Макс Байкалов
Ангел Z. Повесть неотправленных голосовых
Дисклеймер. Все персонажи, включая лирического героя, полностью вымышлены, события и ситуации никогда не происходили в реальности и представляют собой исключительно фантазии автора. Любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны.
От издателя
Аудиозаписи, которые легли в основу этой повести, принесли двое моложавых людей – мужчина и женщина. Судя по лексикону, оба из органов. Это было понятно по тому казенному языку, на котором они общались: «вещдок», «место происшествия», «обнаружен в процессе осмотра».
Они аккуратно достали из плотного полиэтиленового пакета на «молнии» смартфон, попросили скопировать папку «аудио». «Мы хотели бы, чтобы вы прослушали аудио и сказали, можно ли издать этот материал», – тон женщины был не терпящим возражений. Я скопировал аудиозаписи, после чего таинственная парочка растворилась в пространстве так же внезапно, как и появилась.
Никакой конкретной информации они так и не дали. Что произошло с хозяином смартфона, остается только гадать. Думаю, его уже нет в живых. Хотя я не исключаю и некой грандиозной мистификации. Посетители, впрочем, заверили, что претензий по поводу авторских прав никто не предъявит.
Я взялся за прослушивание с неохотой, но некоторое время спустя обнаружил, что меня увлекла необычная история любви стареющего мужчины к юной девушке. Она показалась мне любопытной, и поучительной, и, несомненно, достойной того, чтобы быть положенной на бумагу. Я принялся за работу.
Итог – перед вами. Голосовые сообщения публикуются в том порядке, в котором они хранились на смартфоне. Они разные – длинные и короткие, те, что явно писались вдумчиво в домашнем кресле, и те, что были наговорены впопыхах на бегу.
Тем не менее, мы даем их подряд в хронологическом порядке, чтобы сохранить авторскую последовательность изложения. Не менялся и стиль – сообщения лишь слегка подредактированы, в той степени, в которой следует редактировать устную речь, перенося ее на бумагу, ни больше и ни меньше.
* * *
– Давай обнимемся!
Эту фразочку я буду помнить до своих последних минут. Не было дня с нашего расставания, Даша Спицына, когда бы я не вспоминал этот фантастический пассаж.
Чего в нем было больше? Абсолютного непонимания другого человека? Что он может страдать, что у него могут быть чувства? Или ты полагала, что чувства в этом мире бывают только у ангелов, а обычные люди – не более чем массовка, декорации к блестящему бенефису. И потому если ангел что-то решил, смертные должны лишь смиренно соглашаться и радостно кивать.
Ты произнесла эту фразочку с дурацкой улыбкой буквально через несколько часов после того, как объявила о своем уходе. Когда сказала, что больше не любишь. Разлюбила. «Не знаю, почему. Быт заел, наверное», – великодушно объяснила ты, не зная, куда спрятать взгляд.
Настолько примитивная и грубая отговорка, что я просто оторопел. Бросить это вот пренебрежительное «быт заел» человеку, с которым ты эти два года делила не только постель – все горести и радости бренного существования. С которым переезжала из города в город, с одного проекта на другой, шла по жизни, держась за руки и сцепив пальцы – до боли, до судорог, до полного единения. Кому ты признавалась в любви, когда вы часами наговаривали и наговаривали друг другу нежные слова. Сплетали их в затейливый узор, чтобы, в конце концов, утонуть в глазах друг друга, впиться губами, слиться телами. Раствориться друг в друге и улететь в открытый космос, широко распахнутый только для вас двоих.
Быт заел. Я был настолько ошарашен, что не нашелся, что тебе ответить, Даша Спицына.
Ты сказала мне в тот осенний день, что ты уходишь, тебя ждет новый этап твоей жизни. Прямо сейчас. Что тебе пора. Я же остаюсь в прошлом вместе с пройденным этапом. Ты приняла решение. «Это же все равно когда-нибудь должно было произойти, правда?»
Несколько часов я сидел совершенно раздавленный, ошалевший. Думал о том, как мне жить дальше. Это были даже не мысли, скорее болезненное физическое ощущение, словно только что у нас была одна кровеносная система на двоих – на два тела, а теперь половину этого двуединого тела оторвали. И надо как-то восстановить кровообращение, как-то выживать и идти дальше, зарастить разорванные грубо кровеносные сосуды и наладить ток крови, фактически заново воссоздать себя из нынешнего истерзанного человеческого ошметка.
И после этого, подойдя к двери, чтобы ехать в свою Москву, ехать к человеку, к которому, как я небезосновательно считал, ты от меня и уходишь, к этому своему самодовольному интернет-продюсеру, ты обернулась и с ясными глазами произнесла: «Ну что ты дуешься? Давай обнимемся!»
Даже объятия с самым ядовитым скорпионом на свете, с подколодной змеей, с пауком тарантулом или черной вдовой, с неизлечимо больной бешенством белой акулой вряд ли привели бы меня в больший ужас, чем перспектива обняться с тобой. То, что я только отвернулся к окну и рефлекторно спрятал руки за спину, что я не выбросился в этот момент из того же окна, видя легкую полуулыбку, блуждающую по твоему лицу, и не видя там и тени беспокойства, – кто знает, чего мне это стоило?
* * *
Я был твоей фантазией! Умела ты удивить, Даша Спицына, и удивляла постоянно с самого начала знакомства. Я только и успевал подумать: «Ух ты! Круто!» Но было и такое, что не просто удивляло, а поражало.
Фантазия! Вообще-то мне было пятьдесят три на момент встречи, тебе двадцать семь. Почти вдвое старше. Никогда не обладал какой-то сверхпривлекательностью. Да и харизмой, надо признаться, обладал сомнительной.
В «Тиндере» я лайкнул тебя скорее на автомате, как лайкал всех симпатичных молодых девочек. И немало удивился, увидев взаимный лайк. Написал, пригласил на свидание. Первое свидание дало надежду на продолжение. Мне было интересно. За твоей смущенной улыбкой, за тем, как ты трогательно стеснялась и терялась, чувствовалась неведомая сила и глубина. И это манило.
Очаровываться тобой я начал со второго свидания. Помнишь то плохое итальянское вино и девушку сомелье, которая его рекомендовала? Ты попробовала и скривилась. Молча протянула мне бокал. Полусладкое вино оказалось приторным. Я повернулся к сомелье, которая видела твою реакцию.
– Вы знаете, когда я познакомился с ней, тоже подумал – типичная блондинка. Но уже довольно быстро понял, как ошибался. Абсолютно не типичная. Я бы сказал, не блондинка вовсе.
– Не понравилось вино?
Я молча отодвинул бокал на край стола. Брови сомелье удивленно взметнулись вверх.
– Настолько?
– Да. В счет включите, не проблема. Но принесите, пожалуйста, что-то другое. Легкое, воздушное. Полевые цветы и маракуйя.
– Есть отличный новозеландский совиньон-блан. Но он только по бутылкам.
– Несите бутылку, не проблема!
Сомелье быстро исправилась, принесла вино в ведерке со льдом, открыла. После первого же глотка на твоих губах появилась загадочная полуулыбка. Это было то, что надо.
Помнишь, как сразу после глотка правильного вина в баре вдруг зазвучала Джоплин? Некрасивая гениальная девочка умерла примерно в те же годы, когда я родился. Старый-престарый блюз. Я с удивлением заметил, что ты зажмурила глазки от восхищения, с удовольствием впустила в себя музыку.
– Ты что, знаешь, кто это?
– Конечно. Это Дженис Джоплин.
– Ты слышала Джоплин? – сказать, что я удивился, это ничего не сказать.
– Конечно! – брови твои ползут вверх. – Обожаю, как она делает Summertime! У меня вообще странный вкус. Папа привил. Он любит старый классический рок. Любимая группа – Led Zeppelin. Твой ровесник, кстати. И соло-гитарист. В молодости играл в рок-группе.
Вообще-то Led Zeppelin всегда были моей любимой группой. Ты снова меня удивила, Даша Спицына. Но все становилось немного понятнее. «Похоже, девочка олдскульная. Папино воспитание», – думал я тогда. Был заинтригован до предела.
Добила ты меня рассказом про фантазию. Когда лежали уже после секса, уставшие и умиротворенные. Редко бывает, что после первого секса не хочется засыпать, не хочется расставаться, а хочется лежать, прижавшись друг к другу, сплетаться в объятиях. И наслаждаться гармонией и покоем – этими спутниками остро переживаемой близости. С тобой было именно так.
– А ты много фантазий сегодня реализовала, – помню, сказал я тогда. – Игрушки, сквирт, анальный секс.
– Ты.
– Что я?
– Ты был моей главной сексуальной фантазией.
Сказать, что я был ошарашен, это ничего не сказать.
– В смысле? – только и смог выдавить.
– Моей фантазией был секс с мужчиной старше меня. Намного старше. Я долго думала, что я гоню. Что мне этого не надо. Думала, что у меня едет крыша. А потом подумала: «Какого черта? Я действительно хочу секса с возрастным мужчиной!» И тут появился ты.
Я, конечно, тогда не заметил. Но в сердце мое уже в этот миг неслышно вошел гарпун. Я уже не был той старой свободной океанской рыбой, вольной плыть, куда душа пожелает, которой я ощущал себя столько лет. Я уже не был свободен. Я уже не был прежним. Хотя еще и не заметил перемены. Лишь сильнее сжимал тебя в объятиях, гладил по волосам.
* * *
История про фантазию стала еще более удивительной, заиграла новыми красками, когда ты рассказала мне ее целиком. Это случилось позже, когда мы стали уже достаточно доверять друг другу.
Я всегда представлял ее в картинках. Может, из-за твоего таланта рассказчика. Может, потому что твоя история сама по себе очень кинематографична.
Ты тогда еще не оправилась от болезненных (токсичных, как выражается твое поколение) отношений. Молодой человек по имени Саша, которого ты добросовестно увела у своей подруги, поматросил и бросил. Саша был мажором из семьи нефтяных нуворишей и в итоге женился на обеспеченной девушке из своего круга.
Ты невообразимо страдала. Причем последующие отношения не принесли тебе облегчения. И тогда ты стала обращать свои мольбы к небу. Ты гуляла темными осенними вечерами по старому еврейскому кладбищу в Иркутске. Выгуливала там свою собаку – смешную дворнягу, похожую на таксу, по имени Пруст. Прустик или просто Прутик – так звала пса вся твоя семья.
Ты гуляла по кладбищу и молила небеса. Ты хотела мужчину. Хотела в новые отношения, которые успокоят твою мятущуюся душу. Мужчина твоей мечты должен был быть существенно старше тебя. Он должен тебя беречь и охранять. Окружать заботой и сдувать пылинки. Развивать и просвещать. Открыть в тебе новую взрослую Дашу. Через эти отношения ты должна была прийти к настоящей себе. В том числе и через познание своей сексуальности. Ты страстно желала этого и отправляла в холодное иркутское небо свои мольбы.
То ли у тебя в роду были евреи, и их мертвые подключились к исполнению девичьих желаний. То ли ты просто была сильной колдуньей. Но Пространство услышало тебя. И ты встретила меня.
Нет, не в «Тиндере». Это случилось еще за пару месяцев до нашего знакомства. Честно говоря, когда я впервые услышал от тебя эту историю, я подумал, что ты все выдумала. Ведь так не бывает! Но когда узнал тебя поближе, когда история обросла подробностями, как скелет мясом, а твои тогдашние действия – мотивами, тогда я тебе поверил. Раз и навсегда, безоговорочно.
Ты увидела меня в модном молодежном баре под названием «Канцелярия». Самое смешное, что я прекрасно помню тот вечер. Но я совсем не помню тебя. Я был изрядно пьян и клеился к какой-то тридцатилетней даме, которая, по ее словам, была в депрессии. Я недавно вернулся с проекта в Новосибирске, где оставил очередную подругу, и я был один. Я очень хотел кого-нибудь трахнуть. Мы сидели у торца барной стойки, я постоянно подливал даме (имя ее, конечно, абсолютно выветрилось у меня из головы). Рядом с компанией выпивала юная владелица бара по имени Лера. Помнится, я и к ней пытался клеиться, но быстро отъехал, натолкнувшись на непробиваемое самомнение поколения Z.
Ты танцевала с друзьями в зале. Увидела меня с той депрессивной творческой особой. Подумала: «Какая классная пара!» И еще: «Какой интересный мужчина! Вот бы с ним познакомиться!»
А потом я пошел в туалет, протиснулся через танцующих рядом с тобой. Дыхнув на тебя всем своим пятидесятитрехлетним обаянием и запахом только что выпитого островного виски. Самое интересное, что благодаря каким-то причудам мозга я хорошо помню, как я протискивался через маленький импровизированный танцпол. Извиняясь и рассылая танцующим «зетам» свои очаровательные, как мне казалось, улыбки. В тот момент ты поняла, что я безнадежно пьян.
Я же не помню тебя совсем, Даша Спицына. Хотя, как ты говоришь, мы потерлись друг о друга телами, и я даже заглянул в твои глаза. Ты была не в моем вкусе. Крашеная блондинка невысокого роста с четвертой грудью. Ты была неотличима от других девушек на ритмично колышущемся танцполе. Я же был нацелен на депрессивную даму. Которая потом свалила, а я с расстройства поехал в стрип-клуб, где оставил половину своей немаленькой месячной зарплаты. Ты же запомнила тот вечер и запомнила меня. И каково было твое удивление, когда пару месяцев спустя ты увидела меня в «Тиндере». Когда я тебе там написал.
Если кто-то не верит в судьбу, не верит в предопределенность, то что тогда это было?
Я знаю, что. Ты наколдовала меня, нафантазировала теми ноябрьскими вечерами на еврейском кладбище с Прутиком. Вымутила из пространства того мужчину, который единственный из находившихся в доступности соответствовал твоим запросам. Я был твоей фантазией.
Жаль только, что, слушая твою историю, наверное, раз пять или семь, я так и не понял главного. Что твоей фантазией я так и остался. Пусть и затянувшейся на пару лет. Не стал чем-то большим. А фантазии мы имеем обыкновение реализовывать и оставлять в прошлом.
* * *
Меня подруга нежная убила
На личико она надело рыло
Кричала и визжала и ушла
Как будто в рай. где смех и зеркала
Я целый год болел и бормотал
Хотел исчезнуть. но не умирал…
Что обратной дороги нет, я понял практически сразу после твоего ухода. Осознал это полностью и окончательно.
Что «я тебя разлюбила» не лечится, я знал и раньше. В отличие от ссор, обид и даже измены в некоторых случаях. Там еще возможен благоприятный исход. Влюбиться заново в того же самого человека – такого кульбита в своей жизни я еще не видел. А без любви что нам делать вместе, Даша Спицына?
Но в том моем осознании не было рационального. В смятении и ужасе первых дней и недель без тебя я почувствовал это какими-то другими органами чувств. Мне казалось, будто я иду беспросветной ночью через темные враждебные джунгли. Каждый новый шаг несет ужас и смерть. Но я держусь, потому что это испытание и мне нужно его пройти. А когда я пытаюсь оглянуться назад, посмотреть туда, откуда я пришел, я вижу, что тропы нет. Она зарастает сразу, как только я сделал шаг, джунгли смыкаются у меня за спиной непреодолимой стеной. И остается только идти вперед. Надеяться, что этот непролазный мрак когда-нибудь кончится. Что будет рассвет и будет новый день. И я выйду из этого своего нескончаемого темного леса, увижу привычный большой и радостный мир. И слезы благодарности побегут по моему лицу.
* * *
Помнишь наш первый секс, Даша Спицына? Уверен, что помнишь. Как бы ты ни хотела сейчас в угаре расставания забыть все, что связано со мной.
Впервые член оказался в твоей попке как бы между делом, случайно. Мальчики знают, как это порой бывает. Попка была такой манящей и податливой, пальчик скользил туда легко, вызывая стоны наслаждения.
– Нет-нет, погоди. Мне немного больно!
Я послушно замер.
– Нет, не пойдет. Давай не сегодня!
Я, конечно же, немедленно прекратил попытки.
– Все нормально?
– Да-да, все отлично! Просто туда сегодня не будем.
Я не настаивал. Мы предавались сексуальным безумствам еще некоторое время. И вдруг во время очередной паузы после очередного твоего оргазма я заметил, что ты как-то очень активно трешься об меня попой. Трешься о мой член все более и более страстно. Знак был абсолютно недвусмысленным. Я замер, поднес губы к твоему ушку.
– Мы же решили, что не сегодня.
– И что? Девушка может и передумать. Или ты против?
Против я, конечно, не был.
Аккуратно вошел прямо так, в позе ложечки – оба партнера на боку, мужчина сзади. Погрузил в твою прекрасную попку только головку. И почувствовал, как ты напряглась, еще немного опасаясь неизведанного. И снова склонился к ушку:
– Я не двигаюсь. Делай это сама.
И сразу ты расслабилась. А еще спустя мгновение я почувствовал движение. Когда ягодицы уперлись в лобок, я услышал вырвавшийся у тебя непроизвольный хриплый стон. И довольно улыбнулся в темноте.
Ты подвигала еще некоторое время попкой, то придвигаясь, то чуть отстраняясь. После чего вдруг замерла. Вместо вопроса я прикоснулся к твоему плечу.
– Ты так и будешь лежать как истукан? – прошептала ты, не оборачиваясь. – Или, наконец, трахнешь меня как следует?
Я взял твою руку, положил тебе между ног. Ты все правильно поняла. И снова я услышал глубокий продолжительный стон.
И уже тогда я тебя трахнул. От души, без всяких скидок на первое свидание и на то, что вообще-то у тебя это был первый полноценный анальный секс. До этого – только неудачные попытки.
Я трахал тебя в твой прекрасный зад так, как трахал тех редких своих партнерш, которые любили этот вид удовольствия до безумия, порой больше, чем традиционный секс. С кем можно было не опасаться и не сдерживать себя. И твои стоны говорили мне, что я не ошибся и не переборщил.
Девушка может и передумать… Сразу после, когда лежали на простынях без сил, я вспоминал, много ли в моей практике было женщин, которые после первой неудачной попытки анального секса в тот же вечер довели бы дело до конца. По всему выходило, что не было ни одной.
Да их и не могло быть! Потому что этого не могло быть никогда. Я неплохо представляю себе, как работает женская психика и физиология. Все в женщине противится тому, что причиняет боль. Это происходит рефлекторно, помимо головы. Преодолеть это вот так вот сразу просто нереально.
Но с тобой все было абсолютно по-другому! Ты просто решила, что ты этого хочешь сейчас. Просто доверилась мне вся полностью, вместе со своей психикой и физиологией. Отдалась на волю мужчины. И все прошло как по маслу. Это было удивительно, это было невероятно, Даша Спицына!
Ох уж этот наш первый секс, мука моих ночных воспоминаний! Ты хотела попробовать все. Ты хотела попробовать это во все места. Ты хотела попробовать все это прямо сейчас.
Я знал, что до меня тебя никто не сквиртовал. Я знал, что у тебя до этого не было опыта с интимными игрушками – один раз с каким-то невибрирующим уже сломанным старым девайсом не считается. Я знал, что у тебя не было положительного опыта анального секса. И я каждую минуту помнил, что это был наш первый секс. Первое узнавание другу друга.
И поэтому старался сдерживаться. Быть чутким и деликатным. Нежным. Поначалу. И лишь когда ты несколько раз спросила, не мог бы я быть с тобой пожестче, я начал отпускать тормоза. А когда увидел, насколько ты открыта всему новому, как самозабвенно отдаешься своему любовнику и всему, что я тогда с тобой вытворял, то отпустил себя совсем. Отдался на волю инстинктов.
Чтобы ты кончила, тебе нужно было всего-то полминуты помассировать клитор. Так ты была возбуждена. Поэтому с оргазмами проблем не было. За один сет с помощью пальчиков ты кончала по 2–3 раза.
С вагинальными оргазмами было сложнее. Но и тут ты дала подсказку. Помнишь, как я выпучил глаза, когда ты прошептала сдавленно: «Будет круто, если ты меня немного придушишь в процессе». И это было тем волшебным ключиком, который открывал дверь к твоим оргазмам во время обычного секса.
А когда я уставал и начинал терять эрекцию, то принимался тебя сквиртовать. Крики твои были пронзительными, фонтаны обильными. Помнишь? Мы лежим после трех или четырех мокрых оргазмов в лужах эякулята, слушая, как соседи злобно лупят по батарее, а ты так прижимаешься всем телом, так дрожишь в моих объятиях, что сомнений не остается: происходящее тебе нравится. Нравится так, что сносит крышу.
Ты помнишь, как, лежа на мокрой простыне и уже перестав вздрагивать всем телом, ты разлепила ссохшиеся губы, спросила меня, с трудом выговаривая слова: «Макс, что это было? Что это вообще такое?»
Как я улыбнулся от уха до уха, довольный собой.
«Это сквирт, Даша. Все нормально. Это абсолютная нормальная реакция твоего организма. Не переживай!»
И ты зажмурилась блаженно, потянулась всем своим прекрасным телом, купаясь в неге и удовлетворенности.
Ну, про попу я уже рассказал. Не буду повторяться. Я видел, что ты не кончила в процессе своего первого анального опыта. Да это было и не нужно. Важно было, что тебе очень понравилось, что мы теперь будем это практиковать. И ты кончишь анально очень скоро. Возможно, уже в наш следующий раз.
Так в итоге и произошло.
* * *
Я лизал сегодня ночью чью-то вагину. Я не помню ни лица женщины, ни обстоятельств, при которых это произошло. Эта пьяная ночь оставила в памяти одну размытую картинку: крупным планом вагина незнакомой мне женщины.
Я не столь радикален, как Лимонов, который (точнее, герой его) делал минет негру, сосал его член, а потом позволил трахнуть себя, когда страдал от ухода его незабвенной Елены. Мой путь – это незнакомая вагина и куннилингус.
Я начал вчерашний вечер в нашем с тобой любимом баре – в «Баркасе». Несмотря на воспоминания, там мне до сих пор иногда бывает хорошо, там меня отпускает. Я хотел просто поужинать и выпить кружку пива. Как это часто теперь бывает, кружка пива превратилась в три, потом в ход пошли крепкие коктейли. Потом я приехал домой и не смог остановиться.
Я поехал в единственный открытый после полуночи лаунж-бар. Там работали две совершенно очаровательные девушки – барменша и официантка. Ко мне подсела вдрабадан пьяная женщина лет тридцати. Впрочем, она была довольно милой, хорошо одетой и ухоженной.
Кажется, Марина или Мария. Я не хотел ее совершенно, я просто хотел накидаться, что, собственно, уже сделал – когда оказался в баре. Но подсевшая ко мне девушка смотрела на меня и не переставая твердила: «Поехали к тебе! У тебя есть квартира? Я хочу к тебе!»
Не знаю, что ее так привлекло во мне в ту ночь. Скорее всего, она просто хотела с кем-то переспать. А тут под руку попался подходящий мужчина. В хорошем дорогом пиджаке – как же еще набухиваться, если не при параде! В очках Ray-Ban – помнишь, как мы их покупали, как ты выбрала их мне в той оптике в Симферополе? Стильные очки в толстой роговой оправе.
Дама была совершенно одурманена алкоголем, иначе бы она увидела, что у меня совершенно другое на уме. Она поняла это, видимо, уже у меня дома, когда мы приехали, выпили еще зачем-то вина и я снял с нее трусы. Я стал ей отлизывать, посадил ее себе на лицо. Она сначала этого хотела, а потом, видимо, остатками сознания поняла две вещи. Что я пьян гораздо больше, чем казалось ей в баре. И, похоже, она поняла, что я делаю куннилингус не ей. Что это вообще не куннилингус – это плач. По другой женщине, по моей большой любви, бросившей меня, предавшей меня. Поняла, что происходящее со мной не имеет к ней никакого отношения.
Когда она трижды сказала, что хочет уехать, я оторвался от ее вагины, вызвал ей такси, посадил в машину. Она уехала, а я не взял даже ее телефон, не запомнил адрес, куда я заказал такси. Это было мне совершенно не нужно.
А вот она, видимо, была мне нужна. Почему-то же Пространство послало ее в эту ночь, когда я просто хотел пить и плакать об ушедшей любви. Она и стала моим плачем. И когда я проснулся сегодня утром, мучимый жутким похмельем, когда меня трясло и колотило и, как всегда с такого похмелья, я не знал, переживу ли этот день, главным ощущением этого хмурого утра был вкус чужой вагины. Приправленный горьковатым вкусом моих слез.
* * *
Помнишь, как я впервые назвал тебя ангелом? Это было уже в Симферополе, куда мы уехали с тобой на проект. В нашей прекрасной уютной квартирке, которую, опять же, нашла ты, которую ты вымутила из Пространства.
Это была твоя суперспособность – находить варианты, которые никто кроме тебя бы не нашел. В Симферополе вообще была проблема с квартирами. Как и во всем Крыму. «Сдам сортир, пять тысяч в сутки», – девиз местных жителей. Мы посмотрели пять или шесть вариантов – все было не то.
А потом вдруг попалась эта – обжитая, не совсем свежий ремонт, интерьер в бежевых тонах, два слегка обшарпанных красных кожаных дивана – побольше и поменьше. Мы влюбись в нее сразу из-за какого-то невыразимого уюта.
Кроме прочего, квартира была удобной и просторной. Большая кухня-гостиная, отдельная спальня с двуспальной кроватью, маленькая гардеробная в коридоре и большая в спальне. А главное – она подходила тебе. В спальне можно было находиться одной, закрыть двери и самоизолироваться, если возникнет такая необходимость.
Ты всегда была жутким интровертом, Даша Спицына. Тебе везде было необходимо личное пространство, где ты можешь закрыться, изолироваться от мира. Что ты делала там, в минуты и часы этих добровольных заточений, я не знаю. Теперь, уже после нашего расставания, я склонен считать, что тебя просто не было. Ты растворялась в окружающем пространстве. Становилась сама этим интерьером – темно-красными шторами, фигурками африканских божков и оплывшими толстыми свечами на привинченных к стене хозяйских полках.
До этого ты две недели выносила мне мозг, что у тебя нет личного пространства и тебе некомфортно. Точнее, не выносила. Но ты так явно и напоказ страдала, душа твоя была так неспокойна, что впадал в панику я.
Я больше всего на свете боялся, что мы не уживемся с тобой на одной жилплощади, Даша Спицына. Когда я выписал тебя в Крым, пригласил на проект, я уже много лет жил один. Я привык к тому, что когда я протягиваю руку у меня дома, я точно знаю, что в ней окажется. Потому что я сам и положил туда эту вещь. Положил на свое место. Мне было странно думать, что в моем художественном беспорядке, максимально комфортном для меня, появится новая хозяйка. Которая будет убирать мои вещи, расставлять везде свои. Которая будет ходить по квартире, спать и бодрствовать по какой-то своей программе, радикально отличающейся от моей.
Нет, у меня были женщины все это время, периодически они оставались ночевать. Иногда даже задерживались на двое-трое суток. Но они уходили, а я снова раскладывал свои вещи в том порядке, в котором это было привычно мне. Воссоздавал заново свой холостяцкий быт.
С тобой было совсем по-другому.
* * *
Я чувствую, что мне все же нужно рассказать, как мы оказались с тобой в Крыму в одной квартире.
Ты сразу рассказала мне, что тебя тяготит Иркутск. Что ты здесь несчастлива и, видимо, уже никогда не сможешь стать счастливой. Что тебе нужно уехать. Призналась, что ты хочешь сложить чемодан, сдать в аренду однокомнатную квартирку, которую подарил тебе папа, и рвануть в Питер. Там обустраиваться и искать работу.
В Иркутске ты работала помощницей у одной важной дамы, у предпринимательницы по имени Елена Эммануиловна. У дамы были три магазина шмоток в разных торговых центрах, перекачанные губы и несчастная личная жизнь. Начинала ты с того, что делала ей видео для «Инстаграма»[1]. Но потом хозяйственная дама решила, что ты нужна в роли этакой подчиненной подружки. Она таскала тебя за собой в командировки, звонила за полночь с безумными идеями и в порыве откровений, которые случались у нее с завидной регулярностью, жаловалась на свою несчастную личную жизнь и на своих мужиков.
Ты рассказывала, что тебе надоели такие подчиненные зависимые отношения и ты хотела на свободу. Я соглашался, что да, это не дело. Что нужно проводить границы, отделять личное от профессионального. Теперь-то я понимаю, что «подчиненная подружка в созависимых отношениях» – это твоя ролевая модель по жизни. И ты просто воспроизводишь ее не только в личной жизни, но и на работе. Тогда же я искренне хотел вытащить тебя из этого твоего персонального ада.
Я же получил предложение и через неделю должен был уехать на проект в Крым, в Симферополь. Год был хлебный, намечались большие выборы, и терять такую возможность было никак нельзя.
Я усадил тебя напротив и предложил ехать со мной. Мне дали карт-бланш в наборе своей персональной команды, и я был уверен, что не мытьем, так катаньем смогу продать тебя своему начальству. Я смотрел твои работы, видеограф Даша Спицына. Они были сумбурные и бестолковые, но талант в них, безусловно, считывался. У меня большой опыт приспосабливать неограненные таланты к производству качественного продукта. А бонусом симпатичного видеографа можно было еще и трахать. Так я думал тогда, во всяком случае.
Единственное, чего я опасался – быт. Я уже понял, что ты была человеком сложноустроенным, с непростыми взаимоотношениями с миром и людьми. У меня же к моим годам число приобретенных привычек и предрассудков и вовсе зашкаливало. Я боялся, что столкновение наших индивидуальностей в быту убьет очарование и взаимное влечение.
А я не хотел тебя терять. Я всегда относился с особым вниманием к знакам, которые нам посылает Вселенная. А тут… Папа рокер, любитель Led Zeppelin, старше меня ровно на одну неделю, да еще и родившийся в один день с моей матерью. Дженис Джоплин и хорошее вино. То, что мы с тобой почти одновременно создали интернет-сексшопы, работали с одним и тем же поставщиком. Твои мольбы небу. Наша с тобой встреча в «Канцелярии», которую я потом стал называть небесной. Твоя геронтофилия и твоя сверхспособность отдаваться своему мужчине целиком, вручать в его руки всю себя без остатка. Раньше я никогда такой девушки не встречал. Мне казалось, что все эти бесчисленные совпадения не случайны. Что это судьба, Даша Спицына. Я ждал продолжения и чувствовал волнение, как студент перед выпускным экзаменом.
Удивительно, но ты согласилась довольно быстро. Ты, конечно, сказала, что тебе надо еще подумать и все взвесить. Но по глазам я видел, что ты хочешь этого. Что это тот шанс, которого ты ждала и который ты выпрашивала у хмурых иркутских небес на вашем с Прутиком любимом еврейском кладбище.
Мы договорились, я улетел в Крым, ты же отправилась в свой Питер. Поездка была запланирована, билеты и хостел оплачены, там тебя ждали твои друзья. Ко мне ты должна была прилететь через несколько дней.
Мы созванивались пару раз, в трубке звучал твой высокий, чуть резковатый голос, переливались твои непередаваемые интонации. Ты рассказывала про питерские бары и про свой любимый The Boot Bar, где собирались не только все самые крутые питерские джазовые музыканты, но и заезжие звезды. А потом вдруг случился этот звонок.