Мара Вересень
Некромантия. Задачи и упражнения
Часть 1. Страсти
Crescendo
Тьма обнимала меня, мучила прикосновениями, терзала поцелуями на грани боли и наслаждения. Я прижалась, чувствуя его желание, и укусила за одну из дразнящихся губ. Вкус крови вызвал волну дрожи у нас обоих, и он перестал сдерживаться. Остро, резко, сильно и невозможно сладко. Слаще, чем когда-либо. Я не глушила стонов.
Пальцы смяли губы, запирая внутри сорвавшийся крик.
– Надо же, какая шумная…
Я все еще дрожала от невероятного наслаждения. По телу разливался жар. Потянулась за поцелуем, как за глотком воздуха, привычно зарываясь руками в волосы на затылке. Удерживающий их шнурок соскользнул и длинные шелковистые пряди мазнули по кистям и запястьям. Длинные. Гораздо длиннее, чем были, когда мы виделись.
Длиннее, чем могли бы быть.
Мгновение невесомости и меня обдало холодом. Я распахнула глаза, вскочила и села. Тьма клочьями метнулась по углам. В комнату вяло сочился рассвет. Я была одна. Руки жгло. Яростно пылал изумруд на правой, гневным золотом проступила на запястье левой вязь эльфийского браслета. Сердце не колотилось, нет. Оно замерло.
Мое тело со следами от пальцев и постель, тающие внутри отголоски экстаза и отсутствие рубашки, в которой я ложилась спать, говорили о том, что произошедшее сном не было. Бросилась к магфону, упала – ноги дрожали. И руки дрожали тоже, пока я, несколько раз ткнув не туда, набирала номер.
– Холин, – отстраненно отозвалось с другой стороны, но голос тут же потеплел. – Мика…
– Мар… Мар, скажи пожалуйста, что это был ты… Или просто сон, пусть это будет сон! – я почти сорвалась на крик.
– Я в Штиверии. Что случилось?
Я должна была молчать. Сцепить зубы и молчать. Но молчание никогда не было моей сильной стороной.
– Я… Ясен. Он был здесь. Он был здесь со мной. Он был… со мной… Мар…
Глава 1
Едальня была почти приличная. В меру чистая, в меру светлая и пахло в ней только едой. Ну и немного дымом. На кухне не уследили, и по залу тишком расплывался специфический запашок сожженной яичницы. А поскольку яичницу заказала я… Прилипший к позвоночнику живот уныло провыл, но дверь открылась, и его скорбного вопля не услышал никто, кроме меня. Вошедшую компанию работяг больше интересовал ужин и пиво, чем прочее всякое. Ладно. Подождем. Салат-то они не спалят.
Нуэль – поселок большой, и едальня в нем не одна, что и заставляло хозяев держать марку. Это заведение я выбрала сугубо из-за приглянувшейся шильды: рядом с огромным “не” приплюснулись слова “мертвый” и “кромант”. Я вошла, решив поощрить чаром креатив хозяина.
С полувзглада опознав во мне того самого “кроманта”, существо неопределенно-видовой принадлежности, но определенно мужского пола выдернуло из-за стойки все свои мослы и усадило меня за лучший, по его словам, столик, где меня ну совершенно никто не побеспокоит.
– Все-таки хотелось бы, чтоб побеспокоили. Яичницей и салатом, к примеру. И квасом тоже побеспокойте, только холодным.
Нетипично худой держатель едальни погремел на кухню собственнолично. Вернулся с запотевшим кувшином и кружкой, но часть по пути расплескал, потому что я завороженно его разглядывала и пыталась угадать, какие расы смешались в этом генетическом уникуме. Долговязая эльфийская фигура, крупные орочьи руки, коротковатые хоббичьи ноги с большими ступнями, уши лопухами, как у тролля, и отсвечивающая легкой синевой кожа сирен. Прибавьте сюда крупный цыканский нос и раскосые глаза ирлинга с пушистыми белесыми ресницами.
– Не извольте беспокоится, – он покосился на мою правую руку, только кольцо, имеющееся там, никак не указывало на мой социальный статус, – барышня. Скоренько все будет.
Скоренько не вышло. Я отдала должное квасу. Холодненький и не слишком сладкий, он чуть пощипывал язык. Вкусный, но у вдовы в селе в дне пути от Нуэля, где я до этого провела двое суток, был вкуснее. Вдова оставила жалобу на назойливое умертвие, которое жрать никого не жрало и даже не пыталось, однако достало до икоты, а нервы не железные. Умертвие принадлежало когда-то жившему в селе пьянчужке и ловеласу. Пить он после своей неожиданной смерти и не-смерти уже по понятным причинам не мог, а вот волочится не бросил и даже взялся за это дело ретивее, чем при жизни.
Вдова За́нушка жила не совсем в селе, на хуторке в десяти минутах. Все в округе друг друга знали и по сложившемуся обычаю дверей не запирали даже на ночь. Обнаружив своей в давно одинокой постели истлевшего практически до костяка кавалера, Занушка сильно и громко удивилась. Врезала по лысому черепу собственноручно набитой гусиным драным пером подушкой, метнулась к печке и, ухватив ухват, вытолкала алчущего не пойми чего ночного гостя за порог. Благо, дверь тот оставил нараспашку. Заперлась и так, с ухватом в обнимку, до утра на кушетке под печкой и продремала вполглаза. Утро принесло хлопоты, день еще хлопоты, про гостя вдова вспомнила уже когда стемнело. Помянув нерадивых предков визитера и попросив своих о защите, Занушка улеглась спать. И хоть дверь на засов закрыла, ухват оставила рядом с койкой.
Гость пришел как луна взобралась повыше. Пошуршал под дверью, ткнулся, сообразил, что заперто, пошарахался по двору, вернулся к двери, и до рассвета гремел об нее костями и непристойные звуки издавал. Непонятно только, чем. Наутро вдова поднялась как обычно, но в крайне дурном настроении, что в полной мере ощутили на хребтах козы. Гусям досталось меньше: хворостина плохо стегала по плотным белым перьям, да и птичью клеть они покинули с куда большей охотой, чем их упрямые соседки по хлеву. Зато белье отстиралось на славу, и рогоза в болотине – дыру в крыше залатать на время – нарезалось даже с запасом.
Легла. Спала полночи, пока тьмой проклятая тварина не стала в окно скрестить. Разъяренная с недосыпа вдова воздвиглась в проеме всем своим немелким телом, орочья кровь себя долго кажет, чтоб пришельца шугануть. Тот, узрев жертву принялся себя по ребрам и тому, на чем прежде зад с прочим рос, оглаживать и мослами нижними характерно вихлять. Если бы не плаченые за стекло чары, ухват бы уже ткнул по тому, что вихляло. Вместо этого Занушка с такой силой занавески вместе сдвинула, что середину закрыть закрыла, а края голые. И в этих голых краях голые, прости предок, кости непотребствами занимаются.
Едва рассвело и во дворе стало спокойно, вдова рванула к старосте и пинками заставила его вызвать по единственному имеющемуся в селе магфону темного мага, благоразумно умолчав о причине.
Я явилась на пятый день от начала визитов, выслушала предысторию и дождалась сумерек. Днем было ненормально жарко, хотя осень уже перевалила за середину. Рыть землю на солнцепеке я не решилась. Лучше уж по холодку. Наследил по двору гость основательно, потому место его последнего пристанища я нашла быстро. Копала, хихикая, вспоминала подробности из рассказа Занушки о выкрутасах умертвия.
Землю ужаленный гранью мертвый взрыхлил хорошо, лопата ходила свободно, но костяк не стал ждать, вылез сам. Встреча случилась теплая и немного печальная. Все закончилось как-то очень быстро. Я метнула в него упокоением, сожгла останки останков, зарыла обратно, прочла положенное над пологим холмиком и удобрила нейтрализатором. Скука. Зато под углом дома вдовы обнаружился слабенький молодой темный источник, о чем я хозяйке и сообщила. Но вдова только пожала мощными плечами и сказала, что съезжать не станет, а в том углу квас хорошо настаивается. И была права. Насчет кваса.
Я проваландалась в селе до следующего вечера, прикупила в дорогу деревенских вкусностей переночевала у вдовы и по утренней прохладе отправилась дальше. В Нуэль.
На въезде к поселку заработал магнет, и меня присыпало сообщениями, сообщениями о сообщениях, сообщениями о звонках и рассылками, отделаться от которых не помогают ни кодовые фразы, ни проклятия на операторов, ни народно-популярные слова. Разбирать весь этот стог, сидя на ящерке, я не стала. Упрямая скотина мстила мне черной местью за то, что я не дала ему вдоволь вываляться в болотине, мимо которой мы проезжали. Солнце шпарило, словно в июне в Лучезарии. Я давно избавилась от всего, от чего можно было избавиться, не слишком нарушая приличия. Ящерок нарочно плелся, как не-живой, и казалось, спал на ходу, но стоило чуть ослабить поводья и потянуться за магфоном – тут же сворачивал к обочине и норовил улечься в прохладную траву. Я и сама бы там полежала, но некроманта, а им, как вы поняли, была я, ждали в отделении надзора еще вчера.
Биографическая справка. Я Митика Лукреция Ливиу, некромант-практик, полгода назад получила диплом и теперь отрабатываю свою непрошенно свалившуюся от фонда Холина стипендию по направлению. Направление мне выбрали не сказать, чтоб неверное, но в бытовом плане жутко неудобное. Я всю жизнь в городе прожила, а меня пустили на подневольный выгул в места, не испорченные цивилизацией. Провинция Корро была именно такой. Забудьте про стабильный магнет и повсеместный магопровод. Из десяти магзаправок пять не работают, а в трех блоки-накопители пустые и печати поменять некому. Поэтому ящерки надежнее, неприхотливее и жрут все, что под лапами выросло.
Отвлеклась. Итак. Закончила, отправили, поехала. Между всем этим, как нереальный сон – практика и он, Марек Свер Холин, магистр темной магии, некромант вне категории и куратор. Уже бывший. Мое чудовище. Не ясно, кто кого поймал. Он меня на лимонные карамельки, или я его на поводок подчинения, когда после разборок с братцем Ясеном тащила из-за грани. Но, как он говорил, я “предложила свою силу роду и род меня принял”. Его кольцо-артефакт с черным изумрудом с зелеными прожилками осталось у меня. Кольцо и… лопата.
Обнаружив подарок, я вспомнила все те нехорошие слова, которые он когда-либо при мне говорил. А я, будучи стажером 2-го Восточного отделения, поводов давала предостаточно. Сначала хотя бы тем, что ему пришлось меня, полуведьму, учить быть некромантом не только в теории, но и на практике. Смешанный дар не такая уж приятная штука. Приживается плохо и фортели выкидывает.
Потом я посмеялась и снова поставила вопль ”Копать!” рингтоном на вызов от него. А поскольку позывной я слышала не часто – всерьез занялась совершенствованием навыка обращения с лопатой. Пригодится в любом случае.
Инструмент был выполнен на заказ и наверняка обошелся в кучу чаров. Легкая с самозатачивающейся кромкой, с телескопической ручкой из нереально прочного магпласта лопата в сложенном виде легко сходила за дубинку, но стоило тряхнуть, нажав на небольшой выступ в основании – выстреливала на метр и разворачивала лопасти. Моя кровожадная душа была в восторге. Но поцелуев все равно хотелось больше. И больше с каждым днем проведенным не в Нодлуте.
Виделись мы невозможно редко. В последний раз – на приеме в фонде Холина месяц назад. Все было чопорно и официально до зубовного скрежета. Марек ни словом, ни взглядом не дал понять, что нас связывает что-то большее, чем отношения учитель-ученик. Устав от лицемерия, улизнула в темный угол, где меня чуть позже и поймала в объятия урчащая тьма. Я снова отчаянно трусила. Ровно до того момента, как почувствовала его дрожащие от нетерпения руки на моих бедрах.
Нужно ли говорить, что домой я вернулась только утром? Завтракающий в столовой папа сполна оценил и мой всклокоченный вид и шальные счастливые глаза.
– Ну-ну, – сказал он. – Теперь-то ждать извинений?
Я не стала отвечать. Во мне еще жила ночь без единого слова и мне не хотелось ее отпускать.
Извинений не было. И других встреч тоже. Я снова уехала. Остались редкие разговоры по магфону, от которых обоим делалось неловко – слишком по-разному мы жили. Да и качество связи оставляло желать лучшего. Теперь были только сообщения.
Еду подали как раз на той стадии жалости к себе, когда тянет звонить подруге и ныть про рога и копыта. Но с нытьем не сложилось. Сначала я нашла “Х” в списке непрочитанных. “Буду в Нуэле через два дня”. Потом сообразила, что с момента отправки прошло уже четыре. И тоска обуяла с новой силой. Особенно после следующего за первым: “Жаль, что не застал”. Сухарь… Мог бы дописать что-то вроде “скучаю, жду встречи, сгорая от желания, твой до печенок и т.п.”
Утешилась яичницей, салатом и новой порцией кваса.
Работяги за соседним столом рассуждали под пиво про найм на вновь открытые изумрудные копи в Иль-Леве.
Бездная пустошь оживала. Небо перестало быть блеклым, снова было видно солнце, серая трава принимала нормальный вид. Старый дом почти пришел в себя от потрясений и толпы внезапных гостей. Он даже отрастил маленький флигель, где жил странноватый смотритель по имени Тинве и его жена Алассе. После того, как я заперла выход на другую сторону, печать порога постепенно затихла и перестала фонить. В доме и окрестностях больше не ощущалось дыхание грани. От озера так и остался котлован. И именно в этом котловане обнаружили новую жилу с черными изумрудами, невероятно насыщенными магически и превышающие по емкости накапливаемой маг-энергии все существующие на данный момент камни. Старые копи тоже стали понемногу расчищать. У папы хватало забот с восстановлением прав, подтверждением прав и прочим всяким правам. Власти скрипели зубами, но жила находилась на земле Ливиу и им пришлось смириться.
За работу в новой шахте сулили немерянные для провинции деньги. Но вряд ли беседующие до конца понимали почему. Представьте себе какое поле создает целая жила заряженных под завязку накопителей? А последствия для находящихся рядом? Депрессии, беспокойство, галлюцинации. Слишком много энергии скопилось в этом месте, пока фигура, запирающая разлом в другой мир, сочилась вложенной в нее силой. Впрочем, не мне решать за других.
А вот другие вполне готовы были решать за меня.
Тут не было штатного некроманта, всеми околомагическими делами занимался один темный с основательным уклоном в природничество. Он отзывался на прозвище Садик и развел вокруг здания участка жутковатые гибриды кустов с мухоловками. Но совсем не любовь к садоводству послужила причиной для подобного имечка, а скверный даже среди темных характер. К магу местные обращались, только когда гули начинали водить хороводы под крыльцом, упырь не убивался дрекольем, а прикопанный на обочине собачий скелет выкапывался в тьма знает который раз и приходил побираться к дому старосты, жалобно щелкая полуотвалившейся челюстью. Поэтому, когда явилась я со своим распределительным листком, за отметку в графике отработки Садик сбросил на меня все дела. Даже те, что не касались не-мертвых. Список дел был следующим ворохом, нуждающимся в изучении и сортировке. Но я решила отложить до вечера, устроиться в выделенной мне в гостевом доме комнате, и только потом заняться насущным. Как раз от печалей отвлекусь. Вещи я туда уже отнесла, ящерка в ящерятню пристроила и отправилась изучать местную фауну и флору в естественной среде обитания – в одну их двух находящихся рядом с гостевым домом едален.
Глава 2
Смеркалось. Сонные светлячки прятались в траве. Когда я шевелилась, чтобы размять затекшие руки-ноги, насекомые принимались отчаянно мигать, отчего казалось, что там вот-вот начнется отвязная вечеринка. Из оврага подо мной тянуло сыростью, туман стелился по склонам и молочным киселем перекатывался внизу. Я караулила пикси.
По работе и так. К гадким летунам у меня были свои счеты, и я намеревалась спросить с них за каждую проеденную дыру в моей рабочей некромантской мантии. Их привлекла начарованная ткань. Да, я сама забыла мантию на веревке во дворе, куда вывесила проветриться подмокшую и недосушенную хламиду, отчетливо попахивающую подвапом. Но твари повадились шкодить в поселке едва не каждую ночь, ту тут, то там. Пока чаша народного терпения не переполнилась и представители, потрясая испорченными вещами, не явились в местный участок надзора.
Ловить пикси поодиночке – все равно что лопатой от комаров отмахиваться, поэтому я затаилась на краю оврага, прямо над скрытой в тумане лежкой, и выжидала тот самый час перед пробуждением, когда сон у гадкой мелочи особенно крепок. Стая прикочевала пару недель назад. Днем они валандались по округе, а вечером собирались в овраге, где совсем недавно проклюнулся слабенький магический источник, темный. Везет мне на них, или просто осень урожайная?
Меня сморило тоже. Голова ткнулась носом в траву, распугав светлячков, а на меня бесшумной тенью бросился вампир.
Когдя большое тяжелое тело придавило к земле, я дрыгнулась, высвобожная руку, и двинула локтем назад и вверх, усилив удар сложенными в “биту” пальцами. Мигнуло, озарив поляну синевой. От импульса силы, направленной в обратную положенной сторону, локоть и предплечье мгновенно онемели, но и стукнутому пришлось не сладко.
– Ифтефифка! Футь фуф не фыфила! – откатываясь, взвыл представитель одной из долгоживущих рас, обеими руками удерживая отбитую челюсть. Под пальцами расплылся и тут же начал таять синяк.
– Дан? – удивленно, но по возможности тихо, чтоб не разбудить выводок пикси, удивилась я. – Что ты тут делаешь?
– А ты? – в голос поинтересовался плечистый ловец.
– Не ори! Распугаешь. И я первая спросила.
Тот понятливо покивал, сунул пальцы в рот, проверяя пострадавшую гордость, и только потом снизошел до ответа.
– Хм… работаю. Меня как бы… ушли. За неуставные отношения.
– Сожрал кого-то?
– Ну, так… надкусил, – похабно засиял клыками вампир, вытягиваясь рядом на траве и пытливо заглядывая в таинственные глубины оврага.
– Про чужой каравай слышал?
– Слышал, а еще видел, осязал и… – взгляд обратился на меня.
– Обойдемся без “и”.
– Как это обойдемся? После “и” как раз самое интересное, – Дан, поблескивая глазами, пристроился практически вплотную, подперев голову рукой, а вторую… Вторую я вовремя перехватила.
– Ты в детстве головой не падал?
– Падал. Всем подряд, – жизнерадостно проговорил вампир. – Начитался древнючих сказок и поверил, что вампиры оборачиваются летучим мышом. Мышов я не очень люблю, но главное было, что летучим. – Он потянулся было потереть когда-то отбитое, напомнившее о себе фантомной болью, и вдруг громогласно воскликнул: – А что это я все о себе и о себе?
Отожравшаяся и уже основательно приснувшая в овраге стая пикси встрепенулась, всколыхнув туманный кисель, стала на крыло и с гудением умотала в сторону болота.
– Глядь, – от души выдала я, – опять все насмарку!
Шипя и ругаясь, поднялась и, подсвечивая себе дорогу светляком, направилась к поселку. Дан увязался следом. Ступал он неслышно, но принялся насвистывать про кентавра и русалку. Мне же было не до песен. Это была моя вторая бесплодная попытка. Как представлю, что торчать тут еще день…
Упершийся в грудь зубоскала палец мало был похож на человеческий. Дан попятился.
– А можно без запредельной страсти?
– А можно было не орать? Что ты тут забыл?
Туман выбрался из оврага и растекся по окрестностям. Мы стояли у старого сарая с провалившейся крышей. Низкая луна подсвечивала внутренности постройки, и провал двери и две отдушины казались скорбно вытянувшимся лицом. Белесые мутные комья клубились у потемневших стен и вяло шевелились внутри, обдуваемые ветерком. Рядом, чудом удерживаясь на двух покосившихся столбиках, кренился косой забор.
– Люди не пропадали? О внезапных приступах беспамятства и потери сознания не сообщали? – вопросом на вопрос ответил вампир, отодвигая мою уже нормальную руку от себя подальше. И сам отодвинулся. Почти вплотную к забору.
– Тебя конкретно люди интересуют? – уточнила я. – Так тут таких двое на сотню всяких прочих. Местные точно не пропадали, по крайней мере, как я тут, а приезжие никого не интересуют. Особенно те, кто не задерживается. Спросил бы в надзоре. Ты же свой.
– Был. Я теперь на клан работаю. Сама понимаешь, все тихо и неофициально. Про запойных слышала? – Дан оценил мое недоумение, подмигнул и пояснил. – Секретики у всех свои.
– Иногда нашим башню рвет, – продолжил он, – особенно тем, кто натурпродукт любит. И им уже хочется не из лавки и холодненькой, а теплой и напрямую от… хм, производителя. А это чревато привыканием и неконтролируемой жаждой. Вот клан таких тишком отлавливает и на принудительную реабилитацию. А кто сопротивляется или после лечения сорвался, того того…
Вампир красноречиво чиркнул удлинившимся когтем по шее, улыбнулся и… рухнул на меня. Между его лопаток торчала колоподобная штакетина.
Тень, такая же серая, как туман, юркнула в сарай так быстро, что моргни я в этот момент – ничего бы не заметила. “Бита” и “темные путы” просвистели следом. Раздался грохот, сарай дрогнул и карточным домиком сложился внутрь. Завершающим аккордом грохнулся в бурьян забор, заполошно скрежетнула цикада. Брошенная накатом поисковая сеть показала по краю зеленоватые огоньки живых, один едва тлеющий и мутно-синий (демонова собака!), алым дрожащим пульсом рядом отзывался Дан. В сарайной груде никого не было.
Я вернулась к вампиру. Он лежал на боку, закрыв глаза, и не шевелился, но кол умудрился вытащить, и темная кровь почти не текла.
– Живой? – спросила я, присаживаясь рядом. В свете моего зеленовато-синего светляка посеревшее лицо Дана смотрелось, мягко говоря, экзотично.
– Пару капель нацеди – оживу, – отозвался он, не открывая глаз.
– А тебе, значит, от производителя можно?
– Не можно, но нужно. Гарпия, не жмоться, эта скотина нанесла мне глубокую сердечную рану. У меня дыра в полспины!
– Сколько там той дыры, почти стянулось все. Вставай.
– Не могу, сил нет.
Я вздохнула. Потянула из-под рубашки шнурок с костяной совой и старым железным ключом. Стоило коснутся серого камня в головке, как он тут же налился темной зеленью, а за спиной дохнула холодом грань. Зубцы ключа блеснули истончившейся кромкой. Я пробормотала фразу добровольной жертвы по свет и жизнь, надрезала ладонь. Дан дернулся, из приоткрывшегося рта влажно блеснули клыки.
– Держи себя в руках, – велела я и схлопнула наметившийся переход. Ключ снова стал ключом. Нашла в кармашке укрепляющее зелье, открыла пробку зубами, накапала туда набежавшую в ладонь кровь.
После зелья Дану полегчало. Почти мгновенно.
– Скупердяйка, – посетовал он и облизнул с горлышка пролившуюся мимо каплю. Нет бы спасибо сказать. – Поймала поганца? Вторую неделю за ним бегаю.
Вампир поднялся и, всем своим видом продемонстрировав “хорошо, но мало”, приблизился к оставшейся от сарая груде хлама. Тоже выпустил сеть и эмоционально помянул маму колометателя, тьму и, когда обернулся, могущество. Я присоединилась. Дважды упокоенная мною лично, зарытая и посыпанная горой нейтрализатора не-мертвая собака сидела на дороге, вывалив почти разложившийся язык и дружелюбно возила в пыли веревкой хвоста с ошметками кожи и шерсти, одно относительно целое ухо торчало треугольничком.
– О! Собачка! – непонятно с чего обрадовался вампир. – А любят, тебя, Гарпия, всякие твари!
Вид у Дана был слегка придурковатый и глаза странно блестели. Он едва не облизывался на полоску кожи у меня на груди, виднеющуюся из расстегнутой рубашки. И лыбился этак…
– Да ты в дрова! – догадалась я.
– Точно, – просиял тот. – Приютишь на одну ночь?
