Максим Забелин
Коллблэк

Callblack – это термин, сочетающий значение

двух слов английского языка:

“callback” – обратный звонок, обратный вызов и

“black” – черный, полностью темный.

(перевод Максима Забелина)

Я наткнулся на его имя в списке пропущенных звонков. На долю секунды задержался и продолжил листать дальше в поисках нужного номера.

Пару дней назад мне звонили из автосалона, и сегодня я подумал, что, возможно, было бы все-таки неплохо взять новый автомобиль. Обменять мое 5-летнее купе на улучшенную серию по уникальным условиям, только для лучших клиентов и бла, бла, бла… Тогда я отреагировал сдержанно, а вот сегодня с утра, садясь за руль, понял, что хочу себе новую игрушку.

Забавно, сейчас я вспомнил о своей первой машине. Ну как, "своей". Это была семейная колымага родителей моего школьного друга Уильяма, и он знал, где отец хранит ключи, так что по вечерам, когда рабочий класс наливал себе пива или чего покрепче, мы пробирались в старый амбар на заднем дворе, выкатывали этот видавший виды универсал и гоняли по полям за городом… Тогда казалось мне, нет в мире прекраснее автомобиля!

Я усмехнулся и провел рукой по коже рулевого колеса.

Это он звонил мне два дня назад. Билли «Бычий Цепень» Бреннар. Кличку он получил за то, что с детства интересовался разными паразитами, с интересом разглядывая пособия по анатомии в школе и вскрытых животных на ферме, где работал его отец. Он окончил медицинский колледж и ему, насколько мне известно, прочили светлое будущее в паразитологии, но он вдруг неожиданно вернулся в родной город. Здесь несостоявшийся "светило науки" открыл ветеринарный кабинет и занялся практикой. Злые языки поговаривали, что из университета его выгнали за профнепригодность, но, зная Билла, я сказал бы, что здесь было что-то другое. Впрочем, эту тему он всегда старательно обходил, превращая все в шутку. Таким он был всегда, с самого детства.

Это его звонок я пропустил, как пропустил и предыдущие два или три… Не со зла, просто был занят. Обычно я даже писал ему что-то оправдательное, а он в ответ заваливал меня анекдотами, гифками с котами, поздравительными открытками на День благодарения и нашими детскими фотографиями. А потом ещё обижался, что я это всё не просматриваю. Столько лет прошло, но Билли так и не изменился, оставаясь верен своему несерьезному стилю.

Теперь у меня была своя жизнь, свои дела, очень важные, несомненно, чтобы тратить время на бесконечные воспоминания о славных, но давно прошедших событиях.

Я откинулся на спинку сиденья и хотел было напечатать ему дежурный ответ, мол, "привет, извини, пропустил звонок, был занят", однако остановился.

Посмотрел вперёд через лобовое стекло. За открытой дверью гаража моросил дождь. Низкая облачность предвещала затяжные осадки, видимость в горах была совсем ни к черту. Близился шторм. Жена увезла детей в школу ещё час назад, и мне также было пора отправляться на работу.

Я выехал на улицу и нажал на кнопку брелока, глядя в зеркала заднего вида, как закрываются ворота гаража. Капельки тут же усеяли стекло автомобиля. Ветер гонял по улице листья. Я медленно двигался вперёд, преодолевая спидбрейки.

И решил позвонить ему. Скажу, закрутился, просто уйма работы… Телефон быстро набрал его номер. Гудки в аудиосистеме шли с какими-то хрипами, с довольно длинными паузами. Наконец, он снял трубку.

– Привет, Цепень!  – бодро начал я, напоминая его школьную кличку.

Ответом было молчание.

– Билл! Ты слышишь? Это я – Эндрю!..

– Привет, – отозвался он через некоторое время.

– Ты спишь, что ли? – подтрунивал я над его заторможенной реакцией.

– Я… не… знаю, – отозвался он, делая значительные паузы между словами. Было такое ощущение, что слова ему даются с трудом.

– Ну, понятно, – усмехнулся я, – Ты там напился, что ли? Друзей не узнаешь!

– Ты… можешь… прилететь? – спросил он неожиданно.

– Блин, дружище… – запнулся я, – Извини, я тут занят. Но давай посмотрим в перспективе?

– Ты должен прилететь… – заявил он, – И привези то, что я отправил тебе.

– Ээээ… – недоуменно протянул я, и перевел тему, совершенно не понимая, о чем он, – Хотел извиниться, что вчера пропустил твой звонок.

Но он молчал.

– Билл? Ты слышишь меня?

Тишина.

– Ну, ок. Давай тогда позже созвонимся, раз у тебя там заслуженный отдых?..

Я подождал некоторое время, но ответа так и не получил. Нажал на клавишу отбоя на руле. Покачал головой. Странный, кончено, товарищ!

Обычно болтает без умолку… По крайней мере, когда он мне звонил, чтобы поздравить с днём рождения, мы проговорили не менее получаса. И тогда я уже ловил на себе строгие взгляды Хелен, которая всем своим видом показывала, что мне пора возвращаться за стол к гостям. Сейчас же… Я даже посмотрел на номер, тому ли человеку звонил? Разговор длился неполную минуту. Странно…

Вечером этого же дня, когда мы с женой ужинали, я вспомнил утреннюю историю.

– Слушай, я сегодня Бреннару звонил, – сказал я ей.

– Блииин, – вдруг изменилась она в лице, –  Прости, мне так жаль…

– Жаль что? – не понял я.

– Ну, вообще… – Хелен отложила приборы взяла меня за руку, – Я понимаю, что для тебя это значит…

Я смотрел на нее, пытаясь угадать, к чему она клонит.

– Мне Викки позвонила сегодня днём, я хотела тебя набрать, но пока Джо и Марджи забирала, забыла… Блин, – повторила она и с грустью покачала головой.

– Да в чем дело? – пожал я плечами, – О чем Викки говорила?

– Сказала, что, вроде, нашли на отмели Матануски (река на Аляске, прим. переводчика), но вообще в голове не укладывается… Такой весёлый был.

– Да кто был-то!? – воскликнул я удивленно.

– Уильям…

– Уильям?!! – я смотрел на нее в упор, совершенно не соображая, о чем она толкует, – Билл Бреннар? Я тебе о нем говорю!

– Я тоже, – Хелен, наконец, поняла, что я сбит с толку, – понимаю, ты собираешься на похороны лететь, я не против…

Я поморщился. Какие похороны?!

– Так, Элли, детка, крошка, давай по порядку: кто умер?

– Ну, – ответила она осторожно, – Уильям Бреннар.

– Когда?

– Я не знаю, пару дней вроде как. Викки говорила… – начала она.

– Бред! – воскликнул я. – Сегодня утром я с ним разговаривал…

Хелен смотрела на меня неподвижно. Возможно, она пыталась понять, не слишком ли сильно повлияло на мое здоровье известие о гибели друга.

– Слушай, – жена сочувственно посмотрела на меня, – Я понимаю, был сложный день. Ты иди, отдохни, наверное. Я сама тут уберу и детей уложу.

– Эл! Не надо со мной говорить, как с умалишённым. Нужно просто разобраться с твоей Викки. Она и раньше-то была, – я покрутил пальцем у виска.

– Дорогой, при чем здесь Викки? – и жена протянула мне свой телефон, на экране которого лента пестрела соболезнованиями и фотографиями нашего школьного друга в черно-белых тонах. Я листал ее в недоумении. Из сообщений узнал, что Билли Бычий Цепень, он же Бреннар, пропал около недели назад. Нашли его случайно байдарочники. Вроде как самоубийство, но подробностей никто не знает.

– Чертовщина какая-то, – посмотрел я на Хелен, – может, я не с ним разговаривал?

– Может быть, – подтвердила супруга.

– Но голос его был!

– А о чем говорили?

– В том то и дело, что ни о чем! Да и вообще разговором это было сложно назвать, – я на секунду задумался, – он просил меня прилететь. Может, кто-то из его родственников как раз говорил о похоронах? Ладно, прости, что тебя взбаламутил. Похоже, это, и правда, был не он.

Поднявшись, чмокнул жену в щеку, поблагодарил за ужин и действительно отправился отдохнуть. Эта новость как-то подкосила меня, лишила сил. Он ведь звонил мне несколько раз, в том числе и пару дней назад, а я все не отвечал. Возможно, последний раз это было перед тем… ну… Я буквально представил себе, что мой старый друг стоит где-то в лесу и ветер треплет его редеющий чуб. Пытается дозвониться мне, но я… я, как всегда, занят, и тогда… Это ужасно! Кошмар.

Утром я проснулся один. Через некоторое время понял, что жена решила меня не будить и уже увезла детей. Обычно я спал чутко и всегда слышал, как они начинали носиться внизу на кухне, но сегодня провалился в какую-то трясину – без звуков и снов.

Я полистал сообщения – мне писали старые знакомые. Похороны планировались на завтра и несколько человек настойчиво спрашивали меня, когда я приеду. Да… Никогда не любил такие мероприятия, особенно после смерти родителей старался их избегать, но сейчас мне нужно было лететь. Кроме меня, по сути, близких друзей у Билла не было.

Я съездил на работу, договорился об отгуле, купил билеты в Анкоридж. Сборы были быстрыми, я не планировал задерживаться в Палмере надолго, взял билет туда-обратно одним днем. Вылет был ночью, к утру я прилетал в аэропорт, оттуда ехал на церемонию, а вечером того же дня вылетал обратно и к выходным был бы уже дома.

Ранним утром следующего дня я чмокнул детей в кроватках, обнял заспанную жену, которая вышла меня провожать. Несмотря на мое предложение навестить город детства, Элли отказалась лететь со мной.

Ее родители несколько лет назад переехали во Флориду, а мои… Они погибли, когда мне было 19. Автомобильная авария. Я только поступил в колледж и, если бы не поддержка Элли, которая бросила свою стипендию и приехала ко мне в Калифорнию, не знаю, что бы со мной было. С тех пор ее мама мне постоянно это припоминает. Родительский дом я вскоре продал, эти деньги плюс страховка позволили сделать первый взнос за наше нынешнее жилье в Дауни (пригород Лос-Анджелеса, прим. переводчика).  Так что теперь с родным городом нас практически ничего не связывало. Школьные друзья? Ну, в школе у нас было много общих знакомых, та же чудаковатая Викки, но с моими друзьями жена никогда близко не общалась, считая их, как бы это мягче сказать, "деревенщинами". Одним из них был и Билли «Бычий Цепень».

В итоге, я отправился один.

Когда мы приземлились, и я покинул самолет, солнце уже вышло из-за гор и ярко светило на мокрую полосу. Она словно искрила миллионами ярких точек. Утренний воздух бодрил и вытягивал из оков сна, хотя весь мой организм отчаянно сопротивлялся. В Анкоридже было уже довольно прохладно и после теплой Калифорнии, я зябко кутался в свою короткую вельветовую куртку, ругая себя за то, что не подумал захватить хотя бы шапку. В итоге я купил ее в аэропорту в магазинчике рядом со знакомым с детства чучелом лося. Теперь на мне красовалась вязанка с изображением тянущихся вверх кедров и пушистым красным бубоном. Ну вот, уже не холодно. Взяв машину в аренду, я двинулся в сторону величественных снежных вершин, которые теснились на горизонте. Автострада вскоре кончилась, и косматый лес приветствовал меня, подступая к самой дороге. А она поползла вверх, петляя между сопок.

Было ещё довольно рано и, не доезжая до Палмера, я решил заехать позавтракать в ресторанчик, который мы с родителями посещали каждый раз, когда ездили в молл за покупками. Сделав небольшой крюк, я добрался до того самого заведения, где поел все таких же, как и 15 лет назад, вкусных панкейков и омлет из взбитых яиц.  Позвонил Элли, и мы поболтали немного. Жена сказала, что Викки названивает уже с утра, интересуется, когда я буду. Неугомонная! В молле я нашел цветы – пышный белый букет остроносых калл – и отправился в городок, где прошло мое детство.

Палмер встретил меня солнечной погодой, однако даже от лобового стекла веяло холодом. Градусник показывал всего 45 градусов (около +7 по Цельсию, прим. переводчика). Город показался мне пустым, мне не встретилось машин, по улицам совсем не ходили люди. Возможно, показалось после шумных и многолюдных районов Лос-Анджелеса с его постоянными пробками и суетой. Я свернул на знакомую улицу и проехал мимо своего дома, у которого теперь был припаркован красный пикап новых владельцев. Кустов, которые так любила мама, теперь не было, просто ровный газон. Я добавил газу и вскоре добрался до места назначения.

Церемония прощания проходила, как сообщила Викки, в том же траурном зале, где провожали моих родителей. Похоронное бюро Мака – длинное здание красного кирпича с траурно-бордовой крышей, над которым развевался непомерно большой флаг. Я вышел из машины. Несмотря на то, что прощание было назначено на полдень и вскоре должно было начаться, я, к своему удивлению, не увидел на парковке никаких автомобилей, кроме черного катафалка с задернутыми бархатными занавесками окнами и люксового внедорожника, стоящего рядом. Я в нерешительности топтался возле своего автомобиля, разминая ноги, пока кто-то меня не окликнул:

– Энди?

Я обернулся и увидел Викки, ту самую нашу с Хелен одноклассницу. Когда-то они с женой были лучшими подругами, да и теперь иногда созванивались, но Викторию я не видел уже лет 10. В свое время она носила вызывающее кольцо в ноздре и красила волосы в фиолетовый цвет. Сейчас "неформалка" Викки была в строгом, в пол, платье и темном пиджаке. Я бы не узнал ее. Без этих колец и цепей она превратилась в красивую молодую женщину. Траур, как ни странно, был ей к лицу.

– Викки! Привет! – я хотел было ее обнять, но она неожиданно отстранилась, сделав полшага назад.

– Хорошо, что ты прилетел, – ответила она, глядя на меня своими удивительно красивыми синими глазами. Как я их раньше не замечал?

– Ну да, – кивнул я, в общем, не зная, что ответить.

– Пойдем внутрь, тебе, наверное, холодно?

– Да, хорошо, сейчас.

Я заглянул в машину, забрал букет, и мы направились по бетонной дорожке под козырек. Рядом со входом стояли пара больших белых вазона с какой-то растительностью. По стеблям ударил мороз: они так и застыли, в полуувядшем состоянии. Выглядело это несколько неопрятно и было непохоже на Мака – педанта и перфекциониста.

Мы вошли внутрь и оказались небольшом коридорчике, откуда вела дверь в зал. Она была приоткрыта и за ней слышались звуки передвигаемых стульев.

– Готовят, – коротко сообщила Викки, – Не хочешь оставить послание?

Я покачал головой, и мы двинулись мимо стойки с книгой памяти в зал ожидания. К моему сожалению, внутри было ненамного теплее, чем на улице, зябко и промозгло, словно здесь не топили. Однако Викки сняла свой пиджак, оставшись в одном платье. Я вслед за ней повесил куртку на вешалку рядом и, сразу же пожалев об этом, поеживаясь, пошел за ней.

Владелец заведения был фанатом морского дела и все стены в этой комнате с камином и двумя бежевой кожи диванами были увешаны картинами морских пейзажей, в основном каких-то хмурых островов, а стеклянные стойки хранили в себе штурвалы и модели парусников. Прямо над камином был натянут корабельный канат и табличка с непонятно надписью на кириллице.

– Мы первые? – удивился я, окинув взглядом пустой зал.

– А больше никого и не будет, – ответила Викки.

– Как это?

– Таково было пожелание Уильяма, на прощании можешь присутствовать только ты.

– Что за чепуха?! – воскликнул я – Какое ещё пожелание?

– Он оставил распоряжение за пару недель до смерти. Я думаю, он все спланировал перед своим самоубийством.

Это была абсолютная неправда. Билли и самоубийство? Никогда! – думал я.

Мы присели на диваны.

– А почему тогда ты здесь, Викки?

– Наверное, ты знаешь, я владею юридической фирмой в городе. Что-то типа местного нотариуса. Так вот, он обратился в нашу контору и распорядился относительно всех этих процедур. Тогда я не придала этому значения, думала, чудит, как обычно… – Викки на секунду замолчала, отвернувшись к окну и, как мне показалось, картинно смахнула слезу. Но тут, словно что-то вспомнив, вынула из сумочки сложенный вдвое конверт, – Да, кстати, в случае своей смерти, он просил передать тебе это.

Я взял конверт в руки и развернул его. Он был безо всяких опознавательных знаков, на лицевой стороне прямо по центру было напечатано: "Эндрю".

– Это что, завещание?

– Нет, что ты, – улыбнулась она, – Это просто письмо… Откроешь его?

Я надорвал бумагу и вынул небольшой листок. На нем было также на принтере напечатано:

"Прости. Я думаю, ты поймешь. Пожалуйста, отдай Викки то, что я отправил тебе."

– "Прости. Я думаю, ты поймешь"? – не глядя, уточнила Вики, – Он оставил больше двадцати писем и попросил вручить их друзьям и знакомым после смерти. И во всех написано одно и то же.

– Но у меня еще кое-что, – и я протянул ей листок.

– Хм, странно, – прочитала она нижнюю строку, помолчала немного, словно вспоминая что-то – А ты привез то, что он просит отдать мне?

– Я даже не понимаю, о чем это! – фыркнул я.

– Как, не понимаешь? – Викки странно посмотрела на меня, словно подозревала в чем-то, – То есть ты хочешь сказать, что он тебе ничего не присылал?

Мне стало не по себе.

– Если Билли что-то и присылал, – ответил я ей довольно резко, отодвигаясь назад, к спинке, – то это исключительно наше с ним дело!..

– Ну, конечно, – сладко согласилась она, затем подняла руку и дотронулась до моего плеча одним пальцем, как будто стряхивая пылинку, но, при этом, боясь обжечься.

– Что там? – удивился я, скосив взгляд на плечо.

– По-моему… – она вздохнула и аккуратно положила на мое плечо свою холодную руку, – Там ничего нет.

– Тебе не холодно, Вик? – спросил я, чувствуя это ледяное прикосновение.

– Мне – нет, – покачала она головой, убирая ладонь с моего плеча.

Ее поведение казалось мне все более странным. Однако я старался не подать виду.

– А ты уверена, что Билли распорядился все провести именно так?

– Конечно! Я юрист, – объяснила она, – Я просто исполняю его последнюю волю. Да, она очень необычная, но я проконтролирую, чтобы она была соблюдена. Собственно, я всех предупредила, чтобы они также выполнили его просьбу. Хотя, надо признать, все друзья и близкие в недоумении.

– И даже тетя Дженни? – мне было сложно представить, чтобы мать Билли не приехала проводить своего единственного сына. Все это было очень странно.

– Ты давно не был в городе, – Викки вздохнула, – Тетя Дженни… Мне так тяжело об этом говорить! У нее прогрессирующее заболевание, вряд ли она даже понимает, что Билли ушел.

– А Сэнди? – не сдавался я.

Сестра Билли была девчушкой смышленой, но болела с раннего детства и ходила с палочкой. По безупречному лицу Викки пробежала тень недовольства моими расспросами:

– Сэнди сидит с ней и не может оставить. Я же говорю тебе, миссис Бреннар в очень плохом состоянии!

– Это какая-то нелепица, – встал я, чтобы согреться, – Полный бред!..

Я подошел к окну и выглянул на пустынную улицу.

– Мне непонятно, – обратился я к ней, – Зачем вы все наперебой просили меня приехать, а теперь выясняется, что на прощании я должен быть один?!

– Так он хотел, – развела руками Викки, – Как я и сказала, где-то пару недель назад Уильям Бреннар пришел ко мне. Был очень раздосадован. Твердил, что совершил ошибку и хочет все исправить. Постоянно говорил про тебя, что отправил тебе что-то и не может связаться с тобой. Но тогда я, опять же, не предала этому значения… – она ненадолго прервалась.

– То есть, погоди, человек приходит к тебе, говорит, что хочет оставить распоряжение на случай своей смерти, а ты не придаешь этому значения?!

– А какое значение я должна была этому придать? – она также поднялась с дивана и встала напротив окна, скрестив руки на груди, – Билли был всегда странным, думаю, для тебя это не секрет. Или ты меня в чем-то подозреваешь?

– Нет… – я смутился, – Конечно, нет… Просто… Извини.

– Он принес мне письма, оставил это нелепое распоряжение. А дальше все продолжалось, как обычно – он пропадал в своем ветеринарном кабинете. Общался со своими паразитами, – продолжала, между тем, Викки, – Но потом вдруг пропал. И то, все полагали, что он уехал куда-то. Как уже не раз бывало. Никто и представить не мог, что так все повернется! По крайней мере, для меня было шоком, когда туристы нашли его тело на отмели в десяти милях вверх по реке. Судмедэксперты определили, что смерть наступила от переохлаждения. Он был трезв, не избит, не задушен. Он просто замерз, и, судя, по полученным письмам, по своей воле. Его машину нашли позже у почтового отделения в Саттон-Альпине. Рафтеры, рыбаки, посетители национального парке часто оставляют там свой транспорт, никто и внимания не обратил на то, что автомобиль стоит несколько дней. Похоже, что правда, он сам все спланировал и осуществил…

– А где его телефон? – вдруг спросил я, – У кого он теперь?

Она на секунду задумалась.

– Телефон? Я могу уточнить. А зачем он тебе?

– Да кто-то мне звонил с него. Я думаю, кто-то из родственников. Он как раз просил прилететь сюда и привезти то, что он якобы мне отправил.

– Звонил? – удивилась Викки, и добавила, повысив голос, словно обращаясь к кому-то, – Почему я об этом не знаю?.. Но у Билли нет родственников, кроме тети Дженни и Сэнди.

– Ну, ладно, не важно. Просто думал, может, ты знаешь?

– Нет, – покачала она головой, – Ну что, пора.

Я обернулся. В дверях стоял распорядитель. Это был светловолосый мужчина, раньше я его не видел, но он был чертовски похож на владельца бюро – Мака. Я даже не знал, что у старого похоронщика был сын.

– Добрый день, Эндрю, – произнес распорядитель, – Пройдите, пожалуйста, в зал 1.

Я прошел мимо Викки в сторону приоткрытой двери зала 1. Она осталась стоять в центе холла:

– Иди один. Такова его воля.

Я покачал головой, но взял каллы с дивана и прошел в зал. Здесь были расставлены красные стулья, а у противоположной стены, на подиуме, укрытом красной тканью, стоял красивый гроб из темного полированного дерева. Сверху он был украшен цветочными композициями. А в изголовье стоял макет парусника с белыми парусами:

– Семейные традиции? – усмехнулся я, укладывая свой букет рядом.

– Простите? – уточнил распорядитель.

– Да… просто, когда хоронили моих родителей, ваш отец также поставил в изголовье парусник. Он говорил, это символ души.

Взгляд распорядителя потеплел:

– Это действительно так, – согласился он, – Мне очень жаль ваших родителей, Эндрю. Но поверьте, им сейчас хорошо, они там, – он сделал полукруг рукой, – парят над волнами.

– Да, да, я помню. Так говорил ваш отец, а, кстати, где он?

– Он… умер, – лицо парня изменилось, он засуетился, пряча глаза, и двинулся к двери.

– Мне тоже очень жаль, – извинился я.

– Все в порядке, – распорядитель остановился в проеме, – Вы можете провести здесь столько времени, сколько нужно. После этого мы отправим господина Бреннара на кремацию, и вы сможете забрать прах завтра.

– На кремацию? – удивился я.

– Да, такова была воля умершего, – сын Мака кивнул мне и закрыл двери в зал.

Нет, в этой истории что-то не клеилось. Я присел в первый ряд и некоторое время просто сидел, глядя на гроб. Затем вынул телефон из кармана и набрал номер Билли.

Особой надежды у меня не было, но вдруг к своему изумлению я услышал где -то вдалеке тихую мелодию, которая прервалась и тут же закончился мой вызов. Явно мой звонок сбросили. Причем сделал это кто-то прямо здесь. Я обернулся – дверь в зал была закрыта. Я подошел к гробу и, сняв с крышки парусник, попытался открыть крышку. Она не поддалась.

– Простите, пожалуйста, – услышал я обеспокоенный голос за спиной. Это сын гробовщика беззвучно возник у меня за спиной.

От неожиданности я вздрогнул и обернулся. Кроме Мака в дверях стояла Викки, а за ней маячил еще одни здоровенный детина, который тоже кого-то мне напоминал.

– Если ты простился, – сухо заметила Викки, – то пора ехать.

– А его могут открыть? – указал я на гроб.

– Не думаю, что это хорошая идея, – нахмурилась владелица юридической конторы, – Тело провело в воде неделю.

– Сэр, это невозможно, – подтвердил Мак.

– Ясно, – похлопал я по крышке гроба, – прощай друг! Если все тут считают, что я должен был так с тобой попрощаться, то всё, я закончил.

Они смотрели на меня выжидательно. Я усмехнулся и, пройдя свозь ряды стульев, вышел из зала.

– Эндрю, – Викки поспешила за мной, – Я понимаю тебя. Это непросто. Вот, успокойся, выпей воды!

И она протянула мне стакан.

– Не хочу я воды, – покачал я головой, – Я хочу понять, что здесь происходит, черт возьми!

Я вынул телефон и поднял его в руке перед собой. Набрал номер Билли. На сей раз мелодия не зазвучала, гудков не было, абонент был вне зоны доступа.

– Уже отключили? Прекрасно! – я оглядел эту странную троицу, что стояла напротив меня. Молодые ребята, атлеты, и девчонка, явно выглядящая моложе своих лет. Они напоминали моделей со страниц похоронного журнала в духе "смерть им к лицу", настолько бесстрастными были их лица.

– Эдриан, в чем дело? – спросила меня Викки, и в ее голосе я впервые вместо елея услышал металл.

Однако вместо того, чтобы кричать о том цирке, который они здесь устроили и совершенно фейковых похоронах с пустым запертым гробом, я сделал вид, что прихожу в себя после небольшого помутнения рассудка:

– Ладно. Ты права. Мне надо успокоиться. Просто очень сильно переживаю из-за смерти друга.

Они стояли, безмолвно наблюдая за мной.

– Хорошо, – наконец отозвалась городской юрист, – Значит, закончили.

Она коротко кивнула парням и прошла вперед. Я направился за ней к выходу из здания. Викки небрежно набросила пиджак на плечи, я подхватил свою куртку, вытаскивая из рукава шапку с кедрами, и мы вышли на улицу. После обеда погода переменилась, небо начало хмуриться, однако стало заметно теплее.

– Будет дождь, – произнесла Викки, глядя в сторону гор, и затем обернулась ко мне, – Уезжай в аэропорт.

– Куда? – опешил я.

– Домой. Улетай. – взмахнула она своей изящной кистью, – Это была моя ошибка. У тебя ничего нет, и ты ничего не знаешь.

– Слушай, Викки, – вспылил я, – что здесь вообще происходит?!

– Здесь происходит то, что сейчас ты садишься на автомобиль и едешь в аэропорт, – повторила она четко и посмотрела на свои руки, – Я не шучу.

– Викки, я не понял, – посмотрел я на нее, – Ты мне угрожаешь? Серьезно?

Она, не прощаясь, прошла мимо меня и открыла двери своего красного внедорожника.

– Вик! – окликнул я ее.

Но она уже села в машину. Я подошел к водительской двери. Она не смотрела на меня. Я постучал пальцами по стеклу. Оно опустилось. Викки повернулась ко мне и сообщила:

– Уезжай, Эндрю, прямо сейчас. Пока я не передумала.

И она просто уехала.

Я подошел к своему арендованному автомобилю, открыл дверь, дожидаясь, пока ее машина скроется из виду. Но едва красный джип исчез за поворотом, как я быстрым шагом вернулся под козырек похоронного бюро. Дернул ручку двери. Она, к моему удивлению, была уже заперта. Я негромко постучал. Никакой реакции. Я повернул за угол и, дойдя до окна, прильнул к нему. Я не ошибся, это был зал 1. На подиуме все также стоял гроб, однако крышка его была открыта! Я не успел в темноте зала разглядеть, что там внутри, и в ту же секунду шторка на окне запахнулась, словно кто-то поддел ее изнутри.

– Вы издеваетесь? – воскликнул я и с размаха вмазал по стеклу кулаком.

Стремительно вернулся к двери и принялся тарабанить по ней, пока, наконец, замки не щелкнули, и она отворилась, являя мне сына Мака с перекошенным от ужаса лицом. Уж не знаю, что его так напугало, но, едва он открыл дверь и я вошел внутрь, как он отскочил от меня и нерешительно замер чуть поодаль.

– Ты… один? – с придыханием спросил он, заглядывая мне за спину.

– Да, – коротко ответил я

– А госпожа уехала?

– Кто? Викки? – не понял я.

Из зала вышел второй работник. Они переглянулись.

– Госпожа приказала тебе вернуться? – повторил похоронщик.

– Какая к черту госпожа?! – вспылил я, – Никто мне ничего не приказывал!

– А что она сказала? – вдруг низким голосом пробасил помощник, осторожно делая шаг ко мне.

У сына Мака также прошел первый шок, он расправил плечи, к нему вновь вернулись осанка и достоинство. Я вдруг почувствовал, что в этом полутемном холле я один против двоих. И от них исходила теперь скрытая угроза. Взгляды, движения, позы. Как будто они оценивали свои шансы на успех в будущей схватке.

– Так, – я глубоко вздохнул, стараясь скрыть волнение, – Викки сказала, чтобы я забрал телефон Билли и ехал в аэропорт…

Это была самая нелепая фраза в данной ситуации. Однако вместо того, чтобы поднять меня на смех или просто уточнить у Викки по телефону, так это или нет, они, похоже, поверили.

– Ты уверен, Эндрю? – обратился ко мне сын Мака, – Она именно это тебе сказала?

– Да, – повторил я вкрадчиво, – Госпожа юрист сказала именно так! Отдайте мне телефон.

– Но мы не можем, пока она сама…

– У нас его нет!

Выпалили они одновременно.

– Вы «спалились» парни, – развел я руками, – Гоните его сюда, или я сдам вас Викки, скажу, что вы открыли двери и позвали меня сюда.

– Что?! Нет не надо.

Видно было, что это их испугало не на шутку.

– Слушай, – Мак обернулся к помощнику, – отдай ему телефон.

– Ага, – ответил тот, чтобы я потом был виноват? Зачем ты открыл двери, тупой ты ублюдок?!

– Сам ты тупой, Гленн! Какого хрена ты не выключил трубку?!

– Гленн?! – пронзила меня догадка.

Этот пацан был точной копией моего тренера по плаванию Гленна Свенсона, только лет на двадцать младше. Но у Свенсона не было детей, они поэтому и развелись с женой. В те годы об этом судачил весь город, когда через год она залетела от нового мужа и вскоре родила двойню. Откуда у тренера мог появиться сын? Также, как и у Мака…

– Слушайте, Эндрю, – произнес Гленн, – Вам очень повезло, что она вас отпустила.

– Не понял?

– Энди, сынок, – фамильярно обратился ко мне распорядитель, хотя на вид он был даже младше меня, – Садись в машину и двигай в аэропорт, как тебе и приказали. А мы ничего не скажем гос… Виктории. Договорились?

– Мы промолчим, если она спросит, – подтвердил новоявленный сын тренера.

– Парни, ок. Я уеду. Но… когда вы отдадите мне трубку Билли.

– Ок! – Мак быстро кивнул своему товарищу.

Тот вынул из кармана аппарат и на моих глазах скрутил его. Раздался треск, посыпались стекла. С торчащими наружу деталями абсолютно непригодный прибор он протянул мне:

– Вот. Как договорились.

Я принял в руки этот мусор:

– Нет, мы договаривались не об этом!

– Не искушай судьбу, – произнес Гленн, – Ты и так получил слишком много.

– Много? – удивился я.

– А жизнь для тебя мало? – сын тренера недобро усмехнулся.

– Она отпустила тебя, – добавил молодой владелец похоронного бюро, – Если ты, конечно, не врешь. Но если ты солгал, то, поверь, это будет самая большая ошибка в твоей короткой жизни. Так что прыгай в свою тачку и… боже тебя упаси задержаться в Палмере!

Я вышел на улицу и быстрым шагом пошел к машине. Здесь я обернулся и посмотрел под козырек. Там стояли двое. Сын Мака и его визави пристально смотрели мне вслед. Я остановился, выдерживая этот взгляд. Сын тренера криво улыбнулся, поднял руку, сгибая одни пальцы, помахал мне на прощание, и они оба исчезли за дверью в темноте.

Я сел в машину, разбитую трубку положил на сиденье рядом, завел двигатель, согревая замерзшие руки. Часы показывали половину второго. За прошедшие пятнадцать минут серая мгла еще больше надвинулась на город. Викки была права, скоро начнутся осадки.