Максим Горький
Воробьишко. Рассказы с вопросами и ответами для почемучек

Справочное бюро

Почему водоросли рыжие?

Эти водоросли называются бурыми. У них есть специальные клетки – хроматофоры, в которых находится красящее вещество – пигмент. Он придаёт им тёмно-рыжую окраску. Эти водоросли растут в основном на скалах вдоль побережья морей. Многие виды бурых водорослей находятся под охраной. Самая известная съедобная бурая водоросль – «морская капуста». Её научное название – ламинария.

Почему рак-отшельник так называется?

Раки-отшельники живут в раковинах моллюсков, которые они находят на дне. Передвигаются они, наполовину высунувшись из раковины и волоча её за собой. Ещё у них правая клешня больше, чем левая. Левой рак собирает пищу и охотится, а правой закрывает раковину в случае опасности. Отшельник – это человек, который живёт уединённо, не любит общаться с другими. Вот и рак закрывается от всех.

Рыбы правда не говорят?

На самом деле рыбы говорят между собой и издают разные звуки. Многие похожи на стук, щелчки. А например, морские петухи в Чёрном море «хрюкают». Фахаки, ядовитые рыбы тёплых субтропических морей, поют самые громкие рыбьи песни, похожие на вой сирены. Звуки позволяют обитателям морских глубин находить друг друга даже в кромешной тьме.

А что, рак только рыб ест?

Нет. Морские раки всеядные, то есть едят всё: водоросли, умерших животных, растения и их плоды (например, рак – пальмовый вор любит есть кокосы). Речной рак питается водорослями и различными водными растениями, а зимой – опавшими листьями. Ест падаль. А вот живых рыб ловить у него плохо получается – ловкости не хватает.

Кто такая голотурия?

Голотурий ещё называют морскими огурцами. Это такие морские животные, родственники морских звёзд. Их много видов. Больше всего голотурий живёт в тропических коралловых рифах. Они правда чем-то похожи на огурцы – имеют продолговатую форму тела, чаще всего их окраска зеленоватая, коричневая или чёрная. Чтобы защититься от врагов, голотурия выбрасывает свои внутренние органы наружу. Потерянные органы быстро отрастают. Рот у голотурии окружён щупальцами и напоминает пятачок, поэтому автор сравнивает голотурию с поросёнком.

Зачем рыбе усы и чешуя?

Чешуя очень гладкая, она помогает рыбе быстрее плавать, облегчая скольжение в воде. Чешуйки жёсткие, они защищают рыбу от повреждений и от зубов хищников. А усы – это органы чувств рыбы. Кроме того, некоторые рыбы, например сом, используют свои усы как приманку: они сливаются с дном и машут усами так, словно это червяки.

Почему жабры розовые?

Жабры – орган дыхания. Через жабры рыбы получают кислород. Он разносится по всему организму с помощью крови, поэтому возле жабр много капилляров. Чтобы кислород легче проникал в кровь, кожа на жабрах очень тонкая, стенки капилляров тоже. Вот текущая в капиллярах кровь и просвечивает, окрашивая жабры в красноватый цвет.

Почему щука ходит вокруг леща?

Щука – хищная рыба. Она питается другими рыбами, в том числе и лещами, но маленькими. Чтобы поймать рыбку, щука незаметно плавает вокруг неё, караулит добычу, чтобы в нужный момент ухватить её. И плавает она так, будто осторожно ходит. Иногда щука охотится из засады. Спрячется где-нибудь за корягойи поджидает, пока другая рыбка мимо не проплывёт.

Щука не может справиться с лещом?

Щука обычно хватает свою добычу за бок зубами. Леща не так-то просто ухватить за бок – лещ приплюснутый с боков, вертикально плоский. С крупным лещом щуке не справится – пасть так широко не откроется. Поэтому она может питаться маленькими лещиками. А ещё щука может съесть мышку или крота, случайно упавшего в воду.

Миша

Миша был мальчик-непоседа, ему всегда хотелось что-нибудь делать, и, если его не отпускали гулять, он целый день вертелся, как волчок, под ногами взрослых.

Каждому мальчику и девочке хорошо известно, что взрослые – народ, всегда занятый какими-то скучными делами, поэтому они ужасно часто говорят маленьким:

«Не мешайте!»

Мише особенно часто приходилось слышать это слово и от мамы, которая вечно была занята делами, и от папы, который целые дни сидел у себя в кабинете, сочиняя разные книжки, очень большие и, должно быть, скучные, – Мише не давали читать эти книжки.

Мама была очень хорошая, точно куколка, и папа тоже, но он был похож не на куклу, а на индейца.

Вот однажды перед весной, когда погода испортилась, каждый день шёл дождь и снег, гулять было нельзя и Миша особенно усердно мешал папе с мамой заниматься делами, папа спросил его:

– Слушай, Миша, тебе очень скучно?

– Как арифметика! – сказал Миша.

– Ну, возьми вот эту тетрадку и записывай в неё всё интересное, что с тобой случится, понимаешь? Это называется: «дневник». Ты будешь вести дневник!

Миша взял тетрадку и спросил:

– А что случится интересное?

– Я же не знаю! – сказал папа, закуривая папироску.

– А почему не знаешь?

– Потому что когда я был маленький, то плохо учился и ко всем приставал с глупыми вопросами, а сам ни о чём не думал, – понял? Ну, иди!

Миша понял, что папа намекает на него и не желает говорить с ним; он хотел обидеться, Миша, да уж очень хорошие глаза были у папы. Он только спросил:

– А кто будет делать интересное?

– Ты сам, – ответил папа. – Уходи, пожалуйста, не мешай!

Миша ушёл в свою комнату, разложил тетрадку на столе и, подумав, написал на первой странице:

«Ето дневник.

Папа дал мне хоршую тетрадку. Если я буду писать в неё что хочу, так будет интересное».

Написал, посидел немножко, осмотрел комнату, – всё в ней такое знакомое.

Он встал и отправился к папе. Папа встретил его нелюбезно.

– Ты, брат, опять явился?

– Смотри, – сказал Миша, подавая тетрадку, – вот я уж написал. Так надо?

– Так, так, – торопливо сказал папа. – Только «это» пишется через «э», и не «хоршую», а «хорошую», – иди!

– А что надо ещё писать? – спросил Миша, подумав.

– Всё, что хочешь! Выдумай что-нибудь и пиши… стихи пиши!

– Которые стихи?

– Не которые, а сам сочини! Отстань, приставала!

Папа взял его за руку, вывел за дверь и плотно закрыл её. Это уж было невежливо, и теперь Миша обиделся. Придя к себе, он снова сел за стол, развернул тетрадь и стал думать: «И чего бы ещё написать?» Было скучно. Мама считает бельё в столовой; в кухню, где всегда интересно, не велят ходить, а на улице – дождь и туман.

Было утро, четверть десятого, Миша посмотрел на часы и вдруг тихонько усмехнулся, а потом написал:

 
На стене висят часы,
У них стрелки, как усы.
 

Он очень обрадовался, что у него вышли стихи; вскочил и побежал в столовую, крича:

– Мам, мам, я стихи сочинил, смотри-ка!

– Девять, – сказала мама, перекладывая салфетки. – Не мешай. Десять, одиннадцать…

Миша обнял её одной рукой за шею, а другой поднёс тетрадку прямо к носу ей.

– Да мама же! Ты посмотри…

– Двенадцать, – о, господи! Ты меня свалишь на пол…

Она всё-таки взяла тетрадку, прочитала стихи и огорчила Мишу, сказав:

– Ну, это, наверное, папа тебе подсказал, а во-вторых, «на стене» пишется через «ять» в обоих случаях.

– И в стихах через «ять»? – печально спросил Миша.

– Да, да, в стихах, – не мешай мне, пожалуйста; иди, занимайся!

– Чем?

– Ах! Ну, пиши стихи дальше…

– А как надобно дальше?

– Придумай сам. Ну, висят часы, они тикают звучно… и ещё что-нибудь, вот и будут стихи.

– Хорошо, – сказал Миша и покорно ушёл к себе. Там он написал о часах мамины слова:

 
Часы тикают звучно,
 

но дальше ничего не мог придумать, а уж как старался, даже подбородок себе выпачкал чернилами, не только пальцы.

И вдруг, – как будто кто-то подсказал ему, – он придумал четвёртую строку:

 
А мне всё-таки скучно!
 

Это правда: Мише было очень скучно, но когда он написал четвёртую строку, то ему от радости даже жарко стало.

Он вскочил и стремглав помчался к папе, но папа – хитрый человек! – запер дверь кабинета. Миша постучал.

– Кто там? – спросил папа из-за двери.

– Открой скорее, – горячо сказал Миша, – это я. Я стихи написал, очень ловко.

– Поздравляю, продолжай, – пробормотал папа.

– Так я хочу прочитать тебе!

– После прочитаешь…

– Я сейчас хочу!

– Мишка, отстань!

Миша наклонился к скважине дверного замка и прочитал стихи, но вышло так, как будто он в колодец кричал, – папа не ответил ему.

Это окончательно обидело Мишу, он снова тихонько ушёл в свою комнату, минуту постоял у окна, прижав лоб к холодному стеклу, а потом сел за стол и начал писать то, что думал.

«Папа обманул меня, что если писать дневник, так будет интересно, – ничего не будет. Это он, чтобы я ему не мешал. Уж я знаю. Когда мама сердится, он называет маму злая курица, а сам тоже. Вчера я играл в кегли его серебряным портсигаром, так он рассердился получше мамы. А сам говорит. Они оба такие. Когда Нина Петровна, которая поёт, разбила чашку, так они сказали: это ничего и пустяки, а когда я чего-нибудь разбиваю, так они говорят сто слов».

Вспомнив, как несправедливо обращаются с ним папа и мама, Миша едва не заплакал, так жалко ему стало и себя и папу с мамой; оба они такие хорошие, а с ним не умеют хорошо вести себя.

Он встал и снова подошёл к окну: на карнизе сидел, ощипываясь, мокрый воробей. Миша долго смотрел, как он прихорашивается, разглаживая жёлтым носом русые свои перья, около носа они заершились у него, точно усы у папы.

Потом Миша подумал стихами:

 
Ножки у птички
Тонкие, как спички.
Глазки – точно бусинки,
Русенькие усики.
 

Дальше стихами не думалось, но и этого было достаточно. Миша почувствовал гордость собою, подбежал к столу, записал стихи и приписал ещё:

«Стихи писать очень просто, нужно только посмотреть на что-нибудь, вот и всё, а они уж сами сложатся. Пускай папа не форсит, я тоже захочу, так буду писать книжки, да ещё стихами. Научусь ставить знаки препинания и «ять» где надо, вот и буду. Рама, мама, упряма, дама. Из этого тоже можно сделать стихи, а я не хочу. Я не буду писать стихи и дневник тоже. Если вам не интересно, так и мне тоже, и не надо заставлять меня писать. И, пожалуйста, не приставайте ко мне».

Мише стало так грустно, что он чуть-чуть не заплакал, но в это время пришла учительница Ксения Ивановна, маленькая, румяная, с жемчужными капельками тумана на бровях.

– Здравствуй, – сказала она. – Отчего ты такой надутый?

Миша важно нахмурил брови:

– Не мешайте мне! – проговорил он папиным голосом и написал в тетрадке:

«Папа называет учительницу курносенькой девчушкой и что ей ещё надо в куклы играть».

– Что с тобой? – удивилась учительница, растирая кукольными лапками свои розовые щёки. – Что ты пишешь?

– Нельзя сказать, – ответил Миша. – Это папа велел написать дневник и всё интересное, о чём я думаю. Обо всём.

– Что же ты придумал интересного? – спросила учительница, заглянув в тетрадку.

– Ещё ничего нет, только стихи, – сказал Миша.

– Ошибок-то, ошибок! – воскликнула учительница. – Стихи, да. Ну, это, конечно, папа сочинил, а не ты…

Миша снова обиделся: что такое? Никто не верит ему! И сказал учительнице:

– Если так, тогда я не буду заниматься!

– Это почему?

– Потому, что не буду!

Тут учительница прочитала то, что Миша написал о ней, покраснела, взглянула в зеркало и тоже обиделась:

– Ах ты, и про меня написал, вот как! Это правда, что папа говорит?

– Вы думаете, он вас боится? – спросил Миша.

Учительница подумала, ещё раз взглянула в зеркало и сказала:

– Так не хочешь заниматься?

– Нет.

– Хорошо. Пойду спрошу, как посмотрит на это мама.

Она ушла.

Миша посмотрел вслед ей и стал писать: «Я накапризничал Ксении Ивановне, как мама папе, пусть она не пристаёт и не мешает. Если меня никто не любит, то всё равно. Потом я извинюсь перед учительницей и тоже запишу в тетрадку. И буду писать целый день, как папа, и никто меня не увидит. И обедать не буду никогда, даже когда на сладкое печёные яблоки. Не буду ночью спать, всё пишу-пишу, и пусть мама утром говорит мне, как папе, что я изведусь и у меня будут нервы. И плачет. А мне всё равно. Если меня никто не любит, так уж всё равно».