Максим Горький
Васька Красный

На лице Васьки что-то дрогнуло, он хрипло сказал:

– Дай… водицы…

И выражение неудовлетворённого голода исчезло из его глаз.

Аксинья так и осталась наверху у Васьки, спускаясь вниз лишь затем, чтоб поесть, попить чаю и взять чего-нибудь для больного. Подруги не разговаривали с ней, ни о чём не спрашивали её, хозяйка тоже не мешала ей ухаживать за больным и вечерами не вызывала её к гостям. Обыкновенно Аксинья сидела в Васькиной комнате у окна и смотрела в него на крыши, покрытые снегом, на деревья, белые от инея, на дым, опаловыми облаками поднимавшийся к небу. Когда ей надоедало смотреть, она засыпала тут же на стуле, облокотясь о стол. Ночью она спала на полу около Васькиной кровати.

Они почти не разговаривали; попросит Васька воды или ещё чего-нибудь, – Аксинья принесёт ему, посмотрит на него, вздохнёт и отойдёт к окну.

Так прошло дня четыре. Хозяйка усердно хлопотала о помещении Васьки в больницу, но места там пока не было.

И вот однажды вечером, когда Васькина комната уже наполнилась сумраком, он, приподняв голову, спросил:

– Аксинья, ты тут, что ли?

Она дремала, но его вопрос разбудил её.

– А где же? – отозвалась она.

– Поди-ка сюда…

Она подошла к кровати и остановилась у неё, по обыкновению обвив косу вокруг шеи и держась рукой за конец её.

– Чего тебе?

– Возьми стул, сядь сюда…

Вздохнув, она пошла к окну за стулом, принесла его к постели и села.

– Ну?

– Ничего… посиди тут…

На стене, над постелью Васьки, висели его большие серебряные часы и торопливо тикали.

По улице быстро пролетел извозчик, слышно было, как взвизгнули полозья. Внизу смеялись девицы, а одна из них высоким голосом пела:

 
Па-алюбила студента га-алодна-ва…
 

– Аксинья! – сказал Васька.

– А?

– Ты вот что… давай со мной жить!

– Живём ведь, – лениво ответила девушка.

– Нет, ты погоди… Давай как следует!..

– Давай… – согласилась она.

Он замолчал и долго лежал с закрытыми глазами.

– Вот… Уйдём отсюда и заживём.

– Куда уйдём? – спросила Аксинья.

– Куда-нибудь… Я буду с конки за увечье искать… Заплатят, по закону должны заплатить. Потом, у меня свои деньги есть, рублей шестьсот.

– Сколько? – спросила Аксинья.

– Рублей шестьсот.

– Ишь ты! – сказала девушка и зевнула.

– Да… на одни эти деньги можно своё заведение открыть… да ежели ещё с конки сорвать… Поедем в Симбирск, а то в Самару… и там откроем… Первый дом в городе будет… Девок наберём самых лучших… По пяти рублей за вход брать будем.

– Говори! – усмехнулась Аксинья.

– Чего там? Так и будет…

– Как же!..

– Так, говорю, и будет… Ежели ты хочешь – обвенчаемся.

– Чего-о?! – воскликнула Аксинья, глупо хлопая глазами.

– Обвенчаемся, – с каким-то беспокойством повторил Васька.

– Мы с тобой?

– Ну да…

Аксинья громко засмеялась. Качаясь на стуле, она взялась за бока и то смеялась густо, басовыми нотами, то взвизгивала, что было совершенно неестественно для неё.

– Чего ты? – спросил Васька, и опять что-то голодное явилось в его глазах. А она всё хохотала. – Чего ты? – спрашивал он её.

Наконец, кое-как сквозь смех и визг, она высказалась:

– Насчёт венчанья… Разве это можно? Да я и в церкви-то три года не была… Чудак!

Ишь, нашёл жену! Детей не ждёшь ли от меня?

Мысль о детях вызвала у неё новый взрыв искреннего хохота. Васька смотрел на неё и молчал…

– Да и разве я поеду с тобой куда-нибудь? Ишь ты… тоже. Ты завезёшь меня да и убьёшь где-нибудь… Ведь ты мучитель известный.

– Ну, молчи уж! – тихо сказал Васька.

Но она стала говорить ему о его жестокости, вспоминая разные случаи.

– Молчи! – просил он её, а когда она не послушалась, он хрипло крикнул: – Молчи, говорю!

В этот вечер они не говорили больше. Ночью у Васьки был бред; из широкой груди его вырывался хрип, вой. Васька скрежетал зубами и размахивал в воздухе правой рукой, иногда ударяя ею себя в грудь.

Аксинья проснулась, встала на ноги у постели и долго со страхом смотрела в его лицо.

Потом разбудила его.

– Что ты это? Домовой тебя душил, что ли?

– Так, привиделось!.. – слабо сказал Васька. – Дай-ка водицы.

Выпив воды, он помотал головою и объявил:

– Нет, не открою я заведения… лучше торговлей займусь… А заведения не надо…

– Торговля… – задумчиво сказала Аксинья. – Н-да… лавочку открыть – это хорошо.

– Пойдёшь со мной, что ли? – убедительно и тихо спросил Васька.

– Да ты никак всурьёз спрашиваешь? – воскликнула Аксинья, отодвигаясь от кровати.

– Аксинья Семёновна! – звенящим голосом сказал Васька, приподняв голову с подушки. – Вот тебе…

И замолчал, взмахнув рукой в воздухе.

– Никуда я с тобой не пойду… – решительно мотая головой, заговорила Аксинья, не дождавшись от него слов. – Никуда!

– Захочу – пойдёшь… – тихо сказал Васька.

– Ни-икуда не пойду!

– Только – не хочу я так… А ежели захотел бы – пойдёшь!..

– Нет уж…

– Да, чёрт! – раздражённо крикнул Васька. – Ведь вот ты со мной канителишься… шевыряешься тут… чего же?

– Это другое дело… – резонно сказала Аксинья. – А чтобы с тобой жить – нет! боюсь я тебя… очень уж ты злодей!

– Эхма! Что ты понимаешь?! – зло воскликнул Васька. – Злодей! Дура ты… Думаешь – злодей, так и всё тут? Думаешь – легко, если злодей?