Максимилиан Борисович Жирнов
Свалка времени

Глава 3

Утром погода испортилась. Небо затянула плотная, ровная пелена туч, из которой накрапывал мелкий дождь. Максим поднял воротник куртки и, зажмурив глаза, покорно плелся позади связанных вместе Николая Фирсова и Петровского. От них ощутимо тянуло алкоголем, и оба они, как по рельсам, брели неизвестно куда. Да все равно, только бы подальше от радиоцентра!

Максим, прислушиваясь к внутренним ощущениям, попробовал чуть свернуть в сторону. Но кроме натяжения веревки он почувствовал внутреннее сопротивление, словно кто-то мягко, но настойчиво толкал его в середину невидимого желоба. И вдруг Максим понял: теперь он может всегда уйти из аномалии. Еще бы только узнать, куда?

Мертвую тишину нарушил далекий крик птицы.

– Все… Лес… кончился, – с трудом выговорил Николай Фирсов.

Максим открыл глаза. Рельсы узкоколейной железной дороги прямой блестящей линией тянулись далеко к горизонту. Приземистое здание вокзала сверкало свежей краской. Чуть поодаль темнело депо, возле разворотного треугольника в тупик уткнулся черный паровоз-«кукушка» с двумя зелеными вагонами.

Максим щелкнул затвором камеры и, поддерживая своих спутников под руки, потащил их к вокзалу. Они ввалились внутрь, растянулись на лавочках в зале ожидания и захрапели – пьяные, они годились лишь на то, чтобы пройти «заколдованный лес» вокруг радиоцентра. Петровский негромко урчал, из угла его рта на цементный пол стекла ниточка слюны. Фирсов же надрывался вовсю. Казалось, еще немного, и от его храпа разлетятся стекла.

Максим чихнул, на всякий случай достал револьвер и сел на скамью у противоположной стены.

Дежурство показалось ему бесконечным. Наконец зашевелился доцент. Может, его организм лучше сопротивлялся алкоголю, а может, он просто меньше выпил.

– Башка трещит… Вода есть? – прохрипел Петровский.

Максим подал ему флягу:

– Можете идти?

Доцент жадно глотнул.

– Думаю, да.

– Давайте на паровозе покатим? Дров-то полно, – зашевелился Фирсов.

Максим горько вздохнул:

– А вы справитесь? Регулятор, отсечка пара, инжектора… Чуть что – котел разнесет так, что жаровые трубы разлетятся в стороны, как… щупальца у креветки.

– Старик-всезнайка, – издевательски фыркнул Фирсов.

– Какой есть, – огрызнулся Максим. – Придется топать пешком. Впрочем… может, в депо что-нибудь найдем?

Петровский глянул на часы:

– Хорошо. Время пока есть.

Максим обошел три пустых паровозных стойла и склад инструментов. Ключи, отвертки, молотки разных размеров – все целое, инструменты новые, как если бы их только что положили. Но что толку?

– Эй! Сюда! – раздался зычный крик Николая Фирсова.

Максим выскочил на улицу. Возле блестящего озерца отработанной смазки валялась ручная дрезина: четырехколесная платформа с торчащим сверху рычагом-качалкой. Фирсов с Петровским, кряхтя, поставили ее на рельсы. Максим потянул за рычаг, он вывалился из гнезда и остался в руках.

– Надо положить дрезину набок…

– Я тебе что, грузчик?! – рявкнул Фирсов. – Совсем обнаглел!

Максим сжался. В ушах зазвенело, словно от удара. Он сел на рельсы, достал револьвер и нервно покрутил барабан.

– Николай! – услышал он мягкий голос Петровского. – Думаю, с человеком, который нам помогает, нужно обходиться повежливее!

Дрезину перевернули. Максим внимательно осмотрел механизм: кто-то вытащил шпильку крепления рычага. Наверное, чтобы никто не уехал без спроса.

Максим развил бурную деятельность. За несколько минут он нашел на складе подходящий болт, воткнул качалку в гнездо и соединил ее с кулисой. Немного подумал, и закрепил его двумя гайками, не забыв проложить между ними разрезную шайбу. Потом промазал все соединения машинным маслом.

– Вроде, должно работать…

– На все руки мастер, – улыбнулся Петровский.

– По-моему, чтобы прикрутить один болт, много ума не надо. Я, правда, чувствую себя мужиком.

– Каким мужиком? – удивился доцент.

– Который двух генералов прокормил, – Максим отнес гаечные ключи обратно на склад.

Дрезину водрузили обратно. Фирсов потянул за рычаг, и неуклюжая конструкция сдвинулась с места, стукнув колесами на стыках. И вдруг Максим услышал голоса людей, свистки паровозов и лязг сцепок – обычный шум железнодорожной станции. Вроде ничего необычного, если не считать, что сейчас эта станция была мертва.

– Ты с нами или нет? – крикнул Петровский.

Максим вскочил на платформу, сбросил рюкзак и встал к рычагу.

***

Дрезина резво катилась по ржавым рельсам, издавая на поворотах пронзительный скрежет. От заунывной песни колес ныли зубы. Максим, то и дело вытирая со лба дождевые капли, успевал смотреть вперед. По обеим сторонам насыпи высилась непроницаемая стена деревьев, и просека с насыпью казалась прорубленным в серо-зеленой скале тоннелем.

Лес понемногу редел. Дрезина проскочила переезд и заскрежетала на стрелке, уходя на боковой путь маленького разъезда.

– Стоп! – приказал Петровский и потянул за ручку тормоза. – Привал!

Максим еле успел подхватить рюкзак.

Далеко впереди послышался слабый гул. Он быстро нарастал и превратился в дрожащий рев. Просигналив, невидимый поезд промчался мимо и затих вдали.

– Ты что? – Фирсов схватил Максима за плечи и встряхнул.

– Поезд. Вы это… вообще ничего не слышали?

– Вообще ничего,– подтвердил Петровский.

– Совсем глухие, что ли? – Максим открыл банку консервов и зацепил рыбину штык-ножом. – Все, у меня уже руки отваливаются. Пусть кто-нибудь другой вместо дизеля поработает.

Фирсов фыркнул:

– Это тебе не в интернете сидеть. Ладно. Отдыхай, слабак!

Он встал к рычагу. Заскрежетали колеса. Дрезина качнулась и выехала на главный путь.

Теперь насыпь прямой линией прорезала болота: среди темной, почти черной воды, виднелись островки молодой травы. Сколько же нужно усилий, чтобы проложить железную дорогу через такую топь?

Под насыпью валялись вагонетки.

– Торфовозные, – многозначительно заметил Максим. – Интересно, какую же узкоколейку сюда «завернуло»?

Никто ничего не ответил. Только Петровский мрачно посмотрел на часы.

Болото закончилось перелеском. Остался позади путепровод над ровным, словно недавно построенным, шоссе. Наконец, за поворотом, показались трубы, видимо, котельной и серые коробки трехэтажных домов.

Дрезина застучала на стрелках. Максим увидел, что рельсы обрываются у бетонного забора и едва успел потянуть тормозной рычаг. Наверное, раньше здесь была станция, но теперь от нее осталась только груда кирпичей.

– Слезай, приехали! – сказал Петровский и спрыгнул на остатки пассажирской платформы. – Коля, автомат мне! У тебя руки дрожат!

– Отдать оружие? Никогда… – процедил Фирсов.

– Я приказываю! Как начальник экспедиции!

Максим достал револьвер из кобуры и протянул его Николаю:

– Отдайте автомат, раз просит. Начальству виднее.

Фирсов удивленно поднял брови, но подчинился непосредственной и наивной простоте. Петровский осмотрел оружие, щелкнул предохранителем и пошел к проходной. Под его ботинками захрустело битое стекло.

***

Поселок прошли без остановки. Максим хотел обойти несколько квартир, но Петровский глянул на часы и нетерпеливо выкрикнул: «За мной!» Доцент почти бежал, закинув автомат на плечо. Едва поспевая за ним, Максим перескочил через бетонный блок у ворот металлической ограды и увидел вкопанные в землю стальные купола.

– Ракетные шахты! – выдохнул Фирсов. – Откуда?

Никто ему не ответил. Петровский, не сбавляя темп, обогнул ограду и бросился через заросшее бурьяном поле. За ним блестела речка с переброшенным через нее мостом. За ней, в склоне пологого холма, темнело устье тоннеля.

– Нам туда, – сказал Максим.

– Откуда ты знаешь? А если мы не пойдем? Кто знает, какие там твари живут? – взвился Коля, размахивая револьвером.

– Мы тогда не успеем до темноты! – Максим вытащил из ножен штык-нож. – Да нет здесь никого! Расслабься. Только в боковые проходы не лезь.

– Откуда ты знаешь?

Максим пожал плечами. Неожиданно пришло полное, неземное спокойствие, словно в Зоне ему намного привычнее и уютнее, чем там, за периметром. Наверное, так оно и есть. В городе слишком много мерзости и грязи. Здесь же все на виду, все честно. Или нет?

Фирсов заглянул в проем, поежился и сказал:

– Тогда я иду впереди. Здесь сначала пропадают последние.

Максим шел по тоннелю, по полу которого протекал ручей удивительно прозрачной воды. Мокрые стены светились призрачным зеленоватым сиянием, исходившим от растений, похожих на кошачьи глаза. Интересно, как они держатся на гладком бетоне?

«Дежавю. Как в том сне. Что же произойдет? Коля же идет первым, а доцент даже не отказывался замыкать группу? Вот странно».

Фирсов ушел далеко вперед. Его размытый силуэт растворился в дымке. Тишину теперь нарушал только мягкий шум воды. А где же Петровский? Отстал?

Максим хотел обернуться, но наступил на шнурок и рухнул на пол. Колено пронзила резкая боль. Тут же грянул выстрел. Пуля взвизгнула над головой. Петровский стоял во весь рост, приложив автомат к плечу. И почему-то не стрелял.

– Аааа, курва! – закричал доцент, дергая рукоятку затвора.

Максим вскочил и, хромая, заковылял прочь. За спиной звякнул металл: автомат упал на пол.

Петровский прыгнул и схватил Максима сзади за шею. Несколько секунд его пальцы, как кольца удава, пытались продавить толстый воротник куртки.

Максим неуклюже попытался ткнуть врага штык-ножом. Доцент перехватил руку и отбросил оружие далеко в сторону.

– Ты думал, я книжный червь? Я был спецназовцем!

Все, это конец. Нет смысла трепыхаться… Но Максим не сдался. Он, что было сил, лягнул Петровского по голени.

– Тварь вшивая! – зашипел тот, но не выпустил жертву.

Доцент заломил Максиму руку за спину и сунул его лицом в ручей. Ледяная вода ударила иглами в рот и нос, в глазах потемнело…

Внезапно противник обмяк, и тяжелая ноша свалилась с плеч. Кто-то вытянул Максима из ручья и с силой ударил по спине, выбивая из легких воду.

– Спа…сибо, – прохрипел он и закашлялся.

– Всегда пожалуйста, – странно вежливо сказал Николай Фирсов.

Максим подобрал автомат:

– Гильза в патроннике застряла. Второй раз уже. Как в подвале с бабочкой.

Петровский зашевелился и сел на полу, прижимая к голове руку. Фирсов направил на него револьвер:

– Встать и к стене! Руки на затылок!

Доцент выполнил приказ.

– Хорошо еще, что он не прирезал меня моим же штык-ножом, – заметил Максим. – Хотел бы я знать, почему?

– Твоя ковырялка тупая, как сибирский валенок, – пробурчал доцент. – Ей хлеб-то не разрежешь, не то что тело проткнуть, да в одежде.

– Но это же оружие! С ним солдаты в караул ходят!

Петровский хохотнул:

– Ты в армии служил?

– Только военная кафедра.

– Понятно. Пиджак в армии – фигура неуязвимая, как генералиссимус. Запомни: штык-нож – страшное оружие, когда к автомату примкнут. Тогда за счет массы он, как копье…

– Думаю, наш проводник не дурак. Сам поймет, что к чему, – оборвал доцента Фирсов.

Максим выбил из автомата застрявшую гильзу, подобрал штык-нож и тронул Николая за руку:

– Как ты меня назвал?

– Проводник. Теперь это твое прозвище!

– Нет. Это мое имя. Здесь, в Зоне.

Фирсов покрутил пальцем у виска и взвел курок.

– Стой! – крикнул Максим, похолодев от ужаса. – Ты что?

– Кончить урода – и дело с концом!

– Нельзя же убивать человека просто так!

– Как там шея? – съехидничал Фирсов.

– Терпимо. Да и ладно, не страшно. Зато теперь у Максима болит нога!

– А задница у него не болит? В общем, ты прав. Не стоит портить ручей смрадным трупом. Мы же экологи! А, доцент? Шагом, марш!

Петровский выругался и двинулся вперед. Но стоило ему поравняться с черным провалом бокового прохода, как он скользнул в непроглядную темноту и бросился бежать.

Николай ринулся за ним. Максим едва успел поймать его за руку:

– Стой! Иначе…

По тоннелю эхом разнесся далекий всплеск.

Фирсов сглотнул слюну и побледнел:

– Вот и все…

– Идем отсюда. Быстрее.

Максим, прихрамывая, побрел дальше, стараясь не касаться стен. Кто он теперь? Проводник? Или все это выдумка, ложь? Попытка обмануть самого себя?

– Смотри! Выход! – радостно закричал Фирсов.

Там, куда он указывал, появилось светлое туманное пятно. Максим, как мог, прибавил шагу и, наконец, вышел на синее от васильков поле. Низкие тучи сочились мелким, противным дождем.

– Похоже, нам все-таки придется искать место для ночлега, – разочарованно сказал Максим.

Но, пройдя поле и лесопосадку, он узнал руины мясокомбината. Сквозь выбитые окна и трещины в стенах маячил далекий отблеск городских огней. Люди жили размеренной жизнью, отделенные от монстров и аномалий неизвестно кем проведенной четкой границей.

Несколько секунд Максим стоял недвижимо и вдруг сообразил: там, за периметром, его собственный дом! Его квартира! Это жена не выключила свет: ну сколько раз ей можно твердить об экономии!

– Все! Выбрались! Подожди меня!

– Зачем? – удивился Фирсов.

– Спрячу автомат. Не идти же с ним по улицам.

Максим прошел в цех, в диспетчерскую, и спрятал автомат и патроны в металлический ящик. Подумал, сунул туда же штык-нож, выбежал на улицу и позвал Николая.

У периметра все еще стояла металлическая лестница. Максим перелез первым. Подал Николаю руку и помог ему забраться на крышу сарая.

– Ну, пока. Я домой. Спать хочу.

Фирсов сунул револьвер в карман куртки:

– Нет. Ты поедешь со мной. Обо всем доложишь отцу.

Максим хотел было возразить, но махнул рукой. Нельзя спорить с непреодолимой силой. Сомнет и раздавит. Он спрыгнул на землю и покорно поплелся за Фирсовым.

***

В вестибюле ОВД разгадывал кроссворды уже совсем другой дежурный. Николай показал ему «корочки»:

– Старший Фирсов у себя?

– Минут двадцать назад ушел.

– Тогда принимайте этого, – Николай толкнул Максима к барьеру. – Головой за него отвечаете!

– Ясно. По какой статье оформлять?

– Не по статье… И не в камеру! Я сейчас организую ему лежбище в курилке. Охрану только поставьте.

– А… Важный свидетель, значит?

– Важнее не бывает.

Николай отвел Максима в комнату отдыха. Достал из шкафа подушку и старое одеяло и застелил диван:

– Отдыхай. Захочешь по нужде: постучи в дверь, тебя проводят.

Максим с наслаждением сбросил рюкзак, рухнул в постель и закрыл глаза. Он услышал только резкий и оглушительный, как взрыв, щелчок выключателя и мягкий стук двери. Казалось, он едва успел провалиться в сон, как тут же кто-то схватил его за плечо:

– Вставай! А то замерзнешь! – произнес знакомый голос. Голос полковника ФСБ Александра Фирсова.

Максим открыл глаза. В комнате было светло, маленькие искорки пылинок вспыхивали и гасли в ярких лучах солнца. Колено нещадно ломило, шея горела, будто ее смазали жгучим перцем.

– Который час?

– Полдень. Коля мне вчера позвонил и попросил тебя не трогать. Да я и сам все понимаю.

Максим сел на кровати, засучил штанину, потрогал посиневшее колено и едва не закричал от боли. Но опухоли вроде не чувствовалось.

– Видел бы ты свою шею. Индийская роспись, – Фирсов-старший нахмурился и включил электрический чайник. – А теперь выкладывай. Все и с подробностями.

– Разве Николай ничего не рассказал?

– У Коли свои мысли, у тебя – свои. Давай. Жги глаголом!

Полковник разлил в стаканы горячий чай. Максим, не чувствуя вкуса, проглотил напиток и, как мог подробно, расписал свои приключения в Зоне. Фирсов несколько раз останавливал его, расспрашивая о деталях.

– Я же говорил, нет у меня никаких особых способностей! – добавил Максим в конце.

Фирсов, казалось, не заметил его слов. Он что-то записывал в блокнот старинной, наверное, еще советских времен, перьевой ручкой.

– Бабочка, говоришь? – задумчиво произнес полковник. – Если бы не свидетельства моего сына, я бы подумал, что ты сошел с ума.

– А Петровский вас не интересует? Почему он на меня напал?

– Давай-ка поиграем в Шерлока Холмса, – Фирсов многозначительно хмыкнул. – Ты все так подробно расписал, что человеку, владеющему основами логики, нетрудно будет понять, что произошло. Что ты нашел в кабинете Федотова?

– Ничего. Совсем ничего.

– Нет, кое-что там было. И ты все прекрасно видел. Только не потрудился подумать. Напряги извилины!

– Да не было там ничего! – повторил Максим. – Кроме разгрома.

– Вот именно. Кто-то обыскал все ящики и, разумеется, не потрудился привести помещение в порядок. Думаю, не нужно пояснять, что это сделал Петровский.

– Значит, он нашел что-то очень ценное и не хотел этим делиться с нами?

– Догадливый. А теперь уладим формальности, – Фирсов протянул лист бумаги и ручку. – Прочти!

Максим пробежал глазами документ и тяжело вздохнул: стандартная подписка о неразглашении. Он быстро поставил закорючку в надежде, что этим все обойдется.

– Давай сюда карту памяти из фотоаппарата! – скомандовал полковник.

У Максима оборвалось сердце:

– Как же так? – прошептал он. – А я обещали любую награду.

– Ты ее уже получил.

– Какую же? Жизнь?

Полковник даже не улыбнулся – он так и продолжал сидеть с совершенно невозмутимым лицом.

– Нет, дорогой. Как там, у классика – смерть надо заслужить? Да и зачем делать из тебя мученика? Скажи спасибо, что ты сейчас не в КПЗ, и тебя не обвиняют, скажем, в изнасиловании и убийстве малолетки. В тюрьме, конечно, можно жить, но только не с такой статьей.

Голос полковника был спокоен, но исходившая от него угроза давила страшнее любых окриков.

– Я ни в чем не виновен!

– Это ты пахану в камере будешь объяснять. После чего с погонялом Манька или Любка отправишься под шконку хлебать баланду дырявой ложкой и завидовать тем, кого вынесли вперед ногами. Так что лучше поставь свою подпись.

Максим закрыл лицо руками. Лучше бы Петровский его убил! Зачем жить, если никому нельзя доверять в этом проклятом мире? Полковник обещал все, а вместо этого… тюрьма?

– Подавитесь! – карта полетела на диван.

Фирсов сунул ее в бумажник.

– Вот то-то и оно. Всегда слушайся большого дядю. Я же не в претензии за то, что ты спрятал в Зоне автомат, – полковник выложил на стол револьвер.

Максим снял пустую кобуру, не сводя глаз с оружия:

– Хорошая вещь…

Раздался стук в дверь и в комнату заглянул незнакомый полицейский:

– Долго еще? Ребята из патруля хотят перекусить!

– Минуту подождите!

Полковник, что-то обдумывая, несколько секунд беззвучно шевелил губами:

– Вот что, Проводник! У тебя с головой все в порядке?

– Все мы немного не в себе, – горько усмехнулся Максим.

– Безусловно. На учете у психиатра не состоишь? Не пьешь, не наркоман?

– Да вы что?

– Тогда собирай справки. Оформлю тебе наградную лицензию. Будешь носить свой наган вполне официально – и мы в расчете! Не думай: мы способны не только кнутом пороть. У нас есть и пряники, и даже плюшки, – полковник положил на стол две купюры. – Это твоей жене за терпение.

– Я могу идти?

– Тебя отвезут. В ведомственную поликлинику. Там подлатают твое колено.

Максим посмотрел полковнику в глаза:

– Медосмотр. Вы просто хотите проверить, не повлияла ли Зона на мой организм.

Фирсов вздрогнул и отвернулся:

– А еще говоришь: никаких способностей, – пробурчал он. – Собирайся!

В комнату вошел сержант. Максим покорно прошел за ним на улицу, к серому «бобику». Полицейский открыл дверь, забрался на место водителя и повернул ключ зажигания. Максим сел на заднее сиденье. УАЗ стрельнул выхлопом, загудел и неторопливо покатил по улицам.

***

Была поздняя ночь, когда Максим добрался до своей квартиры. Алина спала, натянув на голову одеяло. В комнате горел свет. На столике стояла недопитая бутылка красного вина и, почему-то, четыре стакана.

– Хватит топтаться, слонопотам! – проворчала жена. – Ты меня разбудил!

Максим откинул одеяло. Алина прижалась к щеке мужа сухими губами. От нее пахло спиртным.

– Сколько заработал? – с хода спросила она.

Максим положил деньги на столик. Алина лениво приоткрыла один глаз:

– Всего-то? И стоило из-за этого пропадать три дня? Впрочем… Я завтра иду в салон, сгодятся.

– Эх, жена. Я там такое видел… но рассказать не могу, подписал очень суровую бумагу. А ты здесь, я смотрю, времени даром не теряла! Вино, закуска.

– Посидели с подругами, выпили немного. Девичник у нас. Имею право. В конце концов, это я пашу на работе, как папа Карло!

Максим только поморщился:

– Я спать, еле на ногах стою.

– На работе надо уставать. Впрочем, я уже сколько раз говорила, чтобы ты устроился…

Не слушая бормотание Алины, Максим кое-как стащил с себя костюм «горка» и плюхнулся на кровать, надеясь больше никогда в Зону не возвращаться.

Но Зона своих просто так не отпускает.

Интерлюдия 1. Несчастный Ваня – легенда Зоны.

Глава 1

В заброшенной школе царил полумрак. Шаги гулко отдавались в дальних уголках коридоров. Максим, посветил фонариком в заваленную разбитыми пособиями учительскую и спустился на первый этаж, в комнату вахтеров. Здесь он давно устроил себе ночевку: поставил старую, обшарпанную, но вполне удобную кровать, а в тумбочку положил две бутылки воды и несколько банок консервов.

Проводник закрыл на засов стальную дверь и зажег ночную лампу на батарейках. Достал сборник рассказов Моэма, рухнул на койку и с головой ушел в чтение. Текст завораживал. Максим с наслаждением проговаривал про себя слова, как бы пробуя их на язык. Перед глазами разворачивались далекие образы, много лет назад нарисованные знаменитым писателем. Наконец глаза начали слипаться. Максим сунул книгу в тумбочку и укрылся одеялом, обняв подушку.

Но уснуть он не успел. В дверь кто-то постучал. Робко и нерешительно.

Ночью в Зоне лучше никому не открывать. Никто не знает, кто скрывается в темноте: жадные ли до человеческой плоти монстры, материализованные ли кошмары вроде скелетов или призраки, готовые увести Проводника в мир теней. Но чутье говорило, что существо за дверью нуждается в помощи. Максим зажег лампу и без колебаний отворил засов.

В комнату впорхнула худенькая девочка в школьной форме. В свете лампы блеснули лакированные туфли. Короткие косички задорно торчали в стороны. Она присела на кровать и сказала:

– Привет! Меня же могут видеть лишь дети! Как у тебя получилось?

Матрас не прогнулся под весом человеческого тела. Значит, призрак? Так близко от периметра? Откуда?

Максим сел на стул напротив девочки и пожал плечами:

– Кто ты такая, Маша?

– Ой! Ты меня знаешь? – воскликнула девочка. – Вот странно!

– Иногда я и сам себе удивляюсь. Но, к сожалению, на этом моя интуиция объявила забастовку. Давай все же познакомимся. Меня зовут Максим.

– Максим? – Маша печально посмотрела Проводнику в глаза. – А мне нравится. Помоги мне.

– Интересно, чем? Я же маленький и хилый.

– Не прибедняйся! Вон какой детина вымахал.

– Ну… говори.

Девочка-призрак по-детски наморщила лоб:

– Со мной в классе учился мальчик. Однажды он пришел в школу в синяках, с разбитым носом и рассеченной губой. Сначала мы подумали, будто он подрался. Но Ваня, так его звали, был слабым и тихим ребенком – он никому не мог дать сдачи. И когда Нелла Константиновна спросила его…

– Минуту! – перебил ее Максим. – Это учительница?

Маша кивнула:

– Да. Иван сказал, что его избили родители. Ему купили новый костюм, а он пошел играть с друзьями в чижа…

Скрипнула открытая дверь. В темном коридоре что-то звякнуло. Потянуло могильным холодом. Максим хотел встать, но девочка схватила его за руку:

– Пока я с тобой, тебе никто не посмеет причинить зла. Ты меня слушаешь?

– Очень внимательно. Постой. Так мальчика жестоко избили родители только за то, что он перепачкал костюм?

– Всем так доставалось. Я училась на отлично, и то бабушка меня била шлангом от стиральной машины.

У Максима закружилась голова. Он вновь, как в детстве, лежит на холодном полу, и жгучая боль от ударов собачьей плетью пронзает, кажется, все тело – от спины до пяток и макушки. «Я тебя предупреждала? Предупреждала! Значит, получи по заслугам! Все справедливо!» – врезается в уши крик матери. А потом он сухими, без слез, глазами смотрит в зеркало и считает на спине синие и черные полосы…

– Разве это нормально? – прошептал Максим.

– Из ребенка можно сделать человека только смертным боем. Так говорила моя бабушка. Только ты не перебивай меня больше, хорошо?

– Ладно. Давай дальше.

– Нелла Константиновна сказала Ване, чтобы он не наводил поклеп на родителей. Она высмеяла его перед всеми и назвала стукачом. Ты знаешь, что в каждом классе есть заводила и хулиган?

– Конечно. Сам учился в школе. Я ведь ничем не отличаюсь от других, – попробовал улыбнуться Максим. Улыбка получилась безрадостной.

– В нашем классе таким заводилой был Олег. На перемене он поймал Ваню в подвале, повалил на пол и начал бить. Хотел проучить, чтобы тот не стучал на родителей. К Олегу присоединился весь класс. Каждый старался ударить несчастного Ваню. Сначала ногами, потом кто-то принес обломок швабры. Я до сих пор помню эту белую деревяшку с темными пятнами крови!

– А ты? – воскликнул Максим.

– Я испугалась. Стояла у входа в подвал. Так и не смогла позвать на помощь. Но я не била! Не била!

Девочка-призрак вскочила. Ее глаза сверкнули, она вцепилась Максиму в плечо. В комнате промчался морозный вихрь. По лицу пробежали ледяные пальцы. Возмущения Зоны?

– Может, не стоит продолжать? Тебе, наверное, тяжело.

– Осталось немного. Ваню отвезли в больницу. Ночью он умер. Но своих обидчиков он так и не оставил в покое. Первой погибла я – меня сбило поездом через месяц после его смерти. Мое изломанное, разбитое тело еще трепетало под насыпью, и вдруг я увидела Ваню. Он сказал, что моя гибель – это подарок за то, что я его не тронула. Оказывается, мне сильно повезло.

– Почему?

– Потому что сейчас Ваня приходит к внукам своих обидчиков!

Максим вспомнил, что по городу прокатилась волна детских самоубийств. Полиция сбилась с ног, тщетно пытаясь разобраться, почему дети прыгают из окон или вешаются. Не помогли даже всемогущие специалисты Федеральной Экспертной службы.

– Месть – это блюдо, которое подают холодным? Призрак мстит живым через поколения? Его надо остановить. Я сделаю все, что смогу!

Девочка положила Максиму руки на плечи:

– Нет. Ты сделаешь даже то, что не можешь. Запомни: когда ты найдешь могилу Вани, положи на нее две гвоздики. Тогда призрак обретет, наконец, покой. И я вместе с ним.

Маша чмокнула его в щеку и выбежала из комнаты. Дверь закрылась сама. В наступившей тишине щелкнул засов.

Максим лег на кровать и забылся в тяжелом кошмаре. Ему снилось далекое детство.

***

Серебристая модель истребителя была почти готова. Маленький Максим капнул немного клея и прижал к крылу короткий усик антенны – теперь все. Осталось добавить потеки масла, немного подкрасить самолет и тогда можно будет подвесить его над кроватью.

В комнату вошла мама – как всегда стройная и подтянутая, в ярком красном платье.Максим любил ее больше самого себя и боялся одновременно – что может быть ужаснее для ребенка? Ольга Даниловна потянула носом, поморщилась и недовольно спросила:

– Чем у тебя воняет? Да не мямли, идиота кусок! Отвечай, быстро!

Максим положил модель на стол:

– Вот! Сам склеил. Я молодец?

Глаза матери потемнели. Она посмотрела сначала на самолет, потом взглянула Максиму прямо в лицо и будто выплюнула в лицо:

– Деньги откуда?

– Монетки на улице собирал…

– Так… Я тебе что говорила? Все найденное ты обязан отдавать мне! Я тебя кормлю, мне лучше знать, что покупать, а что нет!

Ольга Даниловна схватила игрушку. Повертела модель в руках и со всей силы швырнула ее об пол. Пластмассовые детали разлетелись в разные стороны. Сверкнуло прозрачное стекло кабины. Мама принялась давить ногами разбитый истребитель. Максиму показалось, что по комнате разносится хруст не пластмассы, а его собственных костей.

– Вот так-то! – процедила сквозь зубы Ольга Даниловна. – Я тебя предупреждала? Предупреждала! Ты не послушал. Значит, виноват сам. Марш в угол!

Максим остался неподвижным. Он так и сидел за столом, оглушенный, словно мама сейчас топтала его самого. Наконец, все расплылось в мутной пелене слез.

– Ты снова реветь вздумал? – Ольга Даниловна отвесила Максиму подзатыльник,схватила его за воротник и поставила на колени. – Значит, ты девчонка? Люся, будешь до вечера стоять в углу! Никаких тебе гулянок! Ты наказан! Наказан! Наказан! И чтобы весь мусор с пола собрал!

Мать приложила Максима головой о стол. Он вскрикнул и проснулся в холодном поту…

***

Днем Зона – тихое и спокойное место. Здесь куда безопаснее, чем в суетливом и непредсказуемом городе. Уже наступило утро, и в щель между ржавыми железными листами, которыми Максим когда-то заколотил окно, пробивалась полоса солнечного света. Проводник нацепил рюкзак, вышел на улицу и зашагал по заброшенному поселку к узкоколейной станции.

В Зоне идти назад нельзя, зато в ней сколько угодно окольных путей и троп. Максим перевел стрелку на боковой путь и поехал, налегая на тяжелую рукоятку, по заваленной мусором заброшенной фабрике. Лишь когда он выйдет за периметр и вернется, можно будет снова ехать той же дорогой: Зона как будто забудет его. Но и это недалеко от границы, а как оно там, в глубине? Этого никто не знал.

Узкоколейка пересекла ручей, разделилась на два пути и закончилась тупиком среди разрушенных зданий старого мясокомбината. Максим хлопнул себя по лбу: какой же он дурак! Не спросил фамилию ни Вани, ни погибшей под колесами поезда девочки! Как теперь искать его могилу?

Увы, интуиция молчала. Максим перебрался через забор и пошел домой. На лавочке перед подъездом сосед-наркоман играл в нарды сам с собой. Щелкали фишки, кости катились по столу, но худое, порочное лицо опустившегося человека оставалось бесстрастным и неподвижным, как маска зомби-демона.

– Ты не знаешь историю с избитым до смерти мальчиком? – спросил Максим вместо приветствия. – Лет сорок-пятьдесят назад.

– Нет, – голос наркомана прозвучал глухо, как из бочки. – Я вообще не отсюда.

Наверное, стоило что-то ответить, но Максим вдруг почувствовал, что никто не ждет его слов. Он махнул рукой и, точно по лестнице на эшафот, медленно побрел на второй этаж.

Алина прихорашивалась перед зеркалом. Услышав за спиной шаги мужа, она обернулась и одарила его презрительным взглядом:

– И где ты шлялся? Снова там? – она ткнула наманикюренной рукой в окно, за которым темнели разрушенные постройки. – Что ты за мужик? Весь из себя такой правильный, увлеченный… толку от тебя, как от козла! Тьфу! Хоть бы любовницу завел!

Максим пропустил тираду жены мимо сердца.

– А ты куда намыливаешься? – он покрутил пальцем в воздухе и провел им по глазам.

– На кудыкину гору! – окрысилась Алина. – Женщина всегда должна быть прекрасной!

Максим переоделся и пошел на троллейбусную остановку. Жена красила губы. На этот раз она не повернулась.

***

В здании УВД работал кондиционер. Прохладный ветерок обдувал измученное дневной жарой тело. Где-то едва слышно играла музыка. Максим словно полетел по коридору, прошел сквозь закрытую дверь с табличкой «Архив» и очутился рядом с радиоприемником. Его, стуча наманикюренными пальцами по клавиатуре компьютера, слушала девушка в круглых очках.