удивление людно. Правду говорят: найди хорошую команду, дай денег и полномочий, поставь цель – все заработает само собой. И помни о цели сам – ты не Савва Морозов. Будь строг, но справедлив, требователен, но внимателен, умей хвалить, но расставайся с теми, кто закончился, стух… Так, ладно, а че тут вообще сегодня происходит?

Сергей выхватил из круговорота тел Лизу и отвел в сторонку. Лиза – молодой продакт, из тех увлеченных зумеров, которые плевать хотели на текущий статус, красивое рабочее место, атмосферу в команде и прочие типичные пункты из опросников об уровне удовлетворенности. Всё, что ее волнует, – чтобы интересно было и бабки вовремя капали.

– Слуш, Лиз, чего все суетятся?

– Дядь Сереж, – она, как и многие в офисе, обожала так называть своего шефа. – У нас тест-драйв новой активности, Али перед отъездом концепты нарисовал, а мы на кубах и готовых паттернах вот собрали.

– Где-то я это слышал… Что вышло?

– Полный разъеб!

– Так, ну тихо-тихо.

– Сорян, – покраснела синеволосая Лиза. – Ну правда круто вышло. Пойдемте смотреть? Это недолго. Демка. Минут на десять.

– Ну давай попробуем. Опять покрасилась?

– А чо. Могу и вам мастера подогнать, – улыбнулась Лиза. Сергей убрал седеющую челку набок и пошел в просмотровую комнату.

На стульях четыре человека – все в шлемах. Еще трое стоят, смотрят на планшеты и одобрительно кивают. Ассистенты усадили Сергея на свободный пластиковый стул и пододвинули тележку с оборудованием. Помогать ему было не нужно – прекрасно знал, что делать. Сначала закрепил пульсометр на груди, потом надел тактильные перчатки и шлем, подтянул ремни, чтобы лучше зафиксировать его на голове. Закрепил на правом бедре небольшую металлическую пластинку с сенсорным экраном – ноу-хау их студии – для перемещений в виртуальном пространстве и работы с меню. Уточнил, как называется опыт, хмыкнул и запустил.

*

Вокруг темнота, даже чернота. Играет какая-то утробная наркоманская музыка без ритма и смысла. Из-под ног, прямо из черноты струится вверх поток красных крупных букв, полупрозрачных, немного светящихся. Из них складываются отдельные слова – больше похожие на абракадабру вроде «парафибия», «шиспатия», «мезома». Поток букв начинает редеть, отдельные буквы становятся крупнее, собираются в слово-заставку, слово-название этого опыта – «метаморфоз». Через пару секунд буквы начинают тускнеть, крупнеть и сливаться, стягиваться в единое полотно, менять цвет с красного на рыжий, потом белый, потом серый. Пропадают последние прорехи в полотне, оно начинает мерцать, приобретая то золотистые, то серебряные оттенки, пока наконец не превращается в подобие кривого зеркала, висящего прямо напротив наблюдателя.