Максим Горький
Фёдор Дядин

– Заперто же! – вполголоса и сердито сказал Лукин, кивая головой на дверь.

– Отопрут! Только – вот что…

Дядин подвинулся вдоль стены, шаркая по ней локтями, остановился против маленького солдата и увещевающе заговорил:

– Своё, что тебе приказано, ты сделал, значит – обещанное получишь. А о том, что из коридора про тебя сказали, зачем ты ко мне послан, – об этом не говори начальству слышишь?

– Ладно! – ответил Лукин, не глядя на Фёдора и поёживаясь.

– Погоди! Почему не надо говорить об этом? Ведь сказал мне один и не известно тебе кто, а в коридоре – девять солдат. Всех начнут бить, стращать. Зря будут мучить людей. Ты сам солдат и должен понять – лишнее это!

– Понимаю! – с досадой отозвался Лукин.

– Ты мне побожись, что не скажешь.

– Чего же я буду божиться? Разве вы поверите теперь!

Почему не верить?

– Если я взялся… за эдакое…

– Это ты по глупости. Дурак ты – вот и взялся. А теперь, один грех сделав, другой обойди.

Оба говорили торопливо, но тихо. Один – спокойный, печальный, другой – подавленный и унылый. Оса влетела в камеру и кружилась в ней, путая своё струнное жужжание с голосами людей.

Лукин отвернулся к окну и, глядя вверх, прошептал:

– Ей-богу – не скажу…

– Скажешь только про меня – верно?

Тогда Лукин взглянул в лицо ему и, поводя плечами, воскликнул ноющим от страха голосом:

– Расстреляют же вас!

Дядин отодвинулся подальше от него, спокойно говоря:

– Уж это всё равно – они и без тебя не помиловали бы… Иди!

Быстро сорвавшись с места, Лукин пошёл к двери, а Фёдор плотно прижался к стене – и придержал спереди рубаху свою, точно не хотел, чтобы она коснулась платья солдата.

Подскочив к двери, Лукин бил в неё ногой и кричал, раздражённо и тонко:

– Надзиратель! Отпирай!.. Черти!..

Но вдруг, оборотясь к окну, сказал торопливо и громко, чтобы преодолеть шум за дверью:

– Я не Лукин, а – Федосеев…

Дядин махнул на него рукой.

– Это всё равно мне!..

– А-ах! – воскликнул Лукин, толкая дверь руками. – Ну возятся же!

И пошатнулся: дверь отворилась, в камеру шагнул, сдвинув шапку на затылок, надзиратель Макаров, оттопырил усы и сурово спросил:

– Который безобразит, а?

– Ведите меня отсюда! – перебил его Лукин и, размахивая руками, лез вперёд, стараясь оттереть надзирателя с дороги. Макаров толкнул его в грудь.

– Куда прёшь!

– В канцелярию…

– Я те дам!..

Из глубины камеры послышался внятный голос Дядина:

– Действительно, господин надзиратель, ему нужно уйти отсюда доложить по начальству, потому что зачем он был послан, то уже исполнил.

Из-за широких плеч Макарова на секунду поднялись две головы, мелькнули две пары внимательных глаз.

– Что же? – спросил Макаров угрюмо и густо. – Сознаёшься ты, Дядин?

– Так точно. Потому – всё равно мне назначена смерть, а они только людей зря портят…

– Ага… ну вот, значит… тогда конечно…

И Макаров вдруг свирепо крикнул:

– Запирай камеру! Разинули рты… ну!

– Позвольте… – тревожно крикнул Лукин. – А я как же?