Максим Горький
Финоген Ильич

– Это вот верно, – одобрительно сказала Финогенова баба.

Муж взглянул на неё и сказал, подвинув к ней свой стакан:

– Налей-ка мне ещё, Варвара!

– Хозяйка-то есть у вас? – спросила Варвара.

– Ещё нет, – ответил Лохов. – Всё некогда было обзавестись. Служба у меня в езде… сегодня – здесь, завтра – там. Какой интерес иметь хозяйку при такой службе? Я, примерно скажем, на пароходе езжу, а её с собой ведь не возьмёшь. Оставь её, значит, на берегу, одну… содержать надо… и потом вдруг окажется – шалить она начнёт? Беспокойно это… Я так решил в уме: когда уж, мол, сяду прочно на одном месте, тогда и женюсь.

– Эдак-то чего лучше! – заметила Варвара.

– И опять же жениться в городе надо оч-чень осторожно! – Тут Лохов поднял кверху палец и, подержав его вытянутым, помолчал. – Городские женщины, они ведь ой-ой-ой! За ними глаз нужен… И в одёже она разбирает, и в пище… и во всём прочем. Деревенские куда проще… деревенские много лучше…

– С ними спокойнее, – сказала Варвара.

– Глупее они, – усмехаясь, заметил Финоген, поглаживая свою бороду огромной ладонью.

– Женщине для её дела не много ума нужно, – вразумительно сказал Лохов. – Позвольте мне ещё чашечку!

Темнело. Серые, низко опустившиеся над землёй осенние тучи смотрели в маленькие окна избы, и в углах её уже собрался сумрак.

– Ну, а вы тут как поживаете, Финоген Ильич?

– Живём по малости, – ответил Финоген, подумав.

– Богатеете всё?

– Заплатами-то? Богатеем… каждый день почти новые заплаты нашивают бабы на одежду-то нам.

Лохов любезно засмеялся.

– Нет, видимо, поправилась деревня-то… Избы построены такие всё коренастые… и народ сыто глядит.

– От завода есть нам помощь, – сказала Варвара. – Завод тут выстроили бумажный, да ещё масляный… из дерева гонят масла разные. Ну вот мужики и возят товары на станцию да со станции; туда семь копеек с пуда, оттуда семь копеек…

– Во-он что? Да, да, да… А я не знал про заводы-то! – воскликнул Лохов, улыбаясь и мигая глазами.

– Заводы нам очень помогают.

– Далеко заводы-то?

– Один в шести верстах, а другой вот тут, за лесом… версты четыре места…

– Что же, трактирные заведения при них?

– Запрещено! – кратко сказал Финоген.

– Кем же?

– Начальством… Не позволяется…

– Та-ак. С-скажите! Ну, а ежели в деревне открыть?

– Общество не разрешит.

– Да ведь ему польза от того… большая польза может быть!..

– Это ежели оно пропьётся? – спросил Финоген, строго глядя на Лохова. – Не ему от того польза будет…

– Да ведь аренду же возьмёт оно! – воскликнул Лохов и даже покраснел весь, а усы у него стали торчком, как щетина.

– Тут уж наезжали разные, – заговорила Варвара, – и один даже три тыщи давал в год; но мужики – Финоген вот, да еще Лощенковы братья, Ефим шабер, Горюнов старик, – помните Горюнова-то?

– Да… стар уж, чай… Что же они?

– Сбили сход… Не желаем, дескать…

– Мм… – неодобрительно покачал головой Лохов.

– Да, не желаем мы, чтобы у нас пьянство было и всё такое, – твёрдо сказал Финоген, глядя на Лохова прищуренными глазами. – Не хотим мы этого… нам и без кабаков жёлтенько живётся. Кабак мы к себе не пустим. Семь лет тому время, как составили мы приговор, чтобы жить без кабака, и живём себе.

– Казённый откроют, – сказал Лохов.

– А мы будем просить: не надо.

– Что ж? Можно и без… трактирного заведения жить, – подумав, сказал Лохов.

– Н-да! Придётся уж без него, – подтвердил Финоген, точно угрожая кому-то.

– Поглядим, – промолвил Лохов, значительно и плотно сжав губы.

Затем он встал из-за стола и, перекрестившись в угол на образа, поклонился хозяевам, говоря:

– Покорно благодарю на чае…

– На здоровье, – ответила Варвара, а Финоген лишь молча качнул головой.

– Пойти посмотреть на Пегашку, – проговорил Лохов и вышел из избы.

Финоген, нахмурив брови, смотрел вслед ему, а Варвара внимательно разглядывала лицо мужа.

– Ишь какой выровнялся! – сказала она наконец.

– Жох! – угрюмо ответил ей муж. – Ты его не очень привечай, смотри у меня! Ласки-то ему не много оказывай… таких надо не лаской, а колом по башке.

– Ну уж! больно строг! – усмехнулась Варвара. – Ещё ничего не видя…

– Я его насквозь вижу! Сказано – жох! Ты вот погляди: понюхает он тут, понюхает, да и вопьётся в нас, как клещ… Видала, какие у него губы толстые? – Финоген усмехнулся и закончил: – Эдакими-то губами он всю кровь из нас может высосать.

– Ну, господь не выдаст, свинья не съест, – усмехнулась Варвара, перемывая чашки.

Финоген поднялся с лавки во весь свой рост и, расчёсывая бороду толстыми, корявыми пальцами, сказал:

– Не люблю я таких… ишь ты, приехал! Ровно клады рыть собрался. Я не глупее его и сам бы насчёт кабака-то смекнул. Теперь вот узнает, что землю мы через банк хотим покупать, – станет проситься: дескать, и меня примите в товарищи. Н-да… попросится, – уж это так и жди!

– А вы не принимайте, – сказала жена.

– В этом не одна моя воля…

– А ты подговори Лощенковых с Ефимом.

– Учи! – строго сказал Финоген.

Вошёл Лохов, прищурил свои острые глазки, зорко осмотрел мужа и жену и, одобрительно покачивая головой, сказал:

– Ха-арошее у вас, Финоген Ильич, обзаведение!..

Маленький, лысый, костлявый старик Горюнов, считавшийся в Песчанке самым разумным мужиком, говорил о Финогене так:

– Финка Ремезов – крестьянин добрый, что говорить! Хозяин редкий по нынешнему времени: всё у него в порядке, всё в призоре… и работник он крепкий, и голова у него есть своя… всё это так! На всех за последние годы господь ополчается за грехи, все, куда ни посмотришь, ломятся под господней карой… Финка ничего, покряхтывает, а твёрдо стоит.

Точно у него и молитва к богу своя есть. Но только не мирской он человек, и выйдет из него для деревни же-елезный кулак… уж помяните моё слово! Придёт ему время, и так он нас всех тиснет… даже ох не скажем!..

Время шло, но пророчество Горюнова не оправдывалось. Финоген приобретал в деревне славу грамотея и законника; к нему относились с уважением, со страхом и не без зависти к его удачам. Когда Горюнов начал убеждать мужиков в необходимости закрыть кабак, Финоген первый откликнулся на его речи.

– Ты что больно уж яришься? – спросил его однажды старик, подозрительно заглядывая в глаза ему.

– Стало быть, понимаю пользу твоей речи, – ответил Финоген.

– Мм… – недоверчиво промычал старик. – А не то чтобы… насчёт себя смекаешь?

– То есть это как?

– Может, тоже в сидельцы хочешь?

– Нет, ты, дедушка Мосей, не беспокой себя такой думой: я кабака не открою… – откровенно объявил Финоген.

Старик посмотрел на него и крякнул.

– Плохо я понимаю тебя, Финоген: невдомек мне, чего ты хочешь.

– Человек для себя худого не захочет… – сказал Финоген.

– А мир-от как?

– А мир человеком держится.

– Мудрёно что-то… Ну да увидим.

На сходе, когда обсуждался вопрос о закрытии кабака, всех сильнее и толковее поддерживал Горюнова Финоген.

Вскоре после этого поблизости от деревни открылся завод для сухой перегонки дерева, и на первых же порах работы завода вода в речке оказалась чем-то отравленной. В Песчанке начали хворать от этого. Мужики обратились к хозяевам завода с просьбой не портить воду в реке; им обещали сделать, что можно, и, разумеется, ничего не сделали.

Тогда Финоген вызвался пред обществом устроить это дело, поехал в город и действительно устроил. На завод явился санитарный врач, фабричный инспектор, становой, и через некоторое время управление завода принуждено было вырыть пруды для того, чтобы вода в них отстаивалась и можно было очищать её извёсткой. С той поры, хотя она и потеряла прежний вкус, но стала здоровой, как и раньше была.